|
|
постаревший пьеро
опечаленный странной
печалью
и задумчивый самый
изо всех
что грустят по ночам,
наливая зелёного чаю
там жасмин распускает
свои лепестки
неулыбчивый милый пьеро
снова нежность
свои лепестки
распускает
и касается губ
поцелуй
чуть горчащий
от сока любви
 Память моя – Марианская впадина... Какие эпохи бесследно канули! И только любви безответной громадина Летучим Голландцем все ищет гавани.
. * * * (Из драматической поэмы) (Продолжение сцены «О печали...»)С а н ч о (заметив вдруг пустую бутыль возле кровати, удивленно) :...Что ж вы это: спозаранца –Всю настойку померанца?..Как вы пьете этот яд —От него глаза болят... Д о н К и х о т :...Не страшно, что глаза болят,Страшнее, что душа горит...От этой боли, говорят,Спасает камень-хризолит... С а н ч о :Не спасут ни настойка, ни камень,Пока в толк не возьмете вы сами,Что побоев достаточно с вас,Что всему — свое время и час:Девицам — страстные романы,Детишкам — сласти-марципаны,А нам — героям-ветеранам —Лечить заслуженные раны... ( Альбер Дюбу (Albert Dubout), 1905-1976, Франция, 1938 )А ощущений вновь захочется —На зайца можно поохотиться... (поднимает бутыль, рассматривает ее) Д о н К и х о т : ...Вот-вот, о них — об ощущениях... Какое-то на миг смущение... С а н ч о (довольно) : ...А все ж, осталось там — на донце... Д о н К и х о т : ...Мелькнуло в ней... С а н ч о : ...Да в ком?.. Д о н К и х о т : ...В Альдонсе... (Предупреждая возражения Санчо, удивлению которого нет предела) ...Не Леда и не Хлоя... С а н ч о :...Хотела вас известь!.. Д о н К и х о т : ... Но что-то в ней т а к о е — Заметил? — все же есть... (вскакивая неожиданно с постели)Не моя бы верность, да не мой бы долг!.. С а н ч о :...Да, в долгах, уж точно, знаете вы толк... Д о н К и х о т :...Ох бы я и зажил, ох и загулял!.. —Все бы свои ночи женщинам посвятил:Наблюдал бы с ними звезды и определялТочки расположения светил... ( Рене-Жорж Эрман-Поль (René-Georges Hermann-Paul), 1864-1945, Франция, 1929 ) С а н ч о :...Не ожидал такого манифеста...А как же — ... (показывая на портрет Дульсинеи) ...лучезарная невеста?.. Дон Кихот не отвечает....Эх, падки рыцари на все, что катит под руку...Что ж, непорочная-то наша, значит — побоку?!. Д о н К и х о тОна, в своей невинности и благости,Простит, надеюсь, мне минуту слабости... (смотрит на портрет Дульсинеи, поет — тихо, задумчиво)...О, светлая владычица, — твержу и ночь, и день я —Раздумий моих, чаяний, деяний, сновидений,Знай, — за тебя погибну я с восторгом в час урочный, —Но... может быть... ты, все-таки... уж слишком непорочна?!.Для тебя в боях неравныхИ отважен я, и брав!.....Что же прячешься ты, — Дафна,Обратившаяся в лавр?.....И в честь твою стараются трубач и барабанщик,И первою красавицею — мира, не Ламанчи! —Тебя признали рыцари Наварры и Леона...Но — холод бесконечный лишь в глазах твоих зеленых...-И, томим душевной травмой,Я брожу среди дубрав... — ( Рене де Пов (René de Pauw), 1887 – 1946, Бельгия, 1944 )Неприступна, словно Дафна,Обратившаяся в лавр!..С а н ч о (наблюдает обеспокоено за Дон Кихотом, качая головой) :...Бредит беспробудно:«Лавры-сельдереи...» (Дон Кихоту)...Спели б что-нибудь быВы повеселее!..Д о н К и х о т (опустив голову, задумавшись) :...Нет, не петь мне никогда уж веселее... (вскинув неожиданно голову, глядя на портрет)...Не проси у меня песен, Дульсинея!.. Заметив крайне удивленный и обеспокоенный взгляд Санчо, спохватывается: действительно, «бунт» зашел уж слишком далеко......