|
|
сколько лет я по кругу
бегу
от себя – за собой,
мне б в тугую
дугу
сердце шаткое
(двести-то грамм),
чтоб молчало
- мычало
бы гадкое,
- хватит там-тарарам,
тише-тише,
кубышкою катит
фортуна беду.
эх, цыганки,
вы где?
мои руки гаданий полны –
мои руки
в вине
утопают, сдержите волну.
в скрипах пьяных колес
увозят любовь и судьбу.
прячу
в левый карман
горошины маленьких слез.
чтобы только
увидеть тебя
увидеть росчерк бровей твоих
увидеть как губы твои комкали имя моё
услышать проклятья твои
автомобили везли меня
из одного конца
города в другой
но я не нашёл тебя
мне осталось считать номера
на друг друга летящих машинах
если бы встретил тебя
я бы сказал
только то
что безумно люблю тебя
почему же ещё вчера
приходил я к тебе
просто так
просто так
приходил
прости
любимая
Забудьте время самых сладких снов,
Коричневой корицы по утрам.
Налогом облагаемый улов
Разложен словно слово по слогам.
На месте встречи дальних поездов,
Где мёрзнет расписание минут,
В тумане глохнут звуки ридных мов,
Чужие языки зерно клюют.
Герр Питер до чердачных этажей
Захвачен стаей лающих сирен
И сотня нержавеющих ножей
Нарежет мне приснившийся катрен.
Разделит на запчасти этот сон
Про время, что торопится назад,
Про город, что болезнью заражён,
Блокадным мором в кружеве оград.
По внутренним фронтам опять откат,
По внешним – нелюбовь и пустота.
И мы с тобою прячемся под кат
На сайте разведённого моста.
И падает в Неву шальной снаряд,
И вихрем стонет тёмная вода,
И так же, как тогда, часы стоят,
Укрытые мешками навсегда.
Шрапнель кусает яростно гранит
И бесконечна ночь и вечна мгла.
И даже ветер снайпером убит,
Прицел глядит из каждого Гугла.
И слышно эхо вирусных атак
На берег мёртвых башен-близнецов,
И стянут грязным галстуком Гулаг
На шеях наших дедов и отцов...
.............................................................
Для тех, кого не будит вечный зов –
Финал, достойный пряностей и драм.
Ванильно время самых сладких снов,
Как порция корицы по утрам.
Пишу, пишу в седьмом поту,-
Всё в клочья рву любовь и дружбу.
Прочту свои «труды» коту
И награжу его за службу
Кусочком сочной ветчины,
Пятиминутным чёсом уха:
Маэстро даже вдоль спины
Имеет тонкий орган слуха.
Он может слушать целый день
И быть внимательным часами,
Благопристойно в дребедень
Вникать великими усами.
Хвостом стучать хорею в такт,
На лишнюю стопу тревожно
Прищурить глаз: «Нет-нет, не так!
Всё благозвучно, только может…,
Глава вторая и…, мур-мур,
Ты не смотри, хозяйка, косо, –
Опять «ля фам», опять «ля мур»,
Скажу – не очень, как философ.
За пять кошачьих долгих лет
Не выпил крепкого ни грамма, –
А с-к-у-к-а!!! Благо, я поэт,
Певец-баюн, и Кришна Рама
В моих зрачках душой почил,
Я ею в темноте сверкаю,
Я ею думаю в ночи,
Она бессмертна, точно Каин.
А потому хочу поспать
С утра у тапочек хозяйских.
А ты читай, а я опять
Пофилософствую до майских
Приятных солнечных деньков,
До чёрных вен ходов кротовых,
До актинидий у пеньков….
А ты, пожалуй, будь готова
С поэмкой свеженькой к морозам.
Что-что? Попробовать ли прозу?
Ах, кто оценит? Кто поймёт? –
Ну, кто, как не философ-кот!»
Я и сама не сплю весной,
Худею, хорошею в мае,
А до весны ко мне спиной
Мой почитатель мне внимает.
Дождём очерченный портрет
Висит стеной в оконной раме.
Горит листва, как свечи, в храме,
Надежда, Вера и Запрет
Сидят, сутулясь, на скамейке.
Уходит день пустой аллеей,
А по щекам домов елеем
Осенний бог из серой лейки.
Поникли крылья сентября.
Ветра сошли на нет. На шёпот.
Чужими стать – смертельный опыт.
Стекает небо в звукоряд:
«Люблю» стремглав, сломяголово
За ним. …Но чист альбомный лист:
Холодной кистью портретист
Закрасил брошенное слово.
Сворачивается небо.
Ангел безутешно
Про нас рыдает и лепечет.
