|
|
Надо же, какой огромный кирпич.
На нём уместился бы целый город:
Маленький собор, миниатюрная площадь,
Здание суда, библиотека, супермаркет -
И везде сновали бы крохотные люди,
И, возможно, ездили бы, позвякивая, трамваи.
Откуда он выпал?
Из какого колоссального здания?
Колоссальным зданиям не место в нашем провинциальном краю.
И зачем вообще эти мысли
О каких-то крохотных людях
И их жизнях?
А вот надо же – и присел, и задумался:
Кто чем болеет, у кого несчастливый брак...
Не Ты ли вложил в меня эти мысли?
Не Ты ли напоминаешь мне о том,
Что невидимые души существуют,
И я, невидимый сам для себя, существую всё ж?
Могу ли я попросить, чтобы Ты просто думал обо мне?
Нет,я не буду этого просить.
Я вкладываю кирпич в невидимую огромную колокольню.
Он тёплый, словно буханка хлеба.
Он весит целую тонну.
И я вижу, я вижу: спускается
Белый, как снег, колокольный звон.
До горизонта далеко -
Волна озона,
И дышится легко-легко,
И воздух, тонок,
Щекочет кожу облаков,
Где сонный ветер
Ложится снова на покой
Под звуки лета.
Ушли сомненья, боль и страх,
Судьбы объятья,
И солнце в нежных лепестках
Себе шьёт платье.
И не всегда обвита жизнь
Венком чудесным,
Беда, быть может, сторожит
За дивной песней.
Не прерывай своих молитв,
Когда смятенье
Поддаться панике велит;
И где спасенье?
В дневную погружаясь глубь
Для ожиданья...
Пусть каждый миг нам будет люб
Своим дыханьем...
До горизонта далеко:
Улыбки, грозы
И где-то камни под ногой,
А где-то – росы,
А где-то птичий хоровод
Хвалу шлёт свету
Из шелковистых связок нот
Под звуки лета...
На перепутье дня и ночи,
когда от снега так светло,
метели торопливый росчерк
наносит строчки на стекло...
Читаешь бегло,
не вникая,
лишь сердцем постигая суть,
и тишина стоит такая,
что понимаешь – не уснуть.
Слегка подсвечен фонарями,
снег золотистою пыльцой
на полотне
в оконной раме
рисует мне твоё лицо...
* * *
Не разожму навстречу рук -
Шиповник жжет иглой подкожной.
Беспечной и неосторожной
Я прямо шла, а не вокруг.
Из малахитовых глубин
Звезда летучая стремится.
Сменю планеты, звезды, лица,
А Ты, как прежде, Триедин.
Я, гуляя по дороге,
Пересчитываю ноги.
Две прошли, одна прошла –
До чего же хороша!
Познакомился я с ней
И сейчас живу я с ней.
Нет на свете красивей
Оленьки моей!
Воробей поёт на ветке:
"Крошек мало, камни метки.
Поживу ещё чуть-чуть
И отправлюсь в дальний путь."
Я гляжу в глаза любимой:
Вижу свет неугасимый.
Уместился в небесах
Бог при шапке и усах.
По дороге люди ходят,
Люди песенку поют:
"Скоро нас и здесь не будет.
Помним комнату твою.
Там торшер стоит зелёный,
Там окно в вишнёвый сад,
Там твои глаза-иконы
Задом наперед висят."
Зашел приятель как-то вдруг,
не выпускал он плод из рук,
плод более чем странный, –
один бочок – хоть сразу в рот,
другой – совсем наоборот,
и вес – 17 граммов,
как будто взвешена душа,
и форма так же хороша…
Не колется, не жжётся…
А вкруг горит златой овал!..
- Как, бишь, его ты называл?
- Он «глорией» зовется;
лишь откуси – и воспаришь,
к ногам – Москва, Берлин, Париж
и копенгаген всякий,
не говоря уж о Луне…
Кусай! Плод свеж еще вполне,
да и на ошупь – мягкий.
