|
|
2006-10-14 12:43Плач / Гаркавая Людмила Валентиновна ( Uchilka)
В музее не способны восхищать
Ни ящеры, что вздыбились свирепо,
Ни статуи, что без голов нелепо
Своим уродством вздумали стращать.
Уже устали жадность обличать
Хвосты павлиньи на фронтоне склепа.
Всё как всегда, не выпросишь и хлеба,
На мордах львов жестокости печать...
Но там, за дверью, так миниатюрны,
Прозрачны и печальны с прахом урны,
Стекло – как из слезящегося льда.
Вот повод восхищенья и расстройства:
Утраченное человеком свойство,
Когда любовь в нём плачет без стыда.
На землю лёг скрипучий мороз,
Тьма опрокинула ковш в лицо.
Спит на шинели полковник Хорс,
И в выражении сжатого рта
Проглядывает тонкая пустота.
На пальце тускло блестит кольцо.
В соседнем окопе лежит солдат,
Осколком порванная щека.
Он чистил каску два дня назад,
И улыбался весёлый рот.
Шея прострелена. Тих и мёртв.
Звездочка падает свысока.
Вставай, Хорс. Встань и иди.
Птица ночная ведёт крылом.
В этом кромешном, как ночь, пути
Каждый из нас вполовину свят.
Но не оглядывайся назад:
Всё случившееся – потом.
Будет тот бой. Будет первый крик.
Будет горячая смерть в руках.
Порванный строй, шальное «пли!»,
Клочья, летящие в синеве,
В дуле – вопрос, а в глазах – ответ.
Это всё будет. Иди пока.
Что мне сказать? Роковое «да» –
На отворённый в груди вопрос?
Тихо ступает во тьме солдат.
Каска начищенная горит.
Птица бесшумно над ним летит.
Следуй к началу, полковник Хорс.
Всё обращается. Жизнь и смерть.
В зёрнышко складывается война,
Падает под ноги. Не разглядеть.
Кто-то невидимый машет рукой.
Следует в полном составе строй,
В угольном небе луна видна...
В тёплой кровати ребёнок лежит,
Ему поправляет простынку мать.
В этой истории некуда жить.
Свечку задуй и глаза закрой.
Спи, мой малыш, будет бог с тобой:
В вечности некогда умирать.
Вот посмотрите: в муках и усладах,
как женщины, рожают дерева.
Светило обогреет их, сперва
по-девичьи стыдливых, угловатых.
Спелёнутость тугую побеждает
невинность обнажённая цветков,
и стая отражений-мотыльков
из лона в лоно сладостно летает.
Но ветви лепестками насорят
повсюду, нежнокрыло наслаждаясь,
и юная, взрослеющая завязь
продолжит сей таинственный обряд.
Мы ели яблоки, ещё не старясь,
в лугах пустых... Там дерева стоят!
Я очистил банан и увидел там апельсинчик.
Я очистил апельсинчик
И увидел в нем маленькую тыковку.
Это было совершенно невероятно.
Я попытался описать это в стихах,
Но рифмы меня не слушались.
То есть совсем.
Апельсинчик рифмовался с магазинчиком,
Тыковка – с брюковкой,
Банан – с карманом.
Получалась совершенная неразбериха.
И тогда я подумал, что как это так:
Из всякого сора стихи, не ведая стыда, растут,
А из маленького, крепко сбитого чуда – никак.
Вот оно вам стихотворение,
Вот оно вам.
.............................Дому и его хозяевам,
.............................Лёше и Вере, с любовью
Волшебный дом остался во вчера,
Уплыло в космос громкое «Ура!»...
А нынче тихо... и волшебный дом
Живёт в ночи светящимся окном...
...Горит камин и свечи – в полукруг,
Стучится кто-то в крышу «тук-тук-тук»,
Наверно, дождь... А кто ещё в ночи
Устало так по крыше постучит?
Октябрь... Заходи скорее в дом!
Вот чай, коньяк, беседу заведём,
О том, что гуси – к югу, а зима
Уж скоро к нам пожалует сама...
Да ничего… А осень хороша!..
Ты не спешишь? Так лучше – не спеша.
