|
|
Будет весело всем людям
В праздник Первое апреля
Всем – но только не Ивану
Парню из ЧК – спец – войск
Ведь когда все шутят хитро
И обманывают ловко
Должен он сечь обстановку
В славной Родине своей
Чтоб, какой шутник весёлый
Не шутнул ненужну шутку
Или розыгрыш не сделал
Непотребный для Страны!
.
* * *
1
...а ты цветами пахла с лета...
а я на город падал снегом
и таял на твоей щеке...
и вся Земля – лишь сердца слепок...
и я летел по свету слепо,
и я кричал ночной реке
о н е в о з м о ж н о с т и
любить тебя,
о невозможности тебя
счастливой сделать...
девчонка, сон, недоуменье
или обман больного зренья, –
ну что ты, милая, ну что ты,
ну что ты хочешь от меня?..
...окутанная светлой нотой,
ты целовалась с Ланцелотом,
а в зале тихо плакал я...
2
Полубог
Режиссер джинсоногий
Будет руки тебе целовать,
Будешь ты
Хороша в монологе –
В темный зал
Будут падать слова...
Будет всё,
Будет музыка длиться...
Но не будет уже никогда
Той свободы,
И тех репетиций,
Когда в каждого хочешь влюбиться,
Когда – вдруг – могут слезы пролиться –
То ли счастье, а то ли – беда...
Будет всё.
Выход твой карауля,
Осаждать будут барды партер..
Будет всё.
Но не будет июля
И дождя, затянувшего сквер...
.
.
* * *
«Мефистофель:
Вот мы уже летим над Чадом…..
Фауст:
И здесь живут мои внучата….
Мефистофель:
А это гордая Танзания…
Фауст:
И здесь неплохо потарзанил я.
Мефистофель:
А вот – прекрасная ЮАР
Фауст:
Здесь Юрченко водил нас в бар…
Ну, набрались мы с ним в тот вечер….
Мефистофель:
Да, Юра был бесчеловечен...»
(nati-zhar (Нати-Жар) )
Есть в нашей жизни, приятель,
Много приятных занятий:
Можно, в красе несказанной,
Жить где-нибудь под Лозанной,
Слушать лесное молчанье,
В Альпах гуляя ночами
И размышляя о вечном...
Иль – целовать бесконечно
Вечером огненно-розовым
Женщину в доме над озером...
Так же приятно, однако,
«Взять» ювелирный в Монако
И в боливийском Аполо
Прятаться от Интерпола...
Можно на аэроплане
В гости летать к далай-ламе,
Или – на свадьбу, для смеха,
Рухнуть на озере Эхо,
Перемигнувшись украдкой
С юной невестой-мулаткой...
Можно в кафе придорожном
В Праге...
Дa многое можно!
Всё может, друг, получиться,
Если ты будешь учиться:
Надо уметь целоваться
И – темноты не бояться.
.
Сегодня зеркало украло отражение
Моей души, которая для всех
Была открыта... – Это поражение
В миг отняло надежду на успех,
Что в жизненном пути необходим
Для всех людей... И только седина
Зеркал зовет на поселенье к ним:
- Переступи черту, налей вина
В бокал, шагни навстречу серой мгле...
И жизнь закончится, здесь обретёшь
Бессмертие... Иди, коль ты не слеп...
- Нет!...
___Не ходи! Ведь Зазеркалье – ложь!..
Поверьте мне...
Ну почему ж не сидится на месте мне? –
Зуд там, где пятки, хоть плачь.
Кажется мне, что ночую в Алексине,
А просыпаюсь – Калач.
Мне по ночам паспортами, ОВИРами
Сны бесконечно грозят.
То я – курьер за алмазами к Мирному,
То на Москве азиат.
Карловы Вары мне с чистеньким Гомелем
Снятся весь год напролет.
Но по субботам мне в баре О’Конноли*
Гиннеса кружку нальет.
То загораю в оазисе Триполи,
То в Джокъякарте кучу,
То весь портвейн мы в Гоа с другом выпили,
То ем манты в Карачу.
Снится однажды, что Дато Туташхия
Я – знаменитый абрек.
Всякое может присниться на Пряжке.
Верь ты мне, мил-человек.
*Бар в Круахане (Крукхейвен), южная оконечность Ирландии
Мне купили велосипед
С блестящим звонком – «Орлёнок».
Не доедая обед,
Я мчусь, неистов и громок.
Сжимается улица в шар,
Прохожие, остерегитесь!
