Колышет ветер коноплю,
под вечер речи накоплю,
паук ползёт по циферблату
в обратный путь к любви по блату,
давящей массой валуна
восходит полная Луна,
в душе полуночной державой
лучами жжёт по ране ржавой.
* * *
Стих волчьих стай под утро вой,
стих пахнет скошенной травой,
как волк-отшельник одинок,
строка – отточенный клинок,
душа, голодная волчица,
к Луне за рифмой волочится,
мчусь волком ярым на отроге
к недостижимой недотроге.
* * *
В тумане утреннем луга,
Луны я преданный слуга,
зря, как младенец рот разину,
всю ночь строча стихи в корзину,
лучи полуденной Луны,
лужайка, лужи, валуны,
зависли в небе, как кометы,
метафорические сметы.
Глупой глазурью облиты поля,
лижет апрель акварель –
неба глазунью на доли деля,
ладят капели купель.
Ныне и присно, в крестины весны,
стиснем бразды в борозде –
соленослёзым сегодня пресны
грёзы в родимом гнезде.
Совести блохи не больно плохи,
раз, закусив удила,
рвутся шальные, больные стихи –
выжженной страсти зола.
Небо, сквозь шоры зажмуренных вежд,
мне подмигнет с высоты...
Бьется фарфоровый ветер надежд
в хрупкие мачты мечты!
Я заглядываю в таз:
Вижу в тазу лаз.
В этом, помню я, тазу
Сиживал в грозу.
Мыли, был когда младенцем,
Брали в полотенце.
Пятками стучал о дно,
Где теперь оно?
Я, должно быть, повзрослел
Или что-то съел.
Только знаю наперед:
Этот таз не врет.
Знает старая эмаль:
За эмалью – даль.
В той дали, я помню сам,
Место чудесам.
Забери меня скорей
В кроны тополей,
В перламутровую гладь,
Где отец и мать.
Живы где мои друзья,
Где любовь моя.
Где я палкой рисовал
На земле овал...
Ну давай, – кричу – Пусти!
Слышится: «Прости».
И железо поперек
Моих жадных ног.
Крыша третий день течет,
Таз подставлен под.
День лежу я на спине:
Муха на стене.
Слышу ночью как-то раз:
Плачет горько таз.
Вам – кило
И мне – кило.
Мы купили два кило.
Мы идем счастливые
По улице красивой.
И на кухне маленькой,
В маленькой квартире
Мы кило – пожарили,
А кило – сварили.
Вы же спросите – чего?
- Что – чего?
- Кило – чего?
Что употребили?
...............
Это мы забыли.
Бор серебряный,
Литые сосны…
Меж деревьями
Сонность, солнце.
Тишь наваливается,
Лучась,
Проговариваюсь,
Шепча.
И ни города,
Ни подхода.
И все горькое
И глухое,
Что на сердце
Давило камнем,
Здесь рассеется,
В Лету канет.
Здесь на части
Не разрываем,
Целен, счастлив
И, забываясь,
Шепчешь милые
Звуки немо:
Воли, мира,
Любви и неба…
Твой кораблик отходит от пристани,
Ах, какое простое решение!
Дай мне, Господи, силы, чтоб выстоять,
Дай надежду избыть наваждение.
Паруса, что не нами поставлены
Ловят ветер, не нам предназначенный,
Наши души надеждой отравлены
Да долги до сих пор не оплачены.
Видно курсом, не нами проложенным,
Мы плывём, задыхаясь от жалости,
Для любви нашей поздней, непрошеной,
Не хватает лишь маленькой малости.
Может быть, заблудившись во времени,
Ты пришла, так прекрасна и искренна,
Из далёкого юного племени,
Что исчезло, рассыпавшись искрами…
Я у Зевса
украл огонь.
Хватит всем
на Земле тепла.
Пусть дымится
моя ладонь,
для людей
я сгорю дотла.
Ради истины,
на костре,
утверждая
наук начала,
я cгорел звездой
над толпой,
чтобы плоской
Земля не стала.
Под картечью
пурги, вперёд,
я иду,
побеждая стужу.
Замерзаю.
Под кожей лёд.
Полюс мне
позарез нужен.
Режет горло
стекло воды.
Вспышка взрыва.
Провал мрака.
Я и мёртвый
на зов трубы,
после смерти,
пойду в атаку.
Будь я проклят
эпохой зла,
одуревшим,
слепым веком.
Зверь во мне,
негодуя собой,
станет зрячим,
как Бог,
ЧЕЛОВЕКОМ.
Вечер в амурных тонах.
Встреча: улыбка-поклон.
Облако; что-то в штанах;
Смех-анекдот, телефон.
Томно-бессонная ночь.
Дрема. Зачем-то жираф.
Негенеральская дочь
И неопознанный граф.