Вон там... накинь и кресло пододвинь...
А хорошо придумали – камин.
И гость разулыбается, огнём
Заворожённый... ну, ещё глотнём!
Я выходил – он, как и прежде, льёт...
Твой верный пёс за дверью подождёт...
В чём волшебство? В отсутствии причин.
В покое дней и верности мужчин.
В сухих цветах, картинках над столом.
И в том, что есть на свете этот дом.
/11-12.10.06/
Как мало нужно нам для счастья…
Как много стало рядом света!
Уплыло прочь сопливое ненастье,
И улетели прочь испуганно приметы.
Сонливость унесла усталая дорога –
Я, словно пух у тополя, летаю!
Как мало было нас, а стало – много…
Всего два слова нежных – я скучаю...
Вложи ладонь в ладонь мою.
И дождь идёт,
И снег идёт.
И птица белая летит,
И платье красное на ней.
Без промаха охотник бьёт.
(Вложи ладонь в ладонь мою!)
Земля тяжёлая гудит.
И птица белая на ней.
Рябина красная горит.
Всё тяжелей, всё тяжелей
Земля в раскинутых руках
И капля в чёрных облаках.
Теперь ты поняла меня?
Срываясь вниз,
Срываясь вниз,
Мы к одиночеству летим,
И шляпы белые на нас.
Срывается последний лист.
(Теперь ты поняла меня!)
Ты не одна, я не один.
А кто-то провожает нас.
И в одиночестве един.
А снег погас, и дождь погас.
И птица белая летит
И платье красное на ней...
У волка белые глаза
И зуб штыка острей.
На волке серое пальто
И непонятный хвост.
Он воет до последних звёзд,
Молчит до первых звёзд.
Ты думаешь, он прост? Не прост.
И ты совсем не прост.
И если ночью, во дворе,
Раздастся странный звук:
Какой-то шорох, плеск...не плеск,
А непонятно что.
То, волчее надев пальто
(Как холодно в пальто!),
Спроси у звёздочки: Ты кто?
«А ты, – ответит – Кто?»
Но это даже не конец.
А так, мораль в кустах.
Какая, скажете, мораль?
- Руками разведу.
Смотрю на первую звезду,
Последнюю звезду.
А между ними – ничего.
Представьте – ничего...
* * *
Идея мира – как головка сыра,
Где все, давясь, давя друг друга, жрут,
Всё меньше сыра, меньше в мире мира,
И с каждым Цезарем под ручку ходит Брут.
Брут дорог нам, но истина дороже,
А истина проста – всегда играй с листа,
И папки партитур прохладной кожи
К себе нас манят, только на черта?
Доколь играть написанное кем-то,
Размахивая скрипкой вековой?
Давно уже не слышно комплиментов,
“За здравье” кончено, звучит “За упокой”.
Покойна гладь застывшего вулкана,
Покоен зверь, тобой убитый влёт,
Покоен лёд в горах, покойна прана,
Но беспокоен сырный наш народ.
Какая-то возня, интрижки за коврижки,
А, обожравшись, ходят под себя
Туда-сюда – «кафтан латают Тришкин»,
Суча душонками и души теребя.
Ложится сырный дух туманом в наши души,
И еле теплится лампады огонёк,
Ползучий смог его вот-вот потушит,
Кончается урок – он не пошёл нам в прок.
Ноль-ноль часов, ноль-ноль минут,
раскрылся звездный парашют.
Для тех, кто спит и видит сны,
в Инете – Радио Луны!(http://radiomoon.narod.ru)
Модем – мой маленький убийца,
жужжит один в ночной тиши,
и, словно хакер, он стремится
взломать пароль моей души.
На сайт Утраченных иллюзий
Я попадаю вновь и вновь.
И броузер упорно грузит
На винт продажную любовь.
И в эту ночь всем тем, чьи думы
рвут воспаленные виски,
будто оборванные струны,
звонят провайдеры тоски.
Ноль-ноль часов, ноль-ноль минут,
раскрылся звездный парашют.
Для тех, кто спит и видит сны,
в Инете – Радио Луны!(http://radiomoon.narod.ru)
Для тех, чей разум часто виснет
В сети неразрешимых снов,
На Сервере последних истин
Открыт Портал иных миров.
