|
Сумрак туманом створожен, Вечер грустит у окна. Осень ночами тревожит, Снова нам снится весна.
Солью судьба на закате Нас одарила сполна. Вспомним, мой старый приятель, Юность за рюмкой вина,
Запах далёкого детства, Звуки и песни двора, Всё, что досталось в наследство Нам от родного вчера.
Век выплавлялся из стали, Осью скрипела Земля... Сколько мы путь изменяли, Всё начиная с нуля?
Вот и дыханье метели Снегом коснулось волос. В шутку прожить мы хотели, А получилось всерьёз.
Ночь чёрствой чёрною коркой Черпает звёзды со дна. Жизнь – это скороговорка, Только попытка одна...
...Уходишь, чтобы возвратиться - опять живой воды напиться из чистых немудрёных строк… Так наслаждайся милой тайной, о, гость желанный, неслучайный, черпАя вдохновенье впрок! Томись предчувствием сладчайшим, пия из непорочной чаши мою кристальную любовь. И уходи, и возвращайся, и сердцем к строчкам прикасайся, грустя и воздыхая вновь…
Я не знаю, куда себя деть... Там – нельзя мне пить. Здесь – нельзя мне петь. Я слежу из себя за собою и вою...
Я уйду в малиновый квадрат Светлячков, на холст переведённых, В шитый шёлком черно-красный плат Отдалённых северных районов, В бересту их пёстрых говорков, В завитки высоких караваев, В голоса литых колоколов, Что меня так долго провожают. Поднимусь на хилом стебельке, Огляжусь и про себя отмечу, Вот, мол, где-то понесли к реке Коромысел согнутые плечи, Там слышна пастушечья свирель, Тут старик на берегу рыбачит... А земля всех ближе – колыбель, Над которой, может, кто-то плачет.
Я ускользаю. Скользкий тип... Хотя не против вовсе, что нет тебе и тридцати, а мне уж сорок восемь.
К тебе стремясь, я от тебя отталкиваюсь. Это моё, иначе говоря, спасительное эго.
Тебе – цвести. А мне грустить о чём-нибудь зимою. Почём поэты на Руси? Намаешься со мною.
Потом утешишься назло сегодняшней, увы, мне... Кто вёз, тому и повезло, а я запомню имя.
И с высоты пустых утрат, из окон Вавилона, тебе я, выпивший с утра, скажу чуть-чуть влюблённо -
Была! И этому хвала в дурацком настоящем... А говорят: «Скажи халва, во рту не ста-а-а-нет слаще!..»
Осень... Сад отшумел до поры над нашей лавочкой... Вначале улетают комары, потом ласточки,
потом астры отцветают, потом паутина кончается, и вода, пахнув холодком, в черте что превращается.
...так и та, что не там, не здесь, что вокруг да около пряла одну и ту же весть ахами – охами,
отлетает, пряча глаза, на юга, за моря, на отечество, и облаками – улыбка, рука по небу беспомощно мечутся,
и что там напишут, то и сотрут, не прости, не прощай, – нечто среднее. Разгадывать осень и женщину – труд бесполезный, дело последнее...
Но скоро ударит в лицо мороз! Побегут сопельки и, не настырен уже, не борз, с надеждой тоненькой
к ней и приедешь, как приползёшь, с насмешкой глумливою, и в медвежьи объятья сгребёшь, счастливую...
...Письма пишу в пустоту Без ожиданья ответа... Только что кончилось лето, И листья поют на лету, И осень ветрами раздета, Дождями умыта... – Все это Повод послать в пустоту Еще один крик без ответа...
Ты мне закроешь мёртвые глаза, Когда я не смогу тебя увидеть. Я вспомню, что не всё тебе сказал... Прости, я не хотел тебя обидеть.
Я должен говорить пока дышу, Пока все листья слов не облетели. Наполнен ветром неба парашют, Он падает в предчувствие метели.
В осеннем небе холодно летать, Но холод для огня лишь тень угрозы. Тебе во мне навечно прорастать И в сердце у тебя – мои занозы.
В полёте мы близки как два крыла И разделимы тысячью печалей, Друг друга нам судьба недодала, Лишь два пути, скрещённые вначале.
Прозрачный вечер холоден как лёд, Природа отменила дождь и слякоть. Тебя уводит ночь за поворот, Ты слабый пол, но не умеешь плакать...
В твоём окне калёная зима, Короткий день по своему прекрасен, Седой старик, морозная сума... У Бога для людей так много басен...
Раздав долги, уходит старый год, Но нас не занести ему в итоги. Пусть новый год проложит поворот, Хоть на минуту нам скрестив дороги.
2008-11-07 15:05Капли / anonymous
Капли на стекле под микроскопом Скуки вековой. Город в одиночестве исконном Тонет под водой.
И напрасны дождевые сказки В комнатной тиши – Не вернуть потерянные краски И карандаши.
Не заполнить улицу народом, Теми, кто любил. Ты умрешь за этим поворотом, Из твоих могил
Прорастет ромашковая малость, И она одна Пересилит влажную туманность Глаза и окна.
