|
1. Диван и шорох, казак, хороши на вид. 2. Ладно, кору и урок он дал. Вариант: Ладное, нам кору и урок Мане он дал. 3. Анина я тётя. А Нина? 4. Ого, вижу арбуз у зубра у живого! 5. А то! Пел удод удоду – лепота! 6. Уже и шорохи хороши ежу. 7. Тане рады деды да Ренат. 8. Лёш, от Тома сам Отто шёл. 9. А Тоне и Ладе дали енота. 10. Дай Але дело, а Оле делай ад.
"я бессилен когда я злюсь" Б-Г ну вот... понедельник и дожил до нас темнело вечерело Да...есть в односоставности и назывном куле предложений сквозящая обреченность одинокого странника которого хотят видеть пешеходом... как в любом одиночестве... обреченность оброка разматывать клубок времени имени возраста который ты ни у кого не просил... как хорошо..если тебя связали в узел любя...твои родители..любители... матрица русского языка.. с сострадательностью причастий с прошлым временем прилагательных с испугом суффиксов с нежностью соединительных гласных с хварной сложносочиненности с дательностью предлогов с привязанностью приставок с нормой относительности с не ы после ш и ж с нирваной шепота над ухом когда тебе нужен не смысл слов а тембр родного голоса только шепотом говорят самое самое только тебе навсегда с нирваной всех эти стонущих междометий твое какое любимое йок вайч кекль ёу мое как у тебя есть в прошедшем времени петля незавершенной необратимости когда в ушедшем поезде не твоя жизнь а только пустое окно пил жил крокодил приходил уходил вил выл вилы построил посадил родил остыл я знаю почему потому что везде ИЛ... ил финальности и застывшей формы льда а не воды но есть глагол который имеет только формальное выражение прошлого там где мы выходим из себя из тебя из неба из моря потому что это больше нас это не провода не волна Wi-Fi не формула скорости времени с катарсисом простыни и катализом вздоха ..ты есть... не бином фантома не строка фонтана мокрым по асфальту не... прошлого нет у глагола любить потому что там нет времени там мой маленький внутренний мир который можно натянуть изнанкой на все что я вижу из тебя я бессилен когда я злюсь... я тоже я люблю даже ИХ... потому что я знаю тебя а ты умеешь делать искусственное дыхание даже одуванчикам ферштейн? их провода не сильнее твоего сердца которое я люблю ребенком с горы необратимой фантазии и воздух сильнее лбов особенно когда я не злюсь что такое HTML и НЛП...жалкие отрыжки и эхо Вед.. Аз Буки Веди Глаголь Добро Есть Иг раем с ними тальше и любим... Ты знаешь как ровно горит огонь на твоем амвоне у глиняной фигурки с... Я конечно не гладиатор..но фигурки как оттуда..с глиной..замешанной на невидимой капле не крови.. Да..той..самой первой... Ритуальный танец возле клетки право обручиться встречей в тело в жизнь сжав спирали до предела серпантины ДНК словно штопальные нити времени латентности латать где между титаником и льдиной вечная любовь с мириад настойчивый один рвет на части целостность и мелом вечность нарисует на небе притворно плюс один шанс не оказаться здесь никем чтобы войти в клетку вместо дикого зверя
«Надо же что-нибудь сделать, – подумал Иван, – папаша, хрен старый, пожалел нормального коня!» Царевна сидела в тереме у резного оконца и терпеливо ждала, пока какой-нибудь жених доскакнет на коне до третьего этажа, возьмет у нее из руки вышитый платок и поцелует в сахарные уста. Желающих (претендентов) после каждой неудавшейся попытки становилось всё меньше, а зрителей за счет неудачников – больше. Наконец из «добрых молодцев» остался только Иван. Он долго примеривался, разгоняя от стартовой черты и тормозя у самого крыльца старого коняку, что-то бормотал себе под нос и, наконец, решился. Конь неплохо для своего возраста взял с места, но перед прыжком вдруг истерично заржал и, резко остановившись, навалил кучу. Зрители захохотали. Иван глянул на царевну. Та махала перед курносым носом вышитым платочком. «Вся в веснушках, как чушка деревенская! – подумал Иван и крикнул неудавшейся невесте, – Да пошла бы ты нафиг с такой любовью! Сама дура, а сама конкурсы устраивает!» И еще подумал: «А как доскакнул бы – полюбил, наверное...! Ишь ты – смешливая какая!» Конь, неизвестно которой «думе» в согласие, трубно выпустил «пар» из подхвостья. Напуганные голуби, громко хлопая крыльями, взмыли ввысь.
