Четвероклассники были счастливы. Завтра – в поход! Старшая пионервожатая – десятиклассница – неделю собирала группу школьников и, когда их количество стало равно пятнадцати, объявила: «В поход, дорогие! Возьмите с собой еду и воду. Собираемся возле школы. Только без опозданий! Семеро одного не ждут! ». 

Людочка металась по скромно обставленной квартирке и не знала, что взять с собой . 

В кладовке нашла кольцо конской колбасы, два сухарика, 

моченые зеленые помидоры и складной перочинный ножик. 

Быстро сложила все в парусиновую сумочку. Пристроила ее за спиной, туго стянув ремнем на талии, который просунула в ручки сумки накрест. 

Шли долго, сначала по городу, потом степью, через речушку Илек вброд. Шли бесцельно. Не понимая куда, зачем. Вначале было интересно,- пахучая, ровная как ладонь, степь, ковыль и многотравье, миражи на горизонте, привал. Дружно пели песни «У дороги – чибис…», « Ах, картошка- тошка- тошка, – пионеров идеал»… И вдруг все поняли – заблудились! Впереди горы, которых не преодолеть, сзади – быстро опустившийся темный вечер бездонной степи. Ни огонька, ни живой души! 

Ни у кого не оказалось с собой фонарика. Прижавшись друг к другу, взявшись за руки, дрожа от холода и страха, тихо всхлипывали даже мальчишки. Кто-то вспомнил про спички. Разожгли костер. Ночи холодные в августе, климат резко-континентальный даже в пределах суток, иногда и снег может пролетать ночью. Людочка натерла сандалиями пятку и ей пришлось разуться, чтобы ноги отдохнули. 

Причудливые узоры горящих дров приковывали к себе детские взгляды. Кто-то начал рассказывать страшные истории о популярной тогда «черной-пречерной руке». 

Вдруг крик громкий, пронзительный разорвал степную тишину. Людочка обнаружила, что сидит рядом с влажным, шевелящимся клубком змей… 

Она бежала босиком по колючей степи, бросив у костра свои вещи. Лунный свет вплетался в косы, соцветия высоких сорняков впивались в шорты, рукава футболки. 

Она упала , перевернулась на спину, перед ней – высокое, звездное небо, огромное и безмолвное. И Большая медведица – ковш. Людочка сквозь слезы разглядела, что в этом ковше, с какого края ни возьми, самая яркая звездочка остается третьей. « Это будет моя, моя звезда! Она мне поможет, поможет…», уже засыпая шептала Люда… 

Яркий свет фар, гул машин и вертолета – пришла помощь. Их давно уже искали . Сонных, уставших, грязных детей усадили в грузовик и отвезли в городскую милицию. 

- Так, беглецы, рассказывайте, где ваши родители работают? Сейчас будем им на работу сообщать. 

- Только не на работу! – плакали дети. 

-А кто штраф будет платить? 

-Только не штраф! 

К обеду следующего дня всех детей забрали по домам. А Людочку мама не могла забрать, работала сутками на переезде железной дороги. 

Люда лежала на широкой голой лавке в тесной милицейской комнатушке и плакала от обиды, боли, голода. Одна косичка свисала на пол. А вторая – расплелась. Ленточка потерялась и теперь густые темные волосы служили покрывалом… 

Всю дорогу домой мама молчала, плотно поджав губы. Как только вошли в квартиру, стала кричать, что есть мочи: 

- Где сандалии, где колбаса, где перочинный ножик? Ты понимаешь, что это чужая вещь, что это трофей и я должна отдать его? Потеряла? А голову ты не потеряла? В милицию она попала! Штраф за нее плати!- И так целый час. 

- Мам, я спать хочу, ну, не ругайся уже. Мы в поход ходили! 

Ну, ударь уже, только не кричи,а? Или пожалей! 

Мать схватила кочергу, замахнулась. Людочка глубоко нырнула под одеяло.Вдруг мамино тело рухнуло на пол, а в доме стало тихо и темно. Люда боялась выглянуть. Глотала слезы и не могла успокоиться от пережитого кошмара за последние сутки. Сердечко громко стучало и голова была свинцово-тяжелой, а глаза слипались. Но еще больней было от того, что мама не пожалела, не приласкала, не посочувствовала и не успокоила. А еще жалко потерянных сандалий и чужого перочинного ножика. Ей казалось, что у нее выросли крылья и она парила над степью в поисках потерянных вещей… 

Только утром соседи узнали, что мама, размахивая железной кочергой, разбила лампочку, свисающую с потолка, и ее сильно ударило током. 

Больше она никогда не ругала и не била Людочку… 

Иллюстрация : дети-ангелы, gandex.ru 

ВЕДЕРКО С ЛОПАТКОЙ.1953 ГОД. 

Веселая гурьба шестилетних ребятишек с удовольствием возилась 

в прохладном песке с глиной из вырытой строителями траншеи 

вдоль городской дороги. Они все жили в одном дворе – немцы, казахи, чеченцы, татары, армяне. Играли всегда дружно. 

Жара. И вдруг они! Идут по главной улице городка, гордые, с высоко поднятой шеей верблюды. Караван устало двигался по раскаленному асфальту. Верблюды медленно пережевывали остатки пищи, как жвачку, и смотрели на всех свысока. 

Дети сорвались с мест и, дразня верблюдов на все лады, бежали рядом с караваном. Девочка в розовом сарафанчике, бросив свое ведро и лопаточку, устремилась вперед за детьми. 