Нет-нет!.. На сердце — лишь она,И чувство к ней — растет и крепнет...А лед... (кивает на портрет) ... в глазах — моя вина:Не удался ее портрет мне... (озабоченно)...Нет Леонардо, Джотто нет,И нет художника, им равного,Чтоб воплотить на полотне,Иль изваять ее из мрамора... ( Рафаэль Ксимено (Rafael Ximeno), 1759—1825, Испания, 1797 ) (опять подпрыгивая на постели) ... «Стыдно, рыцарь, в постели томиться!» — Вот о чем говорит ее взгляд!.. (хватает первую попавшуюся книгу, протягивает ее Санчо) ...Ну-ка, Санчо, открой мне страницу — Ну! — любую открой, наугад!..Видно, что эта игра так же привычна для Санчо; он открывает наугад страницу, тычет пальцем, не глядя, в какое-то место в книге, протягивает ее Дон Кихоту. (читает)... «...Там — копыта стучат по дороге,Из камней высекая огонь, —Серый в яблоках, мохноногий,Мощный, фризской породы конь!..» (захлопывает книгу) С а н ч о (с сожалением) : ...Так коротко?.. Д о н К и х о т (задумчиво) : ...Так много, -Все ясно: к о н ь... д о р о г а. . .Вскакивает, хватает в охапку меч, копье, кирасу, бросается к двери, но силы внезапно оставляют его; Санчо подхватывает его на руки. С а н ч о (укладывая Дон Кихота в постель) :...Добраться б до порога! —А вы все: «конь, дорога...»Ну, как тут изловчитьсяЗаставить вас лечиться?!. Д о н К и х о т (слабым голосом) : ...Поедем, Санчо, в горы,Найдем там хризолитИ травы, о которыхПисал Диоскорид... ...В другом углу сцены, в луче света, появляется Менестрель. Менестрель :«...Восстановят силы травы, —И опять — за дело чести —Рыцарь в бой вступает правый,Поручив судьбу невесте...... И веками — к своей даме —Скачет странствующий рыцарь;Звезды падают, и каменьПод копытами искрится... ( Уоррен Чаппелл (Warren Chappell), 1904-1991, США, 1939 )...И пока он к ней стремится —Не случится ничего с ним,А без дамы сердца рыцарь —И не рыцарь, Санчо, вовсе...» Д о н К и х о т :...И, гонцов опережая,К ней о нас доходят вести...Что, скажи, нас приближаетК светозарнейшей невесте?.. С а н ч о (заученно) : ...Снискание признанияИ славы соискание!.. Д о н К и х о т :...И это, Санчо, доминанта... С а н ч о :...Для вас, сеньор, и Россинанта!.. Д о н К и х о т (задумчиво) : ...Ланселот и Роланд — мне известноНаблюдают безмолвно за мной... С а н ч о :...Мы не жертвуем дружбой небеснойРади дружбы земной!.. Д о н К и х о т (глядя на портрет, Санчо) : ...Все ж, много подвигов, не скрою,Мы посвятили ей с тобою;Взять — помню ясно по сей день я -Альмодоварское сраженье... (погружаясь в приятные воспоминания)...В ущелье под АльмодоваромНе тратил времени я даром... С а н ч о :...Да, загрузил осла товаромТогда я, под Альмодоваром... Д о н К и х о т :...Хромал я долго после... Или —Когда, к примеру, мы отбилиОвец отару тонкорунныхУ великана Брокабруна... С а н ч о :...Гоняться долго, не совру, намПришлось за этим Брокабруном... ( Неизвестный художник. 1727 )
Что нам хлеба отточенных мастеровых, что нам их расписные печи с солнцем,
Нам детскую мечту налей, и сказку, что с венцом в оконце.
Как рыбья голова отсечена рука-владыка,
Писалась божья книга – изба покрыта сажей, угар степной росы
Сидящий у стены из белой мягкой глыбы, когда очнешься путником телесных ног и рук, не знающих косы.
Печаль сомнительную крепко ты на побелку тратил всю, муку сметал, зерном кормился,
И вот на печь облокотился, амбары стонут от избытка – рецепты материнские ты позабыл, ища тепла в жару.