Московская любовь И вот я снова в Москве. После долгих, тоскливых, тягучих, как резина, лет в Норвегии.. В Москве, которую всегда не любил за суетность, временность, равнодушие да безразличие. А теперь.. Теперь она для меня – просто сказочное место, место, где появился Дом – Наш дом, где я жду ту, дороже которой нет, ту, которой дышу – и не могу надышаться ею, которую ждал всю свою безалаберную жизнь.. Прилетел, как всегда, на рассвете – удачный рейс через Хельсинки – самолет ныряет в первые лучи московского утра – до боли ставшая родной «однушка» во дворах ленинградки встретила тепло – потому что давно уже и до краёв была переполнена нежным теплом – Её теплом. Балконную дверь – как душу – нараспашку, Останкинской башне – приветливый кивок, птицам орущим – привет. В рассвет розово-дымный – с головой.Розы красные – в вазу, чайник, свежей водой залитый, пнуть – заработало! Диск с Менсоном в пасть дивидюшную закинуть – и на «мах». Очень с утра «Nobodys» способствует. Рекомендую. В жарень самую московскую, в дым и гарь, когда ночами было спать невозможно и вентиляторы не спасали, выходил на балкон в липкую ночь покурить, часика в три; музон орал на полную, а тут сосед вывалился на соседнюю голубятню, нос к носу. Увидел меня, кашлянул смущённо: «Здрасьте». И я – «Здрасьте. Ничего, что музыка? Я вам не мешаю?». «Нет-нет, что вы». Так что теперь орут у меня дни и ночи напролёт и «Раммштайн», и «Марсы», и «Битлз» с «Роллингами», и «Пёрпл» с «Флойдами», и все-все-все совершенно безболезненно. А я – жду. Полы протёрты начисто – не признаёт она тапки, всегда босая ходит – ногами стройнющими с умопомрачительно пальцами, я такие до сих пор лицезрел только на ножках античных женских скульптур в Эрмитаже. Аристократка, ёжкин кот.. И я рядом – небрито-лохматый, с помятой кривой рожей. Обалдеть... Я прожил свою разновсякую жизнь ожиданием Чуда. Не верил по большому счёту – но ждал. И я – дождался, добрёл до того дня, когда мучительно-волшебные сны, после которых весь день так щемит сердце сладкой печалью, вдруг стали реальностью. Через такие страхи я к Ней шёл, душу свою и тело в кровавые лоскуты драл, но – дошёл, дотащился, и утонул в ней – с головой. Я не знаю, что будет дальше. Я не знаю, что будет завтра. Но я твёрдо знаю, что будет сейчас, вот совсем уже скоро.. Булькнет смс-кой телефон – и замрёт моё сердце, когда стану читать её суховато-деловитое письмо: «Я прилетела. Еду домой. Что купить? Или – вместе?». И я отвечу – конечно, вместе. А потом буду курить, и пить кофе, и снова ждать – ждать, когда во дворе под окном рыкнет раскалённым движком её аспидно-чёрный «Денди», как она его называет, хлопнет дверца, дробно простучат каблуки до подъездной двери, заскрипит привычно-устало лифт и резкий дверной звонок пронзит душу. И я выскочу в «тамбур», и увижу за мутным рифлёным стеклом то, отчего неизменно бросает в дрожь счастливую. Торопливо и растерянно – как ни готовлюсь всегда, не могу привыкнуть, никогда уже не привыкну – открою дверь и тут же на пороге буду распят её холодноватыми с дороги, пронзительно-голубыми и не совсем человечьими глазами, в которых увижу всё сразу: изучающий взгляд, немного вопросительный – ждал ли? Скучал ли? Любишь ли? И эти глаза – знаете, так немного внешними уголками приподняты, очень волчьи напоминают – пропихнут меня вместе с сумкой её походно-полевой назад в квартиру. Пробежит по кухне, на ходу верхнюю одёжку скидывая не глядя, пальцами своими невозможными лепестки роз ласково переберёт, полыхнёт глазищами через плечо – «Спасибо.», подойдёт стремительно ко мне, шпильки свои километровые уверенно так в пол всаживая, наш третий камушек от солнца попутно вращая – для себя, для меня, для нас.. Закинет сильные руки мне на плечи, и – в глаза, в самую душу – загораживайся – не загораживайся.. Пальцами прохладными по лицу пробежится, губами теплеющими растерянную мою рожу всю исследует, и только потом уже, губами к моим прижавшись нежно, выдохнет неповторимо – "Здравствуй" Вот так я теперь, ребята, и живу – ожиданием волшебных московских встреч, ожиданием родных волчьих глаз, из которых свет пролился – и льется – в мою одинокую до сих пор душу. И льдинки, в синеве глаз её бездонных ещё позвякивающие, тают. Пусть медленно, но – тают. А свет её – чистый, ослепительно-яркий – отогревает меня, совсем уж было заиндивевшего, коматозного. И, верите ли – сам чище становлюсь, и крылья перья меняют – на новые, белые, сильные. А ещё.. Ещё я увидел своего ангела-хранителя, сразу как прилетел, перед самым её приходом. Только на кухню зашёл, дверь балконную отворил – а он сидит. Первый раз его так близко и увидел, оторопел даже. Сидел он на перилах балконных, ногами, обтянутыми некогда чёрными кожаными штанами, согнутыми в коленях, упирался в бетонную перегородку, и курил, и на меня смотрел – молча. Ноги босые – чёрные, грязные, все исцарапанные, в