|
|
Смородиновый сок отбросил... стыдливую прохладу на стекло... В нём отразилось небо, в нём прогремела осень,Его листвой подмёрзшей занесло;В нём плавали созвездья и брошенное ветромОторванное бабочки крыло;Нет, он не помнил горько-каштанового лета,Но помнил губ тепло...Лесной пожар – отсветами во взгляде,С виду задумчивом, – как был ловец хитёр! -Но сполохи в червонном листопадеСмородинного привкуса с тех пор.
Я слишком вреден для тебя.
Не спорь. Не радуйся сомненьям,
Ромашку веры теребя
В напрасных знаках сожалений.
Я – яд твой, горечь и печаль,
Я – боль, но потерпи немного.
Мне тоже, знаешь, очень жаль,
Что разлучает нас дорога.
По ней я, прежний, ухожу -
Укроюсь в день за звездопадом.
На сером камне напишу:
Мне не судьба с тобой быть рядом.
Мне сон приснился: яркий свет,
Старик в подвёрнутой сутане,
На вид под восемьдесят лет,
В снегу топтался, как в сметане
И истово крестил вокруг
Фрагменты ратуши... И шпили...
В кровати ночью сел я вдруг,
Как будто сон мне разрубили.
И снова лёг. И видел я
Ребёнка в голубой пижаме,
И тень, как будто бы моя,
Росла, кривясь, над этажами...
Антенны призрачный сигнал
Руками тонкими ловили...
И я совсем уже не спал.
Проснувшийся на половине.
Заклинание
Вся страна во тьме и мраке
Где ты,снег?уже собаки
хвост поджали и не лают
тоже о зиме мечтают.
Взором огненным сверкаю,
вихрь снежный призываю:
-где ты,вьюга, мать родная,
что ж нас не укрываешь?
Завихри, приди,приди,
только в грязь не попади.
Зуб даю, стенать не буду
и шепну на ушко люду,
надо жертву принести,
зиму снежную спасти.
что ты просишь? не ругаться
пивом впрок не наливаться,
ставить квас,хмельную брагу,
вспомнить бывшую отвагу...?
Я,конечно, передам,
но давай напополам
сговоримся мы с тобой...
Эй,куда же ты,постой!!!
Зуб даю,второй,цени!
возверни назад те дни,
где и солнышко сверкало,
и снежок, как одеяло,
закрывал всю грязь людскую
Что ты, что ты, что лютуешь
и метелью озоруешь?!
Третий просишь зуб,зачем?
ладно, челюсть всю отдам,
быстро возвращайся к нам!
Что ты прячешь рябое лицо за платок?
Нагадай мне, чего пожелаешь, гадалка.
Мне на быль староверскую денег не жалко,
Разве что посмеюсь над собою чуток.
Там, я знаю, в колоде припрятан король,
Завлекла ты его вороженною силой.
Я всего одного в своей жизни любила –
У тебя каждой масти десяток-другой…
Он обманет меня, черноглазый смутьян.
Наведёт беспорядок на девичьем сердце,
Скажет, звёздами белыми легче согреться,
Поднесёт чашу яда, заманит в капкан.
Одурманит, подкосит любовный недуг,
Потемнеют глаза, перехватит дыханье.
Это дьявол, живущий в цыганском преданье,
Заловил меня в свой заколдованный круг…
А иначе, зачем я сижу у окна,
Будто в башне, крестом его путь вышивая?
Провожаю глазами шумливую стаю,
На дорогу смотрю, как в себя, дотемна…
Ты не прячь жидких прядей за пёструю шаль;
Не картонную жизнь я теперь проживаю –
В ней встречается всё, от геенны до рая,
А на карточный фокус мне денег не жаль.
В скверах теперь веселье,
В парках теперь запой,
Мертвецки пьяные листья
В обнимку спят с мостовой.
