|
|
Москва стояла на твоих костях.
А ты в нарядном платьице летела.
С тобой мы познакомились в гостях.
Ты на меня насмешливо глядела.
Цвели каштаны в воздухе густом,
И пахло свежеиспечённым хлебом.
Роились пчелы сладко над кустом,
Над головою выгибалось небо.
Я высоко подбрасывал пятак,
И он звенел в какой-то высшей точке.
Я верил: напишу – и будет так.
Но я тогда не написал ни строчки…
Прыг по лестнице, прыг во двор.
Во тьме, у реки, лопочет вода.
Птица сидит. А в руках – топор.
Птица «беда», говорит, «беда».
«Бороду сбрей, чистое надень.
Я на заставе пока стою.
Чтоб – гимнастёрка и чтоб – ремень.
Быть нам наутро в одном строю.
Звёзды гудели. Ты слышал, нет?
Передовицу давно ль читал?
Из молока отлетает свет,
Ветер, как вкопанный, в поле встал...»
У, проклятая, у, говорю.
Бороду я тридцать лет растил.
И молока я давно не пью.
Доктор мне настрого запретил.
Слышу лишь: фьють! Ох, беда, беда
Прыг по лестнице, прыг в кровать.
Как холодна в реченьке вода.
До смерти аж расхотелось спать.
Горе горькоеГоре горькое, горе луковоеНе за горкою,Просто мука моя.Болью на сердцеТак и просится,Все вокруг – вокругЖадно носитсяВсе за мной, за мной,Да с тугой мошной.А в мошне – то, ох,Груз тяжелый твой.*** Рок ли мой, Напасть ли эта-В темноте Не вижу света…Выход там же,Где и вход,Но найти нам Не дано-Замурован Он давно.
 В теплых сумерках бегают ёжики,По бесцветной траве шебуршат,За домами, на лодки похожими,Опрокинутый неба ушат.Зажигаются звезды-жемчужины,И в серебряной дымке ветвей,Красотою вечерней контуженный,На минутку притих соловей.
Леониды, леониды
До земли не долетают,
Огненный конец болида
Осознать не успевают.
Тот, кто без следа сгорает,
В мусор плена не воткнётся,
Пролетая, проиграет,
Вниз из роя сковырнётся.
Ослепительная жажда
Ночью рек не утолится,
Белой вспышкой в камне каждом
Миг, всё выжигая, длится.
То, что зрело днём вчерашним,
Вскрылось, значимо и ново.
Вниз летят с сигнальной башни
Звёздки факела ночного.
Бунт во мне вдруг вспыхнул песней…
И заморен в склепе тесном.
Так и искры леонидов
В крематории небесном.
Спеши купить по сниженной цене
От сна и одиночества лекарство
Пока блестит в расклеенном окне
Весеннее негаснущее царство,
Пока рассвет готовит тишину
К заутрене, помноженной на ноты,
Пока не нагадали нам войну,
Пока молчат свирели и фаготы.
Пока ты коронован на любовь
И мяч в игре забыл что значит аут,
Запретен для ненастья миг любой,
Ты жизнью приглашён на летний раут.
Закрутят соло страсти соловьи,
Стрижи на бреющем сверкнут над головою...
В ладонях тают запахи любви,
Как яблочный снежок зимою...
Прохожие замирают, задирают головы.
Смотрят, не видя, как вылетают ведьмы
(Со многими раньше мы были соседями).
Летят в сорочках из звёзд – не голыми.
Напевы что ветер кружат у балконов,
Ныряют в прозрачное кружево клёнов;
Красивые линии, и те едва различимы,
У всех бунтарские души и неверные мужчины.
В глазах дочерей мечется неподчинение.
Набережная. Костры и непрерывное пение.
Снова увижу короткие чёрные платьица;
Они вернутся, если не растратятся.
Рога и копыта у их ангелов-хранителей...
Прохожие долго смотрели…
и не видели
Танцующий ночью Великий и Непостижимый
Подкинул над лесом танцующую звезду –
Живущую точку, знак движущимся на вершину
По чуткой, как леса, дорожке на гибком мосту.
Друг друга не видят далёкие первопроходцы,
Как канатоходцы над площадью крыш спящих стад.
Пусть все не предвидят, чем путь в высоту обернётся,
Коснутся ли с солнцем на равных базальтовых врат.
Вновь день извергал колесницы, летевшие мимо,
Надменных божков в диадемах, со взглядами птиц.
Из складок плаща его женщина с лунным кувшином
Скользнула под вечер, на свод наплескав звёздных брызг.