синяках каких-то да кровоподтёках, штаны истёрты добела, изорваны, дыры скотчем залеплены наспех. Майка на нём была интересная. Линялая, ветхая, но я смог прочесть, хоть и не до того вроде было. Да и по-аглицки, который я «проходил-проходил» в школах да институтах, да так мимо и прошёл. Вот что там было: «Ты живёшь только раз, но если ты живёшь правильно – одного раза достаточно+». У меня аж сигаретка изо рта выпала, да так и осталась тлеть на линолеуме, который давно надо было поменять. А он сидел, смотрел на меня, курил – и молчал. Длинные белесые его волосы давно свалялись, засалились и потемнели. Лицо, ими обрамлённое – узкое, длинное, не очень-то и на ангельское похожее – всё глубокими морщинами прорезано, небритое, измождённое. Очень я растерялся, задёргался.. Хочу что-то сказать, и не знаю – что. Протянул ему сдуру пачку сигарет своих – по инерции. Посмотрел он на меня пристально – глазами, до боли знакомыми, родными, немного наискосок расположенными, рассмеялся хрипловато-тихо, но сигаретку взял – пальцами длинными, чистыми – и за ухо её себе засунул. Потом ещё раз посмотрел – и увидел я в его глазах такую бескрайнюю любовь, и такую боль вечную – что затрясло меня всего. Уцепился я за косяки дверные, чтобы не сверзиться в постыдный гимназистский обморок. А он подмигнул неожиданно, улыбнулся снова губами потрескавшимися да запёкшимися, и опрокинулся резко назад, камнем вниз. Я к перилам бросился, вслед глянул. Летит мой ангел вниз головой, крылья за спиной сложены, майка пузырём. А под самым балконом нагло-жирный кот, паскудно-радостный, тащит в зубах несчастного отловленного воробья, непроснувшегося ещё и так бездарно попавшегося в пасть смердящую. Но – не в этот раз, не в этот.. Перед самой землёй гулко лопнул горб за спиной ангельской, расправились крылья огромные – истёртые, опалённые по краям, и оттого кажущиеся ещё белее, ослепительнее, чем самый яркий свет, и в невообразимом пируэте, в лучших традициях воздушного боя, задев левым крылом грязный асфальт, вышел мой ангел из смертельного пике, и на вираже, чертя крылом грешную землю, изящно вытянув длинную ногу, так мой небесный странник от души и с удовольствием пнул кота, что тот пузырём пролетел метров пять, и, жирно шмякнувшись о тополь, свалился на газон ошарашенным комком. Воробей же, вырвавшись из кошачьей пасти, заполошно вопя ринулся в небо. Прямо за моим хранителем, который тем временем, наискосок и вверх, прошил ветви деревьев и истаял в чистом утреннем небе. Падали сбитые с тополей листья, внизу на заднице сидел совершенно обалделый кот с растопыренными задними лапами, между которыми трясся в священном ужасе его толстый хвост, и тщетно пытался навести резкость.. А я стоял на балконе, впившись побелевшими пальцами в перила, и смотрел в бездонное небо, в котором парила моя душа, и ждал, и знал – она обязательно вернётся...
- Хххэк!!! Добрый молодец мощно махнул мечом и Кащей в очередной раз потерял голову. Голова откатилась в угол, а безголовое тело Кащея шагнуло за следом за головой, костлявая Кащеева рука подхватила отрубленную голову и привычно приладила её обратно на плечи. - Не умаялся, родимый? Устанешь ведь когда-нибудь, а уж тогда – «Я люблю тебя, жизнь...!». Сколько вас, таких ретивых, меня убивать приходило...! Кащей отбил очередной молодецкий удар противника, а под следующий постарался поднырнуть. Но молодец уже раскусил все эти Кащеевы трюки и рубанул не по шее, как ожидал Кащей, а по руке, и только потом уже меч описал дугу и на обратном ходе, благо обоюдоострый, чиркнул по шее противника. Кащей и не думал сдаваться: он рухнул на пол так, что отрубленные органы оказались около предназначенных им мест и, обретя временную текучесть, снова приросли к телу. Заняло это пару секунд и молодец, так и не успев отдышаться, снова ринулся в атаку. Потом пришла пора отрубания ног, перерубание от плеча до .... Пополам, то есть. Безуспешно: срасталось всё! - Уймись, безумный! – нагло хохотал Кащей, – смерть моя не здесь, а за горами, за лесами.... - Ага, знаем, ученые, – отвечал уже порядком запыхавшийся молодец, – только ни дуба того нигде нет, ни сундука! Проверено! - Известное дело! – издевался Кащей, – на вас, оглоедов, никаких хитрых нычек не напасешься! Это всё – день вчерашний. Дурни! Где легче лист древесный спрятать? Вот я яйцо с иголкой и спрятал, где вы вовек его искать не догадаетесь, да еще и заклятье наложил, чтобы ни один человек его разбить не смог! ...Пришел дед с полным лукошком яиц. - Смотри-ка, старая, Ряба наша новый рекорд деревни поставила по яйценоскости. А уж одно яйцо – так золотом и отсвечивает. Яишни хочу! Не иначе, как вот это, золотистое – двухжелтковое: щщас я его! Бил дед, бил – не разбил... Била баба, била – не разбила... Мышка бежала, хвостиком махнула... ...Захрипел вдруг Кащей, выронил воронёный меч из руки... А и поделом ему, проклятущему!