«Верблюд , плюнь! Верблюд , плюнь!»- хором кричали дети, строили рожки, высовывали языки. 

«Рули-рули, на, тебе четыре дули!»- крутили они фигуры из пальцев. 

И верблюд, который шел первым, – плюнул. То ли ему не понравился сарафан в розочки, то ли девочка кричала громче всех. Ее голова покрылась теплой пеной, которая стекала по лицу, смешиваясь со слезами. 

Утершись подолом ситцевого сарафана, она понуро вернулась к траншее. Красного ведерка с синей лопаткой там уже не было…Исчезло… 

Больше ей никогда не покупали этих игрушек, в наказание, и она с завистью смотрела, как другие дети лепят «пасочки» и тихо плакала об утрате … 

Никто из взрослых не поинтересовался, что ей пришлось пережить в этот день... 

Иллюстрация -mudrila.ru 

Борис Сподынюк.  

Приключения рыжего кота в Бермудском треугольнике 

Рассказ. 

Ребята, вы себе даже не представляете, какие картинки может наблюдать человек, живущий в современной Одессе. Конечно, сравнить с Одессой Фроима Грача Бени Крика и Соньки «Золотой ручки» сегодня невозможно, но дух Одессы её сущность всё равно пробивается сквозь налет так называемой культурности и цивилизованности, как у людей, так и у животных, которые родились в Одессе. 

Вы, конечно, можете мне возразить, но вот вам мои наблюдения в самом колоритном районе Молдаванки, так называемом одесситами Бермудском треугольнике, месте, где сходятся в одной точке улицы Средняя, Комитетская и Мясоедовская. 

Буквально метрах в ста от этой точки, одним предприимчивым одесситом был открыт магазин канцелярских товаров. В котором продавцы работали посменно, по три дня с восьми до двадцати часов вечера. Это были две женщины, обе уже бальзаковского возраста, обе имели опыт замужества и обе, в итоге, остались одинокими, разочарованными в любви, мужчинах и семейной жизни. 

Как всегда, при открытии какого-нибудь предприятия к нему прибиваются животные. Это обычно собаки, которые прибиваются к гаражам, предприятиям по производству тех товаров, которые пользуются спросом у населения близь лежащих домов. Их там подкармливают как работники этих предприятий, так и клиенты, приезжающие за товаром. Собаки, а их собирается по три четыре особи, свято берегут своё место от посторонних псов и горе тому псу, который посягнёт на место в мясном ряду одесского привоза, либо на охраняемой автостоянке и т.п. Аборигены, будут биться смертным боем за своё место. Лично я, неоднократно, наблюдал такие побоища, в которых о милосердии и пощаде речи не идёт. 

Так вот, в ста метрах от центра одесского бермудского треугольник, к магазину канцелярских товаров прибился только начавший ходить рыжий котёнок. Случилось это в период работы продавщицы (назовём её Машей). 

Она была полной, миловидной женщиной, душевные силы которой, ещё, не были растрачены на подловатеньких мужиков говорящих одно, а делающих другое. Увидав котёнка, который дрожал от холода как вибростанок, был огненно рыжий и пушистый, смотрел на неё круглыми синими глазами и жалобно мяукал, её доброе, большое сердце настоящей женщины не выдержало. Она взяла котёнка в магазин , дала ему в блюдечке тёплого молока, подогрела ему отварную сосиску и перемешав с картофельным пюре скормила её ему. Затем в раковине она помыла его тёплой водой, вычесала его от блох и назвала его Васька. И кот, переживший нападения полчища блох, пинки людей которым он попал под ноги, вечно голодный, наконец-то зажил спокойной, сытой и тёплой жизнью. 

Он же не знал, что люди бывают разные, одни любят котов и других животных, другие этих представителей фауны не переносят. 

Отогревшись в магазине, отъевшись сосисок, которыми его потчевала продавщица, он любил лежать в окне в витрине с образцами выставленных канцелярских товаров, вывернувшись на спину и подставляя посетителям свой животик, покрытый рыжей шёрсткой, который посетители магазина с удовольствием почёсывали, доставляя удовольствие себе и огромное наслаждение Ваське. На его рыжей мордашке появилась и утвердилось выражение которое любой человек назвал бы : «Жизнь удалась.» 

Каково же было его удивление, когда на следующий день, другая продавщица, сменившая Машу, взяв двумя пальцами за шкирку выкинула его за двери магазина в слякоть и мороз. 

Он никак не мог понять, что же он не правильно делал. Неужели он плохо выгибал спинку, или мурлыкал неправильно. Он сидел под дверьми магазина и те же люди, которые ещё вчера гладили его по животику, пинали его ногами и норовили наступить на его пушистый рыжий хвостик. 

На второй день после изгнания из Рая с мордашки Васьки исчезло выражение «Жизнь удалась», он опять нахватался блох, был голоден и ему было ужасно холодно. Продолжать сидение и ожидание большой и доброй Маши под магазином стало просто невозможно. Переменчивая одесская погода внезапным дождём намочила его шёрстку, которая абсолютно перестала его греть. И если бы он, случайно, не заметил разбитое стекло в окошке подвала под магазином и образовавшуюся щель, в которую мог пролезть только маленький и чрезвычайно худой котёнок, то неизвестно было б, сейчас, про кого рассказывать. 