Очнулся, земля в ушах,
Не слышу, что говорите?
И в гипсовой тишине
Лежу, как в большом музее,
Приносят лекарства мне,
И я их ем, не робея.
Ведь знаю, огнём горит
И ждёт, страстен и предан,
Комета! Метеорит!
Болею велосипедом!
И снова – лечу на нём,
Как Пушкин, как мир – бессмертен.
Мой папа, мы не умрём,
Ведь я обгоняю ветер!
Однажды Бог решил
( То было в старину )
Призвать за все дела
К ответу Сатану.
Прослышал тот о том
И молвил:- АХ-ах-ах!
Идея-то его
Обречена на крах.
Практически нельзя
Предать меня суду:
Судья и адвокат
Находятся в аду.
.
* * *
Вадиму Мирошниченко
Небо затянуто серою коркою...
Прожито. Пройдено. Крест.
Вот и кончается улица Горького –
Ночь... Барановичи... Брест...
Ловится, помни, – в купе, или в номере –
Каждое слово и звук...
Входишь в ОВИР, чтобы выйти в Ганновере
И оглядеться вокруг...
Поезд отправится дальше, до Кёльна,
И – закружит карусель...
Быстро привыкнешь и будет небольно:
Вена... Лозанна... Брюссель...
Что же терять мне, колымскому школьнику? –
Нет, ничего мне не жаль.
Катится глобус по полю футбольному –
Бостон, Мадрид, Монреаль...
В этом таланте есть что-то порочное –
Всюду быть – в меру – своим...
Вот и кончается повесть о Родине –
Мюнхен... Иерусалим.
Небо закатное, серое, мутное,
Вот – обагрились края...
...Дай задержаться же, хоть на минуту мне,
Господи, воля Твоя...
(1990)
Зачем мне помнить скомканные чувства,
их сжав в горсти, бредя часам к шести
своей судьбы? Уже давно не тщусь я
их на язык любви перевести.
Живу попроще, – мягче, легче, тише,
смотрю грустней, – на женщин, жизнь, судьбу,
беру грубее – рифмы, ласки, пищу,
по твоему, как сказано, суду.
Один вопрос меня сегодня точит:
Моё болото – это чья-то твердь?
Но где-то запропал небесный ловчий,
не дав на предыдущие ответ.
Но удалось судьбу ему проредить,
что кончилось, одно, что – не сбылось:
ни в первый раз, ни во второй, ни в третий.
Две параллельных есть и будут врозь.
Так и живу, не тороплюсь, не медлю,
раздаривая всем свою судьбу,
и на печи расстроенным Емелей
перебираю чётки этих букв.
Их 33, мне 45, превысив
суть по числу, но не по глубине,
мне каждый год, что сверху, стоит истин,
уже не остающихся во мне.
2007-03-25 13:34Ночь. / Скворцова Марина Владимировна ( TIHONYA)
Свет от окон в небе тонет.
Я замру, как при свечах.
Звезды все как на ладони,
небо тает на плечах.
Вот и месяца подкова
вновь пророчит счастье мне.
Отзовется эхом слово
в полнозвучной тишине.
Тишину я слушать рада.
Жизнь до боли хороша.
Свет любви как свет лампады.
Разгорайся вновь душа.
Училась говорить слова
потом и фразы тоже.
От слов кружилась голова,
когда была моложе.
Едва ли правду в них найдешь,
в них искренности мало.
Одни – метель, другие – дождь,
а третьи из тумана.
И вот почудился мне свет.
Прислушалась, а это
лишь эхо ластится в ответ
моим же добрым светом.
В чем суть речей? Где скрыта ложь?
Где настроенье льется?
Умом не сразу и поймешь,
а сердце отзовется.
И вот с открытым сердцем к вам
иду, готова слушать.
Любовью меряю слова,
в глазах читаю душу.
.
* * *
Теряю зренье. По ночам
Не вижу звезд – пустое небо...
Теряю слух я, – голосов
Не слышу тех, что в детстве слышал:
Еще я помню бой часов,
Но шум дождя – всё глуше, тише...
Я столько в жизни смог забыть:
И что мне лес?.. И что мне поле?..
От боли не смогу завыть –
Теряю ощущенье боли...
Живу один, без дома, без
Большой любви к родному краю,
Не уезжаю за рубеж –
Но дома родину теряю...
Любовь... Ранимость... Верность... Стыд... –
Слова привычно повторяю...
Не пью. Машиною не сбит.
Еще живу, но жизнь теряю...
