|
|
.
* * *
(Из драматической поэмы)
Сцена погружена в темноту. В луче света — задумавшаяся о чем-то А л ь д о н с а. Вокруг — шум, обычный для постоялого двора; звон посуды, голоса гостей...
Г о л о с а :
«...И продал этот нам товар
Хуан Батиста де Вивар...»
«...Известно всем, приятель. Бог с тобою, —
Богатство начинается с разбоя...»
«...А я на этом потерял
Один серебряный реал!..»
«...Живи себе по совести —
Вот проповедь простая;
Другого богословия
Я, право, и не знаю...»
«...Что же, мешаю вам, что ли я —
Тихо сижу здесь, на стуле я...»
«...Видишь, какая история —
Родом она из Астурии...»
«...Ну, пятна есть ведь и на солнце!..»
Г о л о с Х о з я и н а
...Да ты оглохла, что ль?.. Альдонса!..
Свет возвращается.
Х о з я й к а (показывая на Альдонсу, возмущенно)
... Стоит себе, царицею!..
А л ь д о н с а (задумчиво)
...Смешные они, рыцари...
.
Воспитатель
- Порезал пальчик? Не реви!
Ещё полно в тебе крови!!!
Страус
- На шляпки выдернули перья.
Противен сам себе теперь я!
На призывной комиссии.
- В очках? Ну что ж, гордись собою.
Пригоден к ближнему ты бою.
Автомат
Автомат сказал невинно:
- Я- владелец магазина.
На кладбище
Прохожий, увидев могилу бандита,
Отметил: « Так вот, где собака зарыта!»
Из Африки в Антарктику,
В Австралию и Арктику
Шёл необычный человек
С фамилией Джон Бек.
С одной весёлою ногой,
С печальною другой,
С высокой тростью золотой,
А сам розовощёк.
Одной ногой он шёл в Судан,
Другою шёл в Непал,
В Заире чуть он не упал,
Но трость спасла его.
Он по вине непарных ног
Расстаться со здоровьем мог,
Свалиться где-то под кусток,
Но вроде – ничего.
Одна нога звала в кино,
Другая – в пруд звала, на дно,
Но пил себе Джон Бек вино:
«Алиготе» лакал.
Прошёл он через весь Заир,
Прошёл он через весь Каир,
Вино из рюмки он цедил
И – нате! Вдруг упал.
Но он упал не от того,
Что ноги подвели его.
Он опустился, как перо,
Когда увидел вдруг
Красавицу Орнели Прим
С печальным глазом голубым,
С другим – весёлым, золотым.
И трех её подруг.
Она пошла к нему, смеясь.
Джон Беков вид её потряс.
Весёлый и печальный глаз
Светились неземным...
Чудесные её глаза
Раздули Бека паруса,
И ровно через полчаса
Объятием простым
Он заключил её в тиски
Любви, веселья и тоски,
И разлетелась на куски
Ненадобная трость.
Непарность ног, непарность глаз...
Ура, закончился рассказ.
Почаще вспоминай о нас,
Мой одинокий гость.
Как прижало к земле стопудовою ватной подушкой!
Ни вздохнуть, ни подняться,
нет сил даже просто кричать!
Собирали усталых, забытых, ненужных подушно
И в глаза им смотрели,
и списки сдавали в санчасть.
Расстилали под деревом белые хрусткие простыни,
И в арбузную свежесть ложились больные сердца.
Небо вниз опускало златые ресницы как осенью,
Улыбаясь всем тем, кто не жил ожиданьем конца.
Нежный ласковый свет разливался над садом больничным,
Молоточками боль отбивала секунды зари.
Всё, что было вчера, становилось теперь безразлично,
Вальс прощальный летел –
раз, два, три,
раз, два, три,
раз…
два…
«…Светало. Арифмометр приснился,
Застрявший на тринадцатом слоне.»
«Что наша жизнь!» Абсент
...Мне снился дребезжащий перфоратор.
Уже темнело, вечерело, стыло.
Вопрос о бытие болтался так постыло
Меж «да» и «нет», меж «не было» и «было».
Затейливые дырочки дырявя
На ленте Мёбиуса, с Арлекином
Под слёзы сладкозвучного «Amore»
Судьба порхала. Брошена Мальвина.
Меж тем на море корабли тонули,
И чайки надрывались в громком плаче.
Да, этот хаос выглядел угрюмо.
Чужие слёзы ничего не значат.
