|
|
Идущий навстречу ребёнок замедлил шаг,
И в этих глазах ты ясно судьбу прочёл.
И вот ты стоишь – и шар воздушный в руках
Так неподвижен, и всё сквозь тебя течет.
Бросишься вслед: "Ты забыл, погоди, постой!"
Только простыл его след, и шар теперь твой –
Тихо кивает синей большой головой:
"Я теперь твой, а ты, соответственно, мой."
Так ли любили мы эти большие шары?
Так ли судьбу мы чужую носили в глазах?
Что в нас осталось от этой святой детворы...
Всё и осталось. И небо в воздушных шарах.
НАТАЛИ ПУШКИНОЙ
Как много сплетен
с именем твоим
Нам наплели –
потомкам легковерным,
Но ты всегда
была любима им,
И он, твой муж,
не верил слухам скверным.
Нет, я не эссеист,
не пушкинист,
Но знаю – выше ты
любой хулы и лести.
И для меня
твой облик также чист,
Как для него,
певца любви и чести.
Уйдут в архив
завалы клеветы,
Что клевета,
когда в чаду сомнений
за честь твою
и «гений красоты»,
На смерть пошел
его бессмертный гений.
Любовь ушла, оставив след,
Окна зашторенного свет.
Пять фотографий под стеклом –
О том, что были мы вдвоём.
Полынью – горькое Прощай,
Несостоявшийся наш Рай.
Мечты раздавленные в прах,
Блеск одиночества в глазах.
Умножив прошлое на ноль,
Любовь ушла, оставив боль.
Мир без тебя, холодный день,
Печаль нависшую, как тень.
Чужие лица...в суете,
Сто сотен мыслей о тебе.
Две параллели для двоих,
Тобою не прочтённый стих.
…Правду сказать – всё чепуха…
Возникает, сквозит, перемешивается,
толкает в спину, наступает на ногу,
из телевизора что-то долго бубнит,
потом раздевается наголо
и нагло пялится на себя в зеркале
моих плохо выспавшихся глаз,
забывает выключать воду в ванной,
а газ – в Грузии,
громко кричит на нас,
что мы – русские…
И непонятно – это хорошо?
Или совсем никуда не годится?..
Я стал сам себя переспрашивать: «Шо?!.»
И с пол-слова могу теперь заводиться:
этакий «Тойота»…
Осталось только выяснить:
в моих жилах кровь?..
Бензин?..
Или так, – водица?..
Мне рассказывали, что она
составляет 80% моего тела…
Да что там моего – даже этого в телевизоре…
Интересно, а он про свою воду знает?..
Про воду или про жену?..
Ну же, не будем скабрезничать,
а то возьмёт и объявит войну,
чтобы разом справиться со всеми болезнями:
левизны, коревой краснухи
и «болезни легионеров»…
Правду сказать, уже не хватает нервов,
чтобы вслушиваться, вникать, осмысливать
всю эту чепуху…
Говорю тебе как петух – петуху!
Как желтух – белуху!
Ну вот просто как на духу…
Тебя, в связи с этим, как звать?..
Гостомысл…
Расшиты чопорно наряды,
Печален поздний карнавал.
Коней для странной кавалькады
Мороз неслышно подковал.
Дорог от прошлого не чистят, –
Рискует дворник пустяком,
Что по замёрзшим, острым листьям
Пройдётся память босиком.
Скрипят церковные фронтоны,
И холод служит звонарём.
В дверях влюблённые фантомы
Целуют свет под фонарём.
Скользя легко сквозь стены зданий,
Фату на ветер променяв,
Одно из призрачных созданий
Похоже будто на меня.
Другое – грудь пронзает болью.
В порыве ревности сквозняк
Зовёт к безумному застолью.
Полупрозрачная родня,
Друзья, враги и просто тени
Пытаются создать уют,
И руки сорванных растений
На блюдце кольца подают.
И не позволено забыть им,
Что друг от друга мы таим….
