|
Жизнь, как ярмарка, пляшет и плачет, За копейку продаст, не спасёт. Словно вор, украдёт, перепрячет, Откопает и в ночь унесёт.
А потом будет стынуть лилово Страшной ссадиной между бровей За впотьмах обронённое слово, За несбыточность смерти твоей.
Ликует малыш: я тебя победил, расстрелял! Походкой хозяина пересекает площадку. С колен поднимается тот, кто ему проиграл, С колен поднимается не захотевший пощады.
В ушах его до сих пор слышится: «тра-та-та-та!» Он входит в парадную, он поднимается в лифте, Засохшую землю он вытирает у рта. Какое там третье, когда он в таком-то вот виде.
«Иди, умывайся!» Он в зеркало смотрит: убит. Багровое «тра-та-та-та» и приклад автомата. Он мёртвая птица, он в чёрную землю зарыт, Он умывается лишь потому что «так надо».
Погибнуть в бою пострашнее, чем просто пропасть, И папа, что просто пропал, с ним, согласен, конечно. «Я третье не буду». Лечь во весь рост на кровать, Зачем-то представить, как вешали с папой скворечник.
Это было неправдой, это было во сне. Это было во сне, это было неправдой. Я увидел тебя, ты понравилась мне. Это было во сне. Твои тонкие руки могли уберечь... От всего уберечь. И наш поезд не вечен. И друзей самых лучших враждебная речь, И гостиничный медленный вечер. Моложавый портье, чуть помедлив, ключи... (Это было во сне, это было неправдой) Протянул. Хоть немного и ты помолчи. Серебристого счастья ключи. Города, города. Ты уйдёшь в города. Но и всё-таки было, и всё-таки было Не во сне, не во сне, навсегда, навсегда. И тебя я любил, и меня ты любила. Счастье, радость моя навсегда.
Прихлебывая вкусно чай с вареньем, От блюдца вы не отрывали глаз. Я подошел и с внутренним волненьем Вас попросил сказать- который час.
Лед отчужденья постепенно таял От смысловой нагрузки этих слов. Вы, оторвав свой взор от блюдца с чаем, Ответили, что нет у вас часов.
Ваш голос был воркующим и сладким, Немедленно раздув в душе пожар. И на себя я посмотрел украдкой В надраенный пузатый самовар.
Красив и статен, в шелковой рубахе, Подумал я: -Ну чем не господин?! Начищенную дворницкую бляху, Заботливо поправив на груди.
Призывно пела канарейка в клетке И, покоряя выбранную цель, Я вытащил из плисовой жилетки Излюбленную вами карамель.
Мы пили чай с фруктовой карамелью, Я дерзости шептал, от счастья пьян. И вы, как гимназистка, покраснели, Сказав:- Мерси боку за комплиман!
Я вас назвал желанной и пригожей, И тихое в ответ услышал: -Да!!! Но тут раздался скрип калош в прихожей- Не вовремя вернулись господа...
Всё те же разговоры, Коктебель. И Магомет не бог – скрипач из бара. Всё та же чайхана, опять форель. На ужин охмелевшая гитара.
Стихи под Юнгой, сказочник в палатке Безумно яркий потолок из звёзд. Холодная вода на радость Радке. И радуга как поднебесный мост,
Разорванная чёрной бахромою, Гремящей бесшабашностью из туч. Дождусь дождя и вновь лицо омою От пыли гор и пепла серых круч.
Август 2003г
. . . . . . . . . . Лане Шангиной Я ромашка, расту и живу налегке - Листьев нет, стебелёк тоньше спички, На моей желтоватой горячей башке Ни одной белоснежной косички.
Приходил мальчуган, помню – руки в золе, А глаза голубы и раскосы. Поняла, для чего я жила на земле И зачем он повыдергал косы.
Но однажды родится такой человек – Рук не вырвет и не обезглавит. Средь таких же, как я, недобитых калек Он пройдёт и ногой не придавит.
И куда бы ни шёл – лишь бы не на войну, Я вослед моему великану Обернусь и, наверное, шею сверну, И совсем некрасивая стану.
Я без ума от ваших глаз и от улыбки, полной тайны. Я по уши влюбился в вас и думаю, что не случайно
сейчас я здесь, у ваших ног, покорный, тихий и смиренный... Сдержать эмоций я не смог, пав перед вами на колени.
Я завалю ваш будуар цветами. О, моя богиня! На вас молиться буду я, лишь назовите ваше имя.
И этот, столь изящный, текст для вас читаю в первый раз я с надеждой на любовь... И секс во всем его разнообразьи!
Свет мой, свет мой, Возвышаешься передо мной, Словно дом в перспективе рассветной С проявляющейся глубиной. Это времени архитектура, Это тайных вещей объём, Это солнечные фигуры, В неподвижном мире моём. Знать, мне чьё-то счастье досталось, Если разница столь велика Меж тобой, приносящим радость, И моей конурой старика. Значит, ходит в дали беспечной С камышовой дудочкой тот, Кто заглянет в мой дом под вечер И в котомке тебя унесёт.
Почки набухли, как небо перед весенней грозой, этого майского лейбла в тютчевский мезозой.
Почки набрякли, как веки спящих запойно кустов, но флегматичные ветки все в возбужденье от снов.
Почки набухли, набрякли, и – голубым, молодым, скоро маевки и грядки скроет сиреневый дым.
Почки набрякли, набухли, миг, и рассыплет весна новью кудрявые буквы в древние письмена…
Дорогие родители! Вы теперь небожители, по-над грома раскатами разглядеть бы мне, как там вы, хорошо ли вам, плохо ли? Каблучки мои цокали в заблужденье решительном на страницах, где жить не нам, имена ваши, отчества - на гвоздях одиночества, глухоты, ослепления, сумасшедшего пения. Мир, весною наполненный, так огромен, что больно мне от добра равнодушного, от отчаянья дружного, от иных – сердоболия. Что родные? Да ноль им я. Незатейливо лгущие и легко предающие будни, словно кошмарики... Уголка нет на шарике, где потеряна родина. Хорошо было вроде нам... Хорошо было вроде бы... Только нет больше родины.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...360... ...370... ...380... ...390... 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 ...410... ...420... ...430... ...440... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|