|
. Д о н К и х о т:"...Вот потомкам — нам с вами — послание;Мысль, в нем высказанная, предельно проста..." С а н ч о :«...И почерк — красив и уборист.» Д о н К и х о т:"...Написал его покровитель ИспанииВеликий Рыцарь Багряного КрестаСвятой Диего Мавроборец: (Неизвестный художник. «Santiago Matamoros» («Св. Диего Мавроборец»), XVI в.) «...Нет выше наслаждения,Нет слаще ничего —Вступить с врагом в сражение,И — одолеть его!.....Погони, окружения,Леса, поля, луга... —Настигни, и сражениеЗаставь принять врага!..Высокое служение —В дожди ли, в зной, в снега —Вступи с врагом в сражение,Сверни ему рога!..И коль тебе с рожденияИ впрямь честь дорога —Вступай с врагом в сражение,И – побеждай врага!.. И не забудь прочесть, идя на битву,Святой Аполлинарии молитву"». В о с х и щ е н н ы е г о л о с а : «...Какая однако же глубина!..»«...А мы тут живем во блуде!..»«...Какие были, все ж, времена!.. Д о н К и х о т : «...Какие, все ж, были люди!.. (задумавшись) ...Заглядывали во все уголки земли,Бродили по диким дорогамРыцарь Солнца, Рыцарь ЗмеиИ Рыцарь Единорога... (Гравюры неизвестных художников, нач. XVI в.) И каких достигали высот!..Как Тристан обезглавил Дракона!..Как Роланд отомстил Ганелону!..А как Горного Змея убил Ланселот!.. ( выходя из забытья, юноше) ...Рыцарь действует смело и дерзко,Изводя всевозможную дрянь.» С а н ч о : «Стальное сердце. Медная длань.» Д о н К и х о т : «...Но бывает, что злая рука — от судьбы ни уйти, ни укрыться —Подольет ему яду ль, подсыпет отравы,Или в спину предатель ударит — и падает рыцарьНа омытые утренней влагою травы...» (Тадеуш Михалюк (Tadeusz Michaluk), р. 1938, Польша, 1965)..
Прости меня за то, что я горда,
Смириться и стерпеться не сумею,
Ты думай обо мне хоть иногда,
Храня у сердца стёртую камею.
Храня воспоминания скрижаль,
Читай её хотя бы с умилением,
И думай, что минувшего не жаль,
Что всё оно подёрнется брожением,
Что плесень на камнях начнёт цвести,
И кто-нибудь чужой возьмёт под руку...
Всё временно, а, стало быть, прости
Свою нетерпеливую подругу.
Лунным золотом присыпан небосвод,
Влажной искоркой подёрнулись глаза,
Взмах крыла, дыхание и взлёт –
Рассекает воздух, как гроза...
Не боясь упасть в молочный снег
Сквозь туман прохладной синевы,
Воспарить над шёлковостью век,
Распластать над сумраком крыла...
Каждый взмах опущенных ресниц – Сахар тающий плывущих облаков,
Миллионы схожих звёзд и лиц...
Миллиарды схожих фраз и слов...
В цвет индиго выкрашен хрусталь ,
С ясной синью венчанная тишь...
Крылья снежные, несущие печаль,
Вьются дымкой над багрянцем крыш...
Надеваю старый свитер
И сажусь на стул.
Всё, что мною позабыто – Брошу в ледяную
Пустоту.
И полосочку льняную
В книге, что не дочитал,
Вынимаю, неживую.
То ли чистая бумага,
То ли глупая отвага,
То ли – ни черта.
.
* * *
Я в Худадовском черном лесу зимовал – Там живем мы, забытые Богом.
Я в заснеженном, черном лесу зимовал – До весны спал в снегу я глубоком.
Я в заснеженном, черном лесу зимовал,
И всю зиму я лапу надежды лизал
В тишине, вдалеке от дороги,
И теперь, по весне,
дикий раненый зверь,
выхожу, наконец, из берлоги...
Там, в берлоге, осталась большая зима.
Там весна эта снилась мне часто:
Зажигаются почки – и сходишь с ума,
Когда – вдруг – загорается чаща!