Была бы швея, а хомут найдётся. Бела не бела. Были бы гости, а мясо нарасхват. Было бы крыто, а свиньи найдутся. Все там блудим. Воду Стёпе толочь, вода и будет. Кому суждено быть помешанным, тот не утонет. Либо Джоржик, либо нет, либо блудит, либо нет. Мага будешь злить, скоро состаришься. Насильно мал не будешь. 12.09.10
В огороде бузина, а в Киеве Катька. Укатали Севку крутые горцы. И за старуху бывает порука. Кирочка по зёрнышку клюёт, да сыта бывает. Снятое место пусто не бывает. Боль молодцу не в укор. Что было, то пошло и быльём поросло. Будет день, будет и пицца. Будет и на твоём лице праздник. Был конь, да иззвездился. 12.09.10
У кого какой колит, тот о том и говорит. У бабы волос дорог, а ум короток. Дело мистера боится. Путная корова куста боится. Милые бранятся – только тащатся. Брань на вороту не киснет. Едешь на день – Глеба бери на неделю. За опорос денег не берут Спелость города берёт Не знаешь сроду, не суйся в воду. 12.09.10
«Поздно, Дубровский! Я жена князя Верейского…» (А.С.Пушкин), мать его детей и бабушка его внуков… …Вот и опять между нами моря и горы, города и страны, и тысячи километров, и до тебя, как в песне, “только самолетом можно долететь”. А я так и не задала тебе единственный вопрос, тот, из-за которого я и хотела тебя увидеть. Простенький такой вопросик: что это было – тогда, много лет назад? Что было со мной, с тобой, с нами – с твоей, а не с моей точки зрения? Наше недолгое знакомство оборвалось так внезапно, что я просто не успела понять, что же это было. И это непонимание – как заноза, вроде и не больно, но мешает, нет-нет – да и кольнет. И вот теперь, много лет спустя, казалось бы, представился случай избавиться от этой “застарелой занозы” – “передо мной явился ты”. Но… Но я не смогла спросить тебя ни о чем “давнем”, ведь сделать это можно только тет-а-тет, глаза в глаза, а такой возможности у нас не было. Да и откуда ей было взяться – оба мы люди солидные, семейные, от спутников жизни – ни на шаг. Где уж тут “глаза в глаза”, не говоря уже о “тет-а-тет”… Спрашивается, зачем сейчас ворошить прошлое, ведь все это уже ничего не значит и ничего не может изменить. И никогда не вернутся красивый мальчик и застенчивая девочка, какими мы были тогда. Уже подрастают наши внуки, а у моего старшего сына пробивается лысинка. И у нас самих с каждым днем множатся морщинки и болячки (о которых мы друг другу, разумеется, не говорим). Мы говорим о погоде, о детях и внуках, о работе и развлечениях, обо всем сегодняшнем, нынешнем, внешнем, окружающем. И, кажется, тебе, как и мне, эти редкие телефонные разговоры зачем-то нужны. Как ниточка, связывающая с прошлым, с юностью, хрупкая ниточка, которую страшно разорвать. А почему мы вообще помним друг о друге? Ведь, по большому счету, мы едва знакомы!.. …Вот и опять между нами моря и горы. А, впрочем, так было всегда. Вся моя жизнь прошла вдали от тебя. И не было бы у нас никаких шансов встретиться, если бы однажды, много лет назад, какой-то причудливый зигзаг судьбы ни забросил меня в Ленинград. Для нас, студентов из Ашхабада, оказаться на практике в Ленинграде было, конечно же, удачей. И там, у длиннющего конвейера, где мы, студенты, выполняли самую тупую и низкооплачиваемую работу, я и увидел тебя. Хрупкая фигурка, тонкая талия, красивая грудь – и бархатные, все понимающие глаза. А еще – милые ямочки на румяных щечках. (Как оказалось, ямочки сохранились и сейчас, хотя щечки, увы, уже не те…) А что, если предположить, что этот “финт” судьбы был неспроста, а мы с тобой не оценили ее подарка и легкомысленно от него отказались? Хотя, если с этой точки зрения рассматривать все мои знакомства с женщинами, что случались позднее в разных точках планеты, куда забрасывала меня судьба… Но, так или иначе, вся моя жизнь прошла вдали от тебя. Думал ли я о тебе все эти годы? Нет, конечно. Ты осталась где-то там, в далеком прошлом, одной из деталей этого прошлого, милых деталей, но не более того. После тебя была вся жизнь, наполненная до краев, в которой тебе не было места и в тебе не было необходимости. Почему же я так обрадовался твоему письму? Может, это уже старческая сентиментальность? Или просто радость коллекционера, приобретшего еще один экспонат для пополнения коллекции? Что греха таить – с появлением Интернета меня стали часто находить “девушки из прошлого”. Да и вообще женским вниманием я, честно сказать, обделен никогда не был. Почему же при воспоминании о тебе что-то теплое всколыхнулось в душе? И почему мне вдруг ужасно захотелось услышать твой голос?.. …По большому счету, мы едва знакомы. А ты помнишь, с чего все началось? Впервые ты мне “явился” много лет назад, во время летней студенческой практики на заводе. Ты подошел ко мне в цехе во время обеденного перерыва. И спросил, не знаю ли я, как правильно оформлять отчет по практике. Слово за слово, выяснилось, что мы с тобой оба отличники в своих институтах и оба увлекаемся музыкой. При этом ты всерьез увлекаешься игрой на гитаре и подумываешь, не сделать ли карьеру на этом поприще. А я играю на рояле, немного сочиняю и пою в институтском хоре. А потом как-то так получилось, что ты стал провожать меня домой (а это не ближний свет!). И стал приезжать ко мне в гости со своей необыкновенной гитарой (это была действительно не простая гитара типа “древ-трест”, на каких обычно бренчали мои знакомые мальчишки, это был элегантный инструмент с красивым звучанием, кажется, привезенный “по случаю” из-за границы кем-то из знакомых твоих родителей; и играл ты на ней, надо сказать, мастерски). И мы с тобой музицировали вместе (а потом соседи спрашивали, кто это у нас так здорово играет?). А старушки, сидящие на лавочке у нашего подъезда, говорили моей маме, какая мы с тобой красивая пара… И, конечно, ты был приглашен на мой день рождения. Мне исполнялось двадцать лет. Я первая отважно шагнула в третий десяток, ты сделал этот шаг только через четыре с половиной месяца (хотя дату твоего рождения я узнала совсем недавно). А теперь я первая шагнула в шестой десяток (ужас, правда?)