|
|
Огонь!
Огонь горит!
Полыхает!
Всё яростнее….
Всё проворнее….
В тщетной надежде,
Пытаясь вытащить
Занозу…
Застрявшую столь глубоко
В сердце –
Истерзанном ожиданием….
Я письма твои сжигаю…..
И…..умирая от ужаса,
Оцепенев, наблюдаю,
Как тонкие, белые,
В душу проникшие
Листики,
Трогательно шурша,
Печально сворачиваются,
Стонут и …..
Медленно-медленно
Погибают….
От беспощадного,
Неумолимого жара…..
Дым ест глаза…
Слёзы капают
Чаще.. чаще.. и чаще,
Прямо в огонь….
Пытаясь его унять…
Поздно….
В порыве отчаяния
Бью по огню руками….
Обжигаясь, машинально дую
Себе на ладони
И, уже откровенно,
В голос рыдая,
Корчусь от невыносимой
Внутренней боли…
Я письма твои сжигаю…
Хватит…довольно ..
Больно…
Господи…..
Как же мне больно
Были у царя два сына,
И Дурак.
Младшенький а, знать, любимый
Но добряк.
Во дворец тащил он нищих
И собак.
Мог отдать последний блинчик
Просто так.
Царь твердил послам: «С ребёнка
Что, мол, взять.
И не он украл кофтёнку,
Так сказать…»
Но послы без проволочек
Ноту: « До…
До свиданья, многоточье»
И бегом.
Были у царя два сына
И Дурак.
С виду, вроде, и красивый,
Но колпак
У шута стянул он в детстве.
Верь, не верь,
Стал бороться против лести
Аки зверь.
Правду-матку резал прямо
Он в глаза
Ныли нянюшки упрямо:
«Так нельзя...
От скандалов стонет-плачет
Вся страна.
Никому, здесь, правда значит
Не нужна.»
Были у царя два сына
И Дурак
Часто царь сидел в кручине:
«Как же так,
Чем же я тебя, о, Боже,
Прогневил?
Лучше б в глаз, или по роже,
Нет уж сил…
Сын дворец в Содом-Гоморру
Превратил.
Вся дворцовская бомонда,
(Модно знать)
Стала правдой вправо-влево
Козырять.
Как, скажи, тенденций смелых
Избежать..»
Стало у царя два сына…
Дурака
Царь, в порыве импульсивном,
По бокам
Ивы розгами сырыми
В меру сил,
Отхлестав – на все четыре
Отпустил…
Во дворце теперь порядок:
Хитрость, лесть.
Хороша, конечно, правда
Но не здесь…
А Дурак по свету бардом
Бродит. Всё
Ищет где росточек правды
Прорастёт…
Ну где мне увидеть тебя,
в какие другие походы,
мне ринуться, в рог протрубя,
за сладкое слово свободы?
Куда я не кинусь – гудки,
ответы – вот только что, вышла...
Разочарованья – горьки!
Ну где тебя носит, малышка?
Тебя охраняет, как встарь
дворец охраняли султана,
всевидящий муж – пономарь,
забывший завет Тамерлана, –
что тот, кто всё видит – слепец,
что тот, кто всё знает – невежда,
жену стерегущий – глупец,
он видит лишь тело с одеждой,-
Ночь не занавесить от дня,
душе не поставить капкана!
Любовь всех рассудит одна,
она-то не знает обмана…
4
И ничему уже не удивляться...
Неподлинность явлений бытия
предсказана, как строфика моя,
Джульетте никогда не будет двадцать.
Отчаянью нетрудно предаваться:
аффекта исступлённая струя
другие осчастливила края,
здесь – кофе через край переливаться,
гореть забытым пламенем супам
(хозяйка перечитывает спам),
не отрастить как у Шопена пальцы
и не занять у Сенеки ума...
А что ты хочешь сотворить сама
теперь, послушав Рихтера и Каца?
5
Теперь, послушав Рихтера и Каца,
закроешь все мажоры поскорей,
поскольку птицы нет тебя серей,
и ни стиха в тебе, ни музыки, ни танца,
пора к суду за пошлость привлекаться.
Пусть юг Сибири не Гиперборей,
тут жизнь течёт чем хуже, тем быстрей,
отчаянья не нужно домогаться,
навылет пулей каждый обиняк
перенесёт арктический сквозняк
от полюса до самого Тибета.