Но у Васьки не было выбора и он пролез в образовавшуюся щель в окне, рискуя порезаться. По подвалу проходили трубы теплотрассы , которые из-за лени и головотяпства работников коммунальных служб были не покрытии слоем термоизоляции, что создавало довольно комфортные условия нахождения в этом помещении в зимнюю, по-одесски слякотную, с пронизывающими насквозь ветрами с моря, пору. В связи с тем, что щель в разбитом окне была очень мала, то конкурентов у Васьки в этом помещении не было. 

Он взобрался на одну из труб отопления теплоноситель в которой едва был выше сорока градусов по Цельсию, и, улегшись на ней заснул.  

Ему снилась витрина магазина, в которой он лежит кверху брюшком и покупатели почёсывают ему его рыжий животик. 

Спал он долго, но какие-то звуки в его животе разбудили его. Он вспомнил о большой и очень доброй Маше, которая наливала в блюдечко ему тёплого молока и давала ему сосиску с картофельным пюре. Правда, картофельное пюре ему не нравилось, но из уважения к Маше он его ел. 

А сейчас даже при воспоминании о картофельном пюре рот его наполнился слюной и он начал осматривать подвал с высоты своего положения, то есть с трубы.  

Он заметил, что время от времени внизу пробегают какие-то маленькие серые существа с тоненькими хвостиками и исчезают в маленькой дыре в стене. Затем снова появляются и деловито снуют туда, сюда. Но так как урчание в его животе усилилось и он почувствовал настоящий голод . В какой-то момент ему показалось, что это не какое-то странное существо с тонким хвостиком, а ароматная сосиска только с хвостиком. Васька подобрался, прицелился и прыгнул. Странное существо оказалось в его лапах и запищало от ужаса. Но Ваське это существо было, уже, не интересно, оно не пахло сосиской и что с ним нужно было делать ,его никто не учил. Он разжал свои острые когти и выпустил этого хвостатика, который не преминул воспользоваться этим обстоятельством и спрятаться в дырке в стене. 

Васька опять взобрался на тёплую трубу и начал мечтать об ароматной тёплой сосиске, которой его кормила большая и добрая Маша.  

Со своей трубы Васька видел вход в магазин канцелярских товаров и под урчание своего голодного желудка ждал, когда появится продавщица Маша. 

Так в ожидании прошло два дня, он уже был так голоден, что собирался вылезти сквозь щель в стекле на улицу и попробовать найти хоть что-то съестное, и в этот момент он услыхал голос Маши, которая ходила вокруг и звала его. 

Рискуя порезаться, он пролез в щель и непрерывно мяуча выбежал навстречу Маше. Радость от встречи была обоюдной, Маша что-то говорила про уродов в племени женщин, и опять мыла Ваську тёплой водой. Затем вытерла его пушистым полотенцем и налила в блюдечко тёплого молока, которое Васька вылакал одним духом, тогда она налила еще раз полное блюдечко, содержимое которого постигла та же участь в те же рекордно короткие сроки. Затем Маша дала Ваське тёплую сосиску, с которой он расправился мгновенно. Живот у Васьки напоминал надутый шар, но он так изголодался за эти три дня, что продолжал просить есть. 

Но Маша, женщина разумная, постелила на подоконнике свою пуховую кофту и, укутав в неё Ваську положила его на подоконник. Объевшийся котёнок, обогретый и обласканный, заснул мгновенно, но ему было хорошо известно чувство благодарности, поэтому он продолжал благодарно урчать даже во сне. 

Маша, при виде всего этого, даже, всплакнула от радости встречи, и во избежание изгнания котёнка в дальнейшем пошла с просьбой к хозяину магазина оставить котёнка при магазине. 

Так как в магазине торговали канцелярскими товарами, и нахождение котёнка в магазине не нарушало санитарных норм, хозяин магазина разрешил Ваське жить при магазине с одним условием, что Маша будет убирать за ним в случае нарушения котёнком санитарно – гигиенических норм.  

Но Васька, как истое дитя улицы, ни разу не нарушил санитарных норм, а наоборот его любовь валяться в живописных позах в витрине привлекала в магазин детишек из расположенной напротив школы и продажи канцелярских товаров возросли кратно. Только в школе звонок на большую переменку, как толпа школьников и школьниц в магазине. Каждый стремился погладить валявшегося с блаженной мордой Ваську по вывернутому для этой цели животику, одновременно купить ручку, либо резинку.  

Напарница Маши, вторая продавщица, делала вид, что не замечает котёнка, Васька это понял и так же игнорировал её. 

Но наша жизнь тем и хороша, что никогда не бывает чего-то постоянного. Маша познакомилась с высоким и импозантным мужчиной, неоднократно обманутая мужчинами всё-таки поверила его дифирамбам и вышла за него замуж. Всё это произошло на фоне продажи хозяином магазина и приобретение этого помещения торговцем мясом. Теперь этот магазин назывался «Мясная хата» 

Васька к этому времени стал огромным рыжим котом морда которого была исполосована шрамами полученными в нескончаемых битвах за свою территорию, за молодую кошечку, благосклонности которой он добивался. 

Представьте себе жизнь кота территорией, которого является «Мясная хата». Хозяин магазина при получении мяса от поставщика прежде всего отрезает кусок мяса Ваське, если кот понюхав отказывается есть, то никакими коврижками не заставишь хозяина взять это мясо у поставщика для реализации. Если же Васька начинает уписывать это мясо с урчанием, то хозяин забирает это мясо по цене поставщика, даже не торгуясь. 

