|
Когда природа клонится ко сну, Когда движенье листьев затихает, И шёпоты рождаются в лесу, И у костра охотник выпивает,
И кажется, что это не земля: Сплетенье трав и гаснущего света, Не реки это, это не поля - Лишь пустота, что не была согрета.
Когда наутро, в голубом дыму Всё воскресает, и охотник даже, И гриб осенний счастлив потому, Что не один он в утреннем пейзаже,
И вся природа звоном налита, И лист горит в осеннем жёлтом свете, И кажется, что эта красота - Лишь красота, что нас спасёт от смерти.
Мы смотрим в окно, Силуэты там бродят и тени. И хочется жить, оставаясь весенним теплом. Я трогаю тело, ты знаешь, как тонко умею будить в тебе чувство и жажду желания быть. К тебе прикасаюсь ладонями, пальцами, телом, и чувственных губ оживает безумный огонь. "Возьми же меня, только ты так умеешь, собою наполнить и вырвать безумия стон..."
http://www.m-publish.ru/
Знаешь, в тебе красота от Бога... яркая личность и в чем-то самость. Мне бы хотелось тихонько трогать тонкие пальцы... такая шалость.
ты задрожала, прильнула нежно, ласкам моим отдавая тело. Так искушают любовью грешной, лишь надкусив, то, что было целым.
http://www.m-publish.ru/
Был Херасков – стал Херсонский Была Цветаева – стал Цветков Был Веденский – стал Веденяпин Был Анненский – стал Аннинский Был Губанов – стал Губерман Был Белый – но был и Черный.
Под лучами солнца солдат стоит на плацу, Не видно его лица. Он мысленно пишет матери и отцу, Хотя уже нет отца.
Он мысленно пишет: Как вы живете, как Здоровье и как дела? Я здесь охраняю дивизионный флаг – Оказана честь была.
Не видно лица его, формы не виден цвет, Он мысленно пишет: Здесь У нас дисциплина и дедовщины нет, А только устав и честь.
Мы с кем-то воюем, но враг почти побеждён, Здесь каждый солдат, как брат. Прости меня, мама, но мне часто снится сон: Я не вернусь назад.
И завтра, и после и через пятнадцать лет - Я сын без лица. Ты знаешь, какой здесь неистовый светит свет. Прости. Поцелуй отца.
ВОСЕМЬ ПИСЕМ (для Принца на Белом Коне)
1. Ваше Высочество, делаю, как мы условились – В выбранный час поджидаю на небе звезду. Знаю, что Вы больше года к походу готовились. Ваше Высочество, верю, надеюсь и жду!
2. Ваше Высочество, с молью борюсь за приданое, А вместо лестницы скинуть могу Вам косу. Наша звезда, отчего-то, сегодня туманная. Выйду размяться – Дракона чуток попасу.
3. Ваше Высочество, змей досаждает намёками, Что Вашей «прыти» причина скрывается в нём. Тихо лелею мечту увидать, как под окнами Змея потопчете Вы своим Белым Конём.
4. Ваше Высочество, змей прямо со смеху катится, Коли обмолвлюсь про Ваши отвагу и честь. Моль принялась уже за подвенечное платьице. Ваше Высочество! Совесть, вообще, у Вас есть?
5. Ваше Высочество, может быть Вы – безлошадное? Вашей неявки упорно ищу я предлог. А у Дракона дыхание вовсе не смрадное. Он, словно пёс, вечерами ложится у ног…
6. …он говорит (и я, кажется, верю чудовищу) В жизни главенствует подлости вечный закон – Принцы не знают, как правило, цену сокровищу, Цену сокровищу ведает только Дракон.
7. …наша звезда потускнела и, будто, качается. В свете её остаётся дорога пуста. Только Дракон не даёт мне, вконец уж, отчаяться. Мудрый и верный, он принцам иным нечета.
8. Принц, нынче мне целовать Вас по-сестрински хочется. Благословляю окольные Ваши пути. Я полюбила Дракона! О, Ваше Высочество, Чтоб Вам…такое же счастье навек обрести!
&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&
Сестра Риммовна
Не наряжены стены крашены И с потёмками потолок, О последнем меня не спрашивай, Это знает один лишь бог. Тает вечноживая очередь, Дремлет братство сдающих кровь. Оставляет им одноточия На изгибе локтя Любовь. Милосердие с милым именем, Под халатиком – боже ж мой... Поработать рукой проси меня, Хорошо что не головой. Я обнял бы тебя не думая Там где кошкою спит тепло. Спой мне, осень моя безумная, Подними меня на крыло! Запах юных духов цепляется И коротенький маникюр, Словно маятник парень мается, Бьётся в стены шальной амур. Поразила меня стерильною Одноразовою стрелой. Эх ты, доля моя двужильная! Сдал анализы и – домой...
