|
|
Чтоб книжичке моей придать
Недостающий ей объём
Я к ней гербариев вложил
Что собирали мы с отцом
Когда он тут на свете жил
Такие листья, стебельки
ПереложЁнные листом
Я думал тем заинтересовать
Издателя моих стихов
Опять-таки, тем придать
Недостающий ей объём
Такие листья, стебельки
Ну и конечно же стихи
Должны были вместе в той
Хорошей книжечке побыть
Не быть какой-то пустотой
Чуть грустно было оттого:
Я не закончил их любить
Издатель извинялся вдруг
Сказал что как-то он устал
Чтоб книжечку мою любить
И постепенно перестал
Писать и денег так просить
Мне было жалко оттого
Гербариев я попросил
Назад вернуть, чтоб в книги детства
Назад с любовью положить
Но мне издатель написал
Что их давно уж отсылал
Все потерялись вдруг они
В какой-то бандероли
И стали дальними вдруг дни
В которых листья собирал
С отцом в лесу и в поле
Но близкими вдруг стали дни
Когда они побыли
Вместе: гербарии, стихи
В неизданной хорошей
Хорошей книжечке одной:
Ничья в на свете нелюбовь
Их не остановила
Лежала книжечка тут, на столе
Как будто так и было.
Родина со знаком минус,
Родина под цифрой ноль.
Дмитрий Мальянц
* * * Тает лёд на дне бокала,Аритмия треплет пульс.Отчий край под радикалом,Но на минус минус – плюс.Я бы вышел, я бы выбрал,Только выбор не богат:Либо сморщенная рыба,Либо серый суррогат.Вот же он – держите вора!Почему ослаб контроль?Но опять без разговораРазделили нас на ноль.Кто-то сеет, кто-то пашет,Кто-то делает омлет,Только вновь банкиры нашиРаспилили весь бюджет.Будоражат душу крики,Гул и треск, как на войне.То узбеки и таджикиЗадыхаются в огне.Жрёт детишек новый вирус,Неопознанный микроб...От Отчизны взяли синус,Подлатать огрехи чтоб.
Арбуз – рассчитан лишь на Сёму
На Нину, Нелю и на нас,
А Ноне с Настенькой несём мы
Лимон, банан и ананас.
Проснётся дочь, воды попросит -
Температура высока.
Как со скалы, с кровати сбросит
Игрушку жаркая рука.
Глядим, испуганные оба -
Вослед срывается дитя
В волну бездонного озноба,
Летит, постель разворотя.
Её безмолвное мученье
Улыбкой сохнет на губах.
Щеки румяное свеченье,
Горячий пот, холодный страх.
Не раздави-ка, мой хороший,
Таблетку, сжатую в горсти.
И дай нам, Бог, хоть эту ношу
Сквозь ночь достойно пронести.
Прошла мадам, как дым, туман...
А я… А я... А я о чём это?
Несостоявшийся роман,
как жизнь, пустая и никчёмная…
Не мною выдуман язык
Для не нуждающихся в речи.
Как птице – щебет, зверю – рык.
Не голос нас очеловечит,
А лес молчания в душе.
Не всем ясна его природа.
Как в дереве – в карандаше
Таится точность перевода.
Тебе читать мои стихи,
И улыбаться удивлённо
От нежности и чепухи
Когтистой или окрылённой.
Писать, по сути, обходить
Капканы, оземь не разбиться.
Берлоги рыть и гнезда вить
На разлинованных страницах,
Не заступая за поля,
Заполонённые гречихой.
Моя бумажная земля
Да будет вспаханной и тихой.
И ты, владея языком,
Лишённым шёпота и крика,
Поймёшь, что небо под крылом
Созрело, будто голубика.
Здесь под обветренной звездой,
В ладонях северного бога
Моё высокое гнездо,
Твоя глубокая берлога.
Пока чертил кривой пунктир
Мой любознательный ровесник,
Я обводила транспортир,
И круг был солнечным, как в песне.
Увы, добиться похвалы
На геометрии не просто.
Учитель наш любил углы,
Особенно – на девяносто.
От математик вдалеке
Стояла я в румяном гневе,
Писала мелом в уголке
Подобно мальчику в припеве:
Пусть будет мама, папа, пусть
Большое в маленьком оконце
Плывёт над нами небо... Хрусть!
Сломалось солнце.
Всей геометрии – конец.
Жизнь рисовала пентаграмму,
Когда себя убил отец,
Когда болезнь убила маму.
И я не знала, что смогу
Прожить без них. А вот – сумела
Остаться в солнечном кругу,
Где нет угла, небес и мела.
Какой пылающий обряд!
Но я, видать, неуязвима:
Здесь ровно триста шестьдесят,
Вполне терпимо.
Слева нож, а справа вилка.
Всё наоборот.
Между мною и бутылкой
С килькой бутерброд.
В совершенстве нет предела,
Сказано молвой.
Бутерброд я, нет, не делал,
Я творил его!
К центру истины безбрежной
Путь найдя прямой,
Мазал ласково и нежно
Маслом хлеб ржаной.
Как галактики, снежинки
Плыли за окном.
Рыбки серенькую спинку
Я накрыл лучком.
Но случился, как обычно,
Творческий финал.
Наверху желток яичный
Солнечно пылал.
В небе россыпь звездной пыли
Скрыли облака.
Бутерброд мне жалко было.
И себя слегка.
Небо снова цвета стали...
Впрочем, всё равно.
Я на стол уже поставил
Свечи и вино.
На диван подушку бросил
И мохнатый плед.
За окном зима как осень.
Снега так и нет.
Померещился в прихожей
Твой промокший зонт...
Дождь пройдет, и мне, быть может,
Больше повезет.
"Я -римский мир периода упадка,
Когда встречаю варваров рои,
Акростихи слагают в забытьи..."
Поль Верлен
Все было грустно, пасмурно и зимно.
На озере штормило, утки стыли.
И ветер возомнив себя Розиной,
Пел партию без видимых усилий,
В такт Бомарше закручивая сцены.
Но вот Верлена строчки отчеканил
Промерзшей памяти заученный сюжет.
И римский мир соткал узоры ткани.
О Боги! Ведь упадок! Мал бюджет!
Ворвались варвары!...
Но жажду я измены!
Пусть предадут меня!
Излом судьбы пьянит!
И под забором и на ложе Мельпомены
Я лишь пиит...
Страницы: 1... ...10... ...20... ...30... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 ...50... ...60... ...70... ...80... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|