Там, в мире замкнутых событий
С глазами вечности стоим
Пред алтарём.
Сапфировою россыпью, как мост,
На Северном холодном полушарии,
Сплелись лучи семи великих звёзд,
Когда сошли с небес на Землю арии.
В таинственном сознании Луны
Их души обретали понимание:
Все – воины, пророки, ведуны,
Искатели земли для покаяния.
Серебряному звону тонких лат
Был гармоничен свет Большой Медведицы.
Сковали льды останки их солдат,
Арктида погребла печальный клад –
Сгоревшую космическую лестницу.
Досталась им Земля не наугад:
Они землёй залечивали раны.
Ушли, кто – на восток, кто – на закат,
Вдыхая с болью солнечную прану.
С глазами голубых и синих звёзд
И с кожей снежной маленькой планеты,
Из солнечной короны жар волос
И бороды соломенного лета.
Но в древних зеркалах чужой Земли,
Сквозь рябь воды в свои вглядевшись лица,
Задумайтесь на миг: не этим ли
Великим предкам стали мы молиться?
1. Май
С цветущей вишни
ветер сорвал лепесток
и бросил в реку.
Сама я не решилась
послать тебе свой привет.
2. Июнь
В месяц радости
расцветает под солнцем
прекрасный ирис.
Как любил ты когда-то
мой цветок! Он всё тот же.
3. Июль
Пение цикад
в глубине летней ночи
лишь оттеняет
плотный покров тишины.
Слушаю, забыв о сне.
4. Август
Один день мечты –
тропинка в будущее.
Но что наша жизнь?
Мелькнувшая стрекоза
на фоне снежной горы...
5. Сентябрь
Две капли росы
на серебряной нити
встречают рассвет.
Которая сорвется
раньше? И мы не вечны.
6. Октябрь
В прозрачный ручей
желтые листья клена
роняет осень.
Роняю следом письма,
и они пожелтели...
7. Ноябрь
Старая чашка
с потемневшей эмалью
милее новой.
Нельзя лишь пить из нее.
Но кто знает об этом?
8. Декабрь
Письма надежды,
письма отчаяния –
огню всё равно.
Согревает ли тебя
этот далекий костер?
9. Январь
Сравнил ты любовь
с нежным цветком лотоса.
Смотрю с грустью: пруд
засыпан зимним снегом,
виден только след лисы.
10. Февраль
Февральские дни
догоняют луч солнца.
Прыгает в клетке
нетерпеливый скворец.
Скоро улетит и он.
11. Март
На ласку луча
отозвалось вдруг сердце.
Ужели весна?
Колокольчики в доме
запели песню ветра.
12. Апрель
За веером туч
как искусная гейша
прячется луна.
Сладко меняет слова
тень недосказанности...
2007-02-05 15:23Сон / Элиана Долинная ( elida)
К тебе рванулась, руки протянув,
едва лишь перестук умолк колёсный...
Вдруг показалось: ты слезу смахнул...
Остались в прошлом многие вопросы.
...А утро на перроне чуть взошло...
Ещё истома дня не заклеймила
румянцем, и оконное стекло
опять – навеки – нас не разделило.
...Стояли, не промолвив пары слов,
всё было ясно, потому – молчали.
И знала я : не умерла любовь,
но стала лишь спокойней и печальней.
Что ты меня, как поле в зной росы,
не мог дождаться в середине лета:
всю ночь смотрел на лгущие часы,
взывал: «Скорей же наступай!» – к рассвету.
...И бабочка в прохладное стекло
всё билась, крылья хрупкие увеча...
... Проснулась – сад весь снегом замело
цветов вишнёвых... И... не будет встречи.
Забывала. И всё невпопад.
Мне сладка эта грустная нега –
обрываться душою с разбега
в золотой листопад...
Расправляла затекшие крылья,
в звёздный свет превращала будни...
Без оглядки тебя любила.
И когда, наконец, забуду?