Солнца шар золотой дразнит птиц высотой,
Кроны черных дубрав поджигает...
Новым мясом, и шкурой, и шерстью густой
Обрастаю – и лета в лесу ожидаю....
Как любил я свой лес и медведей своих!..
Но когда мне хребет раздробило
И валялся я долго в крови – лес затих,
И зверье от меня уходило...
И я проклял свой род, и о смерти молил,
И когтями я землю царапал,
Когда видел, как бурые братья мои
Через горы-холмы, растворяясь вдали,
переваливали косолапо...
Лишь один шел за мною по следу в траве – По кровавым чернеющим знакам, – Лишь один он нашел меня в рыжей траве,
И щекой меня трогал, и лапой...
И медведей медведь – на весь лес – обревел,
И лизал меня долго, и плакал...
Лишь один он нашел меня в рыжей траве,
И щекой меня трогал,
и лапой...
Я в Худадовском черном лесу зимовал – Зарывался подальше, поглубже....
Я в заснеженном, черном лесу зимовал – Но внезапной весной был разбужен.
Я в заснеженном, черном лесу зимовал,
И всю зиму я лапу надежды лизал
В тишине, вдалеке от дороги,
И теперь, по весне,
я, израненный зверь,
выхожу, наконец, из берлоги...
Хватит злости сломать самый сильный платан!
Хватит силы любому ответить!
Знаю – встречу медведей, сполна им отдам!
Знаю – встречу я друга-медведя.
Солнца шар золотой дразнит птиц высотой,
И земля по оврагам прогрета...
Новым мясом, и шкурой, и шерстью густой
Обрастаю – и лета жду, лета!
.
Василиск.
Он кричит петухом
И бежит по воде.
Каких же ещё
Недостаёт описаний,
Чтобы ты наконец осознал
И представил себе ощутимо
Его тихо сокрытую мощь,
Его грацию и изуверство,
Его тускло мерцающий взгляд,
Превращающий в мёртвое смертных.
А бессмертным дающий надежду
Бесконечно сидеть у камина,..
И курить свою длинную трубку,..
И читать свою толстую книгу,..
И внимать ричеркару рояля,..
И поглаживать древней рукою
На коленях лежащего тихо,
Под себя подобравшего лапы
Василиска – домашнего зверя,
Что зачем-то кричит петухом
И умеет бежать по воде...
Слышишь? – Поют соловьи. На закате
Шьётся цветками роскошное платье.
Тронь ветерком белоснежный наряд – Рано рассыпаны, зря...
Росы не пролили слёзы тугие,
Иней – седая цветению гибель.
Будет мороз приговор бормотать – Завязи съест чернота.
Трель соловьиная песней прощанья.
Станут ли звуки спасенья плащами?
В жажде тепла на излете весны
Падаешь в зимние сны.
16.05.2004 редакция 04.04.2007
/из цикла 'Созвучие'/
- Не виделись долго! Ты стала другая!
Твой вкус изменился, моя дорогая!
Теперь обуваешься строго по моде!
Зелёные туфли к лицу так подходят!!!
Сел и начал писать.
А вокруг – тишина.
Это, мама, война?
Тише, яблоко на.
Нерождённая радость.
И счастье моё.
Я из рук принимаю,
Прижимаюсь щекой.
Этот свет. Этот голос.
Останься, постой!
Это только моё.
Это только моё.
А вокруг – хоть убей:
Так прекрасно светло.
Сизых я голубей
На окно приглашу
И их крылышки светлые
Нежно пожму
И слова им скажу,
И скажу:
Голуби дорогие,
Вы такие, такие,
Вы же мне дорогие,
Вот, мои дорогие.
Посмотрите: стихи
На бумаге лежат.
Я в стихи-лопухи
Завернусь с головой.
Посмотрите: лежу,
И глаза не грустят,
Боже мой, подорожный,
Бог зелёный ты мой.
Слышу только: травинка
В руку тычется лбом.
Аня ты или Ленка?
На листе голубом
Мы лежим и несёмся
В километры небес.
Это Бог или бес?
Это Бог. Или бес.
Это все не нарочно.
Я живу как дышу.