Но Одесса есть Одесса. Находились люди пытавшиеся подкупить Ваську, подсовывая ему такие мясные изыски при виде и запахе которых любой кот слюной изойдёт. 

Любой, но не Васька. Быть может он обладал природной сообразительностью которая подсказывала ему, что взяв взятку он поест вкусно только один раз. Или воспоминание о Маше, её доброте и ласке возродили в нём порядочность и преданность своему хозяину. Кто знает? 

Рассказав вам, мои дорогие читатели, эту бесхитростную историю я, неназойливо, напоминаю всем вам, что Господь создал на этой земле не только человека, а ещё много разнообразных животных, особенно домашних. Они называются так потому, что хотят жить с человеком в его доме, хотят служить ему, помогая человеку в его жизни. 

Конец. 

Обычно сдержанный и спокойный Илья возбужденно мерил комнату шагами от окна до дивана, где сидела его мать, и говорил, говорил... 

-Ты не понимаешь! Возможности света неисчерпаемы. Энергия окружает нас повсюду, – бери и пользуйся! Не надо изнурять планету, она и так еле-еле нас терпит. 

– Есть куча научных институтов, которые занимаются этим, ученые, а ты всего лишь обыкновенный программист. По силам ли одному объять своим математическим умом, пусть и дотошным, насколько велика эта задача? Боюсь твоего разочарования. 

– Мне иногда кажется, что существует какой-то гениальный программист, создавший нашу Вселенную. И я в ней – лишь звено программы будущего. Вот поэтому и должен использовать свои способности, показать, что есть другой путь развития, с бесплатной и доступной всем энергией, необходимой для жизни. Тогда прекратятся войны, которые идут за владение полезными ископаемыми, тогда с детских лет будут развивать способности, с которыми я родился! Ведь, если они у меня есть, значит, не зря даны! 

– А Данька? 

– И Данька тоже. Ты не беспокойся, я ему не всё рассказываю, а то сразу же начнет все на практике применять, сама знаешь. Да и живем мы далеко друг от друга. 

– Хватит с меня гибели отца! А вы ещё пытаетесь левитацию практиковать! 

*** 

Из центра сада, где уютный топчан для посиделок целый день жарился на солнце, общими усилиями деда, сына и внуков его перенесли в дальний закуток. Теперь он расположился среди вишневых деревьев и виноградных лоз. С трех сторон нависали веточки спелых сочных вишен, с четвертой – еще несозревшие гроздья винограда. Мягкая полутень спасала от зноя, и дети, мальчики – погодки, тотчас же заняли всю площадь топчана для игры в солдатики: выстраивали друг против друга армии «зеленых» и «серых» (по цвету игрушек) и разыгрывали бесконечные сражения с попеременной победой, чтобы не было обидно командирам. Вечером они наотрез отказались идти спать в комнату, тогда бабушка с мамой, не споря, вынесли им одеяла с подушками, а сами ушли вечерять у телевизора. Было далеко за полночь, когда мать на цыпочках подошла к топчану, стараясь по возможности не шуршать опавшими веточками и сухими листьями под ногами. 

– Мама, – заворочался младший. 

– Спи, спи... 

– Я не сплю, – заговорил старший, шестилетний Илюша. 

– Давно пора, – укладываясь и уже почти закрывая глаза, пробормотала мать. 

– Очень красиво! 

– Что? 

– Виноград как звезды, и звезды, как виноградины, только подальше и ярче. 

Темное южное небо сверкало россыпью голубых, белых и желтоватых звезд различной величины и яркости, полупрозрачные незрелые виноградины вписывались в эту картину большими матовыми и светло – зелеными космическими светилами. 

– Да, – вздохнула с грустью в голосе, – когда-то и я мечтала туда полететь. 

– К звездам? 

– Видишь вон ту голубую, над головой? Это Вега из созвездия Лиры. Мне всегда казалось, что она близко, и я вырасту и долечу до нее. 

– А кто придумал звезды? 

– Они сами образовались из космической пыли. Наше солнце тоже звезда, только она к нам намного ближе, чем те, которые мы видим маленькими. 

– Почему мы ее не видим сейчас? 

– Земля вращается вокруг Солнца и теперь повернулась к нему другой стороной. 

– Вырасту, долечу обязательно... 

– Долетишь, долетишь, – успокоила засыпающего сынишку мать, укрывая одеялом. Предрассветный прохладный ветерок подул с гор, которые стали проступать на горизонте. Звезды постепенно тускнели и исчезали, уступая место дневному светилу, скользящего розовыми лучами по кромке неба. 

С той ночи каждый раз перед сном дети подолгу рассматривали звездное небо, задавали и задавали новые вопросы. Больше интересовался спокойный Илюша. Данька, живчик, отличался неукротимой энергией и, в отличие от старшего, засыпал, едва коснувшись головой подушки. Для ответов на нескончаемые «зачем» и «почему» родителям пришлось вспомнить весь курс школьной астрономии и физики. Отец, физик-атомщик, шутил, что даже ученики – аспиранты не задают ему столько вопросов, как свои дети. Обычные ответы их не устраивали, а законы всемирного тяготения и Кеплера с формулами, как ни странно, вызвали неподдельный интерес. Пришлось даже объяснять, что такое ускорение свободного падения, и почему на Луне вес человека в шесть раз меньше, чем на Земле. 

