|
|
* * *
Мечтами и надеждами полны,
Мы в юности в большую жизнь выходим,
И доказать себе и всем вольны,
Что сей багаж и сносен и пригоден.
А испытанья не заставят ждать,
И, открывая счёт потерям медным,
Мы в большинстве своём начнём менять
Мечты на хлеб,
Любовь на быт безбедный.
Останутся на донышке души
Две-три иллюзии – лелеем их в обмане,
Так берегут последние гроши,
Жизнь впроголодь, зато звенит в кармане.
Судьба срывает флер с уютных грёз,
Где принц-малыш корчует баобабы,
Жизнь без прикрас, по-взрослому, всерьёз,
Без скидок на авось и «абы-кабы».
Не встрепенёт азарт былых надежд,
А вера – только собственному слуху,
И на устах – винительный падеж,
А на творительный не станет больше духа.
Пленительно наивна молодёжь,
Конфликт детей с отцами умиляет,
От тонких тайн томительная дрожь,
И зыбкий смысл колеблется и тает.
Взорвёт война уснувшие умы
И напортачит так, что чёрт заплачет,
И, доведя полмира до сумы,
К вершинам духа ясный путь означит.
И, в сотый раз родившись, экстра-дед
Пойдёт блудить без сна козлом весенним,
Чтоб наплодить за два десятка лет
Погонщиков скрипучей карусели.
А в глубине блистающий кристалл,
Он Спасом на крови горит веками,
Где каждому грядётся пьедестал,
У каждого за пазухой есть камень.
Сказал Христос: «Кто не виновен – брось…»,
Ответа нет, ни горки, ни кургана,
Кристалл растёт, но как-то вкривь и вкось,
И правит кровь порочные изъяны.
И мечется губастый молодняк,
Таврическим приметам не внимая,
Вступает с плотью дух в неравный брак,
И гонит бард хмельной коней по краю,
И, проревев раскатом штормовым,
На краткий миг надежды в нас разбудит,
Он верит в нас, а мы себе самим
Не доверяем – мы всего лишь люди,
Проводники потусторонних сил,
Неведомых богов марионетки,
Уходим с чувством «Будто и не жил,
А поле перешёл до чёрной метки».
2006-05-18 23:27Шон / Миф ( mif)
Она была обречена еще с рождения –
ее судьба сама завязывалась в бант,
ей осязаемым до боли наваждением
явился родственной души реинкарнант.
Он был печален, молчалив, сосредоточен,
немного циник и слегка амикошон.
Он был неопытен и юн, но также очень,
как и она, происходящим сокрушен.
Они запутались в открытий круговерти,
но их не стоит ни хвалить, ни укорять.
Он отыскал ее и до и после смерти,
а ей досталось оба раза потерять.
"Три мудреца в одном тазу
пустились по морю в грозу.
Будь попрочнее старый таз,
длиннее был бы мой рассказ."
(С.Маршак.Из детской аглийской поэзии)
Родившись на границе Знаков,
держу в тазу трех мудрецов:
вечно мечтающего Рака
и двух несносных Близнецов.
В опасном плаваньи, ей-Богу,
меня спасает лишь одно:
когда до дна совсем немного –
задраив люки, лечь на дно.
Что суета? В ней нету проку, –
и Рак премудрый копит Ци,
но жить без воздуха не могут
авантюристы Близнецы.
И вот как пробка из баллисты,
преодолев глубинный стресс,
взмывает трио фаталистов
на освоение небес.
Смешные Знаки-забияки,
ну что б я делала без вас?
Но если бы не год Собаки-
короче был бы мой рассказ.
Стих – как пыточный мой огонь!
После пытки взойду на плаху,
А палач поплюет в ладонь
И отхватит башку с размаха!
Приходи на меня смотреть –
Это будет сегодня, вечер.
Соблазнясь, приоткроет смерть,
Для тебя мои грудь и плечи.
Не тужи о душе – плевать!
Что ей будет? Она бессмертна.
И не будем давай скрывать –
Всем насрать на нее, наверно.
Я как блюдо себя на стол
Подаю – веселитесь люди!
Ветерок завернет подол,
То-то гаму и смеху будет!
Полетит колокольный звон
В небеса, а потом обратно!
Приходи, твое место вон –
Прям у сцены и вход бесплатный.
И какая уж тут печаль –
Обещаю не быть плаксивой.
Ты вчера пропустил, а жаль –
Меня вешали так красиво!
Приходи, пусть не есть не пить –
Казнь ведь тоже чего-то стоит.
Завтра будут меня топить –
Где увидишь еще такое?
То оттепель, то снега мошкара
Слетается на погрустневший город...
Демисезонья шалые ветра
Стирают эхо наших разговоров.
