|
|
Воздух после дождя – как волшебная линза ,
поредевшей листвы краски ярче, сочней...
Акварельных небес распахнулась кулиса,
светят капли в траве тёплым блеском свечей.
Как на шёлке, расписаны белые астры –
тонкий батик пейзажа дрожит на ветру,
и купается клан воробьишек вихрастых,
в синих глянцевых лужах затеяв игру.
По алееям проносится вихрь золотистый,
вьётся шлейфом ветров листопада печаль.
На промокшей скамейке опавшие листья,
словно кем-то забытая пёстрая шаль...
Греют спины коты, веки сонные смежив.
Солнце капает с веток , осколки граня.
И такая глубокая, терпкая свежесть
разливается в жилах осеннего дня...
* * *
Не звенеть ручьём,
Веткой не дрожать,
Не держать плечом
Небосвода стать.
Но зато горазд
Я домысливать,
Парой кратких фраз
Наводить мосты
Между звёздами,
Слово за слово…
Что не познано,
То не сказка ли?
На холодном, на сыром ветру
Дом стоит,
В нём ясно солнышко лежит.
Ты умрёшь?
Конечно же я умру.
Только дом стоит.
Только лебедь летит.
На каких-то чёрных, на чужих костях,
Задом наперёд,
Да в нехороший омут головой.
Были эти лебеди
У меня в гостях.
Что со мной?
Да было ли что со мной?
Ясно солнышко, ты было со мной всегда.
Нежной была,
Кофе со мной пила.
Утекает сквозь пальцы
Розовая вода.
Как дела, милая?
- Я сына тебе родила.
Не здесь, так там – скажу я вам –
В конце концов возьмут за горло,
Мир затрещит по ветхим швам,
И Майский саван будет сорван.
И явь расплавлено стечет
В бездонье судного оскала,
Заговорит немой Тарот,
И медь взревет в руках Ваала…
По мне – так лучше, чтоб уж здесь
Меня лупило и мотало,
Драло за дурь, секло за спесь,
И чтобы не казалось мало.
Ничего не скажешь, слезой не вымолишь.
А в моих глазах появилась старость.
С голубого кружка и силой не вымоешь
глубину мазка и с ресниц усталость.
Сколько мы с тобой, сколько не виделись?
Сколько ты крестов потерял-повыронил,
сколько юных жен привелось-повывелось,
столько мне мужей ямы рыли-вырыли.
Ничего, дружок, нас Господь простит:
под ногами скрипнет карельский пол,
знаю, свидимся, знаю, засвистит
из взаимных уст выпорхнув, глагол.
Раскрой свои глаза:
Ты видишь это небо,
Ты видишь стрекозу
И облако в реке.
А я стою внизу,
Выкрикивая небо…
И облако в реке.
И стрекоза в руке.
Ты видишь: муравей
Почтенного размера
Снял шляпу и глядит:
Как небо высоко.
Поди его найди
Такого–то размера –
Ведь он так высоко,
А мы так далеко.
Но с наших двух орбит
Так ясно и так слышно,
Как что–то там, вдали,
Благословляет нас.
Утешит, утолит,
И свет сойдет неслышно
И на притихших нас,
И на притихших вас...
Вы говорите, что всё кончится,
а мне не хочется, не хочется,
а вы твердите, – всё кончается...
Но вас забыть, – не получается.
Вы говорите, как попутчица,
что вместе выйти не получится,
то упрекнёте, как сообщница,
что это всё добром не кончится…
Вы меня дразните насмешливо,
как будто яблочком – на, съешь его!
то так сурово брови хмурите, –
не объегорите, не обмишурите…
И я, в котором похоронены
надежды столькие, что вроде бы
сам должен стать – помойкой, кладбищем,
в душе опять небесный лад ищу.
Вы сомневайтесь, сомневаются,
те, кто себя понять стараются,
а тем, во всем самоуверенным,
на это просто нету времени.
Вы говорите, говорите же,
глазами неба града-Китежа,
неутолёнными озёрами,
вдруг, потемневшими, ознобными.
Мне так в другое верить хочется,
чем в то, что это скоро кончится,
ведь даже в то, что жизнь кончается,
поверить мне не получается…
Между цветком и небом
Шмель стоит и не дышит.
Ноги шмеля – в нектаре,
В облаке голова.
Дай золотую руку:
Шёлком цветок твой вышит.
Спой про чудесные дали,
Мысли мои – трава.
Я в золотую руку
Не насмотрюсь, пусти же,
Я подхожу к трамваю,
Вскакиваю в вагон.
Там, в том конце вагона…
Пробраться бы мне поближе –
Птиц говорливых стая,
Галок или ворон.
Кто–то толкает сумкой,
Кто–то сует билетик,
Кто–то кого–то – «сукой»…
Шмель у окна дрожит.
В давке трамвайной нету
Ни тех, ни, конечно, этих,
Что просто протянут руку,
Спасут от вороньей лжи.
У неё на коленях сумка:
Шёлком цветок там вышит.
Она смотрит в окно куда–то,
Подперев щёку рукой.
Моя остановка. Что ж ты
Стоишь и совсем не дышишь?
Шмель гудит полосатый.
Успокой меня, успокой.
А она, так светло и прямо:
«Не дышите вы слишком громко»,
Улыбается: "тише, тише,
Вы мешаете спать малышу",
И протягивает с золотою,
С золотою рукой ребёнка…
Плачет шмель и стоит, не дышит.
И я плачу, и не дышу.
Так и так и так.
Музыка где-то рядом.
Это было невозможно.
Я пошёл гулять.
Так и так и так.
Итак, итак, итак…
Синяя взлетела птица.
Мальчик машет рукой.
Сердце бьётся в такт.
С чем? С этим невозможным.
С рюшечкой на стене,
С господи помоги.
Остановиться мне.
Я подымаюсь на гору.
Ветер в долине смолк.
Белая лошадь смеётся.
Рядом стоит старик.
У старика кувшин.
Не лёгок он, не тяжёл.
Дождик, смотри, пошёл.
Так и так и так.
Верить во что угодно.
Белый волчок вертеть.
Музыка где-то рядом.
Остановись, скажи,
Лёгок кувшин иль тяжёл?
Лёгок или тяжёл?
Музыка настигает…
Мальчик, ты был старик?
Помнишь ты эту песню?
«Ты про-во-жа-ла...
И обещала…»
Кому ты махал рукой?
Так и так и так.
Перевернуть страницу.
Музыка входит в дверь.
«Лёгок. Тебе. Не помню».
Под землёй тишина, благодать,
Ни цветка, ни луны не видать.
Ни цветка, ни луны, ни войны.
Тишиною карманы полны.
Ты зачем на колени упал?
Гимнастёрку свою замарал?
Ты лежишь уже тысячу лет,
А в глазах – ослепительный свет.
Дотянусь до тебя я рукой.
Белый свет разольётся рекой.
Чёрный ворон над полем кружит,
И река голубая бежит.
Это будет всегда и теперь:
Золотой улыбается зверь,
Золотая восходит луна,
И тебя вспоминает она.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...740... ...750... ...760... ...770... ...780... 781 782 783 784 785 786 787 788 789 790 791 ...800... ...810... ...820... ...830... ...850...
|