|
|
Я на минуту вышел –
А вы оставайтесь, спорьте,
Наполняйте стаканы чаем,
Сравнивайте подачи.
Слышите: что-то дышит
Там, на теннисном корте,
Забросанное мячами,
Забытое всеми, плачет.
Когда я был непослушным,
Маленьким, мягкотелым,
Я обожал предметы
Мелкие тайно прятать.
Мыл я глаза и уши,
Чтобы вокруг звенело,
Чтоб различать приметы,
Что мне заменяли память.
Это же ты на корте,
Ангел мой бесполезный,
Из уголька да воска
Слепленный неумело.
Мы же расстались, вроде:
Я повзрослел нечестно.
Ты же пропал, неброский,
Между тоской и телом.
Птичии пересуды,
Жёлтые занавески,
Подача мяча навылет –
Маленькая победа.
Я позабыл, откуда –
И поискать мне не с кем –
Иду я по звёздной пыли...
Где ты, моя примета?
Что же молчишь ты, ангел,
Теннисный мяч сжимая?
Он тебе не по росту,
Он большой и тяжелый.
Помнишь, как мы на санках
В снежной стране пропали,
Лежали под снегом толстым,
Тонкие, как иголки?
Это тебе не шутки.
Это большие игры
Над нами круги нарезают,
Мяч уходит в пространство.
Мир огромный и жуткий.
Но что за границей мира?
Когда-то мы это знали…
Ты все еще помнишь? Здравствуй.
Здравствуй – и до свиданья.
Я мяч удержать не в силах.
Планета во тьму несётся:
Подача прошла навылет…
Будь осторожен, ангел:
Плавится воск на крыльях,
Но должен, ты должен – к солнцу,
Пока мы не всё забыли.
Разве это возможно –
чтобы из пЫли в звезду?
Это должно быть так сложно –
верить в любовь и в аду?
Гремят кастаньеты из лести:
мол тут карнавал навсегда.
Не много ли бестии чести
славить одно только: "Да!"?
Кружат игорные кости
судьбами вверенных слуг.
За что твои, бестия, гости
законопачены в круг,
из которого выход лишь в бездну?
Что ты смеешься? Гляди:
ржавятся прутья железные,
что заплетают в груди.
И ты лишь одна неподсудна
за красоту и печаль.
Тебе улыбается Будда.
Тебя одиозному жаль...
Плывёт фонарик золотой.
Остановись на миг,
Дотронься до него рукой –
И ты уже старик.
И вот уже, в сияньи глаз,
В дыхании твоём
Фонарик вспыхнул и погас,
Но ты горишь огнём.
И вспоминаешь те глаза,
Что плакали, смеясь,
А ты любил их и сказал:
«Что вечно – то сейчас».
И вот прошло сто тысяч лет,
Но так же ярок свет,
И ничего на свете нет,
Чего в глазах тех нет.
Фонарик тает в рукаве,
И птичка: "кукаре.."
Кузнечик чиркает в траве,
И свет на всей земле.
I.
Ленивая вода на водопое
В конце дороги грузно разлеглась.
И то ли жёлтое, а то ли – голубое
Придонных не распахивает глаз.
Какое жалкое в тебе очарованье!
И роскошь вся – напиться и уйти.
Ветров подводных сонное дыханье
Ни есть начало, ни конец пути.
А между тем, стоишь ты, как прикован,
И продолжать все это нету сил.
И слово есть вода, и это слово
Есть то, что ты всю жизнь свою просил.
II.
Это что? Это колодец.
Отвори деревянную дверь.
Край обжигающего ведра.
Шелестящая цепь.
Какое странное слово – колодец.
Знаешь ты, где теперь
Остановилась твоя судьба,
Твоя неразумная цель?
Что будет в глазах твоей жизни, когда
Ведро – у самой воды?
Когда ты поедешь под скрип колеса
Всё выше и выше… Туда,
Где на тебя посмотрят глаза,
А в них – облака и сады.
И это будут твои глаза.
А всё остальное – вода.
 И спорить, и шутить с тобой зарёкся я, Спокойствие твоё милей мне и ценней, Эмоций чахлых вялая эрекция Чревата зарифмованной поллюцией.
Как ухабиста дорога!
Не гони ты так, ямщик!
Дай пешком пройдусь немного,
К русским тропам я привык.
Осень девкою нам служит,
Чаркой – лужи на пути,
Эх, дождаться б зимней стужи.
Ни проехать, ни пройти!
Растрясло по кочкам душу,
Скоро ль жаркий самовар?