... Я очень хорошо помню эту картину. На очередной звонок очередного гостя я открыла дверь, а на нашей лестничной площадке стоишь ты – высокий, красивый, в светлой рубашечке, которая необыкновенно шла к твоим ясным серым глазам, и с букетом огромных, почти в мой рост, махровых гладиолусов. Это было так красиво, что я, кажется, на мгновение потеряла дар речи… …Почему-то мне вдруг ужасно захотелось услышать твой голос. Причем, кажется, подспудно мне хотелось услышать дребезжащий старческий голос, произносящий какие-нибудь банальности, чтобы все встало на свои места, и чтобы ты окончательно исчезла из моей жизни, не нарушая давно сложившегося равновесия. И чтобы исчезло мое непонятное (и неприятное!) волнение. Я написал тебе и попросил номер твоего телефона. Но, оказалось, все не так просто. Телефон – вообще вещь фантастическая. Я не видел тебя тысячу лет и представлял, конечно, что ты сильно изменилась. Но, когда в трубке раздался такой знакомый голосок, мне вдруг показалось, что ничего не было и нет, а есть только девочка, которая когда-то исчезла из моей жизни, а теперь вернулась. И где-то там, далеко, все по-прежнему. Я как бы общаюсь напрямую со своей юностью, ау, юность, ты тут? И она отвечает – да, я тут! Все хорошо, не бойся! И я рассказываю ей о себе вчерашнем и сегодняшнем, но при этом мне кажется, что действительно где-то существует мой “Город Детства”, и, если очень-очень захотеть, можно туда вернуться и попробовать прожить еще раз, иначе, может быть, лучше… Я вдруг почувствовал себя молодым беспечным щенком, радующимся жизни, а не стареющим лысым дядькой… Но в какой-то момент морок рассеялся, и я понял, что на другом конце провода такой же, как и я, не очень молодой усталый путник. Просто мы с тобой из одной Юности, и ты нечаянно подарила мне это счастье – ощутить себя хоть ненадолго юным и крылатым!.. Вот с того телефонного разговора я и стал почему-то частенько о тебе вспоминать… …А помнишь, как ты спас мою пластинку? Не помнишь, конечно. А я помню! Я купила большую грампластинку своего любимого певца Рафаэля, и если бы не ты, не довезла бы ее до дома. А ты почти час держал ее над головой в набитом трамвае, единственном виде транспорта, которым можно было в те времена добраться до моего дома. Ах, какими хрупкими и громоздкими были в те времена носители информации, и какие подвиги позволяли они совершать молодым людям! А помнишь?.. Почему эти воспоминания сохранились в моей памяти, почему они до сих пор согревают и вызывают теплую улыбку? Не знаю! Но это часть моей жизни, и не худшая ее часть… Мы с тобой гуляли по Ленинграду, и на нас оборачивались прохожие. Вернее, я считала, что оборачивались на тебя. Ты был удивительно красив: высокий, статный, волнистые русые волосы, выразительные светлые глаза в темных ресницах (порода!), на загорелом лице – нежный детский румянец. При взгляде на тебя я всегда вспоминала старинные фарфоровые сервизы, где изображали неправдоподобно красивых людей с ясными лицами, покрытыми теплым ярким румянцем, людей, каких не бывает. Но ты был, живой и настоящий! Тебя можно было рассматривать, как произведение искусства. К тому же, ты был умный и воспитанный мальчик из хорошей семьи. Редкий случай, когда содержание достойно формы. И не знали мы с тобой тогда, что в это самое время моя будущая “половинка” служит в армии после института, а твоя – еще бегает в школу. Интересно, ты веришь в предопределенность событий, в то, что где-то там кто-то, некий Вершитель Судеб, знает все заранее, а от нас, людей, ничего не зависит? Я не верю… …Помню, как я искал твой дом, когда впервые приехал к тебе в гости. Твоя семья незадолго до этого получила квартиру в новом районе, который был одной большой стройплощадкой. Улицы были едва намечены, а внутри кварталов сориентироваться по адресу было очень сложно. Кое-где стояли готовые дома, заселенные или еще нет, к ним вели бетонные дорожки, а вокруг была совершенно непроходимая перекопанная местность. Ты сказала, что твой дом – десятиэтажный “кораблик”, на местном наречии “ласточка”, потому что состоит из двух половинок, поставленных под углом друг к другу. Вот я и бродил по бетонным дорожкам, считая этажи у “корабликов”, – все были, как назло, девятиэтажными!!! Наконец, после очередного “витка”, досада взяла верх, захотелось плюнуть и уехать восвояси, но, к счастью, “кораблик-ласточка” был один, мне его указали сразу же, как только я спросил. Оказалось, ты просто не успела сосчитать этажи своего нового дома и искренне полагала, что их десять! Смех и грех! А помнишь, как ты пригласила меня в один из самых престижных ленинградских театров? Попасть туда просто так было невозможно. Билеты, кажется, достала твоя мама у себя на работе. Помнишь этот сверкающий зал? На сцене были известные всем по фильмам артисты, и это было удивительное ощущение – будто