Ноль-ноль часов, ноль-ноль минут,
раскрылся звездный парашют.
Для тех, кто спит и видит сны,
в эфире – Радио Луны! (http://radiomoon.narod.ru)
1
Зима накрыла наш домишко
Ладонью, словно воробья.
Здесь мы живем: я, дочь, сынишка –
Большая, в общем-то, семья.
Наш домик – как медведь в берлоге,
Под снегом – сухо и тепло.
Висят сосульки-недотроги,
Луна заполнила окно.
Припев:
Наш дом уютней всех на свете,
Хотя и неказистый с виду.
Пока внутри смеются дети,
Господь не даст его в обиду.
2
В печи огонь, как сердце, бьется,
Шуршит за печкой домовой.
Втроем нам весело живется,
Но иногда, хоть волком вой...
Бывает, ночью сын проснется
И спросит сонным голоском:
«А мама скоро к нам вернется?»
и к горлу подступает ком.
Не скоро, сын. Ведь нашей мамы
уже давно нет на Земле...
Она летит к Альдебарану
на межпланетном корабле...
Припев:
Наш дом уютней всех на свете,
Хотя и неказистый с виду.
Пока внутри смеются дети,
Господь не даст его в обиду.
Эта ночь – столица всех ночей,
Звезды в небе светят так отчаянно.
Это я зажег две тысячи свечей,
Чтоб не потерять тебя нечаянно.
Стрелки всех часов остановил,
Чтобы полночь нас с тобой не разлучила.
Эту ночь я в сказку превратил,
Как же весело в ней и уютно было...
Эта ночь исполнена огня,
Лед в душе растает без остатка...
В эту ночь ты влюбишься в меня
неизбывно, бесконечно, сладко.
Странный мир клубится за окном,
Хрупкое стекло – его граница.
Ты уснешь глубоким, крепким сном,
Чтобы я опять тебе приснился.
Ночной бред
Каждый день я вижу тот же сон:
Я одна в пустынном этом зале,
Двери скрипнули, и входит он.
Всё затихло, даже воздух замер.
Он прошёл неслышными шагами,
Увидав меня, чуть поклонился,
Подошёл к портрету в тёмной раме
И в немой мольбе к нему склонился.
Я безмолвно крикнула: «Не надо!
Не буди свои воспоминанья,
Коль не хочешь, чтобы муки ада
Воскресили прежние страданья.
Обернись! – я пред тобой живая,
Я хочу, чтоб ты мне улыбнулся,
От любви к тебе в огне сгораю!»…
Только ты ушёл, не оглянулся.
7.02.06
Город, как гигантский скарабей,
Навзничь опрокинулся нелепо,
Упираясь в выгнутое небо
Лапами незрячих фонарей.
Серые бетонные мосты –
Словно разведенные надкрылья;
Под лежалой вековою пылью
Дремлют его прошлого холсты.
Славы не добавить к именам
Призраков и важных привидений,
Бродят в недрах каменных их тени,
Бредит именами их Нева.
Львиной стражи замков и дворцов
В рыке иль зевке раскрыты пасти?
Спят каналы, узкие запястья
Охватив браслетами мостов.
Шаром золотого божества
Купол храма высветился тускло,
Мириады солнечных корпускул
Отразила нежная листва.
Звякнули трамвайные звонки,
Дрогнули проспектов сочлененья,
Разогнув скрипучие колени,
Завздыхали сходни у реки.
На исходе питерская ночь,
Перебрав во сне свои столетья,
Расставляя шпили-междометья,
Нехотя вытаивает прочь.
Когда мои остыли губы…
Когда любовь пошла на убыль,
Повеяв зимнею прохладой,
Когда мои остыли губы,
То упрекать меня не надо.
Любовь литаврами звенела,
Теперь она лишь звук пустой.
Ведь столько мук перетерпела,
А тает, словно воск простой.
2.11.05
СУДЬБА МОДИЛЬЯНИ
1. Он появился на Монмартре
Весь ослепительно красивый,
На смуглой коже итальянца
Глаза блестели, словно сливы.