Добрались давно бы в стужу,
Дома банька – лёгкий пар,
Разговоры да застолье,
Отдых в комнате простой…
Ты не слышишь меня, что ли?
Не спеши ты так, постой.
Вон уж близится селенье,
Речка, жёлтые холмы,
Церковь – вечное моленье,
Печек серые дымы.
Ты езжай, а я полями
К дому выйду напрямик,
Вот уж он, не за горами.
К русским тропам я привык.
Я служил во Вьетнаме, потом воевал в Анголе.
Можно подумать, что я был
профессионалом.
После того, как меня убили,
в сто двадцать первой школе
города Прокопьевска, где я жил и учился,
класс начальной воен-подготовки
моим именем
поименовали.
Я читал лекции в Тарту, преподавал в Сорбонне.
Можно подумать, что я был
великим учёным.
После того, как меня посадили, дали «Нобеля»
и избрали премьер-министром Японии,
в одиночную камеру, где я сидел
стали водить на экскурсии
всех остальных
заключённых.
Я родился в Назарете, проповедовал в Галилейской Кане.
Можно подумать, что я был
почти уже Богом.
Но после неудачной попытки воскреснуть,
меня называют всего лишь
последним могиканином,
человеком эпохи Вырождения,
знающим всё и умеющим всё
понемногу.
Однажды вечером себя поймала я:
я целовала плод, обласканный светилом.
Душа моя,
сознайся, это было,
будило яблоко в забывчивых мечтах
воспоминанье о непройденных вершинах,
о тех устах,
об огненных устах.
Увижу ль красное – тревожный цвет!
Или прическу – рыжую, льняную
в толпе, – воображение в момент
отыскивает черточку родную.
Когда ты не со мною, – ты во всех
рассыпана так щедро, но так скупо
в кармане дней бренчат улыбки тех,
кто знает, – где теперь моя подруга?
Мне красное тревожно говорит,
льняная прядь луной в окно смеется:
«Утонет что, – так то и не сгорит,
а что сгорит, так то не разобьется.»
Быть может, оттого я и грущу,
и, сердце в слове утешенья ищет,
что у судьбы немногого прошу:
«Была бы!» Но разлука щеки лижет,
и дни немые пустотой текут,
и лишь то там, то здесь вспорхнёт удача:
то красное,то рыжее мелькнут,
само в себе испуганно и пряча...
(написано как отклик на http://www.zhurnal.lib.ru/m/molina_m_a Белое и черное [Марии Молиной] )
На белёсых листках отточённая вязь закорючек
Истекала из рук человечьих лукавостью букв,
За свободу прохода небрежно попавший приучен
Паутинке оставить в дар горсточку откликов-мух.
От событий разящих листочки сейчас в полудреме,
Поделить их на чет и нечет, распустить в пух и прах...
Черно-белые строчки чужого до боли знакомы,
Помнят омут отчаянья, твой неприкаянный страх.
Ни намека почти, но коснешься, потоком уносит
Ощутить в изощренности вязаных букв торжество.
Черно-белая жизнь, где пробелы зияют белёсо,
Паутинка судьбы, обнаженной души естество.
15.12.2004
/Из цикла 'Созвучие'/
 Любовь уходит незаметно, По капле, словно сердцу в такт, Теперь не требуя привета И не ревнуя просто так. Вчера душа бесилась лихо, А нынче семечки в ходу, Плюёт с обрыва в омут тихий Чертям придонным на беду. Любовь – Снегурочка, такая Судьба обычна тут и там – Под жаром страсти тихо таять И испаряться к облакам.
Так зачем же нам встречи, надежды?
Вера в счастье зачем нужна нам?
Расстаемся друзьями… как прежде…
Жизнь не станем делить пополам.
И оставим ночные свиданья
Этой ночи, дождю за окном,
А мгновенье тоски расставанья
Нам покажется сладостным сном…
– А быть может?..
_____– Зачем же? – Не надо
Сердце дальше терзать, не любя!..
Будет мне небольшая отрада,
Что я видела, знала тебя…
Буду я вспоминать темной ночью
Наших встреч двухгодичный роман,
Тот «сиреневый сон», что пророчил
Вместе быть…
_____Но ведь сон – что обман…
Когда кончается любовь?
Когда тепло не греет дома,
Когда вокруг всё так знакомо?
И... столь привычно пресный взгляд
Тебе с привычкою не рад...
Тогда кончается любовь?
Иль, вместо страсти, поцелуй
На губы – скрипнет горкой пепла,
Когда в душе давно поблекло?!
С налётом пыли на глазах,
К тебе приходит неизбежность...
И где-то тихо плачет нежность –
Тогда сбегает даже страх...