попал в другой мир, мир высших существ. И я с удовольствием предвкушал, как буду рассказывать дома, в своей компании, каких знаменитостей видел «живьем» в театре, и какой восторг (и зависть) вызовет мой рассказ у моих слушателей (и слушательниц). Вообще, семья у тебя была дружная. Мама, по-моему, была строгая, а отец – мягкий и деликатный. И любил тебя без памяти. А как теплели его глаза, когда он смотрел на тебя! Теперь-то я его понимаю – у самого дочка выросла! Помню, как на твоем дне рождения, слушая твою игру на рояле, – особенно когда ты играла свои сочинения, – он просто весь светился гордостью и любовью! Между прочим, был момент, когда я почувствовал что-то вроде “творческой зависти”. Понимаешь, играя чужие произведения, мы с тобой были как бы “на равных”, мы оба были исполнители, хорошие или плохие – другой вопрос. Автор – это более высокая ступенька творчества, а я не привык кому-либо в чем-либо уступать… Но это так, к слову… …И ты был, конечно, очень самоуверенным человеком, может, даже слишком самоуверенным… Но до поры до времени все было хорошо. А потом ты пропал. Сначала просто перестал ходить на практику, и я забеспокоилась – что с тобой, не заболел ли? Да и мало ли что может случиться с молодым человеком в чужом городе! Но мне сказали, что с тобой все в порядке. А потом практика кончилась, и вся твоя группа укатила домой, в свой солнечный Ашхабад. И все. Если бы я была влюблена в тебя, мне, наверно, было бы очень плохо. Еще бы! Меня бросили, чего со мной никогда больше не случалось – ни до, ни после! Причем, бросили неожиданно и без всяких объяснений, что было еще обиднее! Но, повторяю, поскольку я не была в тебя влюблена, это оказалось не ударом по самолюбию (человеческому и женскому), а всего лишь уколом, хотя и чувствительным. Но главное – осталось непонимание, недоумение: что же произошло и почему? Может, я ненароком сказала или сделала что-то, что могло тебя обидеть? Что ж, если так, прости меня – я этого не хотела. Ну, а остальное – извини, на твоей совести. Хотя, скорей всего, тебе просто стало скучно с двадцатилетней паинькой и недотрогой, когда вокруг столько возможностей. Ты был хорош объективно, и ты мог выбирать. Да и вообще – какие проблемы? Никто никому ничего не обещал, никто никому ничем не обязан – все о`кей! И потекли дни… И пролетела жизнь... И пришел Интернет. Как-то я нашла твою страничку в “Одноклассниках”. И, поборов некоторые сомнения, тебе написала. К моему удивлению, ты отозвался сразу. И даже вспомнил мою девичью фамилию (которую, “за давностию лет”, я и сама уже стала забывать). И попросил номер моего домашнего телефона. А на следующий день мы уже разговаривали через компьютер с видео. (О, эпоха информатизации! О, современные средства связи!) Оказалось, ты продолжаешь играть на гитаре, но это для тебя – хобби. Хотя приглашения выступить на телевидении или принять участие в концертах – не редкость. А вообще ты сделал отличную профессиональную карьеру – вначале на “старой” родине, затем (с нуля!) – на “новой”. Ты стал специалистом, каких мало. (А кто бы сомневался – ты ведь был талантливый мальчик!) А еще через три месяца ты приехал… …Мысль съездить в Санкт-Петербург появилась у нас с женой давно, тем более, что у жены в Питере живет родня. Думали поехать всей семьей, с детьми, да все как-то не складывалось. А тут, обсуждая, куда бы поехать в отпуск, решили посетить Санкт-Петербург. Тебе я ничего не стал заранее сообщать – ведь сможем ли мы с тобой встретиться – было не ясно. И только ближе к концу нашего с женой пребывания в Питере я решился обсудить с ней этот вопрос. Она согласилась на встречу “в принципе”, можно посидеть вчетвером где-нибудь в кафе. И тогда я позвонил тебе. Ты, как мне кажется, была рада, хотя посчитала, что следовало бы сообщить о моем приезде заранее – а вдруг тебя не оказалось бы в городе? В кафе тебе почему-то не хотелось, ты пригласила нас к себе в гости. Я пообещал обсудить твое предложение с женой и перезвонить… …А еще через три месяца ты приехал. Не ко мне, упаси Бог! Ты прилетел показать жене город белых ночей, который с юности неплохо знал. Вы с упоением бродили по прекрасному городу. Отличная погода, чудесное настроение. Удивительно, но ты и сейчас вспоминаешь Ленинград как светлый и солнечный город. Почему-то в оба твоих приезда в нашем мерзком климате возникали чудесные оазисы сухой солнечной погоды, а привычные дожди и холодные ветры наваливались на город только после твоего отъезда. Как по заказу. И тогда, много лет назад, и сейчас… Ты шутишь, что это ты привозишь в Питер хорошую погоду. Что ж, и на том спасибо… Итак, вы гуляли по городу. И только за несколько дней до конца вашей поездки ты позвонил мне и сообщил, что ты с женой в Питере, и предложил встретиться через пару дней, когда у вас будет свободный вечер, где-нибудь в кафе. Но мне непременно захотелось пригласить вас к себе. Ты пообещал обсудить это с женой… …Это было трудное решение. И, хотя мы знаем друг друга “как облупленных” (тридцать лет в браке – это не “хухры-мухры”!), но… Вариант, при котором я иду “на свидание” один, естественно, не рассматривался. Выбор был между “идти” и “не идти”. И принимать решение жене моей, разумеется, было труднее, чем мне. Я понимал, конечно, что в ее душе (как и в моей, между прочим!) идет борьба между любопытством и боязнью невольного сравнения. Но сравнивать, хотим мы того или не хотим, будем мы все четверо (так сказать, имеющийся