Первого сентября Илюша пошел в первый класс, и больше не думал о звездах – ему интересней было решать арифметические задачки, которые вызывали в нем способность размышлять, что он подспудно понимал. Обычный школьник обычной школы, он ничем особенным, кроме безупречного поведения и отличной учебы, не выделялся и поэтому всегда был любимчиком учителей. Что греха таить, кто из учителей не любит спокойных и успевающих учеников! Жизнь его шла по накатанной колее. Совершенно неожиданно в шестом классе он попал запасным участником на городскую математическую олимпиаду и занял первое место, вызвав некоторый переполох среди проверяющих учителей. Школьная учительница рассказала позже родителям, что, увидев весьма необычный алгоритм решения задач, она подала на апелляцию. Илюша долго и обстоятельно объяснял комиссии, в чем суть, и с неприметного места в середине списка переместился на почетное призовое. Она же и посоветовала перевести ребенка в математическую школу, по его способностям. 

Сын долго упирался, в конце концов, когда родители отказались его уговаривать, согласился, 

– Хорошо, я перейду, только больше не поеду ни в какой летний лагерь. 

Тысячи раз мать сожалела, что согласилась на безобидное с виду условие: Илья забросил прогулки и все свободное время проводил за письменным столом. Она часто заглядывала к нему в комнату и видела одну и ту же картину: Илья либо что-то сосредоточенно читал, делая выписки в тетрадь, либо сидел, закрыв глаза. 

В сердцах как-то сказала, 

– Хоть бы пошел с братом прогуляться, а то сладу с ним нет, все его где-то носит, не знаю, где искать. 

Ответ последовал незамедлительно: 

– Не мешай мне думать. А с Данькой ничего не случится, я всегда знаю, где он и что делает. 

– Как знаешь? Где он, к примеру, сейчас? 

– Играет на водозаборе. Придет часа через два. Они там плотину делают. 

– Лучше бы к обеду, через час, чтобы не подогревать, – вздохнула, и, спохватившись, – а думаешь о чем? 

– Как о чем? О полете на звезды! Помнишь, ты говорила, что хочешь долететь? 

– Помню. Это же мечта, она не всегда сбывается. 

– Если очень захотеть, сбывается, ты это тоже говорила. А я очень хочу. 

К обеду появился Данька, веселый, запыхавшийся, с порога затараторил, 

– Илья сказал мне, чтобы я срочно шел домой, а то обед остынет, и ты будешь ругаться. Я за десять минут добежал. 

– Данька! – сердито окрикнул Илья. 

Охнув про себя, мать стала накрывать обед. Минимум времени, чтоб бегом добежать домой от водозабора – тридцать минут. 

– И давно вы так? 

– Что? – братья вскинулись, как нашкодившие котята. 

– Бега...перемещаетесь... 

– Это все Илья! Он мне рассказал, что делать, а я попробовал. Сильно захотеть и представить то место, и все. Ты не будешь ругаться? 

– За что? 

– Я в школу хожу, не одеваясь. Выхожу и думаю, что у меня всего одна минута. Вроде бы идти десять, а мне хватает минуты. Немного только холодно зимой. 

– А что Илья? 

– Он ругается, говорит, что надо сначала все вычислить, а потом делать. 

Илья демонстративно отвернулся спиной и не вмешивался в разговор. В голове матери ясно прозвучали его слова «все равно долечу до звезд». 

– Слушайся брата, он старше, ему видней. А сейчас обедать. 

– Спасибо мама, – завершил Илья мысленный диалог. 

*** 

Перебинтованный с ног до головы Данил лежал в больничной палате и виновато смотрел на мать. Говорить он не мог, но и без этого они прекрасно понимали друг друга. 

– Это я виноват... Я в гости приехал. Илья рассказал мне свою теорию... 

– Он обещал не говорить тебе! 

– Всё не говорил, но и так всё понятно и легко – нужно представить себя наконечником стрелы, направленной туда, где хочешь очутиться... помнишь, мы так в детстве баловались? 

– Помню... 

– Илья меня всегда ругал, что я сначала сжимаю время, потом представляю, а надо наоборот. Говорил, что скоро стану старше его, а он не хочет быть младшим братом такого балбеса. 

– И? 

– Он же программист, все ходы у него последовательно расписаны, а я физик. Как только сказал, что стрела должна быть из света... не плачь... я найду способ его вернуть! 

– Где? 

– На Солнце. Ему пришлось лететь вдогонку и отшвырнуть меня обратно, истратив всю свою энергию. Он теперь – Свет. Программу перехода назад, в материю, не успел дописать. 

Мать подошла к окну, отодвинула жалюзи. Зима. Хрупкие ветви рябины согнулись под утренним инеем, на подоконнике и на земле лежит снег, вдали виднеется речка, скованная льдом. Всё кругом застыло и заморозилось, как ее сердце сейчас. Теплый солнечный луч, вынырнув из-за горизонта, заскользил по лицу, осушая обильные слезы, лаская и согревая. 

Вместо фамильных часов на цепочке, в наследство от деда Алекс получил слабое сердце, к тиканью которого часто тревожно прислушивался и которое каждый день аккуратно подводил таблетками из чехла в форме часового ключика. Второй и последней частью наследства, полученного им при рождении, были его два члена, и если один из них давал осечку, непременно срабатывал второй. Отец Алекса придавал этой особенности его анатомии сакральное значение и постоянно повторял, что в двух членах Алекса его жизнь и смерть, а также и слава и позор их рода. 