...Но останутся эти строчки
млечно-нежной дорожкой в выси...
Как же длинно я ставлю точку! –
то ищу сокровенного смысла
в инкрустациях слов осенних,
в ускользающих оборотах,
то (опять!) – от любви спасенья,
создавая себе цейтноты.
И сама улыбаюсь вопросу
(ну и смело же!) – ты скучал ли?
Сердце словно летит с откоса...
Всё риторика. Источает
аромат, уловимый еле,
элегантная скабиоза...
...И предчувствую, как метели
драпируют снегами звёзды...
*
Усмехаюсь с коварным веком,
над придуманной мной любовью...
Oh, mon Dieu! – по нервам стеком
послесловье.
Сейчас я буду писать ни о чём.
Вот кресло, рубашка, плечо.
Вот ветер, кружащий перо, а с ним
Из труб вылетающий дым.
Вот месяц, сияющий в вышине,
И жёлтый огонь в окне.
И всё это сказано ни о чём.
Ни обо мне, ни о ком.
Но жизнь, вместившая ничего,
Не стоящая ничего –
Единственное, что есть у него.
Что будет всегда у него.
В жарком Пловдиве – дивный плов,
В Бухаре же – бухают реже...
Послюнявив основы слов,
Выступают ослы в манеже.
На арене весь вечер мат,
Акробатам привычней чтобы,
И обтянут Ваш крепкий зад
Модным крепом парижской пробы.
Шпрехшталмейстер несёт пургу,
Расшивая лапшою уши.
Недоваренное рагу...
Хочешь – ешь, а не хочешь – кушай.
Пресно блюдо из Роз, Марин,
Розмарин не приправа к нотам.
Но сияет звезда перин
Меж поющих трусов на фото...
Поколение сторожей
Рубит бабки капустной масти
И стрижёт молодых стрижей
Под гребёнку попсовой власти.
Здесь не вырастет дивный плов
И не будет цвести красиво.
В огороде – толпа козлов,
Поливают попкорни пивом.
Баритон тонировал,
ровнял
тишину квартиры.
Как сатиры,
в зарослях лесных
сны купались в сказочных,
смешных
образах,
нахлынувших гурьбой
В бойкую фантазию мою.
Бой в ливрее
реял над водой,
Оду
декламируя младой,
ладной
негритяночке в цветах.
А она вздыхала: «Ах, ах»
«Ах» –
Ахнул баритон
и канул в снах.
2007-02-05 00:33*** / Тинус Наталья ( tinus)
Сбегает снег с покатых крыш
стремительно и вниз,
когда не спишь,
когда один из
тех, кто слаб и тих.
Покуда зимняя метель
целует мне окно,
от неименья тел
давно
моя грустит постель.
Повесится поэт
В пучине ночи
И вымолвит слова
Остывшей головой:
"Дурацкая сова
Летает, куда хочет,
Волшебный страус
Прыгает наедине
С собой".
Рекою лебеды
Другое время
Лежит в тени
Последних городов.
Когда-нибудь
Скрипучие колени
Преклонит
Старый бог.
Родится новый космос.
Будет тихо
Рассвет усталым
Бредом голосить,
И люди
Шепотом и криком
Полезут вверх,
Разламывая высь.
Суровая и грустная
Картина
Представится
Дымящейся душе.
Все призрачно
И невозвратно мимо.
Поэта
Не вернуть уже.
Я заказан тобою, Любовь,
ты мой киллер,мой выстрел контрольный.
Я забыл твой восторг, твою боль,
твои явки, шифровки, пароли.
Я заданье свое провалил,
я попал неумело в засаду
и теперь ты в стихах, как в крови,
а я хватку тоски не ослаблю.
Но я им ничего не скажу!
Я не выдам имен и связную,
у нас с алиби полный ажур,
и в свидетели свистнул весну я.
Пусть пытают тоскою меня,
пусть меня одиночеством травят, –
извиваясь, спасаясь, юля,
меня сны о тебе не оставят.
