|
|
Ты с ним не можешь быть собой
И, значит он – ненастоящий.
Ну что ж, копай за слоем слой
И складывай в бездонный ящик
Всех, якобы своих друзей…
О, как я зол! И как безбашен!
Я падаю. Весны налей.
Лей. Без весны я гол и страшен
Как та бессмысленная тень,
Что призраком любви зовется.
Все продано в грядущий день.
Все продано душой. Все рвется:
Мечты, печаль и судный день –
Из пепла в дым и на свободу!
В душе иссохло все. Мне ж лень
Заканчивать в себе природу.
Ты с ним не сможешь быть собой
Он – только роль, не настоящий…
.
* * *
Марюткины песни (3)
( На мотивы народных песен
«Монашенка – мать ребенка» )
Как в городе-то нашем-то
Случилися дела:
Молоденька монашенка
Сыночка родила.
Успела лишь его она
Слезами окропить;
Сыночка ночкой темною
Снесла она топить!
Была однако поймана
В момент событья зла,
И в кандалы закована
На каторгу пошла.
Уводят ея стражники,
И снег под ей скрипит...
Мамаша по монашенке
Рыдает и вопит!..
«Простите, мать-игуменша,
Прости, родная мать!
Прости, дитенок умерший, —
Иду я погибать!..
Не надо было б вечером
Мне к реченьке ходить,
Да нечего б, доверчивой,
Хфицерика любить!..»
.
Скакала лошадь, гнедая лошадь!
Кому-то нужно успеть куда-то.
Она неслась, на живую ношу
Кося пугливо и виновато.
Кривились губы, мужские губы
И хлыст свирепый им вторил слепо,
Как на холстине на коже крупа
Узор рисуя, такой нелепый.
И чаще бились о дёрн подковы.
Ещё удар – и планета треснет!
А ей казалось, что те подковы
Слететь готовы с копытом вместе.
И словно розги, сухие розги
По векам ветки хлестали метко,
Металось сердце в кипящем мозге
И разрывалась грудная клетка.
Она неслась сквозь кусты густые,
И через поле, и через реку...
Зачем же, лошади, вы такие –
Всегда послушные человеку?!.
Загнали лошадь, гнедую лошадь.
Но – доскакала, смогла, успела!
Горячий воздух когтистой кошкой
Метался в лёгких остервенело.
Среди японцев немало пьяниц.
Но больше пьяниц среди китайцев.
Пожалуй, каждый второй китаец.
И только 2 из 5и японцев.
Ведь в доме японца – золоченое солнце,
А в доме китайца – серебряный заяц.
Вот и прикиньте: кто первый сопьётся?
Половина китайца или 2/5 японца?
Ведь солнце – оно же на то и солнце,
А заяц – он же на то и заяц,
Чтоб, вместе обнявшись, сидеть, удивляясь:
Не глуп ли японец? Умён ли китаец?
Ах, глупое солнце, неумный ты заяц!
Если б вам столько, сколько им бы, осталось,
Вы б пили как лошади,
Как кочегары,
Как сумасшедшие,
Как ломовые,
Словно разжившиеся татары,
Как загнанный пес посредине пустыни...
Вы пили бы просто пока не взорвались.
Налей же, японец.
Налей же, китаец.
В коробке лежит коробка,
В коробке – еще одна…
И так до самого гроба,
И так до самого дна.
Атласные резать ленты,
Вытряхивать пенопласт:
Фальшивые документы,
Поддельный стеклянный глаз…
Скопировать чей-то почерк
И написать письмо:
«Люблю тебя, милая, очень…»
А прочего – не дано.
А прочее улетело.
Коробочка солгала.
Ломаться не захотела
Искусственная игла.
Приход и сразу – выходки весны:
ручьев глумливые разливы,
буян залетный треплет гривы,
сугроб уменьшился и напустил в штаны.
Мороз струхнул, в хоромах отказал:
зима бедовая забыта
спесивой бабой у корыта
или столбом, если смотреть назад.
Но мы не будем, потому что – грех:
во лбу с распущенностью почек
резвится хор зеленых строчек,
во рту – щенячий брех.
Сулится море – всласть! – и лето
на вновь рожденный вкус:
кисель медуз, компот креветок,
арбузный праздный кус.
А там – волнушки и опятки
циклической судьбы
найдут меня – и все в порядке
железном, спятившем с резьбы.
2007-05-02 09:03Зима / Марина Пашенкова ( nerpa)
Вдруг, ночью, побелел мой двор,
из будничного стал воскресным,
запорошило старый вздор,
утихла боль, как давешняя песня.
Грядущая зима глядит в окно
безмолвно и приветливо – наверно
летит надежды светлой полотно
на немощи мои и скверну.
Сияющая белизна
крахмальной милосердною сестрою
в палаты сердца, непокои сна
войдет и дверь недужную закроет.
Двойной повязкой долгих берегов,
ягненка шерстью, пухом голубиным
наложит исцеляющий покров
на реки слез, на черные глубины,
нечистоту мою, немоготу,
на глупый и упрямый лоб горячий,
в преображенных капель красоту
любовь мою укроет, спрячет.
