|
|
2006-11-01 17:44Кремль / Valentin
В полночном суеверьи
Стоит. И звезд в нем – тьма!
Весь сказочен, как терем,
Реален, как тюрьма.
Себя дробя на вышки,
Отводит взгляд в рекУ.
Он нем, но чутко слышит,
Чем дышат, что рекут.
Уже не озаряют
Ни думы, ни пожар.
Все холодней взирает
На то, что сам пожал:
На дурдома, темницы –
На своды страшных снов.
На донорские лица
Красно глядит, красно.
Ему не скажешь слова
Напротив. Что слова!
Ведь даже безголовый –
Всему он голова.
И встречного не стерпит,
Загонит в гроб живьем.
И каменное сердце
Стучит, не глохнет в нем.
Сняла парчу и … проще коромысла
В исподнем императорском своём.
Захлюпала, зашлёпала, раскисла,
Расплакалась, прощаясь с Октябрём…
Ревмя ревёт, чтоб всякий смертный слышал,
Раз тошно ей – чтоб каждый в петлю лез!..
Из полночи уже последний вышел
Её наместник, старый мракобес…
Он наведёт порядок свой известный!
Ему б с ветрами только пировать…
Под вечер грязь развЕсть и луж наплЕскать,
А по утру – ледком полировать…
Уж он утешит бледную хозяйку!
Прибрав остатки золотой парчи,
Одной рукой нацедит валерьянку,
Другой – Зиме без боя сдаст ключи…
Вступая в этот сон лесной,
Что тишиной поит морозной,
Поляна светит белизной,
Неугасимой силой звездной.
Застыли жесты у дерев,
Кусты просвечивают небом.
У птиц окаменела речь,
А тишина вдруг зазвенела.
Нечаянная дрожь зимы,
Отчаянные искры эти,
Как слезы на глазах земли,
Что стынут в леденящем свете.
Так в наших северных лесах,
Какая ни случись кручина,
Лучится каждая слеза,
Слезится каждая лучина.
И в тишине не разобрать,
Когда вступаешь в сон морозный,
Где свет лучистый, благодать,
А где отчаянье и слезы...
Наскоро исписаны страницы,
и аккорд последний не остыл,
вечер на окраине столицы
раньше чем обычно наступил.
Окна настежь, треплет занавески
легкий молчаливый веторок,
словно камень, брошенный без всплеска,
в тишину упал прощальный слог.
Ломтик хлеба сверху на стакане,
метрономом капает вода,
ни к чему ушедшим восклицанья,
нам они оставят навсегда
все, что здесь так дорого им было,
или что казалось дорогим,
жизнь струной оборванной заныла,
звуком отчужденным и нагим.
Осень... Улетающие птицы...
Знаете, каким он парнем был...
Вечер на окраине столицы
раньше чем обычно наступил.
Окт.2006
 * * * Если кровь жива ручьём горячечным,И знобят желанья, как костры,Если сердце болью не истрачено,Утолитель мой ужель не ты?Провиденьем свыше предназначенныйЗа уменье редкое – любить…Слёзы выплакав, теперь не плачу я,Только и осталось, что завыть.Мне б травой, ветрами пропылённою,Столбовой дороге в окоём,Иль звездой рассветною, зелёноюИзголовье осенить твоё,Либо белою сирени веткоюНа распах припасть к родной руке…Ни рядить, ни пестовать, ни сетовать – Песней оборваться вдалеке.На изломе радугой окалина,Остывая, прахом отойдёт,И сама я, не дождавшись барина,Рассужу бесстыжий хоровод.А, когда отпустит окаяние,Тихий ангел охладит чело,Обратится в сказку горевание,И тебе… не будет ничего.
Он пошел таинственно
Всюду враз.
Словно он та истина,
Что ждалась.
Словно он венчание
Всем камням.
Словно он нечаянный,
Как и я!
Пропади ты пропадом,
Белый снег.
С твоей лживой проповедью
В белый свет.
С твоей лютой кротостью,
Вьюга-мать,
Что зовет бескровию
Подпевать.
Выходя из снежности
На фонарь,
Каждый раз жду сдержанно –
Все. Финал.
Словно здесь у пламени
В полусне
Рухну я, внеплановый,
В белый снег…
Когда меня камней осыплет град,
То, кровь стерев с разбитого лица,
В слепой толпе я узнаю твой взгляд,
Завистника, лакея и лжеца.
Когда мне в спину бьёт из-за угла
Напитанная ядом клеветы
Тяжёлая калёная стрела,
Я знаю, что её направил ты.
Давно уж пал я в битве роковой,
И ковылём порос забытый прах,
Но для тебя как прежде – я живой,
И вновь в твоей душе тоска и страх.
А значит – мне опять на эшафот,
И есть ещё работа палачу.
Прошло сто лет, ещё сто лет пройдёт,
Я всё ещё долги свои плачу.
1.
Горящая свеча в неясном полумраке
Не в силах ослепить уставшие глаза.
Чудовище души в груди больной собаки
Не верит в благодать и божьи чудеса.
Не первозданный свет холодного рассудка
Заполнит эту тьму и воскресит любовь,
Но яростный огонь и дьявольская дудка,
И дерзкие стихи, и варварская мовь.
2.
Страх, метнувшийся из мрака,
Потянул души струну, –
Как бездомная собака
Завываю на луну.
Странное, больное время
Притаилось под столом,
И стучит в седое темя
Ленинградский метроном.
3.
Когда-то я был ученым
С горящим квадратным глазом,
Считал себя посвященным
Во все эти гитики сразу,
Питался травой и пивом,
Практически жил в публичке,
Ужасно был некрасивым
И ночевал в электричке.
Полгода копил на ботинки,
Зимою ходил без шапки,
Меня боялись блондинки,
И презирали бабки.
Зато – я был настоящим,
Зато – я был первороден,
Я был бесконечно счастлив,
Я был от всего свободен.
4.
Осенняя печаль знакома всем поэтам:
На сердце возлежит необъяснимый груз.
Ни золото листвы, ни отголоски лета
Не в силах разбудить задумавшихся муз.
Все так же небеса светлы и бесконечны,
И звездная тропа прекрасна, как всегда,
И линии руки все так же безупречны,
И омут синих глаз глубок, как никогда.
Но дивная свирель безгласна и невнятна,
И замер в полусне волшебный метроном,
И между стройных строк – расплывчатые пятна,
И неизменный дождь бормочет за окном.
5.
Лицом к лицу – начало столкновенья
Бессмысленно вращающихся глаз.
И сухость губ, и жар прикосновенья,
И боль, переходящая в экстаз.
Безумием отмеченные души
Свивают жала в яростный клубок,
И кровь кипит ключом, и руки душат,
И плавится безжизненный зрачок.
В мучительной, горячей круговерти
Слепого заполнения пустот,
Через любовь ведет дорога к смерти
Гораздо чаще, чем наоборот.
Город, как гигантский скарабей,
Навзничь опрокинулся нелепо,
Упираясь в выгнутