|
Вчера, 6 мая 2009 года, на 72м году жизни умер большой поэт Лев Лосев. Светлая ему память.
НЕТ
Вы русский? Нет, я вирус СПИДа, как чашка жизнь моя разбита, я пьянь на выходных ролях, я просто вырос в тех краях.
Вы Лосев? Нет, скорее Лифшиц, мудак, влюблявшийся в отличниц, в очаровательных зануд с чернильным пятнышком вот тут.
Вы человек? Нет, я осколок, голландской печки черепок – запруда, мельница, проселок... а что там дальше, знает Бог.
***
КВАРТИРА
Мне приснилaсь квартира окном на дворец и Неву, на иглу золотую, что присниться могла б наркоману. Мне сначала приснилось: я в этой квартире живу. Но потом мне приснилось, что мне это не по карману.
Мне приснилось (со злобой), что здесь будет жить вор-чиновник, придворная чeлядь, бандитская нелюдь иль попсовая тварь. Мне приснилось: пора уходить. Но потом мне приснилось, что можно ведь сон переделать.
И тогда в этом сне я снова протопал к окну и увидел внизу облака, купола золотые и шпили, и тогда в этом сне мне приснилось, что здесь и усну, потому что так высоко, а лифта еще не пустили.
***
С ГРЕХОМ ПОПОЛАМ
...и мимо базара, где вниз головой из рук у татар выскальзывал бьющийся, мокрый, живой, блестящий товар.
Тяжёлая рыба лежала, дыша, и грек, сухожил, мгновенным, блестящим движеньем ножа её потрошил.
И день разгорался с грехом пополам, и стал он палящ. Курортная шатия белых панам тащилась на пляж.
И первый уже пузырился и зрел в жиру чебурек, и первый уже с вожделеньем смотрел на жир человек.
Потом она долго сидела одна в приёмной врача. И кожа дивана была холодна, её — горяча,
клеёнка — блестяща, боль — тонко-остра, мгновенен — туман. Был врач из евреев, из русских сестра. Толпа из армян,
из турок, фотографов, нэпманш-мамаш, папашек, шпаны. Загар бронзовел из рубашек-апаш, белели штаны.
Толкали, глазели, хватали рукой, орали: «Постой! Эй, девушка, слушай, красивый такой, такой молодой!»
Толчками из памяти нехотя, но день вышел, тяжёл, и в Чёрное море на чёрное дно без всплеска ушёл.
Как вата склубилась вечерняя мгла и сдвинулась с гор, но тонко закатная кровь протекла струёй на Босфор,
на хищную Яффу, на дымный Пирей, на злачный Марсель. Блестящих созвездий и мокрых морей неслась карусель.
На гнутом дельфине — с волны на волну — сквозь мрак и луну, невидимый мальчик дул в раковину, дул в раковину.
Этот город, Невою расколот, Золотым истуканом храним, Этот чистый и девственный город, Притворившийся как бы моим, Этот город внезапно-весенний, Где Горбовского след не простыл, Где ходил по Большому Есенин, Где по Малому Бродский ходил, Где под выстрел полуденной пушки Просыпается в каждом пиит, Где звенит удивительный Пушкин, И весна упоенно звенит!
Он с весны висел на ветке, Был зеленый – пожелтел, Только дунул слабый ветер, Он уже и полетел.
Будет холодно, конечно, Да и голодно, я знаю! Потому-то я орешки И грибочки запасаю.
Две березки у реки Как на сказочной картинке! Протянули паучки Между ними ...
Надо место подыскать, Да подальше от дороги, Чтоб спокойней было спать До весны ему в ...
Летом был Егор на море, Отдыхал в деревне Коля, За границу ездил Боря, А теперь они все в ...
У моей бабули Вали В огороде стало пусто, Урожай мы весь собрали, Но стоит еще ...
На березу села стая, Не свистит, не напевает. Да, без горнов и гитар, Не напеть ей слово «Кар»!
Он не снег, но тоже белый, А в тени немного синий. Что же это, в чем тут дело!? На траве белеет ...
Это чудо для Иринки Поздней осенью бывает - Раньше падали дождинки, А теперь они порхают.
сентябрь, 2007
Ответы вразбивку: школе, стая ворон, лист, снежинки, иней, белка, капуста, берлоге, паутинки
-Ну что, Гнедой, пошли – домой. Пора, кормилец, на покой. Устало, вспаханное поле, и мы намаялись с тобой.
Понурый конь, звеня – уздой, кивнул согласно головой.
- Тебе тринадцать, мне – двенадцать. А сложим – целых двадцать пять. Нам – хлеб растить, нам – убирать.
В селе остались только вдовы, калеки, дети, старики. Но мы с тобою – мужики, трудится до смерти готовы.
Хотя в конец оголодали, гляди, не держатся штаны, работаем – не – за медали. Мы тыл и черный хлеб войны.
Нам поднимать крестьянский клин, пока ещё не пал Берлин. Смекай, Гнедой, пойми, родной, у нас Россия за спиной.
И, соглашается Гнедой, кивая грустно головой.
