|
|
Гламурность бытия отверзшая печали
утонет в коньяке и сладострастный дым
от многоумных дум причастием спасая
звонит в колокола:
хер с ним хер с ним хер с ним
Шевелит ветви древ полночное затменье
томится в клетке дух забытый по весне
залившись соловьем сфальшивит в утомленьи
бренча в колокола:
хер мне хер мне хер мне
Вдвоем с тобой мы пьем за утоли печали
без устали встречая серебрянный рассвет
тоскливо стынет чай в фарфоровой пиале
янтарный окоем безвременных побед
Мы объявили войну со злом.
Зло кричало ослом.
Мы его сапогами, кляня, браня…
Оно укусило меня.
Наверное, скоро я буду зол,
Чёрный носить камзол.
Чёрный грызть по ночам орех,
Лаять на вас на всех.
Вы меня в шею, вы меня в нос,
Так, чтобы не срослось.
Господи, дай хоть немного сил.
Я же вас так любил.
Мама и папа.
Ждали? Не ждали ли?
Я просто так… Зашел.
Помню, когда-то
Всё вы скандалили…
Тихо сейчас, хорошо.
Помнишь, меня ты
Рожала, мамочка,
Помнишь звезду в окне?
Как из палаты
В байковых тапочках
Ты объявилась мне?
Папа, ты помнишь:
Чёрные лебеди
Ждали нас на пруду.
Ты ведь не тонешь?
В жизни ли, в смерти ли
Ты позови – приду.
Вытрите слёзы вы,
Что же вы, милые!
Дайте сыну воды.
Долог берёзовый
Путь да в постылые,
Райские, эх, сады.
Узоры и убранства, колечки и фужеры, монетки пуританства и пряные капели…
Но разница от магии до магов самаркандских фруктов на муле через перевалы тянулась караваном в новый век.
Колючка хитрого притворщика подобна белой розе, где сабля горных алтарей, певучая неслышно ароматом.
Монету бросить нищему, факиру черных дней. Но кто-то шляпой накрывает голубей, а кто-то новый век шлифует,
на камне точит острою слезой гончарный круг из чертежей старинных, и песни не поет – то фокусника снов признания…
Души осколок шаткий, от фокуса зеркального откалывается грань земная,
На шар земной наложена печать, во времени крутясь и извиваясь, по нотам песню смелостью ломая,
Где совесть не привыкнет избегать… молясь ко времени и старость изгоняя.
Сегодня день свободного мышления, читай не бегло, корешки загни, порочный дым и ласка прорицания,
Седой обманщик и немые дни.
Узоры и убранства, секунды от миров, загорное распавшееся братство
И золотая ткань задуманных ковров. Купи их, если получить не можешь,
монету я уже отдал тебе.
Не древними песками занесен,
Не снегом на вершине Арарата…
Безбрежна тьма, и бесконечен сон,
И линия пути замысловата.
От южных огнедышащих пучин
До северных искрящихся полотен
Все больше след его неразличим
И силуэт все более бесплотен.
В огромном чреве стынет пустота
И тлен, и кости тех, кому шептала
Спасение безумная мечта
И непреодолимое начало.
* * *
Со стрелки нефтяного терминала
Глядит голубоглазый человек,
Как по стеклу Петровского канала
Скользит неслышно призрачный ковчег.
Знаешь, разрывают сердце звуки,
За туман просыпавшись и тая...
На ветру озябнут чьи-то руки,
Хороводы времени сжимая...
На ветру сорвётся с неба крыша,
Оглушив и алчущих, и ждущих...
И сегодня песня будет выше
И минувших вёсен, и бегущих...
Обезумев, ветер кружит море,
Наши лица скрыв от звездопада...
Звуки красть у неба не позволю:
Просто будь, мне большего не надо!
Пролетай над рухнувшей Вселенной,
Путеводной звёздочкой мерцая...
Говори, и звуки неизменно
Будут к сердцу падать, замолкая...
Причудливость, витиеватость фраз,
Вечерняя прохлада мятной карамели.
Луны обманный свет – дешёвый страз.
И куль муки из мук, намеленный Емеле.
Неделя пышных снобов-хризантем,
Ночей безобразность – надменностью гвоздики.
Бег с решетом по воду – утра темп.
И Эльзы песенка о том, что гуси – дики!
Перебиранье чёток слов, снов, слёз.
Между банальностями – свечи диогенов.
И опыт, как безжалостный артроз,
Перед судьбой толкает душу на колена!
ну вот и всё...
обрушенное небо
над башнями
бессмысленных обид
ну вот и всё –
а мне бы,
мне бы,
мне бы
хоть капельку ещё
пускай саднит
пускай пузырится
как соль на рваной ране
испуганная сеточка морщин
и тонкие царапины как в драме
где огнестрел под занавес летит
невыносимость музыки звучала
над расхождением сходимости судеб
и воздуха там было очень мало
и крошками отмеривали хлеб
планетам, что болтались где-то, где-то,
открытые на кончике пера
ах да, конечно, там такое лето!
а здесь – иное, да – иное…
да...
ну, что ж, пора
манатки собирать
и делать ноги
и кони под седлом уже давно
и неуместность видимой тревоги
приелась скукой и плохим кино
и тщательно пакуя чемоданы
по списку карандашиком пройтись
и, воровато обернувшись,
странным движением накрыть
чуть сверху кисть…
ну, вот и всё – безоблачное небо
ну, вот и всё – бумажные цветы
ну, вот и всё – по розовому снегу
босые дети брошенной мечты
Я звать по имени не буду птиц твоих,
Не буду гладить и кормить с ладоней.
В своих скитаньях, малых и больших,
Претили мне и бегство, и погоня.
В глазах твоих и на губах твоих
Я видел города, которым нету места,
В которых нету места для двоих,
Где я – жених, в которых ты – невеста.
Мне не догнать свободных птиц твоих:
Они исчезли в небе. Их не стало.
Мой парусник несет, несет на скалы,
Я отвернулся, я не вижу их.
Зинь-зи-вень, моя синичка, зинь-зи-вень,
Славь смелее златоглавый майский день.
Твоя память – птичий хвостик – коротка,
Растворилась, потерялась в облаках.
Затвердела синь небесная стеклом.
Тонкой струйкой утекло твое тепло.
Зябко, зябко опустелой синеве...
Зинь-зи-вень, моя синичка, зинь-зи-вень.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...660... ...670... ...680... 686 687 688 689 690 691 692 693 694 695 696 ...700... ...710... ...720... ...730... ...740... ...750... ...800... ...850...
|