Французы, говорил он, называют оргазм маленькой смертью, и в этом жестоко обманываются, ибо смерть не бывает маленькой, она либо настоящая, либо никакая. Потому что чьё-то зачатие – это всегда чья то смерть. Так устроена жизнь: когда кто-то прекращает существовать, кто-то тут же начинает. Жизнь всегда кормится смертью, а смерть – жизнью, и чем выше рождаемость, тем выше смертность. Для каждой смерти нужно участие двоих: отца-времени и матери-места. Их пересечение – это прицельная сетка смерти, а извержение семени – выстрел. Когда стреляешь вхолостую, ничего не происходит, но когда попадаешь, обрывается чья-то жизнь, и если новая жизнь будет хуже этой оборвавшейся, ты – не мужчина, а пегий кобель. Поэтому заклинаю тебя, сынок, постарайся, в этой жизни быть счастливее, чем в предыдущей, иначе подведёшь своего бедного отца. 

Где и при каких обстоятельствах Алекс познакомился с Марией, не имеет никакого значения. Если в красоте Марии и был какой-то изъян, то только один: она никогда не смотрела обоими глазами на одно и то же и была на один глаз близорукой, а на другой – дальнозоркой. Сама она объясняла это тем, что её мать, растившая её одна, до её рождения встречалась сразу с двумя мужчинами, и один глаз достался Марии от одного отца, а другой – от другого. То, что было у Алекса было ниже живота, Марию если и удивило, то уж точно не озадачило: ей уже приходилось держать во рту два члена сразу. 

Брачную ночь Алекс начал с того, что сложил Марию пополам, как складывают двустволку, и ввёл в каждое из её отверстий по члену. Потом он перевернул её и перезарядил, так что члены поменялись отверстиями, как персты молодожёнов меняются кольцами. В заключение, Алекс связал невесте руки и поставил её на колени, как приговорённую, прицелился ей сразу в оба зрачка(каждый из которых смотрел на «свой» член, так что ей казалось, что член один) и с небольшим промежутком разрядил ей в лицо оба члена. 

Со временем молодая жена стала замечать, что в постели один из членов Алекса стоял как-то неровно, отклоняясь влево. Однажды, она увидела, что, при перемещении или повороте Алекса относительно её, второй его член тоже отклонялся, всегда указывая на неё, как стрелка компаса, и тут же всё поняла. Но понимала она и что мужчинам вообще свойственно думать пенисами, а Алексу в этом смысле приходилось вдвойне тяжелее. Марию утешала её женская интуиция, подсказывавшая ей, что со своей любовницей Алекс никогда не раздевался, а только расстёгивал ширинку и вываливал всегда один и тот же член, и о существовании второго, равно как и о наличии у него законной хозяйки, она даже не подозревала. К этому интуиция прибавляла, что любовница Алкеса мечтала родить ему сыновей, но, в отличии от Марии, была бесплодной, а это наполняло сердце Марии победоносным злорадством. 

Но во время очередной «задержки на работе», Мария в порыве ревности решила отравить мужа, подменив таблетки в коробочке в виде часового ключа на какой-то внешне неотличимый от них сильный возбудитель. На пересечении супружеского ложа и погожего весеннего денька, приняв очередную таблетку, Алекс впервые выпустил сразу обе очереди и его слабое дедовское сердце, не выдержав двойной отдачи, лопнуло как переполненный презерватив. Мария при этом тоже испытала сразу два оргазма: первый и последний. От этого её косоглазие исцелилось и в момент смерти два призрачных, прозрачных Алекса, за которыми она была замужем и которые были так не похожи друг на друга, наконец примирившись, слились в одного, стабильного и материального. Алекс умер с позором, как отступник, так и не выполнив завет отца, но его существование закончилось не точкой, а двоеточием. 

Ни на похоронах, ни после Мария не плакала, но её горе, не находя выхода, росло внутри неё как злокачественная опухоль, так что вскоре ей пришлось пошить особое траурное платье для беременных, чёрное с белой подкладкой. У неё была двойня, существование которой началось в тот момент, когда закончилось существование её мужа, хотя в глубине души она знала, что глубина эта совершенна бесплодна и не могла зачать души для зревших в ней кусков плоти. В положенный срок она сняла траур и умерла, разорванная пополам вышедшими из неё разом двумя сыновьями. Тогда её траурное платье для беременных вывернули наизнанку и оно превратилось в саван, а в руки ей вложили ключик, который она всегда носила с собой, с тех пор, как навеки закрыла им сердце Алекса. 

Сыновья не были похожи ни на Алекса, ни на неё, ни даже друг на друга. Внешне один из них походил на одного из отцов Марии, другой – на другого, а их души, конечно, выносила любовница Алекса, ведь её душа была такой плодовитой... Была у них и ещё одна особенность: у них был один член на двоих, потому что они были сиамскими близнецами. 

- Загадывай быстрей свои загадки, не могу я ждать! – заторопил Иван, и Баба Яга начала. 

- Первая загадка! Муж сестры деверя кому брат? 

Баба Яга подленько захихикала, предвкушая фиаско царевича. 

- Так, – решил Иван, – во-первых, конечно, разобраться, в чем здесь подлянка?! Начнем сначала: муж сестры – зять, что с него взять! С другой стороны деверь – мужнин брат, черт ему сват! Его сестра…. Некогда думать! 