С горчинкой, жизни шоколад
Под солнцем – белый, пузырями.
И светят звёзды фонарями,
Лучи которых словно град...
Скажите честно господа,
Любовь закончилась тогда?!
Два чёрных солнца – смотрят на меня,
из сумасшедшего и яростного дня.
Я – на карнизе – чтобы вверх,
взлететь. Но прежде вниз.
Где затаилась смерть.
Она – безумцам крылья раздаёт,
в последний и единственный полёт.
Тем – у кого – не в горле, в сердце ком.
Кто по Земле устал, устал ходить пешком.
Я, мысленно, проделываю путь.
Хочу с карниза в прорву заглянуть.
Два чёрных Солнца, смотрят на меня,
лучами-стрелами – смертельного – огня.
Я ухожу – из перекрестия лучей.
Толчок. Полёт. Свободен. Я ничей.
____
Я с небом – перепутал – синий взгляд.
И после прорвы через ад пришел назад.
Два чистых, синих Солнца, берегут меня.
От прошлого – от рокового – чёрного огня.
До новых встреч, скажу я, до свиданья!
Не спорьте, не держите, я спешу,
Еще нет брига, нет еще названья,
но парус по ночам уже я шью!
Брам-стеньга, бом-стеньга, стаксель, бушприт, –
сердце от этих названий стучит!
Ждет меня, ждет меня, ждет океан,
якорь поднять и – вперед, капитан!
Мы спели вместе много разных песен,
наговорили умной ерунды,
но стал мне материк и сух, и тесен,
мне стало не хватать морской воды.
Сириус, Вега, Арктур, Орион,
сердце одно, ну а звезд – миллион!
Ветер не выдаст, не съест океан,
карту и рому мне! – Есть, капитан!
На суше мне осталось быть не долго,
не плачь, подруга! друг, утри слезу!
Я к вам вернусь морским «матерым» волком
и новых песен, ясно, привезу!
Бр-р-р-р-ам-стеньга, бом-стеньга, стаксель, бушприт, –
сердце от этих названий стучит!
Ждет меня, ждет меня, ждет океан,
якорь поднять и – вперед, капитан!
До скорых встреч, скажу я, до свиданья!
Последний тост за праздничным столом,
Меня уносит к горизонтом дальним,
мой славный бриг, мой гордый «Аквилон».
Хищная метель
Пьёт тепло с ладошки.
Невесомый шмель
Сел мохнатой брошью
Мне на воротник…
Растревожил складки,
А потом проник
В рукава украдкой
Белокурый бес…
Не впервые, ветер,
Воровать тебе
Позолоту лета
На лету,
Воруй!
Беспризорным утром
Нежный поцелуй
Унесешь кому-то…
Вырежу из клёна тонкий свисток
И вокруг погляжу.
Это немыслимое вокруг:
Важный хлопочет жук,
Падает в воду сухой листок,
Тонкий рисуя круг.
В этом свистке сок золотой,
Крошечные слова.
Первому встречному его подарю:
Выше расти, трава,
Выше расти и ты, небольшой,
Первый мой встречный друг.
Я улыбаюсь. И нету сил
Даже глаза закрыть.
Слабость моя по ветру плывёт,
Как золотая нить.
В кленовые руки свисток берёт
Крошечный человек…
И воздух звенел... И век мой плыл...
Мой негасимый век.
* * *
Когда-нибудь, души моей экстаз,
Ты огорчишь меня отказом дать
На пиво,
И я уйду, шатаясь косо-криво
И этот мир покину в тот же час.
О женщины, наместницы богов,
Ткачихи полотна всей жизни нашей,
Толчёмся мы меж ваших берегов,
Под ваши дудки и поём и пляшем.
...
Век мужика короче во сто крат,
А вдовы лихо пишут мемуары.
Ушли отец, племянник, муж и брат,
А старушенция несётся на Канары!
Нахлобучив на лицо глаза,
мятой кожей тренируя «браун»,
душ холодный вместо душных саун,
кекс без секса,чай,потом – в спортзал.
Пляжный волейбол на чьи-то ставки,
включенный во всё кефир – и в лавке
почитать и радио послушать:
сколько стоят баррель,фунт и бушель.
Из газет себе свернув панаму,
и панамцев приводя в экстаз
непечатных и изящных фраз
знанием на разных диалектах,
провожал я это бабье лето.
На пустом канарском берегу
в бархате лучей,песка и неги,
к зависти наследников Норьеги,
сеньорит смущая на бегу
беглым разговорным дон-жуанским
и здоровой бронзой мышц бедра –
эх,ещё б роман,увы – финансы
спели мне finale не вчера!
