|
|
Люди на фотографии, смотрите на меня почему?
Вы тихие и печальные, опустили свои флажки.
Если в вас злые снайперы с крыши стрелять начнут,
То тут даже ни я, ни господи помоги.
Вам дружно идти шеренгою, за кадр, за горизонт,
Но что ж вы стоите и смотрите, и что за тоска в глазах?
Вас ждёт на трибуне тиран, раскрыл он упругий зонт.
Но почему не вы, а я ощущаю страх?
Ваша жизнь не закончилась, моя же – не началась,
Вы стоите и смотрите, а там, за моею спиной
Тревожащая и красная тихо звезда зажглась,
И кто-то из вас шепчет: боже мой, боже мой.
* * *
Она сегодня отдалась не мне,
Не мужу, не соседу по площадке,
Но предпочла податься на панель,
А ведь вчера лишь было всё в порядке.
И я, влагавший много, как привык,
И бедный муж, внезапно впав в немилость,
Да и сосед, нам не чужой мужик,
Короче, никому не обломилось.
А где-то на Тверской, на сквозняке,
Иль много хуже – в Химках у забора,
Стоит она в колготках налегке,
Не чувствуя, как нас она позорит.
Мы на троих в подъезде водку пьём,
Смягчить стараясь адские мученья,
Занюхивая чёрствым сухарём,
Но алкоголь не дарит облегченье.
Как нам спасти любовь – кто даст ответ?
Молчат на подоконнике бутылки,
Нам без подруги точно жизни нет.
Мы без неё – пустые четвертинки.
. . .
Она к утру подъедет на такси,
Пошатываясь, выйдет из машины. . .
И, ни о чём зазнобу не спросив,
Подхватят её бережно мужчины.
1. Халтура
Чавкает громко
В новом ботинке вода. –
Горе-сапожник!
2. Утро
Хмурится небо,
Дождь по крышам рассыпал
Звонкие капли.
3. Альтернатива
Голод душевный
Не утолить стихами…
Пробую водкой.
4. Средство
Хмурое утро…
Чашка крепкого кофе
Тучи разгонит.
5. Мечта
На сковородке
Толстый кусок свинины:
День гонорара!
6. Признак
Я бы побрился,
Но с бородой мне лучше, –
Выгляжу умным.
7. Усталость
Люблю посидеть
В кресле после работы.
Ну ее к черту!
8. Иллюзия
За кружкой пива
Кажется жизнь светлее
И совершенней.
9. Опыт
Если над книгой
Долго сидеть и думать –
Можно свихнуться!
10. Секрет
На полшестого
Я завожу будильник
Вот уж лет десять.
11. Выходной
Как же чудесно
Хмурым осенним утром
Дома остаться!
12. Открытие
Я и не думал,
Что у моей соседки
Столько достоинств!
Ты ставишь старую пластинку:
«Шумят и шумят в саду…»
Ты легкая, как паутинка,
Я рядом с тобой иду.
И чья-то старинная пара
Идёт, как всегда, впереди
По золоту тихого парка –
И время стоит в груди.
А потом ты зачем-то спросила:
Куда подевались они.
Словно книгу, ладони закрыла,
И посыпались жёлтые дни.
Смотрю я на старое фото...
Где с тобою идем вдвоём.
«Мы с тобой не умрём?» – Ну что ты…
Мы с тобой никогда не умрём.
* * *
Кого Господь – пошлёт,
мы – в тех и влюбимся.
В бесплотных ангелов.
Иль в формы Рубенса.
Боготворить бы – их,
безумно любящих,
одетых и нагих,
в шелках – и,
в рубище.
Где надо сильные.
Где можно – слабые.
Их звать бы нимфами,
а мы их – бабами.
И вместо тех кого,
Господь послал с небес,
порой, мы любим тех,
кем искушает бес.
За это, братия,
в миру – гулящая,
не рай обрящем мы,
смолу – кипящую.
Молитесь – ироды!
Молитесь истово!
Чтобы на свете,
том – была,
амнистия.
Я не кукла: посмотри на меня –
Я ж живая…
Это мука: ты мне сердце пленил –
Угрожаешь…
Сколько было (ты не знаешь) потерь –
Не считал же,
Но ушло наше счастье за дверь,
Любовь – также…
Я не плачу: лишь смотрю на тебя
С укоризной,
Только мячик залетел от ребят
Перед тризной
К нам в окошко: приземлился на стол,
На тарелку…
Глупой кошкой я упала на пол –
Перестрелка…
Я же знаю, что не хочешь любить –
Ты боишься…
К птицам в стаю протяну жизни нить! –
Усомнишься?.. –
Сомневайся. – Только ты посмотри:
Я не кукла!