Дойду с закрытыми глазамиПо мягким травам до пруда...На берегу мы всё сказалиПеред разлукой навсегда...Вот под ногами скользкий каменьУ самой кромочки воды...Здесь мы ещё не знали сами,Как близко будем от беды,Как пожалеем через годы,Что у заветного прудаВ наивных поисках "свободы"Легко расстались мы тогда...Тихонько чуткий дождь заплачет,С души смывая грусти муть...Тогда – мы не могли иначе,Теперь – то лето не вернуть...16.02.2008г.
С осени уже я жду весну: Убираю умершие листья, Предаю их – жертвою – огню, Что хвостом взмывает в небо лисьим…
В лютый холод посреди зимы Верю, что весну я повстречаю: Аромат её мне – как псалмы - И сугробы даже источают!..
Пусть же, пусть куражится зима, И в лицо швыряет колким снегом, Сквозь него я вижу синий март, Слышу, как растут в земле побеги…
…От порога льдинки отскребу, Чтоб на них не поскользнулось счастье, И весна придёт туда, где ждут, Вдруг… шепнёт пролесками мне: "Здравствуй!"
«Житье тому, мой милый друг, Кто страстью глупою не болен» А.С.Пушкин
Житьё тому, мой нежный враг, кто болен лишь влеченьем к слову, кто дышит им и им доволен. Печаль пугает лишь салаг. Забавы в тесном серале тоской придуманных иллюзий скучны, но вот вагон аллюзий несётся под гору в толпу и давит всех, и «Ай-лю-лю!» кричим с тобой и бьём в ладоши, и забавляем ребятню, и сами искренно хохочем! А кто-то нож сарказма точит, а кто-то просится в сераль! Ну, что, теперь то, мой хороший, согласен ты? И строить рожи не смешней, чем утверждать, что истина не там, а где-то рядом, и страсть глупа, когда накроет одеялом да и разгонит всех по парам в аллеях сказочной любви? Ну, так прошепчем – «Се ля ви!» И отойдём, и улыбнёмся, вдвоём в серале мы запрёмся и будем сказки до утра нашёптывать друг другу в ушко, и будет мокрою подушка от слёз девических, поверь! Не закрывай сегодня дверь, и жди меня! И я приду, и щебетом наполню вечер! Так выходи ж скорей навстречу и песенку со мной допой! Хотя, постой! Ведь на работу мне с утра.
А ночь печалью изболелась, И истина нашлась сама, И смысла нет, и всё игра – для тех, Кто глупостью не болен…
Сквозняк из окошка повеет, а солнце глаза ослепит. Ермолку прижму поплотнее – того и гляди улетит.
Домчит из Хадеры в Метулу меня электричка домой… Вот если бы только не дуло и солнце бы шло стороной…
Я еду от женщины к маме, в родные пенаты назад, и в этой запутанной драме я меньше всего виноват.
Чего я такого не делал? Чего не дарил, не давал? Да если б она захотела!.. Да если бы я только знал!..
Сегодня пришел, а в прихожей ботинки, рубашка... Другой?! А в ванной сомлевшая рожа и, судя по профилю, гой!
И вот в пеньюаре из пуха выходит бочком, не спеша, неверная мне потаскуха, безумно собой хороша.
А я только плюнул в паркеты, об хахаля руку разбил, собрал свои книги в пакеты, оставил ключи и свалил.
Покачиваясь на рельсах вагон уплывает вдаль, и ветер играет пейсом, и мне ничего не жаль.
«Небо, ты обнимаешь меня…» Ночные снайперы
её уже нет, а на нет, как известно – игра такая почему же тесно?! если бы знал, как тесно!
черный вечер новокаином левую сторону сильно – свежей из-морозью, из-болью, из-костью – тронул невесомую, ту, о которой ничего не известно, тканями кутала, да не из одного лоскута, из разных – думала, как прекрасно! – да видно всё спутала
красной девице сидеть бы скромно в темнице, где свет черный, где руки истомно сжать – птице так легче дышать
так нет, непутёвая вовсе, крыльями бьёт, царапается коготками – вырваться в лёт чтобы, а надо ли? – белы, холодны сугробы… к тому ж набегут с батогами…
а ей бы лишь отрывать от себя, сотканной, – нить золотую, отдавать от себя, переполненной, – воду живую, нить тонкую – ветру звонкому, пить каждому – кто в небо с жаждою
да только вот нет его – неба, да и ветра – тоже, а её и подавно – той, что без кожи…
а ты думал в тиши – ну, и к чему всё так сложно?
Вечерней порою два Ангела братски обнявшись, смиренно свершали свой путь. Пред тем, как в жилища людские являться, присели, с холма на окрестность взглянуть.
Молчали, взирая на город, и тише нежнейшего ветра спустилася тьма... И Ангел, что сны рассылает под крыши, рассыпал их, и опустела сума.
А ветер понёс их в людские жилища, как отдых, уставшим за день трудовой, забыл чтоб дневные невзгоды все нищий и в грёзах нашёл краткосрочный покой.
Уснул судия, представитель народа, уснула хозяйка, чан вымыв пустой, и старец уснул, чьи закатные годы, уснуло дитя в колыбельке простой...