В берложьей безмятежной тишине
услышат уши и прошепчут губы:
любима-я! Защитную шинель
меняем на распахнутую шубу.
Меж варежкой и рукавом
ложится на послушное запястье
финифтью нежной, твердым серебром
награда с неба, снега, слога, счастья.
Глаза слепит лазурь
Небесных настроений.
Довольно зимних бурь,
Пришла пора цветений.
Мой трепетный слуга,
Пойдём дорогой грешных,
На майские луга
Купаться в водах вешних!
Прошу, не падай ниц,
Ты больше не невольник.
Приветствуй белых птиц
Неровный треугольник.
Слова твои просты,
Простым ты будешь другом..
Так разводи костры
Скорее, полукругом...
Сосновая смола,
Смущаясь, капать будет
На голые тела
И утром нас разбудит...
Не прячь зелёных глаз,
Не время для смущений.
Так действует на нас
Пора цветений...
.
* * *
( Из трагедии в стихах «Фауст и Елена» )
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ф а у с т :
...Ты плачешь?.. Что ты?..
Е л е н а (всхлипывая):
...Так... Устала...
И Эсмеральду жалко стало...
Сижу весь день, затворена!..
(капризно)
...Хочу веселья и вина!..
Хочу людей!.. Чтоб — шум и дым!..
Ф а у с т (с готовностью):
Куда — приказывай!..
(Мефистофелю)
...Летим!
М е ф и с т о ф е л ь (озабоченно выглядывая в окно, Фаусту):
...Исчез Венеры свет колючий...
И Млечный Путь зарылся в тучи...
Погасла лунная дорога,
И нет ни Льва, ни Козерога...
При тусклом свете Волопаса
Лететь — втроем — небезопасно...
(В сторону, размышляя)
...Я думал — все! Конец. Провал —
Совсем уж он затосковал,
Грустит весь год поэт-астролог;
От грусти к церкви — путь недолог,
Кручусь, верчусь — все зря! И что же? —
Смотри-ка — вдруг запрыгал, ожил!..
...Она мне планы не разрушит...
Кто знает — может, так и лучше?..
(Фаусту и Елене)
...А впрочем — вон видны Плеяды...
Летим! Везде нам будут рады!..
Звучит музыка полета.
Летят над ночной Германией Фауст, Елена и Мефистофель.
Г о л о с Ф а у с т а :
...Ямб, хорей, гекзаметр, дольник...
Все — обман, отрава, бред.
Что за странный треугольник —
Дьявол, женщина, поэт...
И — в кабак ли, в дом игорный,
В Дюссельдорф ли, в Брауншвайг —
Мчится небом треугольник —
Dichter, Teufel und ein Weib…*
Г о л о с М е ф и с т о ф е л я :
Протестант ли ты, католик —
Пей, пока не припечет!..
Весел пьяный треугольник —
Женщина, поэт и черт...
...У руля стоит покойник —
И летит ладья в ноябрь...
Г о л о с Ф а у с т а :
...Страшен вечный треугольник —
Un poete, une femme, un diable!.. **
_________
* Поэт, Дьявол, Женщина... (нем.)
** Поэт, Женщина, Дьявол... (фр.)
.
С каждым годом желаний всё меньше,
Закрываются бреши страстей.
В этом мире я счастлив и грешен,
И не жду уже лучших путей.
Прошлых лет беспокойные раны
Отболели молчаньем тоски,
Половодьем бушующим ранним
Унесло с тихой речки мостки.
Зашумели призывные воды,
Омывая луга и поля,
И под властью весенней природы
Просыпается совесть моя.
Этот голос настойчиво-звонкий,
Как апрельская песня-капель,
Он из детства, мой голос – ребёнка,
Умоляет: надейся и верь!
Каждый вдох – это малое чудо,
Это жизни минутный глоток,
К обновлённому вешнему пруду
Подлетает попить голубок.
Нет у Неба простых измерений,
И познать нам всего не дано,
Есть цепочка коротких мгновений,
Что свивает судьбы полотно.
И неведомо кем и откуда
Опускается светлая нить,
Разливая блаженством повсюду
Эту радость бессмертную – «Жить!»
Под весёлые гимны потоков,
Обновляя дыханье и свет,
Солнце греет всевидящим оком
От зимы не растаявший след.
На Пласа-де-Торос встаёт дыбом волос,
Здесь издавна властвуют черти.
А люди ли те, что срывают свой голос,
Ликуя на празднике смерти?!
На час искажаются смуглые лица,
С них сняты, растоптаны маски.
А там – на арене – прекрасный убийца
Хмелеет от собственной пляски.
Поклонники глаз сумасшедших не сводят
С тореро, что гибок до жути!
И ярость сочится, и алчность исходит
От их обнажившейся сути!
Тореро отважно со зверем играет,
Толпу поражая сноровкой.
Он, зрелища ради, быка истязает,
Чтоб после убить его ловко.
А бык – загляденье! Красавец поджарый!
От изнеможения взмылен,
Кричит и беснуется рыжим пожаром,
Пред тряпкою пыльной бессилен.