Кот на дерево влазит. Мудрый воробей слетает. Коту об этом уже рассказывали: Когти спуститься мешают. Стоит мяукающая рябина И шевелит с ветки хвостом. Кот думает: а вид, в общем-то, дивный. Жаль, не благоустроено мостом. И вообще – меня же предупреждали. Чего я сюда полез? Ах да, вспомнил: меня эти мелкие обзывали. Эй, мелкий (воробей подлетает) – ИСЧЕЗНИ!
Сны всё ярче и значительней, Чем действительности бред, И реального учителя, Кроме смерти, в жизни нет. Ночь чеканна силуэтами, День повторами рябит, Спозаранку пьют поэтому Те, кто выбрал свой лимит. Греет утро нежной свежестью, Но недолго и не всех, И случайность с неизбежностью Настигает без помех. Фонари, аптеки, улицы, Звезды оптом и в развес, Что задумал, то и сбудется, Может, Там, а, может, здесь... Поле минное волнуется, И дождей кислотен транс, Как в кошмарах у Кустурицы, Только круче во сто раз.
.
* * *
" Ф а у с т – Е л е н е: ...Я вспомнил, как ты ночью тихо пела... Я сделаю все так, как ты хотела... Встань, подбери заколки все и серьги... Я попрошу Его о милосердье..."
...Ты слышал ведь все — так зачем повторяться?.. Ну, хочешь — завою, как воет зверье?.. О, Боже, мы все на земле — постояльцы, Но дай задержаться мне возле нее...
...Ну, хочешь — я книгу составлю большую, А хочешь — огромную — с фактами — речь, Где людям о нечисти все расскажу я, Чтоб нового Фауста предостеречь!..
... О! — дикая жажда вдруг — жить! — обуяла... Смиренный, целую я знамя Твое — Но пусть лишь — ни смертный, ни бог и ни дьявол — Кто б ни был — другой не узнает ее!..
...А хочешь, — заставлю — споет «Аллилуйя» Индусское племя, татарский улус... ...Я ей обещал, что грехи замолю я — Ты видишь, я слово сдержал — я молюсь!..
Я всех приведу, обращу, завоюю, Вдолблю всему миру я Имя Твое, И кровью во Имя Твое все залью я — Но пусть лишь другой не обнимет ее!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...Да что ж это делаю, что говорю я?.. Я — жалкий, презренный, ничтожный моллюск! Я ей обещал, что грехи замолю я — Но, Боже, не верь, что я вправду молюсь!..
.
Рыбы в аквариуме жалуются: Где вообще обещанный батискаф? Жирный попросил – и ему типа пожалуйста (Кот заворачивается в ангорский шарф).
А мы тут задыхаемся от неизвестности. Что там вообще под нами, в глубине? Хочется всё-таки знать окрестности: А может, вообще там банда окуней?
Учительница закрывает тетрадь: Видите, как портят язык слова-паразиты. Запомните: никаких «вообще», «типа», «так сказать». Будь ты рыба, будь ты композитор.
Голуби отбрасывают тени. Жирненькие голубки Тяжелы. И, никаких сомнений - Эти тени тоже не легки.
На нагретом солнечном асфальте Круглотени плавают, скользя. Полетайте! Плавать ли не хватит? Голуби ответствуют: нельзя.
Мы безумно любим наши тени, Для здоровья круглого пасём. Но едва завидев лист осенний, В красных лапках в гнёзда унесём.
Погружаюсь, погружаюсь, надо мной сомкнулась жалость, охом – весь последний воздух, поздно!
Рефлекторно, полной грудью наливаюсь тяжкой ртутью не своей беды – грузилом, милый!
Не спасатель я, не фея, невоенный твой трофей я в сетке страсти, нет – авоське, брось-ка!
Мне бы жабры, мне бы выбор, мне бы плыть большою рыбой вправо-влево, брассом-кролем, вольно!
Головными плавниками отмахнуться от страданий, мне не с вами, мне – Гольфстримом, мимо!
Или просто камбалою распластаться под судьбою, глазки вбок – меня здесь нету, где там!
Неизбывно, неизбежно, затопила душу нежность, камень сердца не отвяжешь, замуж!
