|
|
Светлане Филатовой
Когда на кортах теннисных зима
В снежки играет сломанной ракеткой,
Заносит трассу Небо-Кострома,
В костре из снега плавятся монетки,
Алтынные частицы бытия.
Размен идёт по всей земной округе
И вьётся белоснежная змея,
Кусая за железные подпруги
Японских чистокровных рысаков,
Откормленных на дизельных заправках,
А молоко из облачных сосков
Стирает дворник вяло, на полставки.
Шоссе забвенья окислом свинца
Забрызгивает пляжи тротуаров,
Летят с небес просвира и маца,
Мукою засыпая трон и нары.
В глазах Харона охра и печаль,
Твой берег недоступен словно счастье.
Сверкает полированная сталь
И длится, длится белое ненастье...
Волна звенит!
Хохочет ветер!
О, тот счастливый, светлый край,
Где я рожден!
Ты, небесная синева!
Ты, изумрудная земля!
Сердце мое исполнено любви
И верности этой красоте.
И мысли мои
Вьются, словно виноградные лозы,
И вплетаются в красоту.
Все здесь люблю!
Здесь, где не кровоточит боль,
Здесь, где трепещут листья,
Здесь, где не выразить словом,
Как дорого мне это.
Вы, небесные дали! Так близко!
Я схватился за звезды,
Просто протянув
Руку из колыбели.
С ревом уносится вниз,
Величественный Рейн,
Но он возвращается всегда,
Не оставляя меня одиноким.
Мельница моя разбита
И не шумит больше.
Но я слышу свое сердце,
Оно стучит громче мельницы.
О, великий отец! Как боялся я
Быть рядом с тобою…
Слышишь, песня моя?
Я вернулся к тебе!
А ты все скользишь
Отражая сверкающую луну,
Ты – мой последний предел!
Тебе плету венок.
Сквозь мелкое сито снега просеяны площади, люди,
Дома, машины и кошки, как будто рисунки на блюде.
Глаза у зимы с поволокой, мысли неясны, тягучи,
А небо – одна большая, белёсая снежная туча.
Уставший троллейбус тихо в пространстве скользит усами,
И только маршрутки лихо подрагивают носами,
Разжевывая резиной дорожную манную кашу…
Прохожие горбят спину, а город вдруг стал растеряшей:
Теряет этажность зданий, теряет бордюры в сугробах,
И кажется, в старых парках раскидана белая сдоба,
А радостные собаки как будто бы в сахарной пудре.
Эклерно стоят берёзы, раскинувши белые кудри.
Сквозь мелкое сито мыслей просеивая пейзажи,
Я вспомню жёлтые листья, зелёные вспомню даже,
Но скупость таинственных линий – сплетенья иносказаний –
Меня впечатляют ныне неточностью контурных знаний.
Как только унялась жара,
И солнце село за лощиной,
Сказал Бог ангелу: “Пора
Тебе, мой мальчик, стать мужчиной! “
И по вечернему лучу
На землю ангел опустился,
К лесному чистому ручью
Он в чистых помыслах склонился.
Из полевых цветов венок
Его лицу стал обрамленьем,
Он удивляться только мог
И славить Господа творенье.
Он целовал в прекрасный лоб
Оленя в брошенной аллее
И молодой крестьянке сноп
Связать помог и стал взрослее.
Он думал: “Как до этих пор
Я жил в раю, не зная рая:
Без этих рек, без этих гор,
Ни хлеб, ни мед не собирая?“
Однажды из чужой страны
Он встретил сильных и красивых
Мужчин на скакунах ретивых,
Героев, жаждущих войны.
Он с ними, как среди богов
Вино пил терпко-молодое
И не щадить своих врагов
Они хвалились перед боем.
Наутро ангел вострубил
Подняв свою хмельную рать,
Был каждый счастлив, что убил,
И каждый жаждал убивать.
Они промчались по земле,
Как боги грозные в аду.
И больше нет птенцов в дупле,
И больше нет цветов в саду.
Когда вокруг пылал костер,
Очнулся ангел наконец.
Он руки к небу распростер:
“Возьми меня к себе, Отец!”
Но Бог сказал ему: “Сынок,
Я жалоб горьких не приемлю!
Поверь, я сделал все, что мог,
Послав тебя на эту землю!”
Но сын молил о небесах,
Сломав крыло, изранив сердце…
Навеки быть ему младенцем,
Скитальцем маленьким в слезах.
Луна взошла, расколотая надвое,
Но кто-то съел серебряную часть.
У этой ночи есть такое снадобье, –
Феерию греховную начать.
Столкну ветра коварством и интрижками,
Дурман-трава, искрись, варись в котле!
Снимать сапфиры с неба, вслед за мышками,
Я вылечу на собственной метле.
На крыше завяжу знакомства с кошками.
