|
|
…………………………………………»Мне скучно, бес!» Гете
Мне грустно, бес…
По красным крышам
Уже спускается закат…
Окно распахнуто и слышно,
Как говорят…
Вперегонки с минутной стрелкой
Крадётся тень вечерних стен,
И карамельный луч на ветке
Сосны застыл, захвачен в плен…
Мне грустно, бес…
/1-2.03.07/
Я отберу у солнца луч,
чтоб не палил тебя в пустыне.
Я нагоню косматых туч.
Пусть плоть твоя в прохладе стынет.
"Поспи"- скажу. Ты будешь спать,
полна неясного томленья.
Я буду в грезы прилетать,
что слаще меда и варенья.
Ты будешь счастлива со мной.
Я буду болью и усладой.
Я на любимый праздник твой
создам сады из шоколада.
Мы там пробудем целый день.
Я расскажу стишок дурацкий.
И сотворю, присев на пень,
В туманных хлопьях «Тракт чумацкий».
- Я теперь собака без призора.
Лаю в темноте из-под забора.
Как меня прохожие боятся!
А ведь я не думаю кусаться!
Мне, поверьте, вовсе
Не до шутки:
Нет квартиры, пустота
в желудке...
А хозяева одели шорты
И вперёд-
рванули на курорты.
О ветслужба! Отлови хозяев!
Накажи бродячих негодяев!
Согреемся, хотя горячий луч
так редок в антарктической пустыне.
Наш Антик конкурсабельно летуч,
вовеки виртуально не остынет.
Кому ещё теперь не время спать?
Кому ещё испытывать томленье,
на праздник поэтессам прилетать
малиной стихотворного варенья?
Нефёд, Мистификатор! Вы со мной?
Нефёд, тебе Карелия усладой...
Мистификатор! Уж Алтай не твой...
А главное – не любишь шоколада...
Лишь верный линуксоид в этот день
мне разберёт опять мой комп дурацкий,
и будет монитор торчать, как пень,
и отражать мой смуглый лик чумацкий...
* * *
Погас последний луч,
Темно в моей пустыне,
В плену лиловых туч
Луны осколок стынет.
Пойду, пожалуй, спать –
Смешны мои томленья,
Кому-то улетать,
Кому-то есть варенья.
Но образ твой со мной,
Единственной усладой,
И я – навеки твой
(Прислала б шоколада. . .)
За днём проходит день,
Разлук удел дурацкий,
Застрял я здесь, как пень,
Живу, как пёс чумацкий. . .
Снега свечи
Мне на плечи
Льют прозрачный свет,
А под вечер
Лютый ветер
Заметает след.
Холод...Стужа...
Вновь закружит
Вьюга-карусель.
Словно копья,
Злые хлопья.
Белая метель...
Рай у печки.
Воска свечки
И спокойный свет...
С кем я встречу
Зимний вечер?
Будет счастье, нет?
Я гадала,
Коротала
Вечер у огня.
Время мчалось.
Повстречала
Суженого я!
Как метели,
Пролетели
С ним десятки лет.
Дети, внуки...
Не до скуки.
Было счастье, нет?
Кто ответит?!
Было лето.
И весна была.
Осень-слезы.
Вновь морозы.
Снегом до бела
Терло душу.
Снова стужа
Бьет на вираже.
Шаг до цели...
Были б целы,
Был бы свет в душе!
Я,как рыба в неволе,
Врезаюсь в стекло,-
Но никак я свой пыл не умерю!
И страдаю от боли,
Но бедам назло,
В реки вольные сердцем я верю!
Я, как птица шальная,
Лечу в небеса,
Высотой свои силы измерить,
Что случится, не знаю,
Но если – гроза,
Значит, радугу ждать мне и верить.
За других свое сердце
Я в клочья порву,
За себя попросить я не смею.
Я души своей дверцу
Открытой держу,
По-другому я жить не умею!
У меня переломаны ноги.
Скажи, стул, а твои?
Ногами да по дороге,
Бешеные журавли:
Съедят меня они всмятку
И раскурлыкают грусть,
Вот, становлюсь на пятку
И на носок становлюсь.