Он в запахи метит рогами крутыми
В кругу живодёрни столичной.
Взращённый людьми, он здесь выставлен ими
Для пыток и казни публичной.
И следуя строго традиции старой,
Мужчина, смахнув треуголку,
Сверкающей шпагой изящным ударом
Пронзил его мощную холку...
На Пласа-де-Торос один из актёров
Всерьёз погибает на сцене,
И он не поймёт – молодой и матёрый –
Пред кем он упал на колени!
Ему б на мгновенье – глаза человека!
Он тут же – безжалостно,скоро
Устроил бы публике зрелище века,
С землёю сравняв матадора!
Прозревший и дикий, за казни, за пытки,
Приветствуя праздность вендеттой,
Пронзал бы их слабые спины с улыбкой
Рогами молочного цвета!
Но кровь благородная смешана с потом
И сердца биенье всё глуше...
И так век за веком, и так год за годом
Терзают звериные души.
И снова победой венчают достойных,
Отважных героев Мадрида.
И кто-то ж назвал эти страшные бойни
Красивейшим словом – Коррида.
Эта жизнь и эта воля –
Будто вырванный абсурд,
В обреченность и в юдолю,
С недосказанностью – в суд.
Что судьба мне приготовит
За порок мой и тоску?
Может быть любовью сломит?
Может гвоздь забьет в доску –
В гробовую бесконечность?
Но к чему тот гвоздь и вечность
Без любви и без мечты?
Где же? Где же? Где же ты?
Спирт разведи пивом, будет двойной эффект,
Буква тире мухой плавает в молоке,
Ты не поэт пушкин, ты не поэт фет,
Просто твоё слово льдинкой на языке.
Чёрные пальцы нервно чуткий сожмут гриф
Соль это не нота, соль это натрий хлор
Всё, что тебе скажут, это фантом, миф
Надо забыть правду, если она вздор
Минус на реомюре, точку прошли росы,
На боровицкой башне сталин поднимет флаг,
Помощь не опоздает, тихо, герой, не ссы,
Если, конечно, не хочешь сам загудеть в гулаг.
К полночи засыпает Город Больших Жаб,
В небе над магаданом южный висит крест,
Тихо кружит над миром ноев наш дирижабль,
Хомо хомини лупус, как говорят, эст.
.
* * *
Ах, любовь, ты при луне
Травы шелковы косила,
Говорили люди мне,
Что в тебе есть злая сила...
Сизый голубь над водой
С голубицею летает...
Где ты, где ты, милый мой?..
Я еще тебя не знаю...
Ах, любовь, ты душу рвешь
И по-разному решаешь:
Или жизнь ты заберешь,
Или разума лишаешь...
Я давно тебя, любовь,
И боюсь, и ожидаю...
Где ты, где ты, милый мой?..
Я еще тебя не знаю...
Ах, любовь, известно мне
Про изменчивый твой образ;
Ты сначала — свет в окне,
А потом ты — темна пропасть...
И над этой гиблой тьмой
Я хожу, хожу по краю...
Где ты, где ты, милый мой?..
Я еще тебя не знаю...
.
За окнами – поникших веток дрожь
и молний из-за туч косые взгляды...
Так вкрадчиво заговоривший дождь
к полудню обернулся ливнепадом –
и хлынула с развёрстой высоты
воды разбушевавшейся лавина,
прижав к земле шиповника кусты,
вбивая лепестки в сырую глину...
Замешивая яростный коктейль,
стихия бесновалась так недолго –
чтоб в небе засияла акварель
новорождённой радуги над Волгой,
небесная очистилась лазурь
и краски излучали свет и нежность,–
и после града всех житейских бурь
взошли в душе покой и безмятежность...
Дни до ниточки разлохматились...
В эти грешные времена
У Поэтов уходят МАТЕРИ
И становится жизнь ина...
Стихотворцев угробят ранее
Ядом, пулею роковой –
Но продолжатся их старания...
В Песнях Сына Отец – ЖИВОЙ...
Мы судьбу свою разлохматили
Так, что стала она чумной...
У России уходят МАТЕРИ
В мир безоблачный, неземной...
Способна тварь, от ужаса и боли окаменевшая,
Поднять глаза на Бога?
Способна ли душа, глядящая во тьму,
Увидеть звезды?
В мире,
Где солнце не заходит никогда,
Где впалы животы, а рты бездонны,
Всегда найдется нож,
А для ножа – работа.
Смотри, мой сын,
Смотри...
На шомпол Млечного Пути я наверну светящуюся ветошь,
И будет тень вчерашнего дождя задумчиво стоять у горизонта,
И будут руки и глаза любить и с богом целоваться,
Пока еще река несет последний черный лед куда-то в бесконечность...
И медленно и тяжело ударит время в сердцевину,
Туда, где сумрак и покой, и сон.
И пустота расплавится в миры:
In the beginning...
На эти пляски на костях
смотреть устали мы.
Прийдётся брать ещё один рейхстаг.
На сей раз в Таллине.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...310... ...320... ...330... ...340... 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 ...360... ...370... ...380... ...390... ...400...
|