Разбойник соловей, ах, что творит!
Я в дом проникну лунными дорожками,
Мне дверь и окна полночь отворит.
Ты спишь: мирами бродишь незнакомыми.
Бормочут книги в блеске пиктограмм
Вселенных, неиспорченных законами.
Давай, сверчок, за встречу по сто грамм!
……………
Ночь выпита вся звёздами-росянками,
Повесил месяц рожки на ветле...
Пожалуй, я останусь здесь хозяйкою
И брошу даже думать о метле.
2007-02-06 19:33Чашка / anonymous
Чашка упала из рук...нелепо,
полетела вниз...разбилась,..но ты не грусти.
Знаешь, несмотря ни на что,
я бы доверил твоим рукам сейчас слепо,
своё сердце,-
зная, что ты сумеешь его спасти.
Чашку разбила...не плачь...пустое,
Ведь это всего лишь керамический сосуд.
Поверь, несравнимо страшнее,
потерять в жизни, что-то самое дорогое,
например любовь,
которую годы назад не вернут.
Груда осколков не ранит разлукой,
Если только – это не осколки собственной души.
Обними же меня,
дай мне скорее почувствовать твои руки,
не отпускай –
удержи, удержи....удержи.
Под вечер ангел пролетел –
Я распахнул окно.
В мою он сторону глядел,
И был он, как в кино.
Я, как в кино, навстречу встал,
Рукою замахал.
Но сквозь меня он пролетел:
Не на меня глядел.
Случилось всё наоборот:
По улице я шёл,
И ангел, просто пешеход,
Дорогу перешёл.
Увидел, замахал рукой,
(В кино, в кино немом!)
Но я спешил уже к другой –
И был уже другой.
Друг друга ищем мы давно
В немом, немом кино.
И ждём уже который год
Тот самый эпизод,
Где Слово нас найдёт само.
Мой ангел, где оно?
Мы лишь смеёмся, и молчим,
И плачем – как в кино…
Пасмурнела. Iнея няма.
Шэрыя раскосыя галiнкi
ў непаразуменнi: – Дзе зiма? –
Гойдаючы з срэбра павуцiнкi.
Дзе нi дзе не адляцеў лiсток
У апошнi шлях насустрач долу.
Туманамi выкрадзен масток,
Цешыцца малочнаю абновай.
Днём жа шэрань, змрокавая цень
Ад iмклiвых здыбленых аблокаў...
Жаўроковы клiн даўно ляцеў...
Збегчы б ад самотнасцi далёка,
Дзе цяпло, яскравасць летнiх траў,
Гоман птушак цешыць наваколле...
Гаманiлi гонкiя: – Пара! –
Уздагон адпушчаным на волю..
10.11.2004
/из цикла 'Белорусскозвучное'/
Порядок слов и междометий под одеялом языка
В незарифмованном сюжете всю ночь не спит, пока рука
Листает старые тетради и, раздирая память в хлам,
У Бога просит бога ради вернуть хотя-бы по слогам,
Что унесла с собой минута, спалив на медленном огне
Все карты, вехи и маршруты, что доверяют лишь струне,
Бумаге, глине и мольберту и, иногда, одним из тех,
Кто ловит отзвуки бессмертья силком из нитей и прорех.
В полночной кухне, словно в клетке, вдвоём с тупым карандашом,
Скрипя рассохшей табуреткой, медвежьим черпает ковшом
Под чёрным днищем у фрегата и открывает Острова.
Стаканом меряет стаккато кофейных зёрен голова
И засыпает от бессилья (всесилен лишь слоновий чай).
Луна, как пицца крокодилья, приманка для собачьих стай
Теряет яркость по кусочку. Рассвет цветёт как трын-трава,
А руки набирают строчку и начинается Глава...
А ты – бескрылый, безъязыкий, вплетаешь в кружево основ
На солнце тающие блики потусторонних голосов...
Квадратный стол не вертит блюдце, не заглянуть за грань миров.
И я боюсь, боюсь проснуться...
Мне просто не хватает слов.
 Не зовешь, и не надо, родной…Если б звал – я б уже обратилаТупики, расстояния – в ноль,От тоски обезумев и пыла…Я к тебе сорвалась бы стрелой,Не жалея, что стану наутроВечным золотом или золой…Обретая лишь крохи, минуты.Но ещё, а быть может – уже…Не зовёшь.Высыхая от боли…Мне не выкрасть тебя у дождей,Не похитить тебя у неволи…Не зовёшь. И под снегом со мнойБезответное чувство застыло…Будто в коконе этой зимойЯ томлюсь и терзаюсь бескрыло.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...710... ...720... ...730... ...740... ...750... 751 752 753 754 755 756 757 758 759 760 761 ...770... ...780... ...790... ...800... ...850...
|