И не кайся в ярких красках зари –
Рядом скука…
Я уснула: на года ль, на века –
Неизвестно…
Время плыло, как печали река –
Не невеста…
I have been digging deep and long
Mid a horror of filth and mire,
A bed for the golden river^s song,
A home for the deathless fire...
My gaping wounds are a thousand and one...
Глубоко и долго копаю
Среди ужаса грязи и трясины
Ложе для песни золотой реки,
Обитель для бессмертного огня...
У меня тысяча и одна зияющая рана...
Poems Past and Present. Шри Ауробиндо
*
Среди ужаса грязи, злодейств и тоски,
задыхаясь от смрада пороков,
долго русло копаю для песни реки,
для ее золотого потока.
Ноет тысяча ран словно рана одна,
мне судьба припасла щедро соли,
тайный враг изнутри отомстит мне сполна,
если я покорюсь его воле.
Время гонит меня, непреклонный палач,
мне ниспослана тяжкая доля...
Как терзает мне слух обездоленных плач,
но молчанье небес – еще боле...
Но закончится время истлевших оков,
хлынет золото солнца по склонам,
и наполнится русло реки моих снов
наяву чистым светом и словом.
24.10.2006
1.
Горящая свеча в неясном полумраке
Не в силах ослепить уставшие глаза.
Чудовище души в груди больной собаки
Не верит в благодать и божьи чудеса.
Не первозданный свет холодного рассудка
Заполнит эту тьму и воскресит любовь,
Но яростный огонь и дьявольская дудка,
И дерзкие стихи, и варварская мовь.
2.
Страх, метнувшийся из мрака,
Потянул души струну, –
Как бездомная собака
Завываю на луну.
Странное, больное время
Притаилось под столом,
И стучит в седое темя
Ленинградский метроном.
3.
Когда-то я был ученым
С горящим квадратным глазом,
Считал себя посвященным
Во все эти гитики сразу,
Питался травой и пивом,
Практически жил в публичке,
Ужасно был некрасивым
И ночевал в электричке.
Полгода копил на ботинки,
Зимою ходил без шапки,
Меня боялись блондинки,
И презирали бабки.
Зато – я был настоящим,
Зато – я был первороден,
Я был бесконечно счастлив,
Я был от всего свободен.
4.
Осенняя печаль знакома всем поэтам:
На сердце возлежит необъяснимый груз.
Ни золото листвы, ни отголоски лета
Не в силах разбудить задумавшихся муз.
Все так же небеса светлы и бесконечны,
И звездная тропа прекрасна, как всегда,
И линии руки все так же безупречны,
И омут синих глаз глубок, как никогда.
Но дивная свирель безгласна и невнятна,
И замер в полусне волшебный метроном,
И между стройных строк – расплывчатые пятна,
И неизменный дождь бормочет за окном.
5.
Лицом к лицу – начало столкновенья
Бессмысленно вращающихся глаз.
И сухость губ, и жар прикосновенья,
И боль, переходящая в экстаз.
Безумием отмеченные души
Свивают жала в яростный клубок,
И кровь кипит ключом, и руки душат,
И плавится безжизненный зрачок.
В мучительной, горячей круговерти
Слепого заполнения пустот,
Через любовь ведет дорога к смерти
Гораздо чаще, чем наоборот.
Не слышно выстрелов с той стороны,
Не слышно пенья цветов.
Мы будто бы выиграли. У старшины
Стал взгляд виноват и суров.
Он молча привстал, поправляя шинель,
И первым покинул окоп.
Стоит в тишине, как живая мишень.
И кто-то целится в лоб.
И вот мы идём по застывшей земле
В ту сторону, где ничего.
А выстрел, как птица, поёт в голове
Но нам не дождаться его.
Как ножом в королевскую мантию,
Разрываю тотемные связи,
Чтобы в веру – до края, до мании,
И из грязи – с заклятыми в князи.
Пусть завидуют: " – Сумасшедшие!
У них же все не по правилам."
Но салютует строй пеший,
И напрасное – дОбела.
На залетной строке замётана
Вся материя страшная матерная,
Неозвученным планом измотана
В океанских хлопотах жаберных.
А на поверхности квелое
То ли штиль, то ли цунами...
На определенность несмелое
Полпредит мечтами и снами.
Ну вот же я, вот я! Смотрите!
Отлитый из пепла в караты,
Беспечный, как в кукольном клипе,
Навороченным счастьем объятый.
И рядом нескучная краля
С набежавшей толпою соперников
Пьет со мною из чаши Грааля
Натуральную радость без ценников.
Идут детишки в школу – в первый раз –
Встречает их учитель, вводит в класс –
Жизнь новая для ребятни настала…
И в первый раз с волнением в груди
Я говорю девчонке: «Заходи,
Ты почему опаздываешь, Алла?..»