Стул, четырьмя ногами
Ты шевели скорей:
Лижет жадное пламя
Крыльями журавлей.
Старый и малый, с толком
Дорожку мы пропоём,
Сверкнула запонка волком,
Ноги горят огнём.
Небо все ближе, ближе,
Брошен журавль вскачь.
Встал я на стул и вижу –
Солнца рыдающий мяч.
Флагман флибустьерский – не фанерен,
не фланельны фалды у клифта*,
на фартовом фарсовом рефрене
фраера дрейфуют у лифта.
Фрау по фамилии Люфтваффе
в форс-мажоре с люфтом на весь лиф
флегматично фарцевала вафли,
всем филе заклинивая лифт.
Это вам не фунт фуникулёра –
лифт фамильный фукнули за фрахт!...
Так, со шлейфом вафельного флёра
пал от финки фраера вермахт.
*Клифт (вор.) – пиджак.
Поклоняясь священным местам, что побиты
временами, держа: «Як тебе не любити…»
в воспаленном мозгу,
к тебе обращаюсь я: «Здравствуйте…»,
20 лет пролетело, и вот у нас праздники. Праздники...
Нет у ветра теней. Тем не менее
20 рокив спустя ты садишься ко мне на колени
в полуночном авто, увозящем нас в ресторацию.
Хадж – в прострации.
Я люблю этот город имён. Не без страха
узнаю в нём я лики святых со времён Мономаха.
Но осталось ещё одно имя святое,
и оно 20 лет, как тобой занятое.
20 вёсен прошло, 20 зим отшумело,
государства распались, а ты хорошела,
разломилась любовь, – не на малость и лишку,
а на сына с сынишкой.
Старший, словно журавль, вот-вот от земли оторвётся,
ну а младший журавлик, за змеем бежит и смеётся.
Это годы любовь выворачивают наизнанку,
высыпая ненужное: письма, надежды… Ну, как у
этих лет столько разных имён?! Но, однако,
не разжился другим я у звёзд Зодиака.
20 осеней желчно следили за 20-ю
вёснами, каждой за грусть «пришивая» статью.
Но, прошли наконец-то! Прожгли, пролетели,
одевай всё такое, и сверху бретельки.
Бал сегодня! Скорее! Поляна гостями накрыта,
на метлу, Маргарита!
Отменяем забеги по 20. Не те уже годы,
не мёд заполняет прожитые порознь соты.
Расстояния – ладно, но только зачем расставанья?
Всё равно между душами нет расстоянья!
Затем, до свиданья, точнее до встречи,
до лучших времён, если есть, чем увлечь их,
до лучших до нас, тех, которыми раньше и были,
пока не порезались об «или-или»…
Овечью шкуру бросивши на плечи,
Вёл Волк душещипательные речи:
- Я с каждым днём люблю вас всё сильней.
Вы для меня- отрада жизни всей.
О вас я думаю, поверьте, непрестанно.
Тут реплика послышалась Барана.
- Прости, Овца, приятны твои речи,
Да только зубы вовсе не овечьи.
И морда на овечью непохожа.
Ты свет пролей на это дело, всё же!
- Да тут, друзья, история простая:
К хирургу-пластику направилась вчера я.
Чтоб жизнь моя куда спокойней стала,
Ему я волчью морду заказала.
Ну как, теперь поверили вы мне?
Сказали Овцы:- Да-а-а! Баран проблеял:-Не-е-е!
Волк рявкнул:- Смуту сеешь среди нас?
С тобой, Баран, разделаюсь сейчас.
Разделался…- Ну что? Какие мнения?
- Что ты овца- в том нет у нас сомнения.
Надежды нет —
Огонь в глазах погас,
Поникли плечи…
И сколько лет
Пройдет — запомню час
Последней встречи…
Тот разговор:
Шептала я: «Люблю…
Никак иначе…»
И мой позор,
И равен шанс нулю —
Запомню, мальчик…
Зачем добил
Ты птицу, что жива
Была едва ли?..