Все обыденно, все предвидено,
запланировано с утра,
Был последний рабочий день,
А сейчас выходной, пора
Наконец-то почистить стекла,
У балконной двери к зиме,
Куртку высушить, что промокла,
Под вчерашним дождем, в кутерьме
Дней рабочих, минутки свободной нет
На домашние эти дела,
Но сегодня суббота славная,
и я в девять утра начала
драить, мыть и стирать
с удовольствием,
все поглядывая в окно,
ожидая, когда рассеется
мрачный сумрак, что давит давно.
Час работаю, тучи сгущаются,
Уж стекло на балконе блестит,
Аппетит мой все разгорается,
Все к работе мой аппетит.
Вот решила подлезть к антресоли я,
Это, братцы, такая беда,
Верхолазом стать поневоле мне,
надо, чтобы добраться туда.
Вот и этот рубеж завоеванный
чистотою мне радует глаз,
Что на улице? Полдень зареванный
По балкону стучит сейчас
нескончаемым ливнем,
промозглою темнотою
окутал дома.
Ах ты, осень, унылая, хмурая,
ты, похоже, сошла с ума,
день дождем запечатала сереньким,
заслонила нам белый свет
ничего, до тебя нет дела мне,
у меня – грандиозный проект:
вот закончу уборку домашнюю.
Чай поставлю, пирог испеку,
дочитаю я книгу вчерашнюю.
-Эй, котяра, куда это, ку…
Брысь с балкона, не прыгай на улицу,
Тихо – мирно ложись на диван,
У меня –настроенье рабочее,
и не думай, что здесь балаган…
Кое-как, усмирив его килькою,
продолжаю красу наводить.
День закончен, свечой полузыбкою
фонари начинают светить.
Все, последним штрихом
Перед зеркалом
отраженье свое оценю
молодчина, какая красавица,
и не надо для этого ню
от работы вся раскраснелася,
и в глазенках довольный блеск
а к чему это все я затеяла?
Был прогноз – завтра первый снег.
Я посвящу тебе мелодию любви. Она в пространстве молча долго тосковала, она тональность нужную искала, и нотами, как бисером, играла. Я посвящу тебе мелодию любви, которая адажио начнется, и, осмелев, все звучней голос обретая, сквозь шаг анданте в темп аллегро доберется... Она звучит крещендо, ввысь, не умолкая, она живет, она насытит мир до края, она везде, ты слушай её, слушай, она есть – жизнь. Наполнит твою душу добром и нежностью, смиренностью, отрадой. Она тебе за всё твоя награда, она глоток воды в пустыне знойной... И, обретя любовь, так будь же ты достойной ее космической симфонии Вселенной, звучаньем её песни вдохновенной. Взгляд сердцем, голос, суть – дыхание рассвета, и радуг ореол, свет до небес таятся рядом где-то. Да, то – Мелодия любви, она струится: и радостна, и легкокрыла, словно птица. Услышь её, пой в унисон, лети с ней, вдохновляйся. Найди Любовь! В ней – Счастье, радуйся, влюбляйся.
Ванику
От колыбельных медленных мелодий,
От материнских слов, объятий, рук
Туманит разум словно к непогоде,
И дарит сон знакомый сердца стук.
Зевает дверь, любимые игрушки,
Забыв игру, ложатся на бочок.
Сгущается туман в молочной кружке,
И дремлет совесть – Джемини-сверчок*.
Сопит в шкафу мультфильм про Чипполино,
Он итальянец, что с него возьмёшь.
Сестра на фото в пачке, балерина...
Лишь за окном не спит осенний дождь.
Всё лето он гулял по дивным странам,
Разглядывая горы в серебре,
Напился из далёких океанов,
И вот явился поздно, в декабре.
Он до утра нашёптывает песни,
Прозрачный заслоняя небосвод.
И скоро, ёлку вырядив невестой,
Закружит над тобою Новый Год.
Проснёшься поутру в цветастом мире,
Всё яркое споёт о красоте.
А ночью – только серое в квартире,
Ведь краски засыпают в темноте.
Сверчок Джемини – герой диснеевского мультфильма «Приключения Пиноккио», названный «совестью» главного героя.
