|
|
* * *
Герою пряник, а баранам кнут,
Всем угодить – нелёгкая работа...
Бумажные кораблики плывут,
Скрываясь с глаз за первым поворотом.
Их наспех смастерили из газет
И на ручье устроили регату.
У каждого есть маленький секрет,
А кто утонет – сам и виноватый.
Безмерно увлечённые игрой,
Уверены, что мы навеки вместе...
Когда погибнет доблестный герой,
Его бараны закопают с честью.
Твой снимок наподобие окна мне
Открыл далёкий вид на Демерджи —
Шершавые фаллические камни
В оправе ржавых листьев — миражи
Чуть тронутые ветхостью осенней,
Обласканные гаснущим теплом —
Насельники Долины привидений.
Проникнуть за экранное стекло
Усилием невидимого глаза
Не трудно, вспомнив древние рассказы —
Страшилки для татарской детворы —
О саблях — чадах адской наковальни,
О колдуне... Минуя гул вокзальный,
Всхожу на пик дымящейся горы.
Архитектура, небо и вино —
Три верных основанья, три приметы
Санкт-Петербурга... Мокрое окно
И снова солнце — ветреное лето
Заставило забраться на чердак.
Мы с крыши наблюдали, как летела
К нам туча от Исаакия и как
Дождем ее истаивало тело.
Он двигался широкой полосой
По глади неба дымно-бирюзовой
И подступал завесою косой,
И сыпал брызги... Словно бы по зову
Неслышимой сирены все вокруг
Заторопились в сумрак помещенья,
Лишь мелких облаков нестройный цуг
Вдали хранил несуетность движенья.
Для вороны несерьёзно
Быть писклявой как комар,
Взгромоздилась на берёзу
И кричит как надо: "Кар!"
* * *
Кто аргамак, кто сивый мерин,
Удел для каждого отмерян,
И, как соломку ни стели,
В сюжет ты втиснут рамкой жёстко,
Свободы – менее напёрстка,
И мало могут короли.
Штык – идиот, а пуля – дура,
Судьба, шутя, спускает шкуру
И превращает в лысый пень,
А ты мечтал и строил планы,
И Гумилёва капитаны
Манили далью ночь и день.
Но всё смешалось – страны, люди,
Слон на ходулях, хрен на блюде,
Как предначертано Дали,
Цвела под белым светом падаль,
Снег прошлогодний тихо падал,
И стон стоял вдоль всей земли.
Коньяк легко на водку лег
Под гром застольного мотива.
Зима. Пора корпоративов.
Веселье. Пробки в потолок.
Да, ты умеешь танцевать...
И выглядишь почти на тридцать.
Твой муж не зря тобой гордится,
Как новой Маздой МХ-5.
Контора наша на ушах
И шумно пьет за мирный атом...
А я молчу и воровато
Ловлю твой взгляд, моя душа.
Евгении Назаровой
Как бархат крыл тебе к лицу!
Твой силуэт окутав тенью,
Они от каждого движенья
Роняют хрупкую пыльцу.
Кому-то тяжесть их страшна,
А ты её не замечаешь —
Глазками пёстрыми качаешь
В прозрачной дымке полусна.
Сильфида с рыжей головой,
Взлетим над стынущей травой,
Покружимся в наплывах света
Сентябрьских спелых фонарей,
Покуда снежных крыл Борей
Не распростёр над краем лета.
Осени пламя не знает покоя —
Ветер его раздувает и снова
Гасит, касаясь холодной рукою
Крон полыхающей рощи кленовой.
И остывая в поблекших аллеях,
В пыль рассыпаются под каблуками
Листья каштанов, что часто болеют
В северном городе, где сквозняками
Дышат кварталы. Лишь вспышки рябины
Позже напомнят о днях листопада,
Да негасимые в сумерках длинных,
Старого дома окошки-лампады.
Небо в провал темнеющий
Звезды насыплет скоро.
Тысячи стылых ночей еще
Замку тревожить город.
Снова прохожий крестится,
Пряча глаза... Напрасно!
Мрамор на серой лестнице
Густо окрашен красным.
Замок холодным пламенем
Лед на Фонтанке плавит,
Чтоб в коридоре каменном
Рук не морозил Павел.
Какая невидаль, мой друг —
Всего лишь облака над домом
Всклубились белоснежным комом,
Верх полон солнцем, а вокруг
Голубизна, — почти индиго —
Чуть-чуть светлее, чем испод
Парящих замков, что вот-вот
Как будто, невесомым игом
На город лягут. Этот день
Запомним — силою вниманья
Убережём от угасанья
И свет, и облачную тень,
И лип шумливых силуэты,
И ветра влажное тепло...
Чтоб нескончаемо цвело
Как облака живое лето.
Страницы: 1... ...10... ...20... ...30... 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ...50... ...60... ...70... ...80... ...90... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|