Настройка требует старания, волос пучок и в жертву дух заколосившейся измены
Звучания внимания и лишних форм привычных знаний звезд,
Зуб мудрости на пне, топор в руке и песен молчаливой гаммы, поклонов горсть и долгих пыток знаков
Что при закате чертятся тобой же, но совесть искренне бунтует, выдумывая новый стиль подделок ловких.
На руки посмотри, горящие желанием делать, на мысль грубую истрачены года, где дети носят воду в сите,
Надежд полны гигантские амбары, и лязг телег, работающих в прозе при борделе.
А юность тянется как струйка в никуда – строитель без кирпичной практики, играющий в дома,
Стеклом закрашивая грани собственных стараний, чтоб вид придать и помрачить соседей –
Как будто печь растоплена, и хлеб уже запекся – и делать будто ты привычен, и ремесло твою ведомо.
Теперь тебе собака пригодится, твой поводырь порогов и углов,
но помнишь ли, когда ее ты выгнал
И призрачную дверь как будто запер на засов? Нет, мыши – твои слуги,
и писк и кража веселей признаний
Но сколько ткани ты потратил на слезу, возьми-ка удочку, припрятанную где-то в страхе, раскрой и повтори свою судьбу…
Теперь скажу другое. Смотри, как скачут мысли вслух – весенняя капель, подлунный флаг зеленый,
вода песков, гортань небес и ржавый гвоздь в подкове,
церковный пляс, обжорства бес, моя вожжа в камзоле…
Чтоб тесто получилось ровным, пойми ты одиночества удел,
Чтобы мука с водой навек соединилась, узри ты своей трусости предел.
Движение гарцует в забытом сострадании,
кровавых ран чужих не излечимый плен,
Сплетение пылает от воспоминаний –
души росток пробился
над госпожой измен.
Но печь не будет ждать поступков свысока от спящего творца, пусть даже это божеский Приход,
Сегодня алчность боли ты нашел случайно, не заповеди то, а хлебный крестный ход.
Бабушка рассказывает сказку
Про царевну и волшебный сад.
Гулкие тяжелые моторы
По небу внушительно летят.
Засыпая, не остановиться,
Не переселиться в самолёт.
Радио на кухне тихо-тихо,
Словно ниточка дрожащая поёт.
Это радостная весть – проснуться дома
И найти, что лето не прошло.
И что девочка соседская Марина
О тебе вздыхает хорошо.
И мотор, блестящая машина
До Москвы отважно долетел.
И услышать запах распрекрасный,
Шум блинов на золотой плите.
Бабушка рассказывает сказку
Старую, о трёх богатырях.
Убегая, не переселиться
В гулкий и отважный самолёт.
И проснуться, медленно и прочно.
Лето, как и прежде – ни о чём.
Я люблю тебя, тебя не зная.
Что же я когда-то полюбил?
маме
город мной давно любимый ненавидимый незримый
непролазные чащобы лиц и улиц где-то был
узнаваем нет но пройден зеброй и глядящей мимо
прошлой или чаще той бы для которой все забыл
как квартал меняет русло где проулки ищут устья
сизый форд в морозном хрусте опрокинутый в кусты
там обратно время годы крутит грустно ну и пусть я
зеркалам построю морды на проспектах пустоты
город № асфальт проросший мухоморами-домами
петушиный слоган слева справа песня тормозов
на предместье не похожий чудом названный едва не
в честь барона королевы их шестерок и тузов
впрочем имя просто слово слава бой и погремушки
мы ж с тобой вслепую делим повороты и мосты
копоть ночи на капоте дальний капор той старушки
пыль и дождь и нечто более привычное чем тыл
город мой тебе название сплошное ожиданье
на десятки лет вокзальных маеты и суеты
рельсы вытянув глазами не туда мы уезжаем
где глазуньей и ласаньей в блюде снов дымишься ты
мерно бухают составы мимо в них друзья бухают
незнакомые и просто проезжающий народ
город с клапаном заставы от молвы и до окраин
с колыбели до погоста
а потом наоборот
16 мая 2007
Опять дорога буквой игрек,
но нет ни надписи, ни камня.
Болят от напряженья икры.