И на заманчивый сей плод
я распахнул пошире рот,
да так, что взныли кости,
промолвив «Господи, прости!»…
Как вдруг в той мякотной плоти
мелькнул зеленый хвостик!..
……
Чем шире рот – незрячей взгляд,
Чем слаще плод – тем злее яд.
Пополам делить – да покажется мало.
И я там был, мед-пиво пил,
По усам текло да в рот не попало.
Нависли тучи,
Звезд на небе нет,
Рвет ветер зонт из рук,
Ломает, злится,
В решетке целлофановый пакет
Запутался нелепой синей птицей.
Вновь поворот,
Дороге нет конца...
Под аркой тьма
И грохот водопада...
Скорее в свет любимого лица!
Скорее в нежность ласкового взгляда!..
Но почему мне жарко?..
Не пойму...
А ветер вновь
Беснуется навстречу!
И почему так черен этот вечер?
И, вместе с тем, так дорог почему?
В этих очках ты выглядишь на десять лет старше.
Твои дети уже пошли в школу,
Твою собаку уже сменила другая.
Даже говоря с тобой по телефону,
Я понимаю, что ты не такая.
Я и сам как-то ссохся, стал позже вставать,
С неохотой выхожу на воздух.
Хорошо, что у меня две квартиры, одну можно сдавать,
На жизнь, в общем, хватает.
Я всё еще пытаюсь писать стихи,
Но как-то машинально,
Без напряженья.
Они не плохие, не хорошие.
Их даже иногда берут в журналы.
Последнюю подборку ты можешь прочесть в «Дружбе народов».
Если обобщать, что ж:
В общем, всё так себе.
Могло быть и лучше.
Сними эти проклятые очки.
Ты снова похожа на себя, мы ещё молоды,
Твой пёс весело лает.
Дети только в планах.
У нас всё ещё впереди.
А может, всё будет иначе.
Только не выходи за него замуж.
Не выходи за него замуж.
А я думал, мы вечно живем...
Эх, Владимир Семенович, что ж Вы
быстро крылья свои износили под нашим дождем
и истерли так скоро
гитар золотые подошвы?
Набросали эскиз предрассветной Руси
и, хрипя, ее воли, как браги напились,
и ушли одиноко во тьму,
а сегодня кого не спроси, – он Ваш друг,
у Вас много друзей появилось.
Вот уже Ваши песни поют
на теперешний лад.
Все волчата давно ПОПсовели.
Что Вы сами ушли, слава богу! –
как Листьева Вас не убьют,
за минуту до триумфа
и достижения цели.
А я думал, что будут всегда
Ваши новые песни и роли,
и вполуха их слушал, в полглаза смотрел иногда,
и не видел предсмертной на Вас,
а теперь уж и вечной короны.
Ровни Вам до сих пор не нашлось,
песен много, да Слова в них мало.
Поиссякла поэтов российских веселая злость,
да и, собственно,
Русь их по свету давно растеряла.
Что ж Вы так,
были б живы сейчас…
Эх, Владимир Семенович, что ж Вы?..
Но – постойте! -
по-моему, Ваши шаги в поднебесье звучат,
обдирая о звезды
гитар золотые подошвы!
2 2 январь 1 9 9 8 г.
В партере цирка обезьяна
В лимонно-жёлтом сюртуке
Сидела, хмурясь постоянно,
С программкой в сморщенной руке.
Напрасно клоуны кривлялись
И, на партер бросая взгляд,
Натужно морщились, смеялись,
Отплясывая невпопад.
Напрасно силачи бросали
Под купол гири в пять пудов
И прут чугунный завязали
На целых двадцать шесть узлов.
Напрасно крошка балерина
Как грациозно! Боже мой!
Плясала в платье арлекина
На проволоке стальной.
И я дарил тебе напрасно
Свою любовь, свою печаль.
