|
|
 Крутила Вьюга фуэте без счёта,Но все усилья пропадали зря,Не принося желанного почётаВ глазах у режиссёра Января.Срывались с белой пачки бриллианты,Снежинками кружились Вьюге вслед,Звенели тонко хрусталём пуанты -В театре шёл блистательный балет. Циклон заморский выпорхнул на сцену,В стремительных прыжках летал весь акт.Ему Январь за бешеную ценуВ разгар сезона подписал контракт.Вся труппа ненавидела Циклона,Один Январь испытывал восторг.А Вьюга после своего «поклона»,С маэстро Февралём вступила в торг. Февраль ей гонорар мог дать побольше,Отвесил приме щедрый комплимент,Наобещал с ним лично «вита дольче»,И Вьюга приняла ангажемент.09.01.2009г.
Любимый, знать бы наперёд,
Как суждено тебе пораниться.
Пусть боль телесная пройдёт,
А боль душевная останется.
Ей просто некуда идти,
Она и есть – душа… Ну, что же ты?
Какая странность, погляди:
Не нами – день, а мы им прожиты.
Когда мне было шесть или пять,
Я чисел много узнал.
И даже умел до ста досчитать,
Но смысла не понимал.
Считал я машины, считал шаги,
Считал просто так, ничто.
И птицей слетало с моей руки
И оживало: «Сто».
Каким простодушным я был тогда.
На мир я смотрел с высот.
Но мне рассказали, что есть сто два,
И триста, и восемьсот.
Мне также поведали: «Смерти нет»,
В упор смерть показав.
И чисел нездешних нездешний свет
Мои ослепил глаза.
Звонкий во дворе взлетает смех,
И зима, открытая для всех,
Примеряет мягкие сугробы.
Детские смешные существа,
Замирая, жаждут рождества,
Надевают валенки и шубы.
Санки оставляют тонкий след,
В воздухе – молочно-белый свет.
Сердце – ах! – со свистом с горки.
Целый мир блистает впереди:
Хоть снежком в сосульку попади,
Хоть гуляй полжизни в снежном парке.
Чувствуя, что в жизни нет причин
Избегать ничтожных величин,
Слизываю бережно снежинку.
Вот она растаяла внутри:
Каплей обернись, но не умри,
Не молчи, подай свой голос тонкий.
Не бойся ты летать на самолётах.
Наверное, не хватит этих строк,
Но разве не великая щедрота -
Подняться до невидимых дорог?
Взлететь не механически, волшебно -
От птичьих магистралей уходя.
Постукивая крылышками в небо,
Отряхиваться зябко от дождя.
А ты-то думал – чёртовы уловки?!
Возьми у стюардессы леденцов.
Ты знаешь, даже Божии коровки
Не в силах долететь до облаков.
А ведь они живут на всю катушку
До ночи, до неузнанных высот.
Жена твоя обнимется с игрушкой
И ждёт тебя, всё ждёт тебя, так ждёт...
Мы более счастливые творенья,
У нас есть электрический, но свет,
Не ягоды зимою, но – варенье,
Нет крыльев, но на небо есть билет.
Лети, гляди, и не смыкая очи,
Ты так и не раскроешь леденец.
Там папа твой блаженствует. Там Отче.
Чего боишься, будущий отец?
Кон разложен в чет и нечет
по действительности кратно.
Край опознан и отмечен
откровением галантным.
В нем потерянность охвата
бесконечности простора,
в нем улетность странной даты
за леса, моря и горы.
В обособленность значений
совершенства и позора
с краю – бездна искуплений
в нелогичности отбора
тех грехов, что жизнь питали
радостью, скупой виною,
тех грехов, что жгли и звали
без оглядки за собою.
На краю вся дурь известна
в безнадежности печали.
Расскажу все Богу честно
и сорвусь в лихие дали.
Не ищите меня люди
за кромешностью в испуге,
я – не там, в полете, буду,
где восторг и радость – слуги,
где случится все по слову
шелестящей ветки вишни,
где пойму, сермяжный, снова:
у природы я – не лишний.
***
Антону К
И ты попритих, и рука не дрожала,
Когда я те дни в забытье провожала.
Почтовая скука их в такт прожевала,
И имя дала им – «Те дни…»
Безмолвием тучи, готовой к раскату,
Я тихо плыву по оси циферблата:
Большими шагами иду до заката,
А там уже счет по любви.
