|
|
Далеко от Москвы – я умру от тоски,
в моем ближнем, чужом зарубежье.
Как, мне хочется знать – ты как,
прежде нам мать? Любишь ли,
суверенных – как прежде?
Далеко от Москвы я умру от тоски, по
высоким её небесам. Как хотелось,
бы мне – не поверить молве, что,
Москва, ты не веришь слезам.
Далеко от Москвы я умру от тоски, по
Арбату и Чистым прудам. Позови,
я приду – через тьму и беду,
к храмам светлым и,
белым снегам.
Последний лист кружился и парил,
с насиженной рискнув сорваться ветки,
придерживаясь линии перил,
блестевших вдоль...
Осенний дождик редкий
встречал его в мерцающих кругах
фонарных желтых пятен; уж ему ли-
впервые видеть скованность и страх
шумевших независимо в июле,
а ныне перепуганных гостей,
слетевших или сорванных с ветвей
сырым холодным ветром...Одинокий
прохожий глянул мельком и ушел,
под всхлипы дождевого караоке,
что будет все когда-то хорошо.
Я в далёком когда-то детстве
О волшебном мечтал наследстве.
Получить, например, миллион эскимо
И годами питаться – но:
Заболел с осложненьем ангиной
И зимою ужасно длинной
Две недели лежал, ничего не желал
И здоровый однажды стал.
Не мечтал я том, что лето
Принесет мне тепла и света,
Но с течением дней всё плохое ушло,
А хорошее произошло.
И теперь мне не надо бояться,
Что мой галстук может измяться,
И что мой бутерброд муравьиный народ
Перед школой во сне погрызёт.
Мне завещано всё и сразу:
Эскимо, недоступное глазу,
Страны и города, где везде и всегда
Карамельная плещет вода.
Я тебе непременно хотел рассказать,
Как нам следует нашу дочку назвать,
Чтоб жила она счастливо так же,
Как мы жили с тобою однажды.
Мне во сне это имя комарик шепнул
И, как рыбья чешуйка, во мраке блеснул,
Я забыл и хожу как в тумане:
Катя, Оля, а может быть, Аня.
Непременно мне надо заснуть и опять
На опушке лесной комара повстречать,
Чтоб счастливое имя напомнил,
И чтоб я его крепко запомнил.
Обниму я руками упругий живот,
Где счастливая дочка неслышно живёт,
Окруженная вещими снами,
Катя, Оля, а может быть, Аня.
Пробираясь по снегу, по чьим-то следам,
То есть след в след для удобства,
Он идёт, согнувшись, в универсам,
Ощущая в себе сиротство.
Покупает бритву и блендамед
И, на женщину глядя в кассе,
Напряженно думает: Сколько лет...
В параллельном училась классе.
Возвращаясь назад по следам чужим,
По чужим, не ставшим своими,
«Маша!» – вздрогнул... Каким дорогим
Было женское это имя.
С васильками бельё постельное,
Застиранные цветки.
Ноготки на венке поддельные,
Пластмассовые огоньки.
На берёзе пичуга сельская
Ни в одной из ноток не врёт.
А на кладбище – тишь имперская
Всё из бронзы лилии вьёт.
Одинокое в небе облачко,
Васильковый огромный цвет.
Скачет мальчик через верёвочку.
Притворимся, что смерти нет.
Josef_sonn
Но окунуться в радостный бедлам
уже не мне... Такая доля злая.
Здесь ветра нет, не носит ветер лая,
и поделила б сердце пополам,
но это сердце, порванное в хлам,
кому теперь – не вижу и не знаю.
В своём аду, пожалуй, коренная,
я знаю счёт лопатам и вилам,
рифмовкам душ, их заживожареньям,
и смол табачных смрадным выделеньям,
крестам на строках.. нет пути назад.
И всё-про-всё, которое имели, -
всё в печь!.. Звучит забавно, как: «Все в сад!»,
но мы ведь знаем, как на самом деле.
2008-11-30 11:12Печка / anonymous
Ляг на печку, Иван, поспи
За Россию, за всю посопи
Схорони вековой вопрос
Сноведенья дающим в рост.
Ни кола ни двора, Николай
Крест нательный сними, обменяй
На осиновый твердый крест
Бог не выдаст, червяк не съест
О стране все расскажет букварь,
Жили в ней человек и тварь...
И с картинок в твоем букваре
Брызнет красная акварель
Крыльями на ресницы,
тенью на крыльях птицы
ищет душа границы,
чтоб в темноте не сбиться.
