– Гад, если завтра же от этой бутылки не избавишься – удушу собственными руками! 

…Ну конечно, жена злится. На то она и жена, чтобы порядок в доме был. Муж – для дОбычи, жена – для порядка. Какой же это порядок, если муж уже полгода «не просыхает»? О дОбыче тут и разговора нет. 

А сначала казалось – повезло. Уж такая удача в руки пришла!... 

Берестенев сменял эту бутылку на ведро картошки у бомжеватого сумасшедшего, уверявшего, что еще недавно был крутым бизнесменом, почти олигархом. 

Бутылка оказалась с секретом. Стоило закрутить пробку – и на голографической этикетке менялось название, а в бутылке соответственно ему менялось и содержимое. К тому же, после этой нехитрой операции с пробкой бутылка снова оказывалась полной. Эх, чего только Берестенев не перепробовал за полгода-то! Виски менялось на саке, портвейн – на херес, а некоторые экзотические названия и вообще были незнакомы. Но качество – всегда на высоте, никакой «паленки». 

Сначала зачастили друзья. За вечер по три – четыре перемены делали! Жена, правда, эти «сходняки» быстро прекратила. Потом…. 

… Сегодня что? Ага, ямайский ром, тысяча семьсот одиннадцатый год. Ну как не попробовать? 

Так вот, про бутылку! 

Как оказалось, её ни подарить, не продать. Пробовал Берестенев, но даже знакомые крутили пальцем у виска: дурак, мол, от счастья сам отказывается, а мы тебе не враги. А обменять…. Уж если в подарок не берут…. 

Сегодня жена просто рассвирепела. Берестенев ром – в рюмку, а жена бутылку – ему за пазуху, шапку – на голову и за порог выставила. Что делать? … И кто виноват, естественно? Классика, короче. 

И двинул тогда Берестенев на рынок. Стыдоба: вдруг знакомые увидят, как он в торгашеских рядах с бутылкой…! Так и бродил в шапке на глаза почти до закрытия торговли. Уже разошлись почти все, когда мужика небритого заметил. Пьющий, наверное. Сапоги кирзовые продает, а сам босой. Наудачу Берестенев подошел: чего, мол, ищешь, какого счастья? Зачем, мол, последнюю обувь продаешь? 

Мужик смехом ли, всерьез ли говорит: 

– Сапоги не простые, скороходы. И не продаю, а только на обмен. 

Берестенев и думать не стал, за проклятую бутылку тут же обменял. Да и ничего, вроде, сапоги-то! Даже каблуки не сношены. И ботинки сразу чего-то жать стали. Примерил сапоги – как раз по ноге! До дому – шаг шагнуть, и в сапогах можно! …И шагнул! 

… Домой Берестенев пришел через неделю, босиком, с кирзовыми сапогами на веревочке через плечо. Давясь от спешки на кухне холодными котлетами, бормотал невразумительно про Багдад, Самарканд и Бухару. Жена, уже наученная прежним счастьем, не удивилась даже, только вздохнула и пошла осматривать сапоги. 

-Ничего! – сказала она, – сходим сейчас и купим тебе что-нибудь на ноги. Тут до магазина рукой подать, и босой добежишь! 

В магазине Берестеневу ни одна пара обуви не подошла. Одни ботинки безжалостно жали, другие – вовсю хлябали, а женские туфли он мерить отказался наотрез. Как ушел из дома босой, так босой и вернулся. 

Всю ночь Берестенев озабоченно размышлял, повезло ему с сапогами или совсем даже наоборот. 

Утром он взял мусор, одел кирзовую обнову, сказал: «Я только до помойки!» 

…и шагнул за порог. 

– Нихренасебе! – удивился Заморышев, когда при добавлении очередного неизвестного реактива из бутыля со стершейся надписью установка полыхнула и оглушительно разорвалась на мелкие кусочки. 

Заморышева спас металлический лабораторный стол, под который он, наученный многолетним личным опытом, успел юркнуть за мгновение до катаклизма. 

Помещение заполнилось пылью со шкафов, побелкой со стен, парами вмиг испарившейся экспериментальной субстанции, запахами уже разогретого было, но теперь размазанного ровным слоем по полу обеда и едким сизым дымом. И в пыли и дыму опасливо распрямлялся Заморышев – к.м.с. по шахматам, к.т.н. – биохимик по образованию, смелый экспериментатор и первооткрыватель всяких неожиданностей типа зеленой, не выводимой даже «Кометом», плесени по углам, неизвестно откуда сбежавших и геройски сдохших в стаканах с питательной сывороткой почему-то полосатых крыс и не обмененных вовремя денег — три бумажки по двадцать пять рублей, когда-то целое состояние — в кармане старого халата. 