Глупо-забытый роман:
Омут, отчаянье, всплеск…
Шавка-верблюд-караван.
Миф-эпопея-гротеск.
4.11.06.
Ты, ты, ты, ты,
Ты ушла далеко.
Ты любишь цветы, собираешь цветы,
А я люблю молоко.
Я, я, я, я,
Я ждал и я буду ждать,
Пока от цветов не исчезнет земля,
Не встанет молочная мать.
Тогда ты уронишь, уронишь букет,
Я на пол смахну стакан.
Цветочный цвет и молочный свет
Прольются сквозь облака.
И где-то, за тысячу верст и лет,
Ребёнок увидит сон,
Где нет меня и тебя где нет,
Где в ясном свете цветов букет
И молока бидон.
«Прочти меня, Господи», –
Слово шептало,
Покорно ложась на лист.
И,словно прощённое,
Вдруг оживало.
И лист становился чист.
Прости меня, Господи,
Я не поверил,
Что каждое слово – Ты.
В бумагу стучусь,
Как в закрытые двери,
Твои начертав черты.
Художники! Всё не при вас ли делалось?!
И кисть, и кус бросали, жить закаясь.
Но страсть палит, а с ней – куда мы денемся,
Куда пойдем? Нам каждый путь заказан.
Как пригвожденные, за это ли мы маемся,
Что своим сердцем человека красим?..
Беря на бога, масса всею малостью
Нас и кляла, и обливала грязью.
Художники! Мы этим миром мазаны,
Он руку приложил здесь, он помог.
Художники! Или расцветим массу мы,
Иль та всей серостью нас бросит на помост…
И замело, как будто отлегло…
И закрутило, будто отпустило…
И вечером покоем окатило,
А утром – океаном разлило…
И в брод не перейти, не переплыть,
А мы бредём, плывём, винты теряя…
Лишь проведенью слепо доверяя,
КомпАса нет и звёздный свет закрыт…
Но ленточки упрямо закусив,
Хватаясь за борта да за перила,
По Ноябрю, болтаясь, как кадило…
Не сдавшийся – божественно красив!..
И вечером, причалив наконец,
Раскинем паруса по батареям…
Горячий чай прольётся до сердец…
Согреемся… И, может быть, согреем…
/2.11.06/
Проходят дни в бездействии и муке.
Вновь ожиданье сковывает руки…
Враги решат, что маешься от скуки…
Друзья поймут печаль твою в разлуке…
Ты испугаешься, услышав стуки,
И отворится запертая дверь…
А в комнату войдет печальный зверь,
И тихим голосом прикажет: «Верь!» –
В далеком городе губернском Тверь
Проходят дни в бездействии теперь.
Мне килограммчик яблочек по двадцать пять.
И еще дыньку, да-да, вон ту.
Ты сидишь дома. Ты стар. Что ещё сказать?
Ах, да: у тебя одышка, тучен ты и сутул.
Не молодильных, а этих, да-да, вот-вот.
Сочная мякоть трескается на зубах.
Когда тебя вынесут отсюда ногами вперёд,
Яблочный запах пойдёт впереди в двух шагах.
Но ты не стремишься назад, ты угрюм и твёрд.
Ты набиваешь яблоком полный рот.
Где-то комета хвостом задевает сады,
И запах печёных яблок вдыхаешь ты.
Где вы, милые?
ДалекИ…
Миг, что в мире вы –
Взмах руки.
Жив, покуда
Не укрощен.
Вашим чудом
Хмелен еще!
Пролетает
По сердцу вздох –
Ваш хрустальнейший
Холодок.
Ваши речи,
Мечты, грехи –
Словно вечные
Родники.
Пораженный,
Который раз,
Обнаженными
Вижу вас.
Свежесть, нега,
Рассвета сны.
Хлопья снега
Из вышины…
Переборы далёких струн
Отразились на нотном стане,
Словно блики чудесных рун
Нити бисера распластали.
На листе оживает звук,
Воспаряя светло и быстро,
Поднимаясь от тёплых рук
Вдохновенного пианиста.
Эхом лёгким летит туда,
Где родился в небесном мире.
Неподвластен туман суда
Быстрокрылой свободной лире.
И за этот короткий миг
Пианист проживёт столетья.
Вопрошая, душой постиг
Звуки неба в простом ответе.
Переборы далёких струн
Отразились на нотном стане,
Словно блики чудесных рун
Нити бисера распластали.
На листе оживает звук,
Воспаряя светло и быстро,
Поднимаясь от тёплых рук
Вдохновенного пианиста.
Эхом лёгким летит туда,
Где родился в небесном мире.
Неподвластен туман суда
Быстрокрылой свободной лире.
И за этот короткий миг
Пианист проживёт столетья.
Вопрошая, душой постиг
Звуки неба в простом ответе.