Приходят бабушки с работы,
снимают валенки и боты,
садятся ближе к желтым лампам,
читают сказки мамам-папам,-
они для бабушек ведь дети
и тоже любят сказки эти.
Но засыпают папы с храпом,
и мамы спят, прижавшись к папам;
они, бедняжки, так устали,
что только лишь в постель попали,
глаза усталые сомкнули
и сразу, сразу же заснули!
И вот под бабушкины чтенья
всё засыпает в час вечерний:
спят хомяки и попугаи,
на креслах дедушки зевают;
укрывшись плюшем мягких ушек,
в коробках спит страна игрушек;
в прихожих спят пальто из драпа,
коты вытягивают лапы –
им снятся сны, что в каждой книжке
живут упитанные мышки;
вздыхают сонно пианино,
спят гобелены и камины;
а в темных кухонных буфетах
спят пироги и спят конфеты.
И только хитрые детишки,
сложив рубашки и штанишки,
глаза закрыли понарошку,
а сами ждут, когда в окошко
влетят волшебники и маги -
не из раскрашенной бумаги,
не из цветного пластилина,
не с животами из ватина,
не из тряпья, не меховые,
а настоящие, живые;
они приходят без опаски
туда, где вслух читают сказки,
и миллион чудес чудесных
откроют тем, кто ждет их честно.
А уж Они-то как лелеяли мою душонку!
Обряжали во все белое, расчёсывали под гребенку.
Называли Государыней, величали ХрАмовой,
Без конца переписывали её наново.
Но она, непокорная, из рученек вырывалася,
Сучила всё ножками, безобразно ругалася,
Отрицая светлое, дарованное скромное,
Всё тянулась к роскоши, в непотребное тёмное.
Сколь труда в неё вложено, сколь заботы и ласки!
Чтобы в час, как положено, были сброшены маски.
И молвлено слово напутственное, слово горящее:
- Ты, душа – не искусственная, ты, душа – настоящая!
Живи уж как хочешь, как пламенем закручена,
А, может, и вспомнишь – чему Нами научена…
 Зернами сыплются дни в закрома твои, Вечность,Даром бесценным мелькнув пред глазами людей -Им непонятна твоей доброты бесконечность,Значит, пока знаньем истины тайно владей...А в параллельном неведомом мире дни тожеСеются белой мукою в бездонный ларец.Ты собираешь их, Вечность, как мельник, похоже,Может, печёт караваи великий Творец? 22.05.2008г.*******************************Автор фото sergei-tilinin, найдено в интернете.********************************
За что я люблю стихи?
За то, что они не бывают плохи.
А если бывают плохи –
То это плохие стихи.
Едят они гниль и каких-то жуков
И не боятся совсем пауков,
В ладошки берут и смеются.
От смеха, как студень, трясутся.
Я был, как придётся, я жил, как умел.
За век свой немало я гадостей съел.
Но верю, но верю я всё же,
Что жизнь моя стала моложе.
И музыка та, что была мне слышна -
- Пусть это мне только казалось,
Серебряной вилкой звенела она,
Жуками она не питалась.
Вот и мы оказались в лесу золотом,
Вот и нас посадили на холм.
Мы увидели птиц и зверей, а потом
В переулке очнулись пустом.
Но и птицы и звери глядели на нас,
Не скрывая светящихся глаз,
Из темнеющих окон домов нежилых,
Как на сгинувших, на неживых.
И тогда мы (вернее, лишь кто-то из нас)
Осознал, что себя он не спас.
Когда прыгал ребенком в чудесном лесу,
Свою душу держа на весу.
В том краю, где шумят родники,
Где гуляют в лесу дураки,
Где садится закатное солнце
У объятой пожаром реки.
Этот радостный плеск родниковый,
Этот лепет блажной, дураковый,
Незаметно клонящийся день,
Берег леса размыто-лиловый.
Посижу, починю сапоги,
Кое-где подтяну, подобью,
Посижу просто так у реки,
На бессмысленность глядя твою.