вариант с возможным). И, не исключено, что не все “плюсы” окажутся на стороне “имеющегося”. Но ведь мы все – взрослые люди, когда-то сознательно сделавшие свой выбор, да и вообще… “поезд давно ушел”… Наконец, был найден компромиссный вариант: мы едем к вам на полчаса, при первом же намеке с ее стороны встаем и уходим под любым благовидным предлогом. Тем более, что в центре Питера, где вы живете, всегда можно найти интересное местечко, не пропадем… …Ты пообещал обсудить это с женой. И, перезвонив, сказал, что вы приедете, но не больше чем на полчаса. И чтобы я ничего не выдумывала готовить, вы приедете просто пообщаться. Что ж, полчаса – так полчаса! И тут у меня началась паника! Почему? Причин много, наверно. Середина рабочей недели. С работы я обычно приезжаю поздно, ничего сделать не успею. “Ничего не готовить” – этого я не могу. Наоборот, надо придумать что-нибудь “этакое”… Короче, у меня пропал сон и аппетит. Хорошо, что день вашего визита был близок… …Мне очень интересно было взглянуть не только на тебя, но и на твоего мужа и пообщаться с ним. Ведь не могла же ты польститься на пустышку! Хотя, кто знает – “любовь зла”! Да и бывают браки по расчету, наконец. И, в то же время, каждому из нас наверно хотелось убедиться (повторяю, невольно!), что все сделано правильно. Парадокс: чем лучше, достойнее, интереснее оказался избранник девушки, которая когда-то тебе нравилась, тем, с одной стороны, ты больше потерял, а с другой – ты как бы “растешь” в своих глазах: ведь вот какой достойный человек выбрал ту, что нравилась тебе! В общем, смешно, как ни крути!.. Что я знал о твоем муже? Ученая степень, ответственная должность – об этом я уже был наслышан. Это кое-что говорит о человеке, конечно. Кое-что, но не все и, возможно, не главное. Человеческие качества остаются «за скобками». К тому же, достижения женатого мужчины немало говорят и о его жене, если люди поженились в юности и прошли весь путь вместе. Когда мы молоды, все возможные достижения еще впереди, а трудности и проблемы – вот они, тут как тут: и бытовая неустроенность, и маленькие дети, и недостаток денег, и мало ли что еще… Уж мне ли этого не знать! И как важны в это время терпение и поддержка жены, вера в тебя и, конечно, любовь… А, впрочем, это ведь важно всегда… …День вашего визита был близок. И, наконец, он настал. Я приехала с работы пораньше. Все было почти готово, и я бестолково металась по квартире. В зеркало старалась не смотреть, чтобы лишний раз не огорчаться. Да и как я могла выглядеть после бессонной ночи и рабочего дня? Да в моем-то возрасте? Тем более, в сравнении с прекрасной незнакомкой, которая приедет с тобой! Прекрасной по определению, раз ты когда-то остановил на ней свой выбор!.. При встрече ты сказал, что я стала похожа на свою маму. А мне всегда казалось, что я похожа на папу… Больше ты о моей внешности ничего не говорил – как человек деликатный и отлично воспитанный... Кстати сказать, сам ты и сейчас хорош. И зря переживаешь по поводу отсутствия былой шевелюры – твой прекрасной лепки череп и без нее выглядит весьма благородно. Да и вообще, не завидую я твоей жене! Даже если ты не давал поводов для ревности (в чем я, честно говоря, сомневаюсь), все равно, количество восхищенных женских глаз, глядевших на тебя с вожделением, думаю, было избыточным. Да и сейчас их, наверно, хватает… …Но, как бы ни любопытно мне было познакомиться с твоим мужем, а увидеть тебя «вживую» мне было, конечно, интереснее. Видео в компьютере, к сожалению, не дает представления о действительной внешности человека – не то качество изображения. На фотографиях в Интернете ты выглядишь моложе своих лет, но это всего лишь фотографии. Хотя фигурка у тебя почти девичья, а чуть лукавая улыбка совсем как когда-то. Но все мы понимаем, что время не щадит никого. Когда-то ты была, пожалуй, излишне серьезной девушкой, кажется, даже не сознававшей своей женской привлекательности. А между тем, ты вся была такая ладненькая, «аппетитная», что тебя очень хотелось потрогать. Но «потрогать» тебя казалось немыслимым при той скромности и сдержанности, с которыми ты себя вела. К тому же я и сам был неопытный «желторотый птенец»… Может, со временем мы с тобой и смогли бы понять друг друга, и в наших отношениях что-то бы изменилось, но как раз времени-то у нас и не было… …Оказалось, ты действительно неплохо сохранилась. А твой старший сын очень похож на тебя. И при этом он ровесник моей старшей дочери. Мы встретились, и во второй раз пересеклись параллельные миры, в которых мы с тобой обитаем… …За весь вечер ты, кажется, так и не притронулся ни к чему, что я так старательно приготовила к вашему приходу, разве что временами отхлебывал из своей рюмки. А уж мне-то точно ничего в глотку не лезло. И что я так волновалась? Мой муж, умница, всячески развлекал твою жену, чтобы она, упаси Бог, не чувствовала себя неуютно. Да что там мой муж! Вы оба ее развлекали, а я бегала туда-сюда “по хозяйству”, принести – унести, согреть – вскипятить (психичка ненормальная!). Ты даже возмутился, что это я все бегаю, села бы посидела, а то и не пообщаться нормально… …О чем только мы ни говорили в тот вечер – как только ни “крутила” нами жизнь за эти годы… Поначалу твой муж, как хозяин, да и как старший в нашей компании, «принял удар на себя» – сглаживая возникшую было неловкость, заполняя словами паузы, направляя и склеивая общий разговор. Но постепенно мы все немного успокоились, освоились