Нам так хотелось выплеснуть в слова
Всё то, что душу медленно сжигает,
Но голос пуст, а пустота мертва,
И немота нас со свету сживает.
Расставив сети – небогат улов! –
Мы бродим в стылых сумерках апреля,
Но и теперь мне не хватает слов
Вас утешать, от жалости добрея.
Я вглядываюсь в Вас из-под руки –
Понять! – одним дыханием касаясь …
Всем страхам и сомненьям вопреки
Понять – или придумать Вас? – пытаюсь.
Расстроенными фразами соря,
Мы объясниться так и не сумели.
В отместку нам – дождливая заря,
А днём – смешенье солнца и метели…
Пулю врагу гарантируем каждому –
партийным к этому подойти ответственно!
Мы теперь всем товарищи, граждане,
надо вести себя соответственно.
Много вопросов к интеллигенции –
скотина, слоняется без дрессуры –
хватит истерики декаденции:
мало расстреливаем профессуры!
К ногтю слюнтяев, болтунов, скептиков...
Людишек в республике не убудет...
Это, батенька, диалектика...
Посмотрим, история нас рассудит!..
Дождь...
Не пройти без зонтов и кепок.
Дрожь
от срывающихся с веток
капель.
Мостовая блестит как кафель-
холодно и высокомерно.
Апель-
синовый сок в стакане
чужероден и странен
в пепле сумерек и безмерна
хандра.
Пора
встать хотя бы с дивана;
вертикальность дел непреложна,
но можно
обозначить движенье в пространстве
просто пальцем
по запотевшей грани
слева направо
и, право,
значенье домашних тапок
ничуть не меньше, чем рапорт
о запуске очередной ракеты.
Лета
все равно не вернуть,
и это
так же верно как зонт в прихожей,
лицемерно прячущий суть.
И, похоже,
даже смена народных вождей
не отменит осенних дождей.
Давай, Зиновий, посидим,
окно откроем. Дождь апрельский
шуршит заигранным CD,
и орошает слезно рельсы,
проложенные в никуда.
Тупик. Задворки. Все не ново.
Судьба-кукушка из гнезда
с тобой нас вытолкнула снова.
Зажжем огарочек свечи
для пущей горести, покурим,
о смысле жизни помолчим,
готовясь к новой адвентуре.
Ты помнишь Пушкина, Зиновий?
Он выбрал. И не понят был.
Свободен стал ценою крови.
А что Дантес? Не он убил.
Не обвинять же инструмент,
он интересен лишь отчасти,
пока звучит дивертисмент,
финальный акт готовит мастер.
А если б не было дуэли?
А если б он прожил сто лет?
И умер бы в своей постели,
придворный старенький поэт.
Но кто-то сам свой путь отмерит,
кого-то остановит Бог,
и, в тайный план событий веря,
потомки ищут между строк.
Смотри, Зиновий, сколько славы
таланту добавляет смерть!
Домыслены тома и главы,
и все, что мог бы он успеть,
когда б не смерть,
когда б не треть
от человеческого срока;
и остается лишь скорбеть
и рассуждать о тайне рока.
Так мы о Пушкине... Зиновий?
Но зря его толкаю в бок,
нахмурив плюшевые брови,
спит поролоновый зверек,
смешная мягкая игрушка,
мы вместе уж немало лет.
Что там у Пушкина про кружку?
За Вашу жизнь и смерть, Поэт!
У всех свой крест и выбор свой...
...Апрельский дождь сменился снегом,
под толстым льдом сопит Онего,
что за погода, боже мой!
Я ждал ее тягостно долго,
Просаженность веры кляня,
В разгул обретения бога
Сошел по распутью огня.
Сошел и невольно отпрянул
От боли, от тьмы, от пурги.
Как в перекрестьях был – грянул
Гром первой и главной тоски.
По крошеву крайнего блуда
Насорился жизни песок.
И было собрался. Не буду.
От крайности пулю в висок.
Но буду в любовь и стихами,
О ней все молитвы творить,
Чтоб вышло все крайнее с нами.
И говорить, говорить…
Все высказать жадные боли,
Что тлеют в душе у меня,
И выжить остатками воли,
И кануть в распевах огня.
Забыться в рассветно-заветном
Каре легиона любви,
Песчинкой почти незаметной,
Сахарой горячей крови.
И нежиться, правдиться в ласке
О берег бескрайней души
Обряденным в избранной сказке
На выбеленном из глуши.
Пусть ждал ее тягостно долго,
Просаженность веры кляня.
В весну обретения бога
Сойду по веленью огня.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...810... ...820... ...830... 840 841 842 843 844 845 846 847 848 849 850 ...860... ...870... ...880... ...890...
|