Дай белого света, молочно–медового света.
Здесь ночь – синим пледом; кажусь я её волоском.
И ею, всесветной, как матерью–кошкой согретый,
Слепыш я до встречи с лучистого света соском.
Искристыми каплями убрана сна паутина.
Сознания мушка в ней бьётся, глупа, молода.
Любая из бусинок вдруг развернётся картиной.
Их пряного дыма не пить наяву никогда.
Красивые песни спят в маковой чашечке тесной –
Угасшего детства слетевшие прочь лепестки.
Хочу в них одеться, для лёгкого танца одеться.
В прозрения дверцу спорхну с распахнувшей руки.
И стены, как стены.
И ёлочкой выстроен пол.
Кручинится наш Егор.
И если б не ёлочка,
Он бы, возможно, сказал:
Поедемте пить на вокзал!
И все бы ему: "Конечно.
Вот только отыщем,
Куда задевалась тыща.
А, впрочем, хватит и пятисот".
Скверно, наверно, сидеть
Вот так, у окна,
Когда уже ночь. И ёлочка не видна.
В морозе плавают, как золотые рыбки,
Кусочки льда.
Они, как бусины, мелькают изо рта
И, варежкой прикрытые, летят
Куда хотят.
Над площадью выстреливает пушка,
И Бог является во всей его красе.
Как вышивает – крестится старушка.
И рыбки все, и бусины – звенят.
И воздух раскрывается, как книга.
На лодке красной девушки плывут
И шепчутся: «На Олю посмотрел».
Она была, как в детстве, хороша...
Колечко в оправе за ночь? – за весну,
Что сердце наивное сделает ... старше.
В прохладе ветров сентября окунуть,
Чтоб после согреться другими – не страшно.
Ночными звонками гнать холод в постель,
Корицу запомнить – вдох до помраченья...
Шелка или бархат? – желание тел...
Весны аромат... Не имеет значенья,
Кого укоряет слеза, чья ладонь
Бездушную трубку сжимает заполночь?
Зверь просит напиться в шажочке от ДО
Рождения, пропасти – разве запомнишь...
13.05.2008
Мне однажды приснилось, что я унитаз.
Изменило немногое перерожденье:
То, что било в лицо изо ртов и из глаз,
Стало падать печально в ладонь отчужденья.
И, нечасто будим, так же голос мой тщетен;
Но заросшее горло порой потружу
И портрет президента в размокшей газете
В автономное плаванье я провожу.
На фаянсовый берег присядет студент,
Не в ладу с поглощённого перемещеньем,
И, тяжёлый орёл, встретит важный момент:
Примет старая дверь письмена вдохновенья.
Каждый день это всё нарушается странно:
Вечер вынесет прочь и шумы, и шаги.
В тишине метроном незакрытого крана
И пульсация света от трубок нагих.
Молчаливая женщина в синем войдёт,
Неприглядность своим порошком присыпая.
Что на картах лупящейся краски прочтёт,
Меж проливами по континентам ступая?
Надев ботинки и пальто,
Выходит из дому никто.
Идёт в ближайший магазин,
Берёт лимон, коньяк.
Сидит на лавочке один
И смотрит, как дурак,
Дурак один подсел к нему,
Явил он ветчину.
И вот сидят дурак с никем
И чокаются, пьют.
Закусывают ветчиной,
Лимон лежит, презрет.
И смысл есть. И есть уют.
Мы видим из газет,
Что наш никто не то, чтоб всем,
Но кем-то вроде стал.
Он стал немножко ветчиной,
Немножко коньяком,
Немножко даже дураком,
Но не лимоном – нет.
Он спутнику сказал: привет!
И со скамейки встал…
2008-05-20 23:39Снег / Елена Кепплин ( Lenn)
Небеса осыпаются снегом,
В общем – неудивительный случай.
На деревьях лежит оберегом
Снег незамысловатый, живучий.
И рожденьем своим потрясённый,
Как дитя, он вот-вот забормочет.
Как задумано всё немудрёно,
Словно май декабрём оторочен.
Отдохнёт и бросается наземь –
Состоявшийся самоубийца,
Перемешан с песком, безобразен,
Умирает и в небо глядится.
Для него не придумано рая,
Безупречный, живучий – растает.
И ключом сам себя открывая,
Для кого-то живительным станет.
Мне зимою приснился цветущий шиповник
В летнем городе света, который оставил:
У дороги нагретой в безвременный полдень
Дух малиновых чаш разморённо–усталых.
Перенесшись на камни крыльца магазина,
Видел прошлых знакомых приятные лица.