Постепенно пыль осела, запах почти выветрился, только сизые дымные облака плавали в воздухе, кучкуясь, делясь, перемешиваясь и изредка пострекотывая пробегавшими в них разрядами. 

– Заморышев, – сказал себе Заморышев, – ты раздолбай, хотя и умница! Надо срочно всё зафиксировать в журнале, чтобы не нашелся какой-нибудь гений потомок. Мало ли у нас дураков?! Низзя этого повторять! 

… Сизые облака всё не рассасывались. Заморышев для чистоты эксперимента нашел сломанную швабру и погнал ей самое большое облако в другое крыло здания, в операторскую, к электронному микроскопу с невероятной разрешающей способностью, приобретенному на грант «для развития нанотехнологий», а скорее — для запудривания мозгов многочисленным финансовым комиссиям. 

Облако было странное. В нем клубились какие-то массы, образовывая крохотные звездные системы. Заморышев выбрал одну, похожую на Млечный путь, нашел в нем крохотное солнце с планетами, выбрал четвертую от солнца и увеличил масштаб. Планетка была бы вполне жизнеспособна, если бы не микроразмер. Заморышев даже расколол микроманипуляторами единственный материк планеты на несколько частей и раздвинул их: получилась почти Земля. 

Потом были выходные. Заморышев просидел их в институтской библиотеке, строя гипотезы и выискивая по электронной базе данных научные и не очень научные тексты из разных областей. Он даже распечатал несколько листов из научно-популярных, паранормальных и откровенно мистических и мракобесных журналов. В понедельник с утра Заморышев, едва сбросив куртку, застегивая халат на ходу, кинулся к микроскопу. Планетка жила. В океане можно было рассмотреть рыбьи косяки, по суше ползали пресмыкающиеся, а над разросшейся фауной мелькали птицы. И тут Заморышева осенило! Он снова ринулся в библиотеку, уже понимая, что искать. 

Ну вот, конечно: 

«Сначала было Слово. И Слово было — Бог...». 

А дальше Заморышев каждый день наблюдал, как в строгом соответствии с древним текстом развивался микромирок. Он даже нашел на планетке место, очень похожее на окружающий его реальный пейзаж. 

На следующей неделе во вторник «всевидящее око» микроскопа зафиксировало в этом месте строительство, а в среду в выросшем, словно по волшебству, городке появилось зданьице, напоминающее родной институт Заморышева. Удалось разглядеть не то, что людей в нем, а даже записи в журналах. 

Особенно Заморышева заинтересовал суетливый субъект в вечно грязном халате. Его сопровождали постоянные взрывчики, а однажды Заморышев увидел, как наблюдаемый начал собирать установочку, похожую на его, заморышевскую. 

Заморышев не успел, да и не мог остановить эксперимента. В объективе полыхнуло, но появившийся дым не скрыл, что объект, вернее — субъект его наблюдения остался жив, взял крохотную шваброчку и погнал образовавшееся после взрыва облачко по коридору в другое крыло здания. 

А спустя несколько минут, Заморышев успел только еще усилить увеличение, субъектик сидел с книжкой, и на странице можно было различить: 

«Вначале было Слово. И Слово было — Нихренасебе...» 

. 

                                        * * * 

В 1989 году с меня взяли «подписку о невыезде». Дав эту самую «подписку», я тут же зашел в ОВИР, находившийся в одном здании с моим «родным» 10-м о/м (около Белорусского вокзала), и оформил себе «выездную визу» по приглашению в Германию. Милицейские компы и сейчас-то фурычат через пень-колоду, а тогда ничего подобного просто не существовало. Перестукнуться же через стенку с соседями никто не догадался, и мне, к моему удивлению, без проблем проставили в паспорт визу.  

«Вывозил» меня мой друг, Вадик, театральный режиссер, он-то мне и привез приглашение от незнакомых мне немцев.  

Всю дорогу я ожидал, что вот-вот в купе войдут и спросят: «Гражданин, а куда это Вы собрались, нас не спросяся?..» – и только когда поезд прогромыхал через реку Буг и я увидел польских погранцов, я, наконец, поверил в реальность происходящего и на радостях, на полях «Таможенной декларации» написал: 

«На границе тучи ходят хмуро: 

Перешли границу Вадик с Юрой!..» 

