|
|
Начало листопада.
Но еще
Луч солнца бабочкой уселся на плечо.
Еще малиновой кипрейной пеной
Мне, Афродите, гладит луг колени.
И у ограды, как герой-любовник,
Цветет роскошно пламенный шиповник.
Похожа пижма на опавшую ромашку,
Сестренка – Золушка, цыганка, замарашка.
И лишь похож на лето август месяц.
Фонариками яблоки развесив
И георгинами сады украсив,
Меня зовет на свой последний праздник
Король дождя. Но я всего лишь гостья,
Хозяйка бала – золотая осень.
Король – не мой. Мой – шут и безобразник
Полынный принц, моя с горчинкой радость.
Он превращает тыкву мне в карету,
Рябины грозди дарит мне в букетах.
Из льдинок туфельки, из алых листьев платье.
Полынный принц, не долго это счастье.
Готов украсить серебром мороз
Кипрейный луг и рощицу берез.
И в маске домино мир станет черно-белым.
И платье алое листвой в костре сгорело.
Кареты нет. Лишь туфельки остались.
… И на губах полынью горькой август…
Ты ставишь старую пластинку:
«Шумят и шумят в саду…»
Ты лёгкая, как паутинка,
Я рядом с тобой иду.
И чья-то старинная пара
Идёт, как всегда, впереди
По золоту тихого парка –
И время стоит в груди.
А потом ты зачем-то спросила:
Куда подевались они.
Словно книгу, ладони закрыла,
И посыпались жёлтые дни.
Смотрю я на старое фото...
Где с тобою идём вдвоём.
«Мы с тобой не умрём?» – Ну что ты…
Мы с тобой никогда не умрём.
Цветы цвета непостижимость
Особенно модны в нашем сезоне.
Трехлетний я, в комбинезоне
Танцую польку цвета невинность.
И ангел за плечи меня берёт
И непостижимо ведёт.
.
* * *
...Отпусти меня в лес, дай мне выйти еще к океану,
И не дай умереть мне в постели — дай рухнуть в ковыль
На бескрайних лугах, окаймляющих Гуадиану,
Иль — с коня на скаку меня сбрось в андалузскую пыль...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...И скажу я своей Дульсинее, представ перед нею,
Что мой дух оставался бесстрашен и несокрушим —
Под дождем проливным ли в холодных лесах Пиренеев,
Или в снежных завалах крутых апеннинских вершин...
.
.
***
Небо летнее –
Синим парусом,
Ты – в Сванетии,
Я – в Хабаровске.
Ты киношникам
Поцелуи шлешь,
В синих джинсах-клеш
Пьешь с художником.
Я с геологом
И с актрисою,
Ты – с Георгием,
Я – с Ларисою.
Дни наполнены
Смыслом истинным –
Вновь с тобою мы
Независимы.
(но уйдет, остыв,
лето в прошлое –
и приснишься ты
мною брошенной,
и сидишь одна –
глаза в пол-лица –
ни моя жена,
ни любовница.)
И поверив сну,
Утром сереньким
Сотню в долг возьму
У Евсеенки,
С самолетами
И с осадками –
Прокляну я мир
С пересадками,
Загоню такси,
Упаду в дверях,
И глаза тоски
Захлестнут меня:
На тахте – халат
И подушки жар –
Ты уехала
Пять минут назад…
И сто тысяч лет
Днями желчными
Будет слышен мне
Голос женщины,
Будут сечь меня
Стены в трещинах,
Будет жечь меня
Голос женщины…
.
Я поместился в эту ситуацию,
где все вверх дном, где всё, и вкривь, и в вкось,
где ни достойно выйти, ни остаться,
где из всего лишь худшее сбылось.
Я приучаюсь жить теперь без клетки
из глаз твоих, из рук твоих, из губ,
мои мечты – несчастные калеки! –
воспалены отчаяньем в мозгу.
Я жить пытаюсь без тоски смертельной,
с которой жил последние пять лет..
Жизнь выбирает между звезд и терний,
промахивая те и те в момент.
Большой, я поместился в малом факте,
что ты со мной тогда, когда не с ним.
Глаза кричат измученные – Хватит!
ища тебя средь осеней и зим.
Ты не со мной, не с ним, сама с собою,
то ссоришься, то миришься опять.
Снесла любовь яичко золотое,
но нам его с тобою не поднять.
Реальность серой, незаметной мышкой
махнула отвратительным хвостом.
Я поместился в скорлупе, малышка,
все, как Господь, оставив на потом...
Письмо из города в деревню
Я читаю твои письма...
Уже привыкла, разбираю почерк.
Это кажется, что нет смысла.