Вот речь моя польется не спеша:
Лишь постепенно детская душа
Познанию откроет двери тихо…
Тут вихрь вопросов прилетит ко мне:
И сорок пять минут, как в жутком сне,
Успокоеньем занимаюсь Лиха –
Разбушевался в детях знанья бес,
Волнует их, что значит политес,
Российского структура государства…
И всё, что знаю, говорю я им…
Надеюсь, неизвестный аноним
Сегодня не допустит здесь коварства
И зазвонит весёлый колокольчик,
А я, вздохнув, скажу: «Урок окончен…»
В водолазных глубинах,
Где пасется кальмар,
Подбоченясь, картинно
Возникает комар.
Иль слетел он с катушек,
Иль он водкой нетрезв,
Необут он, простужен
И, конечно же, без
Водолазных штуковин:
Шлема, трубки, ружья.
Он, наверное, воин –
Самурай, как и я.
Безрассудный, отважный,
Он с водою на ты.
Захлебнётся – неважно!
И на суше кранты
Там и сям поджидают.
Ну а здесь – тишина...
Здесь Гольфстрим проплывает,
Проплывает Она:
С удивительным телом,
В серебристом трико.
«Безрассудным и смелым
Я отдамся легко.»
Где хрустальная шпага?
Где бутылка до дна?
Ах, коварная влага,
Водяная страна!
Достаёт он трехзубый
Из кармана гарпун
И целует им в губы
Ту красавицу, ту,
Что во снах поджидала,
Что струилась во мгле,
Что, блестя, проплывала
По бескрайней земле.
Та его обнимает…
И печально поет
Комариная стая
Над поверхностью вод.
Сидит человек на стуле.
А в жизни этого человека
Такое, мой бог, происходит.
А человек сидит на стуле.
А в жизни, а в этой жизни
(Ты плачешь, не надо, не надо!)
Ты его так любила,
Мальчиком называла.
Топала ножкой, кричала,
Грозила уйти и бросить...
Ведь ты не поверишь – это
Наше последнее лето.
Куда ж ты, такого, бросишь?
Он думает, он расстроен.
Как инструмент, расстроен.
А он ведь сломан, раздавлен,
Обрублен и искалечен.
Он никому не нужен,
Скажи: "Будь моим мужем."
Платье висит в прихожей.
С розовыми цветами.
Когда целовалась в баре
С пахнущим, гибкотелым,
Эти цветы глядели,
Жадно разинув пасти.
Вот и бездонное «Здравствуй»,
Страшное «Доброй ночи».
А в жизни, а в этой жизни
Улыбающегося человека
(Он часто мне улыбался)
Такое, мой бог, происходит –
Что вот он сидит и не знает,
Что делать, когда он встанет.
И вот он сидит и смеётся,
Раздавлен и обезглавлен.
Куда ты такого бросишь?
(Не плачь, не надо, пустое.)
Какое жаркое лето.
Ты помнишь? – Мальчик. Мой мальчик.
Поедем! Путёвка на море.
Пальмы, песок и солнце.
Видишь, это не рвётся,
Это и с нами будет,
Это всегда бывает.
Последнее в мире лето.
Не плачь, ты опоздала.
(Музыка замолкает.
Встаёт человек со стула.)
Я целую тебя в губы.
Мы с тобой одни.
- Задёрни шторы.
- Хорошо. Сейчас.
Ты снимаешь платье.
- Это снять? – Сними.
Ты без одежды.
Мы в третий раз.
Кожа пахнет пляжем
И в волосах песок.
Белые полосочки.
А раньше их не было.
И тебя раньше не было,
Дурачок.
Посмотри, а здесь
Совсем белое.
Я факел... намедни.. и медные трубы,
как бледные трутни, гудели гундосо
и славили светоч тугие подруги,
под руки мои распушившие косы.
И косные дамы в корсетах фасеток
соседок, следящих за нами раскосо,
вздыхали внутри гименеевых сеток
в мечтах о нахале с тугой папиросой…
Позвонил отец и говорит:
Слушай, здесь, на острове, я умираю.
Вышли мне по почте тысячи три.
- Да, конечно, папа, я понимаю.
Я вышлю тебе эти сраные деньги,
Обойдусь без пары левисов новых.
На меня наступают забытые тени:
Что ты всё о деньгах, скажи хоть слово.
На лекарства, говорит, очень дорогие лекарства.
Позвонил твоей матери – говорит: собирай бутылки.
Ты видишь (плачет), где я сейчас оказался.
Папа, ты же мужчина, говорю, не хныкай.
Меня здесь окружают большие вещи.
Я пишу стихи, в узких кругах я популярен.
Да, моя жена заменяет мне женщин.
Она мне столько волшебного каждую секунду дарит.
Видишь, твой сын счастлив, я ведь и правда счастлив.
Ты ведь был счастлив, ну, 10, 20 лет назад?
Говорят, любовь закатилась, но она никогда не гасла.