Прошел год или два (к тому времени мы с Вадиком уже освоились в Европе), и в городе Биаррице (Франция), я получаю весточку от Вадика. Надо сказать, что Вадик никогда никому не может ни в чем отказать – помочь построить дачу, взять на себя хлопоты по переезду на другую хату, пререгнать машину из Германии, напр., в Свердловск и т.п. – все обращаются к нему. Вот и в этот раз, его попросили перегнать откуда-то куда-то один подержанный «оппель», что он и сделал, и где-то на юге Франции его остановила полиция. Оказалось, что этот «оппель» в розыске, что в нем был кто-то убит, и в багажнике нашли пятна крови, а весь «оппель», включая злополучный багажник – в «пальцах» Вадика… И вот, он мне и послал призыв, что, мол, он нуждается в помощи, и чтобы я срочно мчался в Ниццу, где с ним разбиралась полиция, и как-то помогал ему выкручиваться из истории.  

Но загвоздка была в том, что я и сам, по какому-то сомнительному поводу, был задержан на несколько дней полицией в г. Биарриц (недалеко, кстати, от Вадика). Полиция, тщательно перетряхивавшая мои вещи, нашла забившуюся в какой-то угол, в сумке, скомканную (ту самую) «Таможенную декларацию» и срочно позвала переводчика с русского перевести содержание нацарапанных мной когда-то и давно забытых строк.  

Вспомнив те, двухлетней давности, «мрачные тучи на границе», и нашу радость при переезде через Буг, я в тот же день, с оказией, переслал Вадику записку: 

«Интерпол разгладит хмурый лоб границы: 

В Ницце пойман Вадик, Юра – в Биаррице…» 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  

Все тогда обошлось – и у Вадика, и у меня, и уже через пару месяцев, Вадик срежиссировал масштабный концерт для русскоязычной публики в Мюнхене, в котором участвовали Юлиан Панич, Александр Зиновьев, Владимир Войнович, Юлия Вознесенская, Нина фон Кикодзе, Людмила Кравчук и другие достойнейшие люди, и я, завершая первое отделение этого вечера, впервые спел там свою песню, посвященную Вадику и нашей с ним «пограничной» истории: 

БЕЛОРУССКИЙ ВОКЗАЛ  

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . Вадиму М. 

Небо затянуто серою коркою... 

Прожито. Пройдено. Крест.  

Вот и кончается улица Горького – 

Ночь... Барановичи... Брест... 

«Ловится», помни, – в купе, или в номере –  

Каждое слово и звук... 

Входишь в ОВИР, чтобы выйти в Ганновере 

И оглядеться вокруг... 

Поезд отправится дальше, до Кёльна,  

И – закружит карусель...  

Быстро привыкнешь, и будет не больно: 

Вена... Лозанна... Брюссель... 

Что же терять мне, колымскому школьнику? –  

Нет, ничего мне не жаль.  

Катится глобус по полю футбольному –  

Бостон, Мадрид, Монреаль... 

В этом таланте есть что-то порочное –  

Всюду быть – в меру – своим...  

Вот и кончается повесть о Родине – 

Мюнхен... Иерусалим.  

Небо закатное, серое, мутное,  

Вот – обагрились края... 

...Дай задержаться же, хоть на минуту мне, 

Господи, воля Твоя... 

. 

31.  

Маху дав, попал и Сила-поп в ад, у, хам!  

Вариант:  

У, хам! В ад попал и Сила-поп, дав маху.  

32.  

Сань, такси Тита к дому мод катит, искать нас.  

Вариант:  

Сань, такси Тита катит искать нас.  

33.  

И нос болит, и лоб сони.  

34.  

Ой, огонь ногой!? О!  

35.  

Нежен, Ген, снег, нежен.  

36.  

Он дал Юле день, неделю, ладно?  

37.  

Ар улан знал, ура!  

Вариант:  

Ух, улан знал уху!  

38.  

Ел сопли, пил после.  

Вариант:  

У рядов ел сопли, пил после водяру.  

39.  

Шёл от соседа Наде СОС-то, Лёш?  

40.  

Тен Гене дай, а денег нет!  

– Дебил несчастный! – ругается мамонтиха Зина, – Совсем крышу снесло! Посмотри, зима кругом! Вечная зима! Везде зима! Лед-ни-ко-вый пе-ри-од! 