88
Цепная реакция
Когда собака на цепи сидит,
Она на всех бросается, не зная,
Что не с рожденья злоба в ней кипит,
Что у неё реакция цепная...
Поправочка
Все говорят: прекрасней нет
В конце тоннеля видеть свет.
Хочу поправить я слегка:
Но не от фар грузовика...
Солнце
Ему смотреть страшнее кары,
Затем и прячется во мгле,
Чтобы не видеть те кошмары,
Что люди принесли земле...
Твои глаза — и ждут — и обещают.
Твои глаза такое что-то знают,
чего слова — и мысли,
не вмещают.
В них — майская,
сиреневая вьюга и небо.
Между Богом — и людьми.
И жажда счастья, и озноб испуга,
в предвосхищении и страсти, и любви.
Твои глаза зовут и обращают,
в пленительную — веру чистоты.
В твоих глазах, в глазах твоих, вся ты.
Вдруг полыхнула отблеском зарницы
осенняя ненужная любовь...
И жемчугом повисла на ресницах
густая неразбавленная боль ...
Ещё мне долго-долго будет сниться
хвост поезда и смолкнувший перрон,
а тенькнувшая в вышине синица
опять поманит взяться за перо...
...Но нужно ли до помраченья помнить
всё, что не состоялось, не сбылось? –
Ушёл... да и не мой он был, тот поезд. -
Пригрезилось... сквозь мутное стекло.
Петербурга странности и тайны,
Город, полный мифов и примет…
Улочки потерянных окраин –
Не парадный глянцевый портрет,
Тот, который золотом ослепит
И роскошной пышностью своей.
Двухэтажных домиков нелепость,
Горечь постаревших тополей,
Что в июне будут виновато
На дорожки белый пух стелить.
Запахи смородины и мяты…
Беспокойство легкое томит.
На асфальте трещины, то травы
По весне приходят в этот мир.
Здесь искать напрасно будешь, право,
Рококо, барокко и ампир.
В запустенье бывшие заводы,
Мхи ползут по красным кирпичам.
Тихо в переулках, только бродят
Вечерами эхо и печаль.
В зарослях жасмина и сирени
Спит фонтан и грезит о былом.
На скамейке лежа, дремлет время
Одичалым брошенным котом.
Петербурга странности и тайны,
Город, полный мифов и примет…
Улочки потерянных окраин –
Позабытой повести сюжет.
Мне понятен язык тишины предрассветной,
взгляд тюльпана на тонком тугом стебельке,
нежный шёпот умытого ливнями ветра,
смех морского прибоя, следы на песке.
Я читаю созвездий неровные строчки...
Мне апрель доверяет секреты свои -
Жизнь пульсирует
в каждом мельчайшем листочке,
и счастливые песни поют соловьи.
Пробуждается мир для любви и надежды,
в каждом новом ростке – торжество бытия...
Снова скажешь «люблю»,
чтоб услышать, как прежде:
Ты – единственный мой...
Я живу для тебя...
Одного дирижёра из Ниццы
Разбудили под утро синицы.
Тот с улыбкой сказал:
– Это лучше, чем зал.
Вы свистите приятнее, птицы!
Одного дирижёра из Ниццы
Опознали две бортпроводницы.
Но автограф не дал.
Он им сразу сказал:
– Хорошо бы, сперва, приземлиться.
Одному дирижёру из Ниццы
Предложили друзья подлечиться:
Так с индейцами пил,
Что вконец позабыл,
Что когда-то он был бледнолицый.
Одному дирижёру из Ниццы
Приглянулись с камнями вещицы.
Но сказал он жене,
Что его портмоне
Не способно с ценой согласиться.
Одному дирижёру из Ниццы
Как-то ночью приснились куницы.
А супруга на то:
– Это, верно, к манто.
Вот в реальность бы сну воплотиться!
Ф а у с т, М е ф и с т о ф е л ь
(Продолжение сцены "Фауст. Воспоминание об Италии" http://www.arifis.ru/cwork.php?action=view&id=580 )
М е ф и с т о ф е л ь (декламирует стихи Фауста):
«Влюблен в Венецию и в Парму я...
Ф а у с т :
...В Рим, во Флоренцию и в Падую...»
М е ф и с т о ф е л ь :
...В Италии ты упрекал меня,
Что я тебя не сделал Папою...
Потом в Паннонии купались мы...
Ф а у с т :
...А как в Афинах пили с греками...
М е ф и с т о ф е л ь :
...Ты плакал там — хотел отправиться
Во времена Ахилла с Гектором...