Нет ей любви, ну что же-
время пришло,похоже,
то,где лишь мудрость может
снять ту тоску,что гложет.
Крыльями на ресницы,
тенью на крыльях птицы
пишет душа страницы,
ввяжет в мельканье спицы.
Римейк стихотворения Роберта Рождественского «ххх».
Фрагменты:
Приходит врач, на воробья похожий,
и прыгает смешно перед постелью.
И клювиком выстукивает грудь.
И маленькими крылышками машет.
-- Ну, как дела?
чирикает привычно. --
Есть жалобы?.. --
Я отвечаю:
-- Есть.
Есть жалобы.
Есть очень много жалоб...
Вот, -- говорю,
не прыгал с парашютом...
Вот, -- говорю,
на лошади не ездил...
По проволоке в цирке не ходил...
Он морщится:
-- Да бросьте вы!
Не надо!
Ведь я серьезно...
-- Я серьезно тоже.
Послушайте, великолепный доктор:
когда-то в Омске
у большой реки
мальчишка жил,
затравленный войною...
Он так мечтал о небе --
синем-синем!
О невозможно белом парашюте,
качающемся
в теплой тишине...
Еще мечтал он
о ночных погонях!
О странном,
древнем ощущенье скачки,
когда подпрыгивает сердце к горлу
и ноги прирастают к стременам!..
Он цирк любил.
И в нем --
не акробатов,
не клоунов,
не львов, больших и грустных,
а девочку,
шагающую мягко
по воздуху,
спрессованному в нить.
О, как он после представлений клялся:
"Я научусь!
И я пойду за нею!.."
...
я это понимаю!..
Только где-то
живут мечты --
наивные, смешные, --
с которых мы и начали мечтать.
Они нам в спины смотрят долго-долго --
вдруг обернемся
и «спасибо!» скажем.
Рукой взмахнем:
-- Счастливо!..
Оставайтесь...
Простите за измену.
Мы спешим... --
Но, может, это даже не измена?!
...А доктор
собирает чемоданчик.
Молчит и улыбается по-птичьи.
Уходит.
И уже у самой двери
он тихо говорит:
-- А я мечтал...
давно когда-то...
вырастить
овчарку...
А после
подарить погранзаставе...
И не успел... --
Действительно, смешно.
Полный текст:
http://lib.ru/POEZIQ/ROZHDESTWENSKIJ/alboom.txt
Приходит доктор, на ужа похожий.Я сразу догадался – он – проктолог.-- Есть жалобы? – приветливо шипит.Я отвечаю -- есть, и очень много!Вот -- говорю – не стал я олигархом…Не стал авторитетом криминальным…Напёрсточником, шулером-каталой,Наркобароном, депутатом Думы,Насильником, а лучше – некрофилом –Так меньше вероятность опознанья…Он морщится: -- Да бросьте! Я серьёзно…-- И я серьёзно! Выслушайте, доктор!Не так давно у Рижского вокзалаМальчишка жил, взращённый Перестройкой.Он так мечтал о “мерсе” – чёрном-чёрном!О невозможно изумрудных баксах,Спрессованных в лопатнике тугом,И о златой цепи… на бычьей шее,Венчающей малиновый пиджак…Он жизнь любил, а в ней – не космонавтов,Не футболистов, не киноактёров,Не кочегаров-плотников-доярок…Он не врачей любил и не военных,И, уж конечно, не учителей,А девочку, шагающую мягкоНа каблучках, немыслимо высоких,С клиентом в люкс отеля “Метрополь”.Однажды, вслед ей глядя, он поклялся:“Я научусь! И я пойду за нею!Я стану знаменитым сутенёром!И самые красивые девчонки –Глазастые, наивные, смешные –Мне долю будут с выручки башлять!..”Ещё мечтал он о ночных погонях!Как лихо, виртуозно он уходитНа верном “мерсе” от ментовской стаи,Встревожившей огромный спящий городИстошным завыванием сирен…Ещё мечтал, как будет справедливоВершить священный суд над стукачами -Зальёт им ноги в тазике с цементом,И с Крымского моста слегка уронит,Чтоб сразу погрузились… в размышленья…Покачиваясь в тёплой тишине...Крича ему: -- “Простите за измену!”…Ещё мечтал из снайперской винтовкиС одной попытки грохнуть конкурента…Ведь чья-то жизнь – как сборник приключений!А я тут… Всё пародии пишу…А доктор собирает чемоданчикИ говорит: -- А я мечтал когда-то…Найти случайно восемьдесят тысяч…Конвертов с порошком сибирской язвыИ все отправить в Кремль и в Белый Дом…Угнать Конкорд и со всего размахуК кому-нибудь в окошко приземлиться…Взрывчаткой облепиться, как прыщами,И прогреметь в большом универмаге,Набрызгав на витрины и прилавкиЧастички романтической души…Мечтал однажды кокнуть президента…Сценарий покушенья разработал…Но не успел… закончил медицинский…Лечу людей… -- Действительно, смешно.***
- Паспорт верните, товарищ начальник.