Мы любим тревожно, как любят удачу,
Застрявшую в книгах, по виду невзрачных,
Но, так как слова не прочесть однозначно,
О ней заключаем пари.
И все же, на миг, отрываясь от мига,
Мы видим: судьба так легко, даже лихо,
Расправилась с нами. В подобии вихря
Все дальше летим от земли. 15.11.2007 Москва
***
Никакого разврата в награду
Не дай мне, пожалуйста, небо.
Лучше вербу на праздник,
И ветра, и черного хлеба.
Можно черного плача...
Честнее просить наказанья,
Но я счастья прошу ни за что перед всем мирозданьем.
Перед шествием сим,
Грандиозным, как белые кони,
Как вороны во фраках, гадалки по белой ладони,
Я прошу только строк
Для молитвы до самого неба:
"Никакого разврата.
А ветра и черного хлеба".
10.03.08 Москва
В этом городе – миллионы разбитых сердец.
На каждом углу осколки впиваются в ноги.
И тени летят – молчаливые, замороженные недотроги -
просвечивая насквозь. И свет, наконец,
достигает туннеля, по которому толпы
несбывшихся снов и неискренних слов
в преддверии года задумчивых желтых волов
торопятся в город, сердца спасти чтобы.
Но в этом городе – лишь миллионы разбитых сердец
и мальчик, разворачивающий леденец,
леденец в форме сердца…
* * *
Мышка на кухне шуршит под плитой,
Лаково нагл таракан,
Хмуро насуплен партнёр мой – пустой
С треснувшим боком стакан,
В раме оконной свистит сквознячок,
Жухнет, лысея, герань,
Кран тонкой струйкой в кастрюлю течёт,
Плавает скисшая дрянь,
Старый окурок торчит в банке шпрот,
В общем, привычный дурдом.
Номер сменил, но не кончился год,
Святки, похмелье, облом…
 А глупый снег летит... Щемящему в груди названья нет. Напрасно ждать следов соединенья. А глупый снег летит…летит на свет… Ему зимой отпущены мгновенья. И в том ничьей не вижу я вины, Что краскам всем предпочтены белила… Что c Вами мы, увы, разлучены… Что, против воли, я Вас полюбила Не для того, чтоб вслух произносить. И шепоту я не доверю это… Вам суждено ногами снег месить, Но сколько в Вас губительного света… &&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&& Сестра Риммовна
Мой мужчина стесняется этих стихов,
Но читает их жадно и молча,
Словно каждой строкой отравиться готов,
Как душистою ягодой волчьей.
Мой мужчина подобен гранитной стене,
Но душевная архитектура
Так нежна, что он носит меня на спине
И рычит: «Я люблю тебя, дура...»
«Я люблю тебя, дурень...», – мурлычу в ответ,
И кусаю холёную шею.
Мой мужчина, мой ласковый, мой полусвет...
Я потом напишу эпопею,
Как росла и кипела звериная боль
В небольшом человеческом теле,
Пробегая по венам и в венах, и вдоль…
Ни молитва, ни морфий и ни алкоголь
Не спасали его… Так, теряя контроль,
Обезумевший зверь – даже пыльная моль –
На безжалостном страшном пределе
Отрывают себя и уходят в юдоль –
В ту, где выросли и озверели,
Оставляя сильнейшим солёный пароль
Полосой кровяной канители…
Мой мужчина себя отрывает сейчас
От любви безнадёжной и стылой,
Без гримас и депрессий, без слёз напоказ,
Говорит мне: «Что было, то сплыло».
Я так верю ему. Уплывает ладья,
На которой он плыл четверть века.
Я немало за жизнь исцелила зверья,
Значит, вылечу и человека.
Весенней вестницей багряной
Зима повержена в тиски,
Капель настойчиво и рьяно
Целует губы, что близки
Тому, кто поступью острожной
Оковы снега принимал,
Очами сердца осторожно
Кровавый зыблется металл...
Прощай, зима! Недолюбила
Твои опасные плоды,
Священным рокотом сгубила,
И вот весна уже почти!
что, опять про небо,
на котором звезды?
кто банальным не был?
кто не пел про слезы?
кто не шаркал тапком
в темноте по кухне?
кто не трогал лапкой
жизнь, что скоро рухнет?