Ф а у с т :
...В Египте мы нашли приятелей
У пирамид и пантеонов...
М е ф и с т о ф е л ь :
...И там ты требовал, чтоб я тебя...
Ф а у с т (сконфуженно):
...Ну, хватит...
М е ф и с т о ф е л ь
...Сделал фараоном!..
Ф а у с т :
...Потом — гарем в Константинополе...
М е ф и с т о ф е л ь :
Не вспоминай при мне об этом!..
Ф а у с т :
...Неделю, кажется, там пробыли...
М е ф и с т о ф е л ь :
...Там стать хотел ты Магометом!
Ф а у с т :
...Но принял лишь его обличье —
Рыдали жены, ублаженные,
И счастлив был султан, что — лично! —
Сам Магомет спал с его женами!..
(Оба смеются)
...Потом — холодная Московия...
М е ф и с т о ф е л ь :
...Роман с княжной Анастасией...
Ф а у с т :
...Да-а... Если б не мороз...
М е ф и с т о ф е л ь (вздрагивая):
...Как вспомню я!..
Ф а у с т :
...То задержался б на Руси я...
...Выпивают еще. Фауст, с бутылкой в руках, идет к окну, взбирается на подоконник, вглядывается сосредоточенно в темное небо. Распахивает, как бы приготовившись лететь, руки, но соскальзывает с подоконника на пол. Мефистофель подходит, помогает ему снова забраться на подоконник, пытается тоже встать рядом, но Фауст останавливает его.
(глядя на Мефистофеля сквозь зеленое стекло бутыли):
...Прости, но я лечу, мой Джин,
В страну заснеженных вершин —
Я там, среди снегов и льдин,
Хотел бы полетать один...
М е ф и с т о ф е л ь (обхватывает его за ноги, удерживая):
Нет!.. Или мы уж — не друзья?..
Ф а у с т (вглядываясь в темное небо, задумчиво):
...Чем дальше отдаляюсь я
От сада, пруда и от чащи,
Тем я оглядываюсь чаще...
М е ф и с т о ф е л ь (наполняя бокалы):
...Вот — для поэмы матерьял...
Ф а у с т :
...Как будто что-то потерял
В лесу, в кустах, в траве, во мху...
Оба выпивают.
...И странные — там, наверху, —
Со мною происходят вещи:
Чем выше в небо я взлетаю,
Тем — здесь, внизу — все проступает —
Ясней — отчетливей и резче...
...Посмотришь коль на землю пристально —
Увидишь Кельн с Ганзейской пристанью,
А всмотришься еще внимательней —
Увидишь и могилу матери,
Всю родину — с тоской замшелою,
С булыжной площадью, с амбарами,
С почтовой клячей порыжелою,
С холмом и с мельницами старыми,
С пожарной деревянной вышкою,
С бранд-майстером на ней, красавцем,
И с новой ратушей, застывшею
Меж готикой и ренессансом...
М е ф и с т о ф е л ь (вздыхая):
Ну, вот, опять — грусть, меланхолия...
Напрасно бьюсь с тобою, что ли я?..
(потрясая пустой бутылью, с пафосом)
...Напрасен путь весь, нами пройденный?..
(подходит к Фаусту, обнимает его)
...Ну что тебе летать над родиной?..
(обводя рукой пространство перед ними)
...Кавказ, Далмация, и — далее —
Моргни лишь! — Персия, Бенгалия...
Ф а у с т (тяжело вздыхая):
...Пойми ты...
М е ф и с т о ф е л ь (перелистывая свою тетрадь):
...Или — предлагаю я...
Ф а у с т :
...Я не могу — сейчас — в Бенгалию...
Сидят на орбите два звёздных скитальца:
В железе и жести их пальцы.
Их ноги прикручены к полу винтами.
Носами – в оконной раме:
И видится им голубая планета,
Да может ли быть, что эта?
Планета, где жили когда-то и где-то,
Где песня еще не спета.
Горючего мало и воздуха мало.
Машина, ты что сказала?
Сказала машина, что в космосе пусто,
Что это лишь газовый сгусток.
Прижался к стеклу я, и небо большое
Мне кажется, будто чужое.
И город, огнями чужими горящий,
Манящий, но ненастоящий.
И за ночь дома из земли вырастают:
Я знаю, так не бывает.
Вздыхают пришельцы и прочь улетают.
Планета, как дымка, тает.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...320... ...330... ...340... ...350... 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 ...370... ...380... ...390... ...400... ...410...
|