– ...Вечного и везде ничего не бывает, – философски замечает мамонт Гоша, Зинин супруг. 

– А зимы на наш мамонтиный век хватит, – повышает голос Зина, переходя в следующую октаву, – значит, вечная! Этому периоду еще быть да быть! Сиди дома, я сказала! 

И Гоша сидит. 

Сидит и думает, что вот уйди они с молодняком на юг, к экватору – и могли бы стать когда-нибудь какими-нибудь индийскими слонами. Пусть даже без шерсти по всему телу, пусть с бивнями поменьше, но зато сытыми и прогрессивными. 

От имени нашей Грибницы, я, Председатель, через своего поверенного, Высшего Жреца Псилоцибе, требую от представителей вида homo sapiens исполнения ряда условий. В случае неповиновения мы вынуждены будем объявить Грибную Революцию. Вы предупреждены. 

Наши требования: 

1. Запрещение запрещения, преследования и всяческого притеснения нас, представителей вида psilocybe semilanceata. 

2. Возрождение грибного культа и утверждение шаманизма как официальной государственной религии всех стран мира. 

3. Введение обязательной грибной диеты для представителей вида homo sapiens на законодательном уровне. 

4. Из вышеприведенного пункта автоматически истекают отмена всех войн и культивация Любви. Исключения составляют войны за грибы.(За них воевать разрешается) 

5. Обеспечение Высшего Жреца Псилоцибе нами в количестве, достаточном для выдвижения новых требований. 

Дата: 2011-10-04 

Место нахождения: Высший Жрец Псилоцибе 

Подпись: Председатель Грибницы 

21.  

О, Дане не надо!  

Вариант:  

А лего Дане не надо, Гела!  

22.  

Я напишу «уши», Паня.  

23.  

Кот, а кот, то каток!  

Вариант:  

Кот, а кот, тут-то каток!  

24.  

Дог Санули жил у нас год.  

25.  

Я на манеже – не жена Маня.  

Вариант 2:  

О, не жена Маня, а я на манеже, но...  

Вариант 3:  

Но не жена Маня, а я на манеже, Нон.  

26.  

Нила в загул слуга звал, Ин.  

27.  

Ала, к лоту толпа плот утолкала.  

28.  

Затри, Ир, таз!  

Вариант: 

У! Микки – за! Три, Ир, тазик Киму! 

29.  

Илона – типа капитан Оли.  

30.  

Он дал указ, а казаку ладно.  

11.  

Ерепов леди видел в опере.  

12.  

А Тоша украл Ларку Ашота.  

13.  

У, к нам, Ася, милиция! Ищи яиц или мяса, манку!  

14.  

Соли, Саша, силос.  

15.  

И сыр упал в лапу рыси  

16.  

О, Данилка, ту бабу так ли надо!  

17.  

О, видите ли билет и диво!?  

18.  

Имя луны – нулями.  

19.  

А Кругом быть ты б мог, урка?  

20.  

Могу ли, Кать, так и лугом?  

Смена выдалась тяжелая: еще вечером вырвало прокладку на шламопроводе, и всю ночь Александр Сергеевич проработал с лопатой и тачкой. К утру ноги почти не держали, а пришедший не в духе (ну, недолюбливал он Александра Сергеевича за «дворянский снобизм») начальник участка устроил «показательную порку» за «лентяйство и наплеватизм» в отношении рабочего места. Александр Сергеевич обиделся, было, но еще с полуночи в голове звенела и просилась на бумагу пронзительная строка, она и поддерживала тонус.  

Уже последним из смены, наскоро ополоснувшись в душе, поскальзываясь на холодном каменном полу, Александр Сергеевич поспешил переодеться в цивильный фрак, нахлобучил цилиндр и кинулся на конку. Опоздал он совсем немного: издевательски подсвечивая красненькими задними габаритками, экипаж уже скрывался за поворотом. Пришлось плестись пешком, на извозчика не хватило.  

- Дорог частный извоз в царской России. Сатрап наш царь, не думает о народе! – всю дорогу размышлял Александр Сергеевич, – Вот наступит светлое «завтра»...!  

Домой Александр Сергеевич пришел уже в десятом. Наташенька опять не встретила, хотя уже не спала – сидела у компьютера. Александр Сергеевич со вздохом поставил на плиту чайник и крикнул в глубину квартиры:  

- С добрым утром, Натали! Ты завтракала?  