Что жизнь моя? Да просто ловля ветра!
Твой Воланд улыбался: А – пустое!
Чу! Слышишь смех? Уж подана карета!
Но рекрутов манит теперь иное!
Нащупывая признаки бессмертья,
Вдоль по спине скользили две ладони.
Всё рушилось! И падал мир под плетью!
И застывал в предчувствии агоний.
Кошмаром ночь металась по Вселенной.
В ней билось сердце и рвалось на части.
Оно терзалось – в чем найти замену
Иссохшей жизни? Где дорога к счастью?
А здесь с ухмылкой рыжий Мефистофель
Протягивал сигару Берлиозу:
Лови мгновенье, им и наслаждайся!
К чему рыдать под вечные вопросы!
С рассветной хмарью сон сменился явью.
Вновь пасмурно и серо, скучновато…
Вопрос исчерпан. Гамлета сюда бы…
Но ржа изъела старый перфоратор…
Она разозлила его добела,
А потом, хлопнув дверью, ушла.
Каков Сальвадор, такова и Гала,
Такие вот, брат, дела...
У гитары – шесть струн, у него – две руки
Да бескрайнее поле тоски;
Ветер в поле колышет колосья-стихи,
А пальцы на струнах легки.
И случилась песня длиннее, чем ночь,
Печальней, чем смертный плач.
Говорят, искусство – искусный врач...
Нет, оно – жестокий палач...
На унылые звуки явились из тьмы
Белоглазые зрители снов,
Безоружные стражи вселенской тюрьмы,
И стада тонконогих слонов.
Трижды падал на землю стремительный дождь,
И четырежды – огненный снег,
Голоса шелестели: «...напрасно ты ждёшь...».
Неотчетливо, словно во сне,
Проступали на стенах янтарной росой
Слёзы брошенных и больных,
Звездопад хлестал наугад, по косой,
Застывая в сгустках стальных.
И спустился с небес, и влетел в окно
Восхитительно странный предмет.
Он подумал: «Ну вот, наконец и оно,
Нет, не зря я ждал столько лет...»
В этот миг она вдруг вернулась домой,
Как ни в чем ни бывало, вот так,
Со словами: «Ах боже мой, ну какой
Ты опять устроил бардак!»
И смахнула на пол рукой со стола
Серебро, янтарь и золу,
Равнодушно взглянув на осколки стекла,
Что как звёзды сверкали в углу.
Какова Гала, таков и Дали...
Он сидел в прошлогодней пыли,
А таинственный вестник небесной земли
Безвозвратно таял вдали...
:)
Не молод я и для своих детей…
Природа, ты к отцам несправедлива!
Не распознал своих я юных дней,
а вот уж дочь румяниться стыдливо,
а вот и сын – ершится и дерзит
и смотрит в даль, невидимую мною.
О, время, твой неведомый транзит,
уже проложен сквозь моё былое!
А дальше – больше... Больше, но того,
что будет мне ...всё меньше, меньше, меньше,-
любимых книг..., вина..., любимых женщин...
Мы все – тире меж ВСЁ и ...НИЧЕГО...
Что в теле ломота отвагою стучится в утро, когда избитые слова ложатся в тень жарой извечной
Как неестественный родник, наполнит утренним туманом, и смесь из зерен на устах, как грань истории прошедшей,
осколок будущего сна…
Как покоривший ил наносный, и старый и густой камыш сквозь монолог проросший…
и холодок растопленного дна… и диалог размокший…
Синий туман за крыльцом и, наверное,
В ста километрах, и дальше – туман.
Что ты задумалась, милая, скверная,
Не различающая обман?
Что ты задумала, вера несчастная?
Глянешь в окошко – а там – пустота:
Улица, небо, звезда безучастная.
Всё незначительная красота.
Что бы сказать? Половины не пройдено,
И, обернувшись, я вижу ещё
Мать молодую, качели и родину,
Птицу, садящуюся на плечо.
Знаю я всё ж, равнодушная, пылкая,
Сквозь расстояния и года
В теплой кровати, в подъезде с бутылкою –
Ты не обманывала никогда.
И никогда не уйдёт, не отступится
И не предаст (не предать, чего нет) –
Синий туман, безымянная улица,
Тихой звезды немигающий свет.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...660... ...670... ...680... 688 689 690 691 692 693 694 695 696 697 698 ...700... ...710... ...720... ...730... ...740... ...750... ...800... ...850...
|