И Иван ляпнул сгоряча: 

- Сестре по материнской линии! 

Яга собрала на лбу морщины, зашелестела страницами фолианта в потертой коже, может даже – человеческой и торжественно объявила: 

- Ответ не сходится! Правильно – сестре своего брата! 

- А не один ли хрен? – чисто риторически спросил Иван, – Давай, дуй дальше! 

- Загадка вторая, – продолжила Яга, – одна пятая от четырех пятнадцатых! 

Яга почувствовала, что Иван хочет ответить сразу и занервничала: 

- Ты подумай, подумай! А то так – никакого интересу! Это же трудная загадка! 

- Хрен ли здесь трудного? Только это – бесконечно малая величина, зачем она тебе? Да я таких загадок тебе тыщу загадаю! 

- Ой, да ну?! – Яга показушно подняла седые брови, – Загадай, кормилец, сделай милость? 

- Ну, например…, например…, ага: в два бассейна по одной трубе вливается, а из третьего – выливается. Нахрена? 

Яга хихикнула: 

- Так не бывает! 

- Еще как бывает. Ты не увиливай, разгадку говори. 

- Это глупая загадка. Даже и не загадка вовсе. Загадку вот слушай…. 

- Э-э-э, стоп! Загадок сколько должно быть? Три! Сколько было? Три! Шабаш! Концерт закончен! Счет – 1:1, первую оба правильно разгадали! 

- …Перехитрил, – согласилась Яга, – четвертая – перебор, против правил. Ладно, говори, чего хотел? 

- Да вот, мимо шел, живот прихватило. Ну не под куст же царскому сыну! …Зашел в уборную попроситься, но теперь не надо уже! – и Иван пошел к двери, широко расставляя ноги…. 

Последнее, что она увидела , буро огненную полоску заката... 

У времени есть глубина и цвет. Их и теряют, когда корабль налетает на рифы. 

Она любовалась оттенком топленого молока ручек на столовых приборах из серебра. 

Смотрела как хрустальная люстра, рассыпаясь в искры радуг, отражалась на кривом зеркале ложки.  

Ворс ковровой дорожки, сбитой кем то в спешке, был похож на свежескошенный газон, в щетинах ворсинок 

жил свой призрачный мир пыли. Там можно было найти кусочки штукатурки, похожей на маленький снег, чей-то  

седой волос , наполовину покрашенный огненной хной, отпечаток мокрой подошвы и несколько капель шампанского. 

Если тебя не устраивает этот мир, ты всегда можешь поставить его на полку,и взять новый, а если нет подходящего, создать свой.  

Полка с книгами была здесь самой нетронутой, как леса , где не ступала нога цивилизации. Они дышат в унисон с  

реликтовыми излучениями древнейшей воды, которая не помнит зла религий, войн и смертей. 

Полка с книгами стояла так высоко, что ей приходилось напрягать мышцы спины и вытягиваться, как будто она  

хотела полететь. 

Она не знала что там, но чувствовала , что дверь к выходу есть только там. Вода прибывала и в круглые окошки уже разбивались 

брызгами, как будто треснутое стекло старалось выйти из себя и оставить раму. Картинка менялась замедленно часто , и в этой обреченной 

стихией плави , можно было наблюдать тысячи рельефов и недорисованных фантазий или рисунков, какие возникают 

в царстве неправильных линий. Так пронзительны в индиговом небе при свете оранжевых фонарей голые ветви карагача. 

Возле стола лежала еда, опрокинутая вместе с тарелкой. Крошки хлеба, риса, зелени лежали вокруг.  

Она смотрела в окно и попробовала отвлечься, но раньше любимый хлеб, пах чьими-то сапогами. 

Её укачивали движения, и она вспоминала звуки колыбельной, спетой тоненьким слабым голосом.  

Состояние безмятежного мира хлынуло внезапно через выдавленное стекло двери, вместе с водорослями и рыбами . 

Она не успела ни испугаться, ни приготовиться.Её просто накрыла волна.  

В помете, она была последышем, и долгое время не подавала признаков жизни. За это время она потеряла родовые инстинкты,  

получила тавро изгоя, а взамен, нитку памяти из рук в руки своего предыдущего воплощения. Она была крысой. 

И бывшим капитаном корабля, потерявшим надежду раньше, чем глаза полоснул закат... 

Вот и все... 

Подумало время и поставило на полку еще один томик утопий. 

Из него на пол выпал маленький ,как детская ладошка янтарный кленовый лист...Прямо на капитанский мостик... 

В Константино-польcком порту... 

Пассажиры несли чемоданы впереди себя...Все как один ..Без ручек.В них было новое небо. 

Козам, о Дана – заказ! А надо – мазок! 

Вариант: Козам – ода на заказ! А надо – мазок! 

К О З А М 

О Д А Н А 

З А К А З 

А Н А Д О 

М А З О К 

*** 

Читается с конца и с начала по вертикали и по горизонтали одинаково 

01.06.12 

61.  

Лид, у чудака какаду чудил!  

62.  

Лад, о, тот чудак МКАДу что-то дал!  

63.  

Ё! Свет туши! Прогноз зон гор пишут те всё!  

64.  

Ина, тут семь мест у Тани!  

65.  

Угода удоду! А догу?  

66.  

Ян, я сама Масяня!  

67.  

А нежен онанизм, Зина, но не жена.  

68.  

О, такса – лидер среди ласк! А то!  

69.  

