|
|
Пусть это будет не река, а рука.
Что ты ей сможешь дать?
Какую печаль, что так глубока?
Тихо скрипнет кровать,
Ноги ты свесишь и в воду войдешь,
В далекую даль пойдешь
По линии жизни большой, чужой –
Маленький, небольшой.
Пусть это будет не гроза, а глаза.
Сможешь укрыться от них?
Это не дождь, это божья роса.
Темный светлеет лик...
Под клёном раскидистым уберегись,
Грому ты поклонись.
И взглядом высоким ответь на взгляд
Листьев. Они не спят.
Пусть это будет не заря, а зря.
Всё, что ни было – зря.
Реки впадают в пустые моря,
Грозы – в глушь ноября.
Выйди во двор и замри: зари
Ты не увидишь, замри.
Ход замедляют твои часы
У розовой полосы.
В небо превратилась бирюза,
Рву разлуки дни и километры
И… ловлю твой взгляд, как флюгер ветры, –
У любви красивые глаза.
Пашня ждёт. Целуются грачи.
По тебе иссохну родниками.
Ночь приколет к платью лунный камень.
У любви дыхание свечи.
Лето вышьет тысячи рубах,
Пряди трав сплетутся в арабески,
НА воду нашепчут перелески.
От любви усталость на губах.
Счастье, как бессовестно ты врёшь!
Головы цветов летят с порога,
Смотрит мать растерянно и строго.
У любви на тонких веках дрожь.
К осени написана пастель,
В раму сжато время и пространство,
Не вернётся прошлое из странствий.
У любви не тронута постель.
Маленькая душа, от роду нет пяти.
Мнётся пакет, шурша, вот и держи в горсти
Мягкого дурака, друга на пару лет.
Пара – два сапога.
Видишь, засыпан след...
Здесь драгоценен снег, словно невесты шлейф.
Месяц, твой оберег, на ночь заляжет в дрейф,
Выстудит мир дотла.
Звёздам на откуп – свет.
Медные удила, лошади только нет.
Значит, пешком январь будет твой город брать.
Словно дружина встарь, небо захватит рать.
Тихо, как по ковру, по переулкам вдоль
Год уползёт в нору и превратится в ноль.
Топчет порог рассвет, винных паров пурга
Сводит его на нет.
Месяцу на рога
Бог примерял колпак, только всего один.
Пробовал так и сяк, всяк остаётся клин.
Он бы надел мешок, но мешковину всю
Ночь заплела в клубок, вот и осталась ню...
Путается старик, узел не развязать.
Год пролетит как миг.
Это – как выпить дать.
Слова осели пеплом на губах -
Не принимает их капризная бумага!
И ветер так стыдливо, в попыхах
Умчался прочь, прошелестев:"Так надо..."
С зубовным скрежетом потрескалась душа,
И совесть персты вкладывает в раны.
А врач-язык облизывал, шурша
Калину губ, что были без изъяна...
Чиста бумага... пепел на губах
Съедает мыслей пыльные монетки.
И катарактой спелой на глазах
Застыла боль паршивой белой меткой...
И вдруг, среди полей зеленых
Я вижу дерева изгиб.
Сеть веток белых оголенных,
Где нет листа, где ствол погиб.
Оно в последнем обнаженьи
Среди бушующих цветов
Стоит в смертельном изможденьи,
Не зная фиговых листков.
* * *
«Когда человек рождается на свет,.. с неба слетает ангел и прикасается указательным пальцем к его верхней губе, и тогда он сразу забывает всё, что знал в прежней жизни. На верхней губе человека и след остаётся от пальца ангела».
Лев Шестов «На весах Иова»
Ангел касается
пальцем небрежным
наших с тобой
губ…
И забывается в прошлом кромешном
нежен я был
или груб.
Ангел целует
губами бесцветными
тебя и меня
в лоб…
И пропадают слова несусветные
наших с тобой
злоб…
Ангел плюёт
слюной обезгрешенной
в наши с тобой
глаза…
И забывается, сном занавешено
всё, что мы видели
за…
…за заколдованной
ангелом линией
преображения дат…
Будет ли жизнь наша
славной и длинною?..
Ты улыбаешься?..
Да!..
Когда я пала в неравной битве,
В глаза-бойницы, смеясь, смотрела,
Сказал, – вернёшься ещё за бритвой, –
Я жду рассвета, как ждут расстрела.
Я ждать устала примерно в восемь:
Казалось, небо в слезах утонет,
А ближе к ночи явилась осень,
Залезла в душу погреть ладони.
И нет спасенья от этих ушлых,
От этих грязных осенних листьев,
Когда так просто влезают в душу,
Потом её же сжигают в письмах.
И нет спасенья во всей Вселенной,
Во всей Вселенной – война песчинок!
Ты вырвешь сердце живьём у пленной, –
Опять докажешь, что ты мужчина.
метровые и полутораметровые сосульки
свисают с крыши по периметру
завтра потеплеет и тепло
подточит их основания
и острия и тогда
эти ледяные
длинные
копья
упадут
сегодня ночью
с балкона я тронул одну сосульку
самую большую
она упала
ломая
голые
ветви
черешни
падение этой сосульки
вызвало пожалуй
такой же шум
как падение
человека
. . . . .
о человек нависающий надо мной
прочно ли ты висишь
какова сила
у холода
который
держит
тебя
. . .
о люди нависающие надо мной
по всему периметру
моей жизни
Разлилось солнце за версту,
Поджался холод старым волком.
Поехали!!! Ещё коту
Найдётся уголок в кошёлке.
Всю зиму чудилась уха
С дымком у медленной речушки…
Под утро не разбудишь пушкой,
А лишь распевкой петуха.
Как мать-и-мачеха пчелой
Изнежена! Кружат сапсаны…
Уже не сядет солнце рано, —
Всё только-только началось.
Стозвёздочный коньяк из луж
Пьют залпом восемнадцать соток,
С цепи сорвалось трио лодок
И, кажется, соседкин муж.
От тяги печь гудит-поёт,
И самовар распелся: «К чаю!»
С крыльца, в тревожной стойке, кот
Весенний воздух изучает.
Его прозрачность, вкус, состав
Чутьё кошачье засмущали:
"Хозяйка не грозилась щами,-
Откуда этот запах трав?
Треск чьих-то крыл с мышиным писком —
В весенней музыке нет фальши!
Зима прошла. А что же дальше?"
…Земля рожает в муках пашню,
Весна! Как радостно и страшно,
Что счастье где-то близко-близко.
* * *
Розы вянут в шампанском так быстро,
Жарит мозг мой трёхглавый бодун,
Как элитного снайпера выстрел,
Взгляд продольный в аллейном аду.
Отползаю от губ бесконечно,
Поцелуи алеют на мне,
Словно после допроса увечья.
Сад маркизом застыл в тишине,
Изощрённо топорщатся розы,
Не забыть их оскаленных игл,
И любви запредельные дозы,
И экстаза осиновый миг.
Я пройду через страсть, остывая,
Будто снятый под утро с креста.
Зря галдит воронёная стая –
Ей сегодня меня не достать.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...720... ...730... ...740... ...750... ...760... 762 763 764 765 766 767 768 769 770 771 772 ...780... ...790... ...800... ...810... ...850...
|