кто не пел скрипуче,
как сверчок запечный?
кто сам весь в падучей,
а здоровых лечит?
и зачем про зимы
в белых покрывалах?
затвори окошко -
мама чтоб не знала...
Crescendo... Вот мольбы, борьба и шепот страстный,Вот крик пронзительный и — ряд аккордов ясный,И всё сливается, как сладкий говор струй,В один томительный и долгий поцелуйА.Майков  ...Я сажусь вечерами за верный рояль,Как любимого, нежно к рукам приучая.Плачет он и звенит, от души отвечаяТак, как будто весь мир запаяли в хрусталь.Ждёт, чтоб выслушать сердце, не требуя слов,Как любовник, ревнует к озёрцу в бокале,Но едва я ногой прикасаюсь к педали,Он на каждый мой вдох отозваться готов...
NEC SINETE, NEC TECUM VIVERE POSSUM
(Ни без тебя, ни с тобою жить не смогу...)
Ни без тебя, ни с тобою жить не смогу,
с другом смолчу, не откроюсь врагу.
Узел на шее, ослабнет – уйду,
Если развяжется – снова приду.
Nec cinete, nec tecum
Из древних времен,
Vivere possum – любовный закон.
CRAS AMET...
И, если завтра вдруг полюбит тот,
Кто никогда доселе не любил
Что с нашим миром вмиг произойдет?
Нарушится ль движение светил?
И, если завтра обретет любовь
Тот, кто любил и в страсти этой плыл,
Что с нашим миром вновь произойдет?
Каков закон движения светил?
И не могу любить, а все ж люблю,
И не хочу любви, но все о ней молю.
(CRAS AMET CUI NUMQUAM
AMAVIT QUIQUE AMAVIT CRAS AMET)
Не хочу в такси, я дождусь автобуса,
И поеду домой – в полусне, в истоме,
Не забыв кольца, не оставив волоса,
Чтоб она не плакала. Чтобы ты не вспомнил.
Пусть гудит вдали город сонным оводом,
Рядом голос твой, да слова простые.
Уничтожен запах декабрьским холодом,
Закрывай балкон, а не то простынем.
И в руке рука, сердце в тёплом мОроке.
Смотрят с фото ясные неродные лица,
Но они сейчас мне настолько дороги,
Что смогу уйти и не возвратиться.
. . . . . . . . А. Гришаеву
Никого никогда не забудешь,
И других непременно найдёшь.
Как в расплывчатом фотоэтюде
Ты не умер пока, не живёшь.
От заветного часа отсрочен,
Ловишь рыбу червлёным крючком.
За тобой наблюдает цветочек,
И грозит золотым кулачком.
И в угрозе даруя прощенье,
Он надеется – выдержав бой,
Ты над ним пролетишь в Воскресенье
С жестяною поющей трубой.
И хлестнёт по ноге яркий ирис,
Под корнями которого – зверь,
Чтобы вспомнил – откуда ты вырос
И куда расцветаешь теперь.
Ждут в Рождество обретения милости
И благодати душе.
Хлеба голодным, тепла темной сырости,
Грани на рубеже.
Волхвы стоптали в пыли ноги босые,
Чтоб под звездой отыскать
В яслях убогих, умытого росами
Божьего сына и мать.
Многое ведомо и предназначено,
Спи же, дитя мое, спи
Слезами горькими будут оплачены
Вехи людского пути.
Но понадзвезными горними тропками
Ты вознесешься судьбой.
Спи пока снами младенчески – кроткими
Сын мой, Властитель ты мой!
7.01.2009
На кустах, предположим, сирени
Твой сиреневый шарфик повис.
Красный мячик летает в бассейне
В ореоле блистательных брызг.
Самолёт над рекой, истребитель,
Истребляет красиво врага.
Хохотушке фотограф-любитель
"Дорогая, – кричит, – дорога…"
Я тебя, предположим, забуду,
Я кого-то другого найду.
Посмотри, как сверкает повсюду.
Как лягушки мелькают в пруду.
В этой праздничной выдумке, в танце
Мы в фигурках живём расписных.
На матрёшку глядят иностранцы:
Удивительно это для них.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...170... ...180... ...190... ...200... ...210... 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 ...230... ...240... ...250... ...260... ...300... ...350... ...400...
|