друг с другом, и разговор потек как бы сам по себе. А порассказать нам всем было о чем. Мы все «на своей шкуре» прочувствовали мудрость китайского проклятия: «Чтоб тебе жить в эпоху перемен!». Мы все, в той или иной степени, – «жертвы перестройки», она проехалась по всему нашему поколению, вознося одних и раздавливая других, разрушая дружбы, ломая планы, семьи, карьеры, а кому-то и жизнь. Она разбросала нас по свету, заставила выкарабкиваться, кто как может. Мы выкарабкались, но чего это стоило! И у каждого из нас была своя история… Жаль только, что ты слишком много суетилась по хозяйству. Так и получилось, что с твоим мужем нам удалось пообщаться больше, чем с тобой. А вообще от нашей встречи у меня осталось ощущение какой-то недоговоренности. Но, надеюсь, мы с тобой еще увидимся… …Просидели вы у нас не обещанные полчаса, а допоздна, чуть не опоздали на метро. (Между прочим, со времен нашей далекой юности метро у нас в городе разрослось раза в три-четыре, и к дому, где я жила раньше, уже не надо добираться в битком набитом трамвае из центра города.) Кстати, для тебя теперь поездка на общественном транспорте – экзотика, дома ты ездишь только на машине... А потом вы улетели... И время пошло. Как известно всем достаточно долго прожившим людям, течение времени с возрастом убыстряется. Кажется, вот только вчера был день рождения – а вот уже следующий. Мы с тобой поздравляем друг друга с праздниками, и они уже начали повторяться. А жизнь несется, все ускоряясь, как тележка под горку… …Все-таки по-дурацки мы тогда с тобой расстались! Наша практика подходила к концу, когда Олюня (девчонка из соседнего общежития, которая как-то затесалась в нашу ашхабадскую компанию) пригласила нас с ребятами на свой день рождения. Эта вечеринка была настолько не похожа на твой день рождения (да и на привычные праздники в доме моих родителей)! Вареная картошка, селедка, какие-то консервы (дефицит по тем временам!), пирожки с капустой и с рисом из общежитской столовой – вот и вся наша “закусь”. Пили мы, наверно, какой-нибудь дешевый “Агдам”, – я в этом не очень разбирался. Но обстановка была такая непринужденная, никаких интеллектуальных разговоров, гремящий магнитофон, “интимное освещение”, откровенные девичьи глаза. Танцы на крошечном пятачке между четырьмя сдвинутыми кроватями и столом. Как только мы там помещались? Наши разгоряченные тела то и дело сталкивались, и это было весело. Олюня не отходила от меня, прижималась все теснее… Короче, я расслабился. Жизнь была прекрасна. А потом все гости куда-то подевались, и мы с Олюней остались вдвоем… …Проснулся я чудесным летним утром, один, на узкой общежитской койке с продавленными пружинами. В голове было мутно, во рту – гадко (что же мы такое пили все-таки?). Вокруг виднелись остатки нашего немудреного застолья. Из зеркальца на Олюниной тумбочке на меня глянуло чье-то “до боли знакомое” лицо, слегка припухшее и с отвратительной двухдневной щетиной (обрастаю я мгновенно!). Я еще подумал, как буду добираться в таком виде до своего общежития – хорошо хоть, недалеко! Это была, наверно, первая четкая мысль. Рядом с зеркалом лежала записка, что-то вроде “Ключи отдай Таньке из 315 комнаты, она обещала прибраться. Целую. Пиши.” И адрес… Не писал я ей, не хотелось, если тебе интересно… Хотя тебе я обо всем этом, конечно, никогда не расскажу… Да, а вторая мысль была о тебе. Думалось, правда, с трудом, но я понял, что встретиться с тобой после того, что произошло, я не смогу… Сейчас я думаю, мало кто из мужчин, будучи молодым, здоровым и неженатым, отказался бы от такого подарка. И большинство не испытывало бы потом никаких угрызений совести. Но я был неиспорченным домашним мальчиком, и для меня случившееся стало потрясением. На практику я не пошел. Но от этого легче не стало. Как объяснить тебе мое отсутствие? Вообще, терпеть не могу объясняться и выкручиваться! На душе было муторно, правдоподобного вранья (кроме нездоровья) не придумывалось, но тут на помощь пришли «друзья». Они стали убеждать меня, что на тебе свет клином не сошелся, что на мой век симпатичных и неглупых девушек хватит, да еще и красивее, и моложе, чем ты… Сейчас мне кажется, что они так старательно убеждали меня в этом просто из зависти (и Олюня досталась мне, и тебя я не потеряю – не многовато ли?). Но тогда их сочувствие казалось искренним. Сопротивляться их доводам у меня не было сил. Так было проще. Тем и закончилась моя практика в Ленинграде… …Вот и опять между нами моря и горы. Иногда ты мне звонишь. И я радуюсь твоим звонкам. А если ты долго не звонишь, я начинаю тревожиться – не случилось ли с тобой чего? Хотя я прекрасно понимаю, что в настоящем нас ровным счетом ничего не связывает, и наши “отношения” неизбежно сойдут на нет. Не знаю, увидимся ли мы еще когда-нибудь. Скорей всего, нет. Да и зачем? Чтобы с горечью разглядывать новые морщинки на когда-то юных лицах? Ведь я никогда не смогу задать тебе единственный вопрос, из-за которого я так хотела тебя видеть. Простенький такой вопросик: что это было – тогда, много лет назад? Что было со мной, с тобой, с нами?.. С Днем Победы! Пусть этот день будет единственным днем победы на нашей родине! Пусть мир и счастье будут в каждом доме! Наши отцы и деды именно об этом и мечтали во время той кровопролитной и жестокой войны. Страницы: 1... ...10... 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 ...30... ...40... ...50... ...60... ...100...
|