Принимаю тяжесть груза, будешь мужем, мукой, музой, горем, горнею дорогой, с Богом!
Болью быль и болью ж – небыль, может вытянет на небо горе-луковка и крестик вместе?...
Шелест шин. Холодный мрак. Был никем и звать никак.
В жёлтом свете фонаря Выплывает слово: «зря».
Пушкин гуманистом был. Если бы сейчас он жил,
Он сказал бы: "Всё не зря. Только жалко мне царя.
А себя жалеть не смей. Впрочем, ладно, пожалей."
Пушкин жив. Глухая осень. Ждёт жена с работы в восемь.
Кошка ждёт и дочка ждёт. Ждёт уже который год.
Красный свет во тьме горит. Человек в ночи стоит.
Вот, скажем, ты в поезде едешь (Когда-то, полжизни тому) И смотришь в окошко, и лебедь В прозрачном взлетает дыму.
И кажется это неправдой, И жизнь твоя, как ни крути, Цельнее и проще – как надо. А то, что не надо – лети.
Лети себе в воздухе белом К чьему-то слепому окну. Ты помнишь, как бабушка пела Полжизни, полжизни тому?
Сидя в кафе с претензией, Вяло жуя жаркое... В вазочке как их... гортензии? А, может, что-то другое.
Официант, похожий на дьявола, Нервно стучит ногою. Спутница платье поправила, А, может, что-то другое.
Чувство сменилось голода Чувством ленивой злости. В центре большого города Тычешь в бараньи кости.
Снова вьюжит. Всклокоченный снег На мольберте с пастелью и мятой - Океан, чьей-то кистью размятый, Шестерёнок прицельный разбег.
Цвет индиго у снежных волос Выцветает, чем ближе к ладоням, Будто грива волшебного пони В серебре миллионов стрекоз.
Там над миром и под миром неизвестные миры, И не пахнет там сортиром, и не буйствуют пиры.
Наверху всё ладно чинно, А внизу наоборот. Распинают там картинно И не лечит ранку йод.
В том же мире, где сортиры, Люди гинут тут и там От любви, бренчат на лире, Пьют рассолы по утрам.
И не думают что после Совершат над ними суд. Копят деньги, греют кости - Глядь, а их уже несут.
И пока на плечи чинно Поднимают ихний гроб. На суде не без почина Начинают черти стёб.
Мол гулякой был и праздно День за днём он проводил, Перевёл вагон напрасно Первокласнейших чернил.
Вред бесспорный для планеты Этот малый сотворил, Исписал бумаги метры И поверьте был не мил.
Как ругался он на сайтах! Дев невинных соблазнял! Можно мерить в гигобайтах Все грехи его. Менял
На разменную монету Он всю божью благодать, Не топтал он лишь штиблеты, Поминал и Божью мать.
Положили на весы И штиблеты для красы.
Перевесили штиблеты Целый ворох неподобств. Ему выдали билеты В рай небесный без удобств.
Не пишется… Тупик. Засада. Небытие души. Тоска. Смотрю на чистый лист с досадой, как тонет в нем моя рука… Не зазвучит надеждой слово, не вздрогнет болью. Тишина в душе и сердце… будто, словно, сама себе она тошна. Как жизнь из тела, день от ночи, как женщина от дурака, ушли все запятые, точки, все рифмы… Лишь одна строка -
мерцает льдинкою, звездою, пылает северным огнём, блистательна сама собою, как марта снежный окоем. До потрясенья гениальна, немногословная до слёз, как мотылек монументальна, как революция – всерьез. До неземного совершенна - на ощупь, запах и на цвет. Как дня и ночи перемена, и как закат, и как рассвет. Неистребима, как надежда, неосязаемо тонка, необъяснимая, как нежность и юноши, и старика. Дыхание небесной плоти, соединённое с земной… Она то в вене, то в аорте, она, то – холод мне, то зной. Мерцает, как на дне колодца, как вянущему сентябрю последняя отрада солнца:
Я вас люблю…
Всё живое и мёртвое, Всё молчанье и звук, Всё нетвёрдое, твёрдое - Выпадает из рук.
И в сиянье отчаянья Всё видней и видней Этот звук и молчание, Эти блики теней.
Эта линия тонкая, Этот прочерк земной. Всё негромкое, громкое, Всё, что было со мной.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...210... ...220... ...230... ...240... 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 ...260... ...270... ...280... ...290... ...300... ...350... ...400...
|