Послушай, я тебе правда очень, очень рад.
Инсульт, в любой момент. Очень плохой диагноз.
В трубке всхлипы. Папа! – ору – твою мать!
Я не помню, я потерял, диктуй адрес.
СПб, Канонерский остров, д.14, кв.5.
На твоём острове, ты знаешь, я никогда не был.
Мне всегда казалось, там туземцы и роскошный закат.
Где бы я не терялся, не метался где бы –
Я изредка вспоминаю твои руки и взгляд.
Ты хочешь от меня правду? Ты умрёшь, я знаю.
Одинокий, покинутый и больной.
Это страшно. Но я тебя прошу, умоляю,
Будь со мной мысленно, будь со мной.
Я пошлю три тысячи на твой потерянный остров.
Завтра. Ты их получишь через два дня.
И если здесь есть бог, а его не может не быть просто –
То ты вспомнишь и простишь меня.
Я когда-нибудь окажусь на твоём месте.
На каком-то острове, на какой-то ничтожной земле,
И буду просить, рыдая: 300, хотя бы 200.
И ты, со всех сторон света, улыбнёшься мне.
Это не расставание. Это не слёзы в трубке.
Я слышу, явственно слышу: шумит вечерний прибой.
Папа, скажи туземцам, пусть помолчат минуту.
Скажи им и выйди из комнаты с гордо поднятой головой.
К чему плодить бесплотные химеры?
Меня давно не примут в пионеры,
ни в наказание, ни для примера...
Без тормозов умчались годы в даль.
Старею, ядом отдаёт миндаль.
И смерть кристаллизуется, Стендаль.
Чем ближе мы, тем наша рознь сильней,
надежда замещаема – Налей!
Тоска – материальнее идей.
Зачем метаться между ДА и НЕТ?
Пустое, тратить силы столько лет,
чтоб временем быть съеденным в момент,
стать пустотой, летящей в пустоту,
распавшейся на ЭТУ и на ТУ...
Рожденье, смерть я рифмой не сплету.
Чего желать, чтоб после не жалеть?
Рок бреет нас почище, чем «жиллет».
Глядишь, а прежней прыти уже нет.
За 37 свалившись, как в пике,
уже не полетаешь налегке.
Обид в тебе, как карасей в реке.
Года в довес даются всё трудней.
От торжищ за бессмертье у людей
худеет мысль и бьётся в череп дней.
Любимая, разгадывать нас брось,
со всеми вместе, мы друг с другом врозь.
Нас раздирает мирозданья злость.
Пираньи дней обгладывают год.
Век на излёте… Новый к нам вот-вот
придёт, такой же судеб наших мот.
Когда он нас сожмёт в своей горсти,
кому сказать последнее – Прости?
Итог один, зачем к нему грести?
Любимая, не сблизит время нас
прочнее, чем с картошкой ананас
на грядках жизни, где пишу рассказ.
Чем ближе ты, тем дальше ты от той,
что быть могла бы нитью золотой
по лабиринту комнаты пустой.
К чему спрямлять мне кривизну зеркал,
в которых век безумный отсверкал,
и наши судьбы вчерне начеркал?
Где в 40 лет упёршись, как баран,
уже и не решишься на таран.
Куда податься? В Библию ль, в Коран?
Любовь уже не девочкой, Ягой,
склоняется с отравой над тобой,
но жжёт всё тот же пламень голубой.
Подкармливает жизнь тебя с руки,
но не напишешь ни одной строки,
чтоб не были глаза её строги...
Прощай, сорокалетняя ступень!
Отстреливать тебя от жизни лень, –
лечу, всё в той же кепке набекрень.
Чем душу свою волоком тянуть
по дну тоски, сквозь муть её и нудь,
куда-нибудь и, в общем, как-нибудь,
уж лучше синим пламенем гореть!
Мне рано реактивной тягой тлеть,
не прочертив параболу на треть.
Я крышу мира строчкою пробью,
где вынырну, в аду или раю,
уж всё равно, наверное, вралю.
И на орбите где-нибудь земной,
я тормозну, скучая за тобой,
ЛЮБЛЮ ТЕБЯ – мой вечный позывной...
Под утро чайки хмуро бродят по песку,
туман пуховым покрывалом над водой...
Между деревьев неба глянцевый лоскут
блестит приколотой единственной звездой.
Днём рыжей кошкой к морю ластится жара,
листву каштанов солнце щедро золотит,
но всё прохладнее, всё тише вечера,
и джаз цикад в пустынном парке не звенит.
Так театрален новый бархатный сезон –
расшит дождём узорный занавес листвы...
Осенних свадеб чаще слышен Мендельсон,
и жизнь по-прежнему прекрасна ...
Се ля ви...
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...360... ...370... ...380... ...390... 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 ...410... ...420... ...430... ...440...
|