В геометрию плачу,
В былинку молчу.
А вот гляну – и небо
Над моей головой:
Где я был, где я не был
Где я – Боже ты мой…
И навеки остаться,
Что и вправду дано.
В тишине этой комнаты,
В яблоке дней
Заключиться навеки
От рожденья и до,
Только с ней, нерожденной.
Только с ней.
…в этом городе,
с перепою
партизанами взятым с бою,
где дороги, чуть-чуть – рискни и
вмиг продолжатся, как морские,
где елозя назад – вперёд,
всё равно приезжаешь в порт,
я стою, протирая край
горизонта.
Туман…
Февраль.
Бьется море о свой песок.
Белым флагом лежит листок.
Голубую привычно даль,
игнорируя «пробки»,
разрезает диагональ
уходящей подлодки.
Суша кончилась.
Утопив
полуостров в себе, пролив
расширяется к морю.
Дел по горло ему теперь,
только дном продолжает твердь
гнуть свои разговоры.
Так и ты, так сказать – ушла.
всё равно, чья теперь жена,
полюбовница, – слушай!
Убегая волной, в ответ
ты упрёшься опять о твердь
той же, собственно, суши.
Бесполезен отсель побег,
шарик сам себе оберег,
на шее бога.
Он единое бережёт,
покидая здесь бережок,
ты найдёшь его там, дуреха.
В этом городе партизан,
называйся он хоть Рязань,
за то и выпей.
Не вдох, так выдох,
не твист, так вальс,
не в бровь, так в глаз,
не нас, так вас,
не вход, так выход…
Снова в страстную холодную пятницу
Ноет душа, как последняя пьяница…
Ищет душа всепрощенья и ласки,
Не покаяния – счастья на Пасху.
Жаждет, омывшись от горя слезами,
Всласть целоваться, пускай с образами,
Глохнуть от радости, песен взахлёб.
Жажда желаний, любовный полёт.
Вот и в страстную не плачется пятницу.
Скоро воскреснет… Новые платьица…
Свечи желания в ночь воскресения
В сказке любви обещают спасение.
Рука, как перебитое крыло,
Влачилась на банальностях рассудка.
И было как-то нестерпимо жутко,
И всё казалось, что не рассвело.
И стих писался мрачен, дик и сух,
И суть метафор цокала копытом,
И было что-то там внутри разбито,
И, видимо, огонь любви потух.
Но целовала раны мирозданья
Душа, вперяя губы в облака,
И крыльев шум свистел издалека.
Восход окрасил тяготы лобзанья
В кровавые лохмотья бедняка,
Избившего стопы о прах познанья
Чужих дорог, чужого опозданья.
И взгляд последний был издалека.
.
* * *
«Точу болты. Какой я молодец! .. Но я перо своё не продаю!..» Aнтик
Болты он точит. И кричит: «Мое перо – не продается!..» Народ недоуменно мнется: «Нет... – вроде, болт в окне торчит...» Не понимает и ворчит, - Вот-вот – и грубость на губе: «Прийди в себя! – взывают дружно, – Мы – за болтом пришли к тебе – Перо твое – нам на дух нужно?.»
.
Говори, говори.
Мимо изгороди, мимо дубовой рощи...
Вспоминай, говори.
Мимо изгороди, окрашенной в синий...
Говори.
Я любил босиком, что может быть проще?
Говори.
Мельтешение чёрточек, линий...
Протираешь глаза, протираешь глаза,
Протираешь.
«Я люблю тебя» – странное, тихое,
Слышишь?
Ты сползаешь по роще, по изгороди...
Ты теряешь
Память – облако,
Спрятанное под крышу.
И когда с разбегу врезается
Зелёное поле,
И трава делит небо
На тонкие, длинные части,
Ты смеёшься, смеёшься
От светлой далекой боли
И, наверное, плачешь
От близкого, близкого счастья.
I.
Загустился зимний сумрак,
В переходах греют грили,
Шесть часов
Огарки былей.
Дождь горстями. Листья стыли
Под ногами. Лист газеты
В автомате из кассеты.
Дождь по стенам и по крышам,
И по сломанным решеткам,
Цокот. Лошадь паром дышит,
Свет фонарный в небо воткнут.