Я кубарем летел в пространство.
Мне клоунов совсем не жаль.
В оркестре скрипка заиграла.
Был барабан безумно рад...
В зеркальном шаре ты поймала
Мой обезьяний дикий взгляд.
Не надо подарков ему:
Он вырос, он кажется, вырос,
И стала ему ни к чему
Рубашка большая на вырост.
Он молча садится в углу
И пьёт лимонад или херес.
Он мрачно на ноги встаёт
И что-то свистит, напевает,
Розетку починит – и вот,
Присядет, почешет живот:
Ни капли не вырастает.
А мимо несётся весна,
Трава из асфальта попёрла,
И видится в этом вина,
И птица поёт во все горло.
Он меряет рост и вес.
Вес – ноль. Человек исчез.
Нищий в метро остановил меня
И со словами: «Ты больше нуждаешься» -
Протянул десятку.
Я ответил, что я хорошо зарабатываю.
И даже обиделся.
Но десятку почему-то взял.
Вечером, когда я шел домой,
Позвонила жена
И попросила купить масла.
Я купил масло и отдал случайно
Ту самую купюру.
И вот сейчас я сижу дома
И пишу эти слова.
Потому что иначе не знаю,
Зачем всё это.
А за окном падает
Первый за зиму снег.
***
Но это ещё не все.
На самом деле, эта история случилась
Много лет назад.
За все эти годы мало что изменилось.
У меня всё хорошо,
Хотя бывало и плохо.
И я думаю, что тогда
Я ведь на самом деле нуждался.
И, кто знает, что со мной стало, если бы…
Но не могу утверждать и обратное.
Просто я почему-то жив
И до сих пор в подробностях помню этот эпизод.
И конечно же, сегодня опять
Необычный день.
Сегодня снова впервые за все эти годы
Пошёл снег.
Посмотреть и запомнить. Нежно и снежно
Улыбаясь, на вздохе тихонько сказать:
- Не печалуйся больше, о, матерь-надежда!
Не оставь, не забудь! Всё готовы отдать,
Ради этого ровного ясного света.
Ради ласковых слов, зазвучавших в душе.
Ради песен – о, сколько же их не допето.
Ради лучших стихов, что так близко уже.
И потом, отыскав все слова и надежды,
Нанизать, словно бусы, на нитку стиха.
Но остаться собой! Чтобы свет безмятежный
В ясной ноченьке снежной и в жизни безбрежной
Всё не гас и чтоб песня звучала, тиха...
Ночному городу чужие не страшны -
Он обнимает всех, и навсегда, и сразу.
И открываются невидимые глазу
Сияющие окна из души.
Ночному городу ветрами одеял
И лунной нежностью растерянных укрыть бы.
И на одном пароме звездном всем уплыть бы,
Чтоб жар ночей полдневный жар сменял.
Ночному городу в тебя впадать, как дождь
Из детства, синим колокольчиком звенящим.
И застилать безмерность горя в плаче спящим
Отрадой утра, что твердит – придёшь!
Оставь нараспашку окно – забежавшая осень
Сбивать в стаи тучи решится: – Бездомные, фас!
Жарой обездвиженный город спасения просит.
Играй светомузыка неба заказанный вальс!
Рябиновой ночью умойся! Пора, прилипалы,
С Купалы ваш пир, вам звоночек природы – бежать!
От мыслей очиститься грязных. На первый взгляд, мало.
От пятнышка сердце болеет, черствея. Не жаль
Травинки загубленной и понимания близких...
Усталость к земле пригвоздила, нет, кажется, сил.
По зеркалу мельком зарниц отраженные искры.
А если в тебя?! Под знамена стать света просись
Пока не проглочен, пройти очищение сможешь.
Природа не хочет отдать, что не тьмой рождено.
Наутро легенд вековых искаженная сложность:
Гроза, бушевавшая ночь, опалила окно...