Частушку бесталанную пропой –
не постыдится жёлтая газета
сравнить сие с божественной трубой.
придут накроют пожалеют скажут – верь
собакой смерть заскулит уткнувшись в ладони
и рядом скрипит раскачивается дверь
петли не смазаны кто прогонит
холод костенеющей твоей руки
что держу ещё и пытаюсь выжить
чтобы сердце усталое вновь завести
чтобы выгнать из комнаты пьяных выжиг
но уходит рассвет и тебя с собой
уводит всё выше и дальше, дальше
мне не расслышать твоих шагов
и не понять почему из фальши
не могу прорваться к теплу твоему
к чистоте и ясности первого слова
не любил говорить – «я тебя люблю»
а сегодня слышу слова эти снова
садимся за стол и всё как всегда
о делах о друзьях собаку соседа
вспоминая смеёмся и наша еда
остывает и звезды падают с неба
красиво маслом намазываю кусок
чёрного, любимого, твоего, хлеба
наливаю себе грейпфрутовый сок
улыбаюсь на твоё – «ну вот и лепо!»
но это наверное всё же вранье
всё изыски какие-то, прелести лести
раскричалось за окнами вороньё
перекричать хотят видимо из мести
весело марш играющий патефон
где славянка прощается столько жизней
и я прощаюсь, зная, что ты – не он,
ты – здесь и глупо зачем-то о тризне
на диване колени поджав, ах, нет
в костюме, в галстуке, подаренном Лидкой
(не ревновала тогда и сейчас – поверь)
я рядом – в зеркале под черной накидкой
замедлен показ, звук отключен почти
кто-то роняет на кухне кастрюли
уныло вальс звучит – «раз-два-три, раз-два-три»
и жара за окнами – будто в июле
придут пожалеют накроют стол
собаку выгонят, окна откроют
и свет упадёт, но нельзя – ты гол
и колени подтянуты и я как Трою
откапывающий Шлиман не дам тебя
ни вывезти, ни одеть, ни забрать отсюда
это они говорят – что она пришла
а я то знаю – это просто кукла
холод костенеющей твоей руки
это всё-таки жизнь значит надо выжить
собака соседская опять скулит
и солнце падает вниз – пьяным рыжим
По телевизору бла-бла-бла.
Как твои дела?
- Да как тебе сказать?
Так себе опять.
Мы все волнуемся, почему
Ты не выходишь в эфир?
- Пью кефир,
Гляжу на луну.
Мне телевиденье ни к чему.
Ах, тебе наскучили наши голоса.
Ну, пожалуйста, хотя бы на полчаса.
Мы тебе расскажем про секрет бессмертия,
Покажем марсианских птиц,
Научим быть счастливым.
- Не боюся смерти я!
И у здешних птиц
Пёрышки красивы!
Ладно, мы выключаемся.
Но предупреждаем тебя:
Мы всё про тебя знаем.
Ты собираешься жениться.
А у неё два любовника.
И сын в детдоме.
Будь осторожен.
- Да я и так всё знаю.
Зато у неё грудь большая
И она меня, кажется, любит.
Мы любим тебя тоже.
И верны тебе как никто.
Мы тебя даже два раза спасали.
Первый раз, когда на улице кого-то убивали,
А ты засмотрелся сериалом
И не смог выйти (и слава богу!)
И второй раз, когда показали рекламу новой бритвы,
И ты вышел в магазин
И не стал свидетелем страшной битвы
Между роллерами и велосипедистами.
(Тогда победили роллеры.)
А ты похож на велосипедиста!
- Ладно. Аста ла виста!
Вы больные.
Нет! Мы живые.
Мы откроем тебе тайну.
Мы на этой планете случайно.
Мы вымирающая раса.
Нас заточили в телесигнал
Злодеи с планеты Блюменштрассе-2.
Мы здесь уже 500 000 лет.
И наконец-то у вас изобрели телевидение!
Так вот, по древним преданиям
Двадцать восемь лет назад
Родился человек,
Который спасёт нас.
И поведет.
И вызволит.
И станет нашим богом.
- Это говорит о многом.
Вы считаете, что это я?
Мы ЗНАЕМ, что это ты.
Твои задачи просты.