II.
Утро себя собирает по крохам:
Запахом пива от стоптанных улиц,
Тенью, что жмется к морозной ограде,
Топотом ног, что пока не проснулись
И направляются к чашечке кофе.
Словно очнувшись в ином маскараде,
Время рядится, чтоб выглядеть краше,
Множеством рук приподняв занавески
В окнах домов, запыленных нерезких,
Что состоят из одних меблирашек.
Ш.
Одеяло сбросив с койки,
Ты лежала на спине.
И дремала. Ночь спокойно
Рисовала на стене
Сотни, тысячи рисунков, из которых – лишь скажи –
Твою душу, если хочешь, можно заново сложить.
Но когда решил вернуться
Мир, сверкнув лучом извне,
Воробьи чирикать стали
Из канав, на самом дне,
Ты подметила такое
У забрезжившего дня,
Что ни улица, ни город не смогли тебя понять.
А потом был край кровати, ты на нем сидела кротко,
Голова твоя дрожала, вся в бумажных папильотках.
И, держа руками ноги, ты привет послала дню,
Постучав немытой пяткой о немытую ступню.
IV.
С душой, натянутой на небо
Гвоздями городских домов
Или под ноги людям брошенной
В четыре, пять и шесть часов;
Квадратность трубки набивающих
Коротких пальцев; истин свет
До глаз доходит из газет – Весь мир принять и не сутулиться
Нетерпеливо хочет улица.
Я не могу остаться равнодушным
К тем образам, что возникают вдруг –
Таким ранимым, беззащитным
Мне показалось все вокруг.
Улыбнись себе в ладошку,
Ведь миры кружатся так,
Словно женщины в лесу, собирающие хворост.
На тарелке спит микроб.
Спит и улыбается.
Мне б его по морде шлёп – Но не получается.
Чтоб его по морде шлёп,
Нужен сильный микроскоп.
Нету микроскопа.
Слышен смех микроба.
Хотел я приласкать жену,
Да не одну.
Но вместо этого от двух
Сел оплеух.
В ночной я с горя в магазин
Иду один,
Но повстречал я тут шпану,
Да не одну.
И вот я ночью средь осин
Лежу один.
А дома ждет меня жена,
Да не одна.
2007-04-01 23:59Слова / Зрячкин Александр Николаевич ( alnikol)
За иконами скрыты
Законами суш и морей
Те слова, что для нас
Показались такими простыми:
Если просто любить
И ко всем оставаться добрей,
То и сердце в пути
Никогда-никогда не остынет.
.
* * *
В крушенье, в горе, в бурю, в шторм,
Во тьме – кромешной, без огня! –
Не верящая ни во что,
Ты – заклинаю – верь в меня!
Когда – одни обиды сплошь,
Когда, других во лжи виня,
Несу отчаянную ложь –
Всё ж – презирая – верь в меня!
Бессонной ночью, шумным днем –
Пусть – не прощая, пусть – кляня
За все, что прожито вдвоем, –
Но – непременно – верь в меня!
В воспоминаниях своих
Не ройся, старый хлам храня, – И в мой – влюбленный, давний – стих –
Не верь! Все выбрось! Верь – в меня.
Ведь в этом яростном бою,
что длится столько лет и дней –
Не различить судьбу мою –
От – жизнь моя! – судьбы твоей…
.
Я не могу услышать шум прибоя
И ропот волн, взбегающих на мыс,
Я к ним глуха, когда я не с тобою,
Как над песком тепло струящий бриз,
Как небосвод, разотканный муаром,
Слепа к дорожкам лунным на песке,
Кипящий жар ползёт из сердца паром,
И замирает в призрачной тоске.
Слепы, как я, причудливые лица,
Всё смотрят в даль, за синюю черту,
Им городской туман молочный снится,
И мокрый след на тонущем плоту,
Им снится дом с нависшей ветхой крышей,
Сплетенье трав под треснутой корой,
Но тени рвут муара синь всё выше,
А я без крыл, когда я не с тобой.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...310... ...320... ...330... ...340... ...350... 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 ...370... ...380... ...390... ...400...
|