Душа, чуть ниже проникая,
находит полночь.
Идешь, судьбу не понукая,
мечтой не высекая искры,
но сердце, как хрусталь у Кая,
надежду превращая в иксы,
зовет на помощь.
Была бы, если уж не Герда,
пусть ледяная Королева,
чтоб отвела рукою твердой
металл, который кавалером
к виску приставлен.
Я сам бы взял тогда, наверно,
у неба чистой акварели,
в полях – живительного нерва
и стал бы лучшим менестрелем,
чтоб лед растаял.
В конце состава рыбкой на кукане
последний восемнадцатый вагон;
под дребезжанье ложечек в стакане
мы смотрим все один и тот же сон.
О вальсы рельсов, полустанков стансы,
чечетка переездов и узлов!
Вечнозеленые еловые саргассы
затягивают поезд как улов.
Направо – ели, и они же – слева
мохнатой и растрепанной косой.
На Север едем, как всегда – на Север,
и что нам юг со средней полосой!
А перед носом у глазеющих в окошко
полночная подолом машет темь,
и с рельсов мы съезжаем понемножку...
кто в Беломорск, кто в Лоухи, кто в Кемь.
август 2002
. * * * (Из драматической поэмы) Комната Дон Кихота.Дон Кихот лежит в кровати с книгой в руках. Тут же, на постели, разбросаны еще несколько книг с торчащими из них закладками.Входит Санчо. Дон Кихот делает ему жест рукой, как бы приглашая его разделить с ним удовольствие.Д о н К и х о т (читает) : «...И сумерки всадников скрыли безмолвных,И пение ангелов, тихое, смолкло,Лишь непроходимый — стеною — терновник,Бурьян, ежевика и дикая смоква...»(с восхищением, Санчо)...Как слышен здесь мотив прощальный!..С а н ч о :Да как-то больно уж печально...Д о н К и х о т :...Печаль... Крупнейшие поэтыОтмечены ее печатью;Петрарка... (кивает на одну из книг, лежащих рядом) ...все его сонетыЛюбовью дышат и печалью...«...Как прекрасна печаль человека! —Ничего замечательней нет...» —Так сказал, Санчо, Лопе де Вега —Несравненный кастильский поэт...С а н ч о :Я не знаю чувств высоких —У меня — одна печаль:Когда вы с копьем несетесьНа мушкет, иль на пищаль.А копьем не отразишь ведьВ лоб летящую картечь:Даже рыцарям нелишнеИногда себя беречь... Начинает растирать и массажировать Дон Кихоту спину: видно, что это — часть ежедневной, привычной для них обоих процедуры.Д о н К и х о т (соглашаясь с Санчо, качает сокрушенно головой) :...Вероломный-то век наступил какой!..Погасла рыцарства доблестного свеча,Когда славу можно было стяжать своею рукой,Острием своего меча...Прошли те времена — те, о которыхМы плачем и поем!..А в мире, где царят свинец и порох,Я признаюсь порой в бессилии своем... (вздрагивая от прикосновения к коже холодной мази, которую Санчо втирает ему в спину)...Ноют ночами, болят суставы,Снится, что ноги вросли в стремена...Будет ли подвиг мой в Книгу СлавыВписан на вечные времена?..С а н ч о :...Ясно — ноют суставы: в той свалке,Под Кадисом, вам так угодило...Не осталось в Испании палки,Что по вашей спине не ходила... (с силой разминая своими большими руками худые плечи Дон Кихота)...Не торчи под амбразурой,Голышом не лезь на печь...Д о н К и х о т :...Да... Мужам благоразумнымНужно, все ж, себя беречь... "...Снится, что ноги вросли в стремена..."Роберто Паэс (Roberto Páez ), 1930-2006, Аргентина, 1965Вверху:Рене-Жорж Эрман-Поль (René-Georges Hermann-Paul ), 1864-1945, Франция, 1929_________© «Дон Кихот: Любовь и Смерть», М., «Крук», 2012 ( http://www.moscowbooks.ru/book.asp?id=619493 ).
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...640... ...650... ...660... ...670... ...680... 685 686 687 688 689 690 691 692 693 694 695 ...700... ...710... ...720... ...730... ...740... ...750... ...800... ...850...
|