Титу – шоп! А хотите, дети, Тоха пошутит!?  

70.  

И лежу ак на железе – лежанка ужели?!  

- Корпус работай! – кричит Георгич.  

Корпус – это значит, по печени. Работаю «троечку»: солнечное, челюсть и акцентировано – в печень. Дылда первые два удара легко нейтрализует, но третий пропускает и болезненно морщится.  

- Хорошо! – кричит Георгич, – Ещё минуту!  

За минуту я успеваю полдюжины «троечек», но Дылда уже настороже, а на последнем выходе из атаки умудряется подловить меня и «засветить» точнёхонько в глаз.  

- Минуту отдыха – и следующий! – говорит Георгич, и я глубоко дышу, стараясь запастись кислородом на вторую пятиминутку спарринга.  

Второй – Толстый. Он здорово держит удар и всё время виснет на мне. За пять минут таскания этой туши по рингу я устаю больше, чем за нормальный бой. Где его Георгич нашёл, такого кабана? После второй части этого «марлезонского балета» мне бы хорошенько отдохнуть, но сегодня Георгич припас сюрприз – маленького тощего улыбчивого паренька. Улыбчивый-то он – улыбчивый, но работает – любо-дорого посмотреть, совсем меня загонял, а я уже сегодня свои запланированные пару килограммов скинул, по одышке чувствую. Ага, одышка! Тут я, наконец, Георгича понимаю и восстанавливаю ритм. Свой ритм. Дело быстро налаживается. Мелкий пропускает левый хук и перестаёт мельтешить перчатками у носа.  

Георгич одобрительно хмыкает и только изредка для порядка корректирует:  

- Руки! Руки не опускай, челюсть закрой! Бок не подставляй! Двигайся, двигайся!  

Георгич – классный тренер. Без него мне чемпионом не стать. Грузит он запредельно, но зато я пока на ринге – король, в газетах так и пишут. Мол, «король ринга Виталий Первухин в очередной раз одержал победу нокаутом». В пятом раунде, потому что, как Георгич определил, «заигрался». Мог бы и в третьем всё решить, но захотелось «себя показать». А чего бы не попрыгать, если я свежей огурца, а противник еще в самом начале получил свои «боевые сто грамм» – пару нокдаунов, а держался только «на зубах». И, в конце концов, зрители тоже имеют право на оплаченное удовольствие.  

… Мы идем с Георгичем через парк к автостоянке. Так ближе, а сил сегодня отдано немало. Впереди метрах в сорока – Дылда, Толстый и Мелкий. Я не знаю, как их зовут на самом деле, Георгич никогда не знакомит меня со спарринг – партнёрами. Видимо, считает, что по-приятельски я выкладываться не буду, жалеть их буду. Ребята неплохие. У каждого – свои «фишечки». С такими вполсилы работать – себе в убыток, вон глаз как заплывает.  

У выхода из парка нас ждут. А кого же ещё, если в это время нормальные люди уже у телевизоров?  

Начинается всё быстро, без пустого трёпа.  

Наши ребята встают, как мушкетёры, в круг спина к спине в «глухую» и выцеливают самых отчаянных. Неплохо работают, я вполне успеваю на помощь, но Георгич вдруг виснет у меня на плечах и как заклинание шепчет:  

- Справятся они, справятся! Нельзя тебе! Бой у тебя завтра! А они справятся!  

Но я вырываюсь и бегу. И вчетвером мы легко разгоняем всю шоблу, и «враг бежит, бежит, бежит»!  

Мы улыбаемся друг-другу, хлопаем друг-друга по плечам, что-то такое говорим, неважное уже, просто отходим от боя. И вдруг Толстый говорит:  

- …Георгич!  

Наш Георгич лежит, неловко подломив под себя руку, и яснее ясного, что живой человек так лежать не может.  

Он и не живой. Из спины, прямо напротив сердца торчит загнутый «под руку» конец спицы.  

- За что?! – ору я, но почему-то сразу понимаю, что не «за что», а «для чего». Дылда, будто читая у меня в голове, говорит:  

- Он тебя от грязи берёг, всем говорил, что можно чемпионом честно стать. К нему ходили, предлагали бой сдать, а он….  

… Ну что же, Георгич, ходили к тебе, теперь придут ко мне, а уж я им …пообещаю. Всё честно будет! Мы с партнёрами смотрим в глаза друг другу. Хорошие ребята. Такие не подведут. Кстати, вспомнил я этого Мелкого, он по юношам в позапрошлом году до полуфинала дошёл, а потом, говорят, руку сломал….  

Мы тащим Георгича к машине, мчим в скорую, хотя понимаем, что спешить теперь не обязательно. Милиция? Да пускай гонятся! Порядок нужно в городе обеспечивать, а не центральную улицу патрулировать!  

Скорость – под сотню. Еле выворачиваю руль у крыльца. Эй, кто тут? Срочно! Человека спасать надо! Срочно! Человека!  

Врач осматривает Георгича и разводит руками. Мы понимаем его, но хоть бы что-нибудь!!! Нет?  

У подъезда менты. Дождались. Начинается нудятина про документы, про правила…. Я прямо у сержанта спрашиваю:  

- Денег тебе надо? Сколько?  

Он узнаёт меня и просит автограф.  

Из-за автографа и гнался?  

Ну, на тебе автограф.  

Завтра он вдесятеро в цене вырастет.  

Завтра я за Георгича мстить буду.