В жажде узнанным быть через многие зимы
Роднику разговора дал вольно излиться.
Отчего раньше жил я не ради общенья? –
В топку времени выкинул столь дорогое.
И теперь в быстрых снах лишь ловлю ощущенье
Соприсутствия вышедших в море другое.
Мысль пульсирует образом мне подарившей
Знак приязни – улыбку, рассеянно, просто.
Молодая пчела, твой нектар растворившей
Острой солью прилива мой выбелен остров.
Для тебя рад цветком гравилата раскрыться,
Ждущим слов удержать ту, что хочет проститься.
Миллион голосов холодит и искрится,
Призывая к себе. Взгляда чудные птицы
От лица моего быстро прочь упорхнули,
Оставляя в полынной долине пространной.
Мне б горячей слезинкой серебряной пули
Тронуть сердце, заставить глядеть непрестанно.
Я глядел сквозь стеклянную кружку
На мерцающую подружку,
Как на рифму-дурнушку
Утихших песен.
Оглушительным гвалтом
Зал встречал музыканта,
Официант был невесел.
Тебе идет это платье.
Комплимент в один момент.
Дураку понятно,
Это платье пришло ко мне
Быть услышанной и помятой.
В общем, все как всегда.
Чай с мятой?
Да.
Сердце мое – трудовая мозоль,
А может быть, рифмуя строфу,
Сердце мое выела моль
В платяном шкафу.
Пережди!
Не спеши погашать маяки.
Вслед – дожди
И следов не отыщешь, не сможешь.
Отмени
В запредельность шажок. Быть каким?!
Рвется нить -
Месть решимости ложной.
Темнотой
Под знамена тоски на призыв.
Видишь, торг
Стал причиной поспешной замены
Рубежа -
Не достоин симфоний грозы?!
Просто жаль...
Пульс слабеющий вены
Различить
Не надеешься. Лучше не знать?
Нет причин
Издеваться над страхом молчанья.
Ничего
Не пригонит раскаянья снасть.
Берегов
Освещенье свечами?!
Лучше мрак –
Заблудившимся дольше плутать.
Им никак
Не помочь: в путь без веры и цели
Побрели.
В бурю кормчий-провидец устал.
Мрак земли,
Где спасением – мели...
23.04.2008
2008-05-16 12:14Крыса / Гаркавая Людмила Валентиновна ( Uchilka)
Отвратная с виду — аж страшно,
предельно умна и отважна,
вредитель — не выгонишь дустом...
И вдруг за мотивчиком грустным
послушно стекла по дороге...
И кто-то подвёл все итоги.
Ты — чувствуешь... Значит, ты знаешь,
как тяжко, когда покидаешь
гнездо, и родных, и пенаты,—
утраты, утраты, утраты...
Колдует, зовёт деревяшка
мелодией лёгкой... как тяжко...
Неважно, была ли учёной,—
ешь лакомство с лампой толчёной,
узор до-ре-ми, соль-ля-си тот
осколочной болью сквозь сито
просеешь, ведь не было ноты,
чтоб ты пощадила кого-то,
когда в нержавеющей бочке
ты съела и маму, и дочку...
На Балканах растут мандрагора с паслёном.
Мандрагору узнали, извечно копают.
Корень в древней земле, человек потаённый,
Жив соларной любовью, к зиме засыпает.
Спутник – чёрный паслён, по кустам поселённый,
Без спасительной ости, весь гибнет за осень;
До конца всё обильно цветёт – упоённо;
И, взойдя по весне, – сразу венчик выносит.
Семя давленых ягод налипло когда–то
На колёса возков, возвращавшихся долго,
Пало в степь Приазовья, а дальше сарматы
На копытах коней принесли его к Волге.
Свойство каулифлории – стволик с цветами.
Зеленеют плоды с родовым общим ядом.
Им травились когда–то в России крестьяне,
Простодушно отведав картофельных ягод.
Древний знахарь, ходок по лесистой равнине,
Примечал здесь траву с видом перечным странным.
И в руках знатока её сок с соланином
Успокаивал страждущих боли и раны.
Ты мне нужен, это значит –
Мы до одури похожи.
Я с тобою стала мягче,
И умнее стану, может.
Наглядеться не сумею
В голубые любоцветы.
Я всегда была ничьею,
Ненормально, милый, это.
Вот такая неизбежность.
Встать и в стену упереться.
Мне чуть больно, просто нежность
Больше разума и сердца.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...210... ...220... ...230... ...240... 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 ...260... ...270... ...280... ...290... ...300... ...350... ...400...
|