Десять лет подряд
Ты должен смотреть наши развлекательные программы.
Можно ходить в магазин и спать.
Но не более восьми часов в день.
О деньгах не беспокойся.
Мы откроем для тебя счет.
(У нас есть связи.)
- А что потом?
А потом мы исчезнем.
Ты умрёшь от неизвестной болезни.
(Но на самом деле ты не умрёшь,
А переселишься на нашу планету.)
У тебя будет всё:
Женщины и слава,
Деньги и вечная жизнь.
И притом
Ты будешь нашим божеством.
- Вы больные.
Нет, мы живые!
- Я вас выключаю.
Ты не будешь спать ночами!
Помоги нам!
- Мне пора идти.
…
Десять лет прошло.
Господи прости.
Твои травы как шелка.
Твое небо бездонно.
Твои птицы непостижимы.
Твоя рыба бьётся у меня в руках.
Моя жена – само совершенство.
Мы живем в загородном доме.
И даже не нуждаемся в деньгах.
Наши дети добры и красивы.
На тарелке прекрасные сливы.
И над ними вьётся пчела,
Которая меня не укусит.
Но всё чаще ко мне во сне
Приходит планета,
Тихая и далёкая.
Там лежит вымирающая древняя раса
В своих маленьких саркофагах.
И их душам нет покоя.
Прости меня за это.
Они знают секреты бессмертия.
Они видели марсианских птиц.
Они могут сделать людей счастливыми.
Прости меня за богохульство,
Прости меня за это.
И если ты, мой всесильный Боже
Поможешь им
Или даже просто –
Вернёшь меня на десять лет назад,
Я сделаю то, что они хотят.
Ведь у меня, по сути, нет никого
Кроме тебя и их.
А у них –
У них вообще никого нет.
Так даруй им свет.
Так даруй им
Свой милосердный свет.
с.ш.
не ищи не зови не проси так найдёт сама
завернёт накроет перевернёт кем был
кем бы ни был ваятель сеятель дальше тьма
ни свечой ни факелом не осветит судьбы
будь ты слеп и весел печален и глух и нем
хоть гори хоть плавься хоть каплями истекай
ей тебя не хватит уйдёт да не насовсем
и не вся будешь тлеть до последнего уголька
Синее-синее небо,
Сине-прозрачный воздух.
Синее-синее море,
Сине-серебряный остров.
Синие ели под окнами
Синею хвоею пахнут,
Синий кот на заборе,
Синяя дверца распахнута.
Синие – глаз озёра,
Синие жигули.
В синюю даль туманную,
Синим утром тебя увезли...
Синего льда кусочек,
Синим осколком царапает.
Синие рваные строчки,
Жизни моей каракули...
Слаженность, сложность,
Лжи невозможность.
В клеточку небо
С солнцем в обнимку...
С солнцем в обнимку – через витраж.
Где продавали?
Сколько достали?
Счастья кусочек
Дали по блату..
Дали по блату – спрячу в трельяж.
Свечки огарок,
Зайчик – в подарок
Боль, сожаленье,
Ломаной тенью...
Ломаной тенью – вьются в глазах.
Слаженность, сложность,
Неосторожность.
"Вот бы сначала.."
Да! – простонала,
Нет! – прошептала,
Нет! – прокричала...
Нет!- прокричала .. Нельзя....
Дорогие мои москвичи,
Табуреты и калачи,
Теплый дождик и переулки.
Дайте я вас сейчас,
Дорогие мои москвичи,
Возвращаясь из родины гулкой.
Не могу на бегу,
Ветка высохла, ветка намокла,
Ветка высохла.
Дайте я вас.
На спелёнутой влагой земле,
В этом городе как в корабле,
Будет час, за который
Последнюю ветку отдашь,
Последнее слово.
Слово высохло.
Слово замолкло.
Слово высохло.
Это не я говорю:
Дорогие мои старожилы,
Новобранцы и мёртвые живы,
Живы те, кто
И те кто, которых,
Живы люди в летящих моторах,
Жив отец мой и всё еще живо,
Так умолкшее слово не лживо,
Так умолкшее слово поёт.
Это не я говорю.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...640... ...650... ...660... ...670... 676 677 678 679 680 681 682 683 684 685 686 ...690... ...700... ...710... ...720... ...730... ...750... ...800... ...850...
|