В своих сновиденьях больной не страдает, печальный забыл, что такое тоска, бедняк свою бедность во сне провожает... - всё мирно, и Ангел без дела пока.
Вот снова два брата сидят, рассуждая, и весел, что сны рассылает в ночи: - Какое блаженство и радость какая - дарить людям счастье вот так, без причин!
Лишь только заря приоткроет ресницы, и люди восстанут сонливость гоня, восславят сердца чудо Божьей десницы и звать благодетелем станут меня.
Но Ангел второй, Ангел смерти, суровый, печально склонивши главу, произнёс: - Как я бы хотел, чтоб приветливым словом встречали меня без проклятий и слёз! -
Судьбы, тяжелее моей я не знаю, - не радость приходом своим я несу - под утро смертельные сны посылаю и души людей отправляю на суд.” -
Так с тихою грустью сказал он; и слёзы скатились на землю, и тихое: ”Ах, зачем не могу похвалу – не угрозы я слышать в ответ?..”- молвил с болью в глазах.
- Послушай, но разве не друг-благодетель ты тем, кто жил свято пред ликом Творца? Проснувшись в Божественном радостном свете, восхвалят тебя благодарно сердца!
Не братья ли мы? Не посланники ль Бога, Отца Всеблагого?! – Забудь про печаль!”- И взгляд прояснился. И снова в дорогу, на судьбы людей полагая печать...
Мне приснился отец. Я в гостях у него, как бывало. Мы сидим с ним вдвоем за знакомым дощатым столом, И вино на столе сохранило прохладу подвала - Он домашним вином угощает, но я не о том.
Мы ведем разговор, и неспешная эта беседа Протекает так плавно, что, можно сказать, ни о чем, И слова, словно круглые камешки разного цвета, Мерно падают мимо... Да что же я все не о том! Я ему говорю: "Как же вы без меня тут живете? Здесь не пахнут цветы, не пройти по траве босиком". Помолчав, он ответил: "Все дни протекают в заботе О жемчужной лозе". Только это совсем не о том...
Он кивнул на бутыль, и она, покачнувшись, упала, И прохладным как жемчуг вина показался глоток. Почему-то наутро подушка вдруг влажною стала, Горечь полнила рот. Впрочем, это опять не о том.
За веком век скучая в мире,Где всё обрыдло, всё не так,Дать волю дьявольской рапиреПощекотать слегка бардак.Явиться в клоунских обличьяхИ заварить, шутя, сыр-бор,Для куража остатки птичьихМозгов свихнуть – мой приговор,Чтоб думали: дорога к счастьюДля тех, кому Князь Тьмы – кумир, И, наслаждаясь грозной властью,Очередной устроить пир!12.09.2008г
Медведя дочь зовёт по-взрослому – Григорий, В пластмассовых глазах круглится интерес. Шагаем вдоль реки, впадающей не в море, Насколько видно нам, она впадает в лес.
Матерчатая плоть не слышит голос крови, Но слышит голоса людей, воды, берёз. Мы говорим о том, как днём ходили к Вове, Над ним лежит листва и тишина до слёз.
Там, ельник впереди, вечерним небом дышит, В игольчатую тишь несём переполох. И Ксюша занята подбрасываньем шишек, И, может быть, одну из них поймает Бог.
«Поймаешь – отпусти, в ней тоже много жизни И влаги, и семян, зачем ей высота?..» Идём домой – малы и в сумерках эскизны, Нам светит береста и тёмный штрих моста.
Над всхлипами реки он замер, прям и прочен, Привыкший к берегам, как к бережным рукам. И прошлое длинней, а путь домой короче, Я тихо говорю: «Не надо плакать, мам…»
Что – память? Как забыть о том, что человека Переживает вещь, его игрушка, мать... Григорий цел и юн, ему всего полвека, Он знает, как на жизнь глаза не закрывать.
… Стол полон яств. Но голод страсти нам не давал ни есть, ни спать. Мы лишь в любви искали счастья, Не ведая в чьей высшей власти Объятья наши разорвать.
Какими терпкими глотками Из губ твоих я нежность пил! Когда за крепкими дверями, Отмерен тяжкими шагами, Разлуки нашей час пробил.
Удар – и распахнулись двери! Кто там маячит впереди? – Еще не чувствуя потери, Уже глазам своим не веря, Я встал: – Входи же, Гость, входи!
И он вошел. В просторной зале Вдруг стало тесно нам втроем. И пальцы – холоднее стали – Приветствуя мне руку сжали, А душу обожгло огнем.
Кошмаром бреда явь ничтожа, Раздался голос неземной: "Ты звал меня? Я здесь! Ну что же, молчишь ты, Дон Хуан? Иль может, не рад ты встретиться со мной?...
Я, среди пустеющих лесов превращаюсь в музыку без слов,
проводя смычком осенних мыслей по виолончелям желтых листьев.
Листьями растроенно шурша грустно осыпается душа...
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...180... ...190... ...200... ...210... ...220... 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 ...240... ...250... ...260... ...270... ...300... ...350... ...400...
|