Где звенит и звенит родниковое,
Где смеётся моё дураковое,
Где не страшно всходящее солнце
Роковое, бессмертное, новое.
Это что
Такое было
Ночью стылой
У меня?
Что мечтою
Легкокрылой
Мир унылый
Опалило
С дикой прихотью огня?
Может, боги
Это малость
Заигрались
В тень и свет? –
А в итоге
Мне остались
Только жалость
И усталость,
Да мечты неясный след...
10.05.08
С ладони вскормлена пустота,
Внутри, снаружи и в небе пусто.
В моей вселенной прошла черта,
Ручей короткий – исток и устье.
Зимой промёрзнет до хрусталя,
Застынет хрупкой стеклянной жилкой...
Скрипичный ключ обнимает ЛЯ
От камертона с двузубой вилкой.
Прекрасным выдался унисон,
Но диссонансом вмешалась проза.
Обложки трескается картон,
И мёрзнут клавиши от мороза.
Звенеть стеклянному до весны,
Снега бумагой белеют в рамке.
В закатном свете следы красны
От крови солнечной в каждой ямке.
Пустынный берег хрустит слюдой,
В подводном мире темно и глухо,
Дожди, откормленные водой,
Не беспокоят зимою ухо.
Шальные птицы взлетают ввысь,
А рыбы прячутся под корягу.
Слова, похоже, не родились,
И буквы молча грызут бумагу.
.
* * *
…Ты таешь,
Недоуменно улетаешь,
На летном поле оставляешь
Мужчин, тебе глядящих вслед…
Их нет.
Они ушли с аэродрома
По дружбам, службам и по женам,
И я один – не пьян, но болен –
Остался там, на летном поле,
На много лет.
Откуда б ты ни улетала,
Повиснут городов провалы
Во времени, в судьбе моей;
Насколько б ты ни прилетала,
Любимая, смертельно мало
Минут и дней.
Когда-нибудь – когда-то – было –
Нам лето в спины, в лица било,
Срывало с мест, дразнило волей –
И хоть была погода летная,
Но всё ж сажали самолеты мы
На л е т н е м поле, летнем поле…
(Еще мы не обручены,
Друг друга мы еще не знаем,
Аэрофлоту жизнь вверяем,
Не зная, что обречены…)
Ты таешь, не успев проститься,
И не оглянешься назад,
Где филармониевой птицей
Пою за девять пятьдесят… *
...И медленно, и медленно,
Покачивая крыльями,
Покатится мгновение,
В которое не жили мы…
.
* 9 р. 50 к.: в 70-80-е годы – концертная ставка артиста разговорного жанра
. . . . . . . . . . . Андрею Попову
Воздух вылеплен из снега
И от тяжести провис,
Даже птицам не до неба,
Крылья вымокнут и – вниз.
Что глазам твоим преграда?
На небесный перевал
Через темень снегопада
Смотришь, словно увидал
Сына. Ты сильнее многих,
Вот и выжил, и живёшь.
В дом и в храм ведут дороги,
По которым ты идёшь.
Это солнце догорает,
Это свет в дому зажжён.
Эта боль тебя не знает,
Вот и лезет на рожон.
Вот представим мы тайную жизнь сорняков,
В пышном золоте зреющих злаков.
Здесь пшеница стоит явно и широко,
Как хранилище денежных знаков.
Здесь работник труда, запрокинув кувшин,
Наслаждается влагой и зноем
В окруженье таких же полезных мужчин,
Для которых все тайное – злое.
Покажи нам, сорняк, дармовое житьё,
Предъяви свою бледную душу -
Чтобы мы утвердили ничтожность её,
Чтоб с позором явили наружу.
Чтобы тихо заплакать от бедной любви,
Чтобы птица над нами летела,
Чтоб травинку сухую несли муравьи,
И трава, как огонь, шелестела.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...180... ...190... ...200... ...210... 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 ...230... ...240... ...250... ...260... ...270... ...300... ...350... ...400...
|