Стройка работаю. Видели: стройка…
- Эти узбеки совсем одичали.
Мы их ловили, ловили в субботу…
- Были на рынке… Дублёнка и боты…
Лифчики. Это нам Зойка…
- Всею семьей ломанулись на праздник…
Паша квартиру купил в Бирюлево…
- Крутит с тремя. Представляешь, проказник.
Всем подарил на восьмое серёжки…
- Мой-то напился и выбросил кошку.
В форточку. В полвторого.
- Слышали, нет? Ничего там не слышно.
Что-то готовится, где-то стреляют…
- Ночью шаги громыхали по крыше.
Нет, я не видел. Газеты? Смеётесь?
- Саша, молчите. Вы точно нарвётесь.
- Сашеньку, Сашеньку убивают!
Вы спрашивали, какой я национальности... А не всё ли равно вам?
Да будь я хиппи, клоун, дервиш или космополит,
Если цвет глаз у весны уворован,
Как и у кареглазых, в груди от разлуки болит.
В тоске без любви не прожить и сезона,
Не объяснишь же Богу, что он в корне не прав.
Всем всевышним до фени человечьи резоны,
Им до лампочки те, кто нарушает устав.
Странно живёт человечество, любящих – нацменьшинства...
Похоже, большинство так и не научилось любить.
Со стороны создателя это такое большое свинство,
Что неудобно вслух перед иконами говорить.
И как нас могут судить невлюблённые злые судьи?
Впрочем, наверное, не хватает любви на всех...
Вот потому и придумали, верно, люди,
Что огромная часть любви – это табу и грех...
А во грехе можно быть хохлом, кацапом или евреем,
В конце концов белым негром, или кричать, что ты умудрённый жизнью удмурт.
Ведь мы лежим в любви в середине мира, а уж левеее или правее,
Выяснится позже, ведь не все умрут.
Кто-то останется и, заинтересовавшись биографией,
Будет лазить там как проктолог по прямой кишке,
Заглядывая в переулки, ища фотографии,
Не понимая, что было в этой поседевшей башке.
Что творилось в душе его, когда он ходил по улицам, обедал, писал, пил водку
И всё это время......... любил.
О чём умолчала в тот день метеосводка,
Когда душой, на излёте коснулся он аничковых перил...
Какая ночь была, тёплая или стылая
И что завезли в гастроном напротив – салями или же селяви.
Но, пока я жив, обними же меня, милая!
Утопи в национальности твоей любви!
Впрочем... стоит ли смешивать этнос, любовь и поэзию?
Хотя, последние два компонента у поэтов в чести.
Хорошо жил Гоген, он искал красоту в Полинезии,
А, найдя там любовь, не просил у неё: «Отпусти».
Он ведь просто писал. Писал душою и кистью.
Но я не умею кистью, я могу лишь просто писать.
И если хватает любви, чтоб наполнить ей мысли,
То то, что я знаю и чувствую – тебе придётся узнать.
Узнать о любви ко всему земному и сущему,
Ко всей этой странной планете ангелов и подлецов.
О любви к её прошлому, настоящему и грядущему,
Состоящему из детей, матерей и отцов.
…………………………………………………………………….
Дождь говорит по-русски, на хинди, фарси, на иврите...
Ты слышишь, это водой из глаз захлёстывает водосток.
Пусть это мир жесток,
Но любите его, любите!
Ведь не будет иного мира ни на запад, ни на восток.
Сеет и сеет
Всю эту ночку
Звездная пыль,
Мысли немеют,
Хочется точки
Ставить на быль,
Хочется снами,
С этим ли, с тем ли,
Петь, а не выть,
Красить словами
Небо и землю,
И – пережить!..
Знаю, что ватман
Утренний, белый
Вытеснит зло,
Чтобы писать мне
Снова – и смело,
И набело.
12.11.06
О чём горишь, церковная свеча?