Смысл есть во всем, если хочешь
Его увидеть.
Вот болеет корова.
Жалко.
Скотина, она плачет молча.
Ты уж расстарайся, чтобы здорова
Была, ветеринара там...
Очень
Холодно.
Ничего себе март, грянули
Морозы.
Всю зиму где-то шастали,
Не понятно.
Я очень боюсь за яблони.
Посадила на рассаду астры.
Вчера было восьмое марта.
Орава
Набежала гостей, выдержала еле.
Не люблю праздники, право.
Неужели слышал – скворцы пели?
Хорошо, что авторучкой мне пишешь.
Я люблю получать письма в конвертах.
Я понимаю: е-майлы, иже
С ними прочее – цивилизации вехи.
Я схожу с ума в этом городе.
Забываю вкус молока и хлеба.
Знаешь, городские чайки и голуби –
Пешеходные птицы.
К чему им небо?
На днях я поняла... многое.
Весна – время линьки... и не только.
Сегодня гуляла в парке, трогала
Ветки – теплые они и чуть горькие.
Я бы бросила все...
Примешь ли?
Оба мы великие грешники...
По чужим садам – да за вишнями...
Еще вспоминается...
Но уже – реже...
Мне скоро убегать на работу.
Отправлю это заказным лучше.
Глупое желание, да?
Но охота
Знать, когда ты его получишь...
Я себя берегу, только плохо.
Головная боль – как всегда, напасть.
Не волнуйся, я сама окон
Не мою, потому что боюсь упасть.
Ты там тоже, смотри, осторожнее.
Главное – береги свою душу...
И горло...
Ты песни должен
Спеть еще...
Приезжай...
Нужен...
Оставь меня наедине с любовью,
Ты – третий лишний…
Кто же виноват?
Вопрос, достойный Герцена, а мне бы
Чего попроще: взяв краюху хлеба,
Сбежать из дома прямо в звездопад.
Играет Лель на дудочке коровью
Польку.
Над лугом – бабочка, та самая.
Бяк-бяк...
...Четыре крылышка, припудренные щедро.
Для баттерфляй все время длится ночь,
А я – она, и если ты не прочь,
То я, в косичку заплетая нервы –
На огонёк... Ах, – вздрогну от касания.
Ожог бича.
Творенья лейкоцитов –
Антитела.
Борьба с собой не удалась.
Снег пудрит увядающую землю.
Я крику мима с содроганьем внемлю:
- Очнись, княгиня! Подмененный князь –
Не Мастер!
Впрочем, я – не Маргарита…
Да, да, я – бабочка.
Никто не виноват,
Что дольше века длящиеся ночи
Сорвут с меня те крылышки – долой.
И вторит миму дальний волчий вой,
И пудра солью выедает очи:
Играет Лель…
Он – джокер, впал в азарт.
А ты, в меня впадая ежечасно,
Рисуешь крылья, говоришь:
- Лети!
И я лечу, прихрамывая…
Что же,
Бряк-бряк – постукивает тросточка…
До дрожи,
Взахлёб:
– Лечу!
Желай мне доброго пути,
Коль счастье дать не хватит власти.
Оставь меня, ты – третий лишний…
Наедине с любовью…
Вздрагивают звезды.
Беспомощно лежу, таращась в небо.
Что толку повторять о том, что мне бы…
Возможно, рано, но скорее – поздно
Я из себя тебе навстречу вышла.
Сегодня ночью мне сметанка снилась
В полу прикрытой кринке молока.
Охотничья награда вкусом милым
Разбойникам зовет намять бока.
Есть на примете дырочка в чулане,
А от неё – Мышиная тропа…
Погрызли столько сыра, басурмане,
Пока разморенный рыбалкой спал.
Вчера кормили!.. Стоит отработать.
Противно слушать: «Увалень, не кот…»
А то вдруг подвернусь … и до субботы
Усохнет от бескормицы живот.
Дошел почти. Бесчинства полным ходом.
Наглёж полнейший при живом коте!..
Убавится мышиного народа,
Пугать их будет собственная тень!
Не стоит обнадеживаться гонкой,
Беззвучен, приготовлен для прыжка…
Воришки писк в зубах смолкает звонкий,
Такое ждет голодного дружка.
15.03.2004 редакция 07.04.2007
/из цикла ’Ступая кошачьими лапами’/
Очередную Муху изловив,
Сказал Паук:- Я стар и похотлив?
Да это ложь, на деле всё не так!
Я ей сдаю в аренду свой гамак!
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...670... ...680... ...690... ...700... 707 708 709 710 711 712 713 714 715 716 717 ...720... ...730... ...740... ...750... ...760... ...800... ...850...
|