В ответ раздалось почти стандартное:  

- Нет еще. Не успела. Устрой что-нибудь сам на двоих, душенька, я в «одноклассниках»!  

Пока Александр Сергеевич «устраивал» яичницу с гренками, варил кофе и накрывал на стол, звенящая прежде строка перестала казаться такой яркой, какой была сначала. Тем не менее, после завтрака Александр Сергеевич полусонно прошел в кабинет, очинил перо и приготовил бумагу. Тут вбежала Натали, с размаху плюхнулась к нему на колени и защебетала:  

- Пусик, сегодня бал у Балконских. Пойдем? Будут великий князь с княгиней, вицеканцлер и кавалергарды. Мне девчонки кинули мессагу, звали потусоваться.  

- Какой бал, Наташенька? Мне же опять в ночную! – грустно ответил Александр Сергеевич, снимая Наталью с колен. – Сейчас пару строчек напишу – и спать!  

Наташа легко упорхнула к своему виртуальному общению, а Александр Сергеевич наконец записал заветную строку и, погрызывая перо, задумчиво зафиксировал взгляд на трещине в штукатурке:  

- Сейчас – сейчас!...Любовь, ...кровь, ...морковь, ...свекровь.... Ускользает чертова рифма! Ускользает.... Ускользает....  

... Почему-то дальше не писалось.  

... Летела ракета.  

... Думала:  

- Эх, дурища я военная! Ща ка-ак бабахну – мало не покажется! Сам в говно ...тьфу ты, сам главнокомандующий похвалит. Скажет: «Вот уж бабахнули, так бабахнули! Орлы!». ...Нет, пожалуй, я не бабахну, а он не скажет: Головка-то у меня не боевая, а учебная! ... Ну ладно, зато хоть научусь. С другой стороны – зачем учиться, если я одноразовая? ... Ну, хоть на мир посмотрю. ... И опять же, зачем мне мир, если я – военная? ... Вон, людишки какие мелкие внизу: таких и не жалко. А я же еще и высокоточная! ... Была, пока прапорщик Сидоренко блок наведения ни спёр и ни загнал. Теперь – только стрельба по площадям, хорошо бы хоть в полигон попасть. Ну, зато я современная и грозная! ... Правда, современная – тоже относительно, меня ж еще в прошлом веке создавали. Но новее-то нет ведь! Значит, всё-таки современная, хотя бы в смысле – со времён СССР осталась. ... И грозная – тоже относительно: пять предыдущих пусков – в белый свет, как в копеечку. Кто такую испугается? Всё доводят, доводят, а довели только до слёз. Президент конструкторов, генералов в кучу согнал, спрашивает: «Где деньги? Я вам, гадам, на доводку ракеты давал? Давал! Где деньги? Где ракета?» Ему честно отвечают: » Деньги все при... то есть освоили, ракеты все позапускали.Теперь найдём, куда приземлились, и будем результаты испытаний обрабатывать. Ночей не досыпаем, даже глаза слезятся, видите? Довела нас эта работа, господин наш любимый товарищ Президент, до самого что ни на есть нервного срыва.» То есть сорвались, мол, и освоили «бабки», ну и понервничали, конечно.  

...Зато имя у меня гордое, крылатое – «Булава»! Оружие для ракетных подводоносцев! Осталось подводоносцы построить, а то пока с одного отстреливают. Это чтобы враг знал: есть еще из чего пульнуть! ... Нет, если найдется такая богатырская десница, чтобы мной по бОшкам колотить – вполне за булаву сойду!  

... Пофиг, в принципе, что подводных лодок не строят, а ракеты не летают, как им положено: репортёру заплатят – он так про успешную стрельбу распишет! И фотографию в фотошопе сделает – мама не горюй!  

...Куда же я попаду-то? Хотя, моё попадалово – дело десятое, ведь учебная же! Зато стартовала, улетела – для репортёра это факт! Не лететь же за мной для проверки на другой такой же!  

... Ой, что-то я расслабилась, рассопливилась. А ну, готовсь! Равнение на ...право! Или налево? А-а, какая разница! Нормально всё! И блок наведения мне не нужен, всё-равно наводиться не по чему: навигационные спутники-то попадали ещё при запусках!  

А я, хоть неизвестно куда, но всё-таки лечу!  

А может, ещё и бабахну!  

Вдруг не досмотрели, и нормальную боеголовку поставили?  

... Или в склад боеприпасов попаду случайно!  

... Летела ракета.