О чём твой запах, треск огня неслышный?
Твой человек, ведомый и послушный
Стоит во сне под остриём меча.
Стоит во сне и видит, как во сне
Играет дождь, идёт трамвай осенний,
К стеклу прилип чужой ребенок сонный,
И рельсы пролегают по стране.
О чём ещё вся эта жизнь и свет?
Страна чудес, неровное сиянье?
Твой человек в минуте от спасенья
Как свечка, замер. А спасенья нет.
А есть трамвай, прозрачное окно.
Прозрачный дождь, проснувшийся и хлёсткий.
Чужой ребенок, не чужой давно.
Колючих глаз насмешливые блёстки.
Рыба знает о моих детях.
О моих правнуках знает она.
Рыба молчит бумагой в конверте,
Убористым словом полна.
Что ты знаешь о моих детях?
Что о правнуках знаешь ты?
Я триста лет, как один на свете,
В свете особенной пустоты.
Нет у меня жены и дома.
Писем никто не шлёт.
Облако-ангел плывёт, знакомо.
Но и это не в счёт.
2008-11-27 13:12Труха / anonymous
Труха сильней отборного бычка,
Но сколько правдолюбием не пичкай,
Рассыпется от легкого тычка,
И загорит неистовою спичкой.
Огню нашепчет, встань и выходи,
Поешь округу за меня особо,
Увядшей хризантемою в груди
Вооружись оранжевая злоба.
Перешагни дозволенное мне,
Разубеди воинственную силу,
Победосной правдой на коне
Развей мой прах, как лучшую могилу
Могучая слабость – не прятаться, слёзы лия,
Безвольная сила – в разлуке выискивать горе.
Да ты посмотри повнимательней – вот она я:
Бесчувственна даже к своей раздирающей хвори.
И что мне мосты, если сразу не вышел чертёж?
В твоё кровеносное русло швыряю обломки.
Ты жить перестанешь, но это не значит – умрёшь,
А я так и буду стоять у спасительной кромки.
Месяц за месяцем в массовых средствах
мне сообщают о кризисе жутком.
Я, закаленный безоблачным детством,
думал, что это буржуйская шутка.
Песню припомнив о ясене-тополе,
встал и пошел всех о кризисе спрашивать:
снизу соседи глазами захлопали,
верхние – вовсе не знали по-нашему;
- Ты помолись, вот и станет полегше, –
бабка шептала, – молись до упору!
- Крайзис? Зер гут! Итс э вандефул экшн! –
сын подтвердил и припал к монитору.
Телик включил, там сказал мне Медведев:
- Кризис – фигня, обойдемся без стонов;
мы за страну, натурально, в ответе,
сбросим на рынок пяток триллионов!
Я размечтался, я понял не сразу,
что триллионы не нам, а Европе;
что-то мудрят они с нефтью и газом,-
сливки буржуям, а мы снова где?!
Принял я как-то по маленькой с тещей,
снова затронул тревожную тему,-
выпив, она изъясняется проще,
мне же, хоть тресни, понять бы проблему!
Теща икнула и свистнула горлом:
- Дело все в Марксе и еврокредитах!
Чувствую я – пониманье поперло,
чувствую я, что хана дольче вита...
- Ты-то что маешься, клен мой зеленый? -
рядом присела супружница Ирка, -
вон, принеси лучше квасу с балкона,
нам с тобой кризис – как бублику дырка!
Вышел я. Квасу хлебнул. Отдышался.
Мать моя женщина! С дуба я рухнул?!
Плюнул на кризис, чтоб впредь не мешался,
плюнул, попал и вернулся на кухню.
 Когда на берег мы придём,Ища хоть капельку вниманья,То в шуме волн покой найдём,Поверив в чудо пониманья.Нам шепчет море : "Всё пройдёт..."И всё проходит – мимо моря -Проходит день, проходит год,Смех радости и слёзы горя...Что остаётся? Море! Вот!Оно – останется, как прежде!Другим прошепчет: «Всё пройдёт...»,Чтоб жили в призрачной надежде. 18.03.2008г.
Слово
"...и из уст Его выходил
острый с обеих сторон меч..."
Откровение, 1-16
...острей лезвия отточена рукоять -
- меч двуострый карает сурово,
не дерзай ради брани его поднять:
ранит жертву и автора Слово...
21.11.08
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...180... ...190... ...200... ...210... 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 ...240... ...250... ...260... ...270... ...300... ...350... ...400...
|