А без нефтедоллара в кармане
ни в шалаш молодку не заманишь,
ни любви налить вдове("Клико"),
словом,стало отдыхать легко
через восемь дней,как я приехал,
разгрузив багаж и портмоне,
пару сити-банковских кредиток –
у рулеток и на пляжах диких,
парусник арендовав с русалкой,
накачав по-русски целый бар...
Дискотеки,веники и пар –
в бане,после дансинга,на пару
(уж не помню,сколько было пар...)
Но теперь,спокоен и поджар,
огибая всё,что шевелилось,
отдаваясь солнцу и волне,
победив в очередной войне
разума и утомлённой плоти,
пару раз подумал о работе,
тут же отмахнувшись – ну уж,нет!
За четыре года отпуск мне
был как шанс «последнему герою» –
в песне,а не в шоу – уцелеть.
Биржи – как откроют,так закроют :
с «ЮКОСом» лежащим на нуле...
Только я-то знал за столько лет:
деньги не обманешь президентом
(даже тем,который на купюре –
номинал читай)и ждал момента,
покупая не по конъюнктуре,
акции компаний МБХ.
Брокеры крутили у виска –
мол,собрат поехал головою.
Риск немалый,блефовал – не скрою.
Но ведь и шампанское в сочах –
не фантазии пенсионеров!
И тому немерено примеров,
как взлетали бизнесы за час,
разорив одних,других – на нары,
третьим – на Мальдивы и Канары
принося при прочих мелочах
(замки,яхты с видами на Канны,
зелени гектары и карманы
милых побрякушек от Cartier
и девиц с показа мод Готье –
с подиума,маршем Мендельсона...)
В эти дни под первые аккорды
как всегда грядущих сделок года,
встретил я на пляже то ли лорда,
то ли звонких жемчугов ловца,
то ли губернатора из вечных,
то ль многопартийного дельца,
выгодно сменявшего "качалку"
в истинно медвежьем уголке
(может в ханты,может в мухосранске)
на большое кресло модной кожи
с видом на Кутафью или Спас.
(Пусть нескоро выборы,но всё же
лучше подле президентской ложи,
чем на потной шконке гдё-то лёжа
олицетворять иконостас.)
Так считал случайный мой знакомый,
как и все случайные из «новых» –
всё прошёл : огонь и медь,и воду,
пылко воспевал в речах свободу
и ...Россию,чей особый путь
отыскал давно в своих дублонах,
точно зная – при любых законах
слитки станут пропуском и мерой
- в сэры и в парламенты,и в мэры.
- Мир у нас в руках,пока мы с верой –
к власти,ставшей дойною коровой
(рейтинги удвоенного снова
ввергли в спячку зимнюю страну),-
незнакомец мой ушёл в волну...
Но возможно всё в подлунном мире,
не всегда и дважды-два-четыре,
и любой не вечен капитал
(разве только тот,что Он нам дал),
я тихонько хмыкнул о своём:c верой –
власть мы сами подберём,
а без веры – так,одни дублёры...
- Мир в руках,- себе я напевал ,
через день уже вокруг – Москва.
Весело включился ноутбук.
Глобус старый выронив из рук,
подошёл к столу двухлетний внук.
Радостно нажал на кнопку Enter.
Биржевые сводки быстрой лентой
подтвердили : всюду конкуренты
бешено скупали мой запас.
Став чуть-чуть богаче через час,
я уже прикинул,сколько книжек
встанет по шкафам для ребятишек –
в детской,в кабинете,в общем зале.
Мальчик с восхищенными глазами
дёргал за рукав:"Цитать... цитать!.."
Да,малыш,весь мир легко обнять...
(Все же виртуальные игрушки –
голубые фишки,побрякушки,
деньги,пулы,рейтинги,посты –
не заменят радостей простых.)
Мальчуган,притихший на диване,
слушал «Сказку о Царе Салтане».
В этот час на голубом экране
мягко о бессмертном и нетленном
говорил Гандлевский...
Мой Татаня
к Пушкину придвинулся поближе,
старый глобус – в крошечных руках...
10-29.09.2005
Когда-нибудь, звезда моей любви,
Ты огорчишь меня непониманьем,
И, мучимый несбывшимся желаньем,
Проплачу я в подушку до зари.
***
О, женщины! Вам прозвище – облом!
Что вас ведет, какая злая сила?
Я так хотел поправиться пивком,
А ты, звезда, мне это запретила.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...360... ...370... ...380... 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 ...400... ...410... ...420... ...430... ...440...
|