Дмитрий Корсунь
Ты говорил, что ангел безутешно
Сворачивал то небо – ерунда,
Скорее равнодушно, чуть поспешно,
И как соринки были города.
Как вирусы, людишки умирали
От праведной инъекции добра,
Забыв любови, узы и морали,
Глаза закрыли. Темнота с утра
Обволокла мирок, Землёй хранимый,
И небеса исчезли в одночас.
Тот ангел был лирически ранимый,
И отвернул он взор холодных глаз.
ромб
правильнее параллелограмма
квадрат
правильнее ромба
круг
правильнее квадрата
дурак
всегда прав
2007-02-01 20:07Энигма / Antik
Отмычкой снов открою свой ларец,
Прекрасен мир, в котором я – Творец!
Я, как повисший на ветвях пчелиный рой,
Коварный, как библейский мудрый змей,
А прошлое, в котором я – живой,
Всего лишь перечень давно минувших дней.
Пусть кровь моя горька, как купорос,
Кто я – уже бессмысленный вопрос.
Я древний воин, проигравший бой,
Гранитный идол солнечных лучей,
Я в снах своих – пока ещё с тобой,
Я в снах твоих – давно уже ничей.
Закрой глаза – течёт стальная рать,
Откуда я – мне не дано понять.
Я – ветер над обугленной землёй,
Я, как уснувший в зарослях ручей,
На берегах времён – слепой прибой,
Как символ неопознанных вещей.
Я – властелин базальтовых колец,
Моя тюрьма роскошна, как дворец.
Когда все реки обмелеют,
Путь рассчитают всех комет,
В глубокой древней галерее
Найдут мой первобытный след.
И будут долго удивляться
Извивам тщетного ума,
В обрывках ветхого письма,
Блестящего когда-то глянцем.
Спустя сто тысяч лихолетий,
Под толщей льда, под слоем смрада,
Пройдя земные круги ада,
Слог двадцать первого столетья
Трудней, чем клинопись Аккада!!!
Но что сумею я сказать
Своим потомкам, столь далёким?
Что мы могли любить, страдать,
А мир, как прежде, был жестоким.
Земля была ещё красива:
Звучала пеньем птиц и рек,
Нам было трудно, но счастливым
Быть умудрялся человек.
Бетона и стекла смешенье:
Прогресс был Бог наш и король.
Земле мы причиняли боль
Рациональностью мышленья.
Ну что ещё: мы пили, ели
И истребляли всё на свете,
О вас мы думать не хотели,
Далёкие родные дети,
Простите…
Где ветра сражаются крылами,
Где их перья в горы вырастают,
Где озёра чистыми телами
Проникают в души птичьим стаям,
Он живёт без Торы и Корана,
Без креста, и дни его без счёта.
В гнёздах белохвостого орлана
Он ночует с полпути полёта,
С полпути гортанного полёта
Древней песни, спетой за две ночи.
Духи вслед ступают по болотам,
Степи алым маком кровоточат.
В образы стекаются туманы, –
Видит в них он войны и потопы,
Сам огонь зализывает раны
На его потрескавшихся стопах.
Он гостям отчаянным и редким
Скажет всё по внутренностям куньим,
Чтоб задобрить души злобных предков,
Он приносит жертвы в полнолунье.
В ночь, когда луна взошла лисицей*,
Сторожил он зверя с чёрной меткой,
И к нему слетались, точно птицы,
Духи на берёзовые ветки.
Гости спорят с миром экзальтаций,
С душами, что созваны на вече:
- Трудно жить, где нет цивилизаций!
- Вы живёте проще, а не легче!
Идолов сменили на дощечки,
Только, что названье им – иконы.
Вместо тела жертвы – тело свечки,
Вместо поклонения – поклоны.
Так ли тЕсны в ваши храмы двери?** –
Тесных врат не ставят на дорогах!
- Эй, старик, зачем ты им поверил? –
Ты не знаешь Истинного Бога!
- Истину я знаю, только дети –
Вы, так увлечённые игрою,
Мёртв язык больших тысячелетий,
Спят слова, что Истину откроют. –
Он смеялся долго и беззвучно,
Соль Земли стекала по морщинам:
- Я служу богам собственноручно,
Каждый бог, воистину, – мужчина!
Он умолк…. У скул седые космы,
В шрамах лоб и волчий след над ухом,
А в глазах горит Великий Космос,
Подчиняясь странной силе духа.
* – фаза Луны.
** – «ВходИте тесными вратами…» – И. Христос. От Матфея, гл.7
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...710... ...720... ...730... ...740... ...750... 755 756 757 758 759 760 761 762 763 764 765 ...770... ...780... ...790... ...800... ...810... ...850...
|