Ну, а если всё плохо, Любовь,
я вцеплюсь тебе в глотку, зараза,
и пущу твою сладкую кровь,
как боец твоего же спецназа.
Там, где нет уже хана Батыя,
Где не слышно совсем петухов,
Шли они, молодые седые,
В чисто поле искать женихов.
Кто осудит их, простоволосых,
Кровь смывающих в ряд с берегов?
Если стала деревня погостом
Для двухсот их мужчин и врагов.
Кружат вороны над женихами,
Собираясь на свадебный пир.
Чем, скажите, вам свадьба плохая?
Отвоёван, невестушки, мир!
Вам, голубушки, принарядиться
Не мешает, во что поновей,
Чтобы милых восточные лица
Повторились в чертах сыновей.
Вот соколик, совсем ещё юный
Стонет. Значит, не умер, злодей!
Может, он зарубил ночкой лунной
Батьку всех твоих малых детей?!
Быть ему с этих пор твоим мужем:
Эх, на плечи, взвалив, понесла!
Ты поднимешь убивца, он сдюжит
С поля хлеба да грош с ремесла.
Не отправит невеста на плаху
Жениха за лихие дела:
Обласкает, оденет в рубаху,
Что расшита для Вани была.
Кто осудит их, простоволосых,
Если некому больше судить?
Чей там крик полетел над погостом?
А не той ли, чьё время родить?
С утра, в воскресенье, мы бегали классом:
Весна, реки-лужи, – всё только для нас!
Нам было по семь да по кружечке квасу,
По десять копеек на детский сеанс.
Про неуловимых, индейцев, погони –
Ну, что ещё в детство вместиться могло?
И вдруг на афише: «Найди меня, Лёня!»
Увидела я, и меня обожгло!
Там мальчик по имени Лёня картинно
Лишь мне улыбался. Другим всё равно –
Они уходили ещё с середины,
А я целый класс потащила в кино.
Мы вышли из зала, плевались мальчишки:
«Ни драк, ни погони, не фильм – а дерьмо!»
А я уж листала Осеевой книжку
Про Лёньку, а сердце всё знало само!
Я глупых мальчишек дождусь на балконе
С садовою лейкой: «Врагу не пройти!»
Что смыслят они? Мой таинственный Лёня
Пора! Ох, пора меня, милый, найти!
Собравшись на душном и пыльном перроне,
Девчонки мечтали: «Костер и рассвет…»
- Кто видел картину: «Найди меня, Лёня!»?
Там парень… Ты видела?
- Глупости! Нет!!!
Зачем соврала? – Неспроста, – это тайна!
Стучали колеса: «на юг да на юг…»
Быть может, у моря однажды… случайно…
Но это секрет от болтливых подруг.
Ах, лето, моё пионерское лето!
Есть Чёрное море и сердце в груди!
Ах, Лёнька, зачем без тебя мне всё это?
Найди меня, Лёня, скорее найди!
Какой-то мальчишка чеканил легонько,
Задиристый, вредный – видать по всему.
И кто-то позвал его: «Лебедев! Лёнька!»
Мне было тринадцать, пятнадцать – ему.
С насмешливым синим ехидным прищуром
(И где синевы я так много найду?),
Он сплёвывал смачно и чей-то окурок
Докуривал лихо у всех на виду.
Высокий и стройный, спортивный мальчишка,
Конечно же, Он быть не может другим:
Осеевой старая мудрая книжка
Мне в сердце кусочком вросла дорогим.
Он к нам подошёл, юный бог белокурый,
Сказал: «Мелюзга, ну-ка, хватит трещать!»
А я руки в боки: «А ну, брось окурок!»
Он бросил, краснея, и я ощущать
В тот день научилась всю женскую силу,
Над всею Вселенной великую власть.
Наверно в тот вечер я стала красивой,
Я знала, Моё – никому не украсть.
Ещё всё купалось в малиновом звоне,
Но осень послала гонцов на причал.