С манерами аристократа
Он щедр и прост был в обращеньи.
Читал Рембо, Вийона, Шелли,
Был вечно в творческом кипеньи.
Его скульптуры и картины
За новый стиль не признавали,
И его веру в свои силы
Так постепенно подорвали.
Гашиш и травка помогали
Перенести непониманье,
Ведь гении лишь после смерти
Всё получают с опозданьем.
Он унижения частенько
Глушил бездумно алкоголем,
И из-за буйных драк в «Ротонде»
Среди друзей он стал изгоем.
Всё его творчество трагично,
И смерть дышала где-то рядом.
Заупокойный пел он «Кадеш»,
Ведь, жизнь казалась ему адом.
2. Горящий мозг, худая шея
И из-под шляпы дикий взгляд,
Но для жены и этот образ
Был самой лучшей из наград.
Она любила безоглядно
И знала, – он дитя был звёзд.
Реальность отвергал он смело
И жил в отсеке своих грёз.
Когда душа его в больнице
Простилась с телом навсегда,
И отлетела к звёздам в небо,
Жена, оставшись вдруг одна,
Окно открыла нараспашку,
Забыв про маленькую дочь,
Шагнула вслед за мужем в небо,
Закрыв глаза, умчалась в ночь.
На Пер-Лашез его могила,
Но Модильяни не забыт, – Его прекрасное искусство
Народ в сердцах своих хранит.
5.01.2002
Жизнь моя полосатая
Жизнь со мною так часто в споре –
То анданте, а то аллегро,
Чередуются счастье с горем,
Как полоски на шкуре зебры.
Лишь вчера я в любви купалась,
И качал меня мир в объятьях,
А сегодня одна осталась
И кричу, молясь у распятья.
Мне не нужно ничьё участье,
Убегу я в лес или в поле.
Я вчера умирала от счастья,
А сегодня умру от боли.
19.11.05
Рядилась в яркий шёлк одежд
Цыганка-осень.
Монисто тающих надежд.
Тумана проседь.
Насмешлив взор грачиных глаз ,
И дерзки речи –
Дождём рассыпавшихся фраз
Последней встречи.
Наш полустёртый разговор
Виденьем зыбким ...
Ненужных предсказаний вздор
Сквозь тень улыбки.
Пасьянсом карточным с ветвей
Листву роняла...
Что ж ты так мало ясных дней
Мне нагадала?
В янтарном сумраке дождя,
Простоволоса,
Не обернулась, уходя,
Цыганка-осень...
«РУССКИЕ БАБКИ»
Лишь только услышу я – «Русские бабки»,
Как сразу на кухню бегу без оглядки,
Чтоб только не видеть убожество это
И чтобы не слышать дебильных куплетов.
Но сколько ни щёлкай по разным каналам,
Повсюду засилье бездарного хлама.
И пошлые шутки с экрана здесь льются,
Ведь там Степаненко с глазами, как блюдца,
Любуясь собой, она что-то вещает,
От юмора только собой отвращает.
А вот Петросян строит жуткие рожи,
Всё больше на клоуна стал он похожий.
Здесь носятся «бабки» чумные по сцене,
Да, юмор, признаться, у нас обесценен.
Мужчины здесь платья надели и юбки,
Откуда берутся их пошлые шутки?
Не юмор мы видим, а лишь клоунаду,
Их в цирке давно уж показывать надо.
Но самое страшное – зал ведь хохочет,
Смотреть балаган этот может до ночи.
Жалкое зрелище наша эстрада,
А шуткам убогим публика рада.
Где Карцев, Жванецкий, Хазанов и Галкин?
Похоже, что кто-то вставляет им палки.
Толкая бездарных на сцену шутов,
А зритель до колик смеяться готов.
Совсем оглупили вы русский народ,
Везде перекрыли ему кислород.
Пусть он вымирает, болеет, нищает,
Их мэтр Петросян от забот отвлекает.
Бездарность с экрана поёт и хохочет,
Совсем оглупить наш народ, видно, хочет.
И «Русские бабки» заменят им пищу,
Забудут, смеясь о своей жизни нищей.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...360... ...370... ...380... ...390... 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 ...420... ...430... ...440...
|