06.07.2006 редакция 19.01.2008
О, Гамлет!
Дай же мне кинжал
врагов повергнуть во смятенье!
Иль яда во флаконе принеси,
Чтоб скорчило в мученьях страшных
Тела изменников...
Но нет!!!
Ты не успел! За мной пришли...
И их причудливые тени в хороводе
Кольцо вокруг меня сильней сжимают!
И мерзкий шепот в крик срываясь
Взрывает в голове уродство мысли:
"Ты наш! Ты наш Ты наш!
И повинуешься желаньям тайным,
Что родились от воспаленья мозга."
И снова хоровод взрывает чувства -
Снежинок ярость наполняет душу:
- Скорее Гамлет! Нет теперь прощенья,
Нам надо мстить...
Где эта комната, в которой я всё оставил?
Телефонную книжку, с записями тетрадь.
Дом распланирован странно, почти без правил:
Санузел, кухня, санузел ещё, кровать.
Окошко выходит на лестничную площадку,
В объедках копается рыжий соседский кот.
Издалека чей-то голос: «…ещё нашатырь и ватку.»
Сдавленный смех. В трубах вода течёт.
Вспомнить, как всё начиналось. Было почти что счастье.
Было: весна, тёплый ранец, двенадцать, тринадцать лет.
Жаркий батон, разрываемый враз на части.
Косо натянутый жёлтый упругий свет.
Первое в жизни море, белое, золотое.
Мама в купальнике и чебурек в песке.
Красное, синее, жёлтое, голубое.
Время вне времени, пляшущее на волоске.
По коридору, налево, налево, прямо.
Сквозь проходную комнату: это здесь.
Лечь на тюки посреди неживого хлама,
Книжку открыть, чье-то имя, адрес прочесть.
Последняя звезда в коктейле голубом
Лучи тянула вниз, пытаясь зацепиться.
И, за еду приняв, её клевали птицы,
А город крепко спал морозным серым сном.
Горячие слова сплетались и текли,
И тонкий запах шёл от предрассветной трубки.
А мир в моих руках был крошечный и хрупкий -
Опальная звезда потерянной любви.
На ёлке игрушки: мухомор, самолёт, принцесса.
И ещё два десятка шаров для цвета и веса.
И ещё под ёлкой старик стоит с бородою,
С шапкой ватною, с девушкой молодою.
Подойди и спроси: мухомор, мухомор, мухоморик,
Будет ли год так же сладок и так же горек?
Будет ли песня, которой не помню начала,
Помню лишь то, что когда-то она звучала?
Будешь ли ты, самолёт, серебристой птицей?
Или ты станешь отравленной тонкой спицей?
(Ты же, принцесса, не смотри на меня с укоризной.
Я целовал тебя в прошлой какой-то жизни.)
«Шутишь ли ты?» Да какие тут, братцы, шутки.
Как ты наивна в заячьей серой шубке.
Как ты, старик, серьёзен и как печален.
Год утомленный заново изначален.
Только шары, не мигая, молчат сурово:
"Ты не сказал ещё самого важного слова.
Слова, что вовсе не скажешь и не напишешь.
Подойди поближе. Ещё подойди поближе."
Запах липы – тонкой паутинкой,
золотистой сетью, ласковым дождём,
но дрожит предательски слезинка –
я с другим, а мысли – лишь о нём.
Пусть не он сейчас так близок и так нежен,
пусть не он, волнуясь, говорит,
не его глаза глядят с надеждой
на меня. И жар моих ланит
не его признанием зажжётся,
не его касанию руки
сердце, задыхаясь, отзовётся,
но чужого счастья так легки
крылья, и тоскующую душу
к солнцу унесут – в свободу для двоих...
... Милый мой, я сон твой не нарушу,
засыпая на руках чужих.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...230... ...240... ...250... ...260... 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 ...280... ...290... ...300... ...310... ...320... ...350... ...400...
|