Уже нет сил
На ночь разбить бивак
Моей печали…
Надежды нет…
Безумие в глазах
Без слез и боли…
И гаснет свет…
Все превратилось в прах…
Не надо… воли…
Если случилось, что вы вдруг расстались,
Всё ж разошлись, разбрелись по углам, —
Слезы не лей — не распустится завязь
Вашей любви… Но на зависть богам,
Что разлучили вас так беспардонно,
Пусть будет другом любимый тебе:
И толстопузый Амур благосклонно
Вдруг улыбнётся!.. Угодно ль судьбе
Будет противиться мудрому счастью? —
Я сомневаюсь! – Теперь в вашей власти
Глупые ссоры забыть в одночасье,
Вновь придаваясь безумию страсти…
На тёмном фоне в белых майках скучают без чефира чайки. Гоняют пену из кефира все самогонщики эфира. У бывших волн особый шорох, в них вечеров сгорает порох, под сип сифона чьё-то пенье мешают с шелестом растенья...
Тускнеет берег, молкнет галька в календаре за мутной калькой. Воспоминанья исчезают и остаются в хате с краю. В ней спят муссоны и пассаты, фуражки с крабами, фрегаты. Храпит валюта до получки чтоб случай свёл с текущей сучкой в порту портвейновом у кнехта на родине Бертольда Брехта. Там деньги все в балетных пачках и все колени помнят качку. Бульвары пьют у волнореза, он третий день лежит нетрезвый в объятьях шлюхи из Шанхая. Она торгует жёлтым раем и ароматами Парижа...
Здесь ночь суда по днищу лижет, шаланды снов автокефальны, тела бесплотны и астральны. Рисуют звёзды профиль Бога стилетом южным в рюмке грога и пахнет рыбной плотью тина у маринистов на картинах...
Я не хочу страдать
И мучиться без толку –
Воспоминаний рать
Пророчит втихомолку...
Я не хочу страдать...
Я не хочу разлук,
Разводы мне противны...
— Дай руку, милый друг,
И пусть слова наивны —
Я не хочу разлук!..
Пусть сбудутся мечты
О счастье неделимом,
Где вместе: я и ты, –
Сольемся воедино –
... Пусть сбудутся мечты!..
27.02.07
Накопила я боли –
в сундуки не вместить –
не по собственной воле –
память всё сохранит.
Эту боль человечью,
эти горечь и страх
мой язык – мой разведчик
не опишет никак.
Подставляю я горло
восьмисильным ветрам,
чтоб продуло-промёрзло,
по больным чтоб местам,
чтобы точно из уст,
как из створок окна
та мелодия чувств
не напевна была.
По подобию круга
тень дрожит меж ветвей,
мы живем друг без друга
и кому-то теплей.
И кому-то роднее
стала наша постель,
ровен час – богатеет
мир поганых вестей.
Лунная принцесса
По снегу босяком
Бежит спасать любимого
Плененного врагом
Сквозь тернии бежит она,
Все тело уж в крови.
Поможет сила ей,
Сила ее любви.
Нежно шепча
Волна отхлынет лаская камень,
Грустно камню ждать прилива.
Идёт по стрелке часовой
Маленький часовой.
Свет пронзает его бушлат,
Пуговицы горят.
Шаг – и стрелка ещё чуть-чуть
Свой сократила путь.
Шаг – и лебедь летит в висок:
Путь его нёдалек.
Бом – сапоги. И ещё раз – бом.
Приказываю: кругом.
Пока не ударил своим крылом
Лебедь. И снова – бом.
Ты позабыл, обернись, постой,
Остановись, часовой!
Твои ли часики не в крови?
Не твой ли смертелен взгляд?
Часовой доходит до края и
Оборачивается назад.
На пожарище заката
Наглядеться не могу.
Рыжий конь, огнем объятый,
Замирает на скаку.
Мне б за гриву ухватиться...
Оседлав ночную грусть,
Пролететь над миром птицей.
Только я огня боюсь.
Вот стою, смотрю упрямо.
Пролетает мимо конь,
Чтобы вновь зарею ранней
Разбудил меня огонь.
Столько красок у планеты,
Столько сказочных картин!
Почему же у рассвета
И заката цвет один?
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...330... ...340... ...350... ...360... 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 ...380... ...390... ...400... ...410... ...420...
|