Так близко сидел тот таинственный Лёня
Со мной у костра и зубами стучал.
Рубашка и платье почти растворились,
Костёр погибал в проливном мираже,
О взрослую тайну два сердца разбились
В одном поцелуе, не детском уже.
Он взял мои пальцы в большие ладони,
И птицы от страха замолкли в саду.
«Я скоро уеду. Найди меня, Лёня!»
Он, сжав мои пальцы, ответил: «Найду!»
Три слова признанья пол маленькой жизни,
С семи до тринадцати я берегла,
Пока не пригнал этот ветер капризный
Заветный кораблик к моим берегам.
Останется лето в плацкартном вагоне,
Как долго смотрел он, как будто в бреду.
А я всё твердила: «Найди меня, Лёня!»
Он сунул записку: «Люблю и найду!»
Одной фотокарточке, точно иконе:
Четвертому мальчику в третьем ряду,
Ночами молилась: «Найди меня, Лёня!»
И ангел с небес отвечал мне: «Найду!»
Но сколько их, звёзд, на моём небосклоне,
Но нет самой лучшей на Млечном Пути.
Найди эту дурочку, дяденька Лёня,
Уже четверть века не можешь найти.
Меж судьбой и небом
Выше страха, выше
Оголенных проводов
Отпускаю Песню
Из души. Неслышно
Лью мелодию без слов.
.
В черном оперенье
Ночь неумолимо
Отмеряет точный срок...
Ангел мой безумный,
Конвоир незримый
Жарко дышит мне в висок.
.
Где-то в солнечном
Сплетеньи вспышка боли,-
Это вскрикнула душа.
Отпускаю Птицу
Из мечты на волю
Чтоб она могла дышать!
.
Обнажаю сердце,
Размыкаю звенья,
Голос в пламени замерз...
Ожидаю казни
Словно избавленья,
Избавления от грез.
.
Различаю в сером
Саване туманном
Дня неясный силуэт,
Отпускаю Память
К исповеди тайной
В наступающий рассвет.
.
Меж судьбой и небом
Выше страха, выше
Оголенных проводов
Отпускаю Песню,
Птицу, Память... Тихо
Лью мелодию без слов.
Осенний пейзаж. Запах грусти и тленья.
Печаль от потерь лицемерно-поспешна.
А может, напротив, от приобретенья
Ниспосланной небом беспечности грешной.
Осенний пейзаж вдоль тревоги осенней
И листья, бегущие прочь по дороге...
Я где-то на новом витке осмысленья
И в шорохе листьев мне слышится: "С Б-гом!
Не стоит просить у судьбы снисхожденья
И в небе ловить улетевшую птицу,
Лелеять сомнения и сожаленья
О том, что уже никогда не случится.
И, каждый свой шаг подвергая сомненью,
Не бойся того, что подумают люди!
Почувствуй свободу и благословенье,
Взлетай и лети! И кто знает что будет..."
У Господа охраны нет.
Он Бог. Зачем ему охрана?
Не фюрер Он, не президент,
Что жить не могут без обмана.
Его никто не выбирал.
Он с вечностью и с верой слился.
Но кто ж Его не распинал,
Едва он в тело превратился?
Но кто ж не дрался за Него,
Друг в друге веру убивая,
И, не достигнув ничего,
Свой ад терпел во имя рая?
А разве встретиться с царем,
Которого рабы убили,
Никто не хочет?...А с вождем,
Чей броневик уже забыли?
И кажется – вот выйдут вновь
Они из красного тумана,
Чтоб проливать народов кровь,
Опустошая их карманы.
А мы готовы воздвигать
Кумирам новым монументы,
И вновь то славить, то свергать
Своих царей и президентов.
И светлый мир, в душе губя,
Балдеть под звуки барабана…
О нет! Нам всем нужна охрана,
Охрана от самих себя.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...330... ...340... ...350... ...360... ...370... 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 ...390... ...400... ...410... ...420...
|