- Перед войной – мы все равны. И лошади,и пацаны. Но я, порой, бываю злой. Прости меня! Простил, Гнедой?
И конь покладистый,- не гордый, в плечо уткнулся тёплой мордой. _
Идут тропинкой, вдоль дороги, конь и мальчишка в постолах. Толкуют о больших делах, едва передвигая ноги.
На обуви полпуда глины. - Гнедой! – Направо! Видишь,«Мины».
Смиренье – отрезанный мир претензий, обид, полномочий. Желаний режим подзамочный и совести спящий вампир.
Смиренье – вот мера всего. Воздушно, светло, равнодушно сдавать попредметно, подушно всю жизнь свою ради него.
Смиренье. Отмерив – отрежь. И эту весну не жалей ты. Сломай соловьиные флейты, мечтами проевшие плешь.
Смиренье. Червонец на грош. И пофиг. Верней – толерантно. Иначе вернёшься обратно, когда до предела умрёшь.
Кощунственные танцы на костях Невинно убиенных и распятых Кому нужны, кому внушают страх Отдавшие Победе жизнь солдаты?
Хатынь и Лидице, и Бабий Яр - Всего лишь операция зачистки? Кому кровавый мировой кошмар Как сор в зубах для новой зубочистки?
Кто на счетах считает жертвы той войны недавней и войны жестокой, Кто в деньги переводит шаг любой Сожженного технологичной топкой?
Кто с калькулятором и пеною у рта Все пересчитывает миллионы Замолкнувших и вставших у креста? То – нелюди, не писаны законы
Их душам, потемневшим, словно ржа, Их совести, червивой и несытой… Дождетесь, словно лезвие ножа Взорвет вам сердце память тех, убитых.
И травинок, и листочков, И букашек, и цветочков Много я найти могу На зеленьком ...
Был как солнце этот цвет, Очень яркий, золотой, А потом он стал луной, Только дунь – его и нет.
Без «чика», я бы мог Звенеть на колокольне, А с «чиком» – я цветок, Расту в лесу и в поле.
Тельце золотое, Белая рубашка, Это что такое? Правильно, ...
Тяжелит ее роса, Косит звонкая коса, И едят ее, и топчут, А она растет, не ропщет.
Что за чудо эта ночка, Будто маг искусный, - Засверкали на листочках, На травинках и цветочках Маленькие бусы.
На соломинке, мы знаем, Ни сучков и ни ветвей, - Все равно, по ней вползает Очень быстро ...
Вот затихнет теплый вечер На пороге темной ночи, И в лугах, у тихой речки, Кто-то громко застрекочет.
Давайте все мы, дети, За чудом проследим - Сегодня он не цветик, Но завтра будет им!
Снег не весь еще сошел, Обогрелся чуть песок, А на нем уже расцвел Желтый маленький цветок.
апр., 2007
Отгадки вразбивку: бутон, лугу, мать-и-мачеха, колокол-колокольчик, одуванчик, кузнечики, трава, ромашка, муравей, роса.
Гляди-ка – луч, разбуженный весной, Ползёт по полу, как черепашонок. Несёт, как солнце, панцирь золотой, Глядит на нас и щурится спросонок.
И я ему дорогу уступлю, Мы видим свет, и света будет много. И видит Бог, как я тебя люблю, И видишь ты – любовь моя от Бога.
Жизнь, как ярмарка, пляшет и плачет, За копейку продаст, не спасёт. Словно вор, украдёт, перепрячет, Откопает и в ночь унесёт.
А потом будет стынуть лилово Страшной ссадиной между бровей За впотьмах обронённое слово, За несбыточность смерти твоей.
Ликует малыш: я тебя победил, расстрелял! Походкой хозяина пересекает площадку. С колен поднимается тот, кто ему проиграл, С колен поднимается не захотевший пощады.
В ушах его до сих пор слышится: «тра-та-та-та!» Он входит в парадную, он поднимается в лифте, Засохшую землю он вытирает у рта. Какое там третье, когда он в таком-то вот виде.
«Иди, умывайся!» Он в зеркало смотрит: убит. Багровое «тра-та-та-та» и приклад автомата. Он мёртвая птица, он в чёрную землю зарыт, Он умывается лишь потому что «так надо».
Погибнуть в бою пострашнее, чем просто пропасть, И папа, что просто пропал, с ним, согласен, конечно. «Я третье не буду». Лечь во весь рост на кровать, Зачем-то представить, как вешали с папой скворечник.
Это было неправдой, это было во сне. Это было во сне, это было неправдой. Я увидел тебя, ты понравилась мне. Это было во сне. Твои тонкие руки могли уберечь... От всего уберечь. И наш поезд не вечен. И друзей самых лучших враждебная речь, И гостиничный медленный вечер. Моложавый портье, чуть помедлив, ключи... (Это было во сне, это было неправдой) Протянул. Хоть немного и ты помолчи. Серебристого счастья ключи. Города, города. Ты уйдёшь в города. Но и всё-таки было, и всё-таки было Не во сне, не во сне, навсегда, навсегда. И тебя я любил, и меня ты любила. Счастье, радость моя навсегда.
Прихлебывая вкусно чай с вареньем, От блюдца вы не отрывали глаз. Я подошел и с внутренним волненьем Вас попросил сказать- который час.
Лед отчужденья постепенно таял От смысловой нагрузки этих слов. Вы, оторвав свой взор от блюдца с чаем, Ответили, что нет у вас часов.
Ваш голос был воркующим и сладким, Немедленно раздув в душе пожар. И на себя я посмотрел украдкой В надраенный пузатый самовар.
Красив и статен, в шелковой рубахе, Подумал я: -Ну чем не господин?! Начищенную дворницкую бляху, Заботливо поправив на груди.
Призывно пела канарейка в клетке И, покоряя выбранную цель, Я вытащил из плисовой жилетки Излюбленную вами карамель.
Мы пили чай с фруктовой карамелью, Я дерзости шептал, от счастья пьян. И вы, как гимназистка, покраснели, Сказав:- Мерси боку за комплиман!
Я вас назвал желанной и пригожей, И тихое в ответ услышал: -Да!!! Но тут раздался скрип калош в прихожей- Не вовремя вернулись господа...
Всё те же разговоры, Коктебель. И Магомет не бог – скрипач из бара. Всё та же чайхана, опять форель. На ужин охмелевшая гитара.
Стихи под Юнгой, сказочник в палатке Безумно яркий потолок из звёзд. Холодная вода на радость Радке. И радуга как поднебесный мост,
Разорванная чёрной бахромою, Гремящей бесшабашностью из туч. Дождусь дождя и вновь лицо омою От пыли гор и пепла серых круч.
Август 2003г
. . . . . . . . . . Лане Шангиной Я ромашка, расту и живу налегке - Листьев нет, стебелёк тоньше спички, На моей желтоватой горячей башке Ни одной белоснежной косички.
Приходил мальчуган, помню – руки в золе, А глаза голубы и раскосы. Поняла, для чего я жила на земле И зачем он повыдергал косы.
Но однажды родится такой человек – Рук не вырвет и не обезглавит. Средь таких же, как я, недобитых калек Он пройдёт и ногой не придавит.
И куда бы ни шёл – лишь бы не на войну, Я вослед моему великану Обернусь и, наверное, шею сверну, И совсем некрасивая стану.
Я без ума от ваших глаз и от улыбки, полной тайны. Я по уши влюбился в вас и думаю, что не случайно
сейчас я здесь, у ваших ног, покорный, тихий и смиренный... Сдержать эмоций я не смог, пав перед вами на колени.
Я завалю ваш будуар цветами. О, моя богиня! На вас молиться буду я, лишь назовите ваше имя.
И этот, столь изящный, текст для вас читаю в первый раз я с надеждой на любовь... И секс во всем его разнообразьи!
Свет мой, свет мой, Возвышаешься передо мной, Словно дом в перспективе рассветной С проявляющейся глубиной. Это времени архитектура, Это тайных вещей объём, Это солнечные фигуры, В неподвижном мире моём. Знать, мне чьё-то счастье досталось, Если разница столь велика Меж тобой, приносящим радость, И моей конурой старика. Значит, ходит в дали беспечной С камышовой дудочкой тот, Кто заглянет в мой дом под вечер И в котомке тебя унесёт.
Почки набухли, как небо перед весенней грозой, этого майского лейбла в тютчевский мезозой.
Почки набрякли, как веки спящих запойно кустов, но флегматичные ветки все в возбужденье от снов.
Почки набухли, набрякли, и – голубым, молодым, скоро маевки и грядки скроет сиреневый дым.
Почки набрякли, набухли, миг, и рассыплет весна новью кудрявые буквы в древние письмена…
Дорогие родители! Вы теперь небожители, по-над грома раскатами разглядеть бы мне, как там вы, хорошо ли вам, плохо ли? Каблучки мои цокали в заблужденье решительном на страницах, где жить не нам, имена ваши, отчества - на гвоздях одиночества, глухоты, ослепления, сумасшедшего пения. Мир, весною наполненный, так огромен, что больно мне от добра равнодушного, от отчаянья дружного, от иных – сердоболия. Что родные? Да ноль им я. Незатейливо лгущие и легко предающие будни, словно кошмарики... Уголка нет на шарике, где потеряна родина. Хорошо было вроде нам... Хорошо было вроде бы... Только нет больше родины.
Столько подарков сразу, чем отдавать?
Мне кажется всегда, Что за окном Стоят они И просят, просят Жизни. И я не знаю, Что есть истина - Отдать Кусочек им Или себе оставить?
Наверное, Молились обо мне, Или собрал Он все желанья В точку и разделил - По ветру и по небу В руки…
Если ты внимательно и важно Вдруг рассмотришь столбики стихов, Я тебе в зеленом камуфляже Покажусь страшней грехов.
Я тебе привычную пластмассу Превращу и в золото и в пыль. Я тебе закрученную фразу Растяну на сотню миль.
Будешь ты стада стихами мерить, Будешь часто воду пить. Будешь Богу верить, в чудо верить, И стихи любить.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...160... ...170... ...180... ...190... 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 ...210... ...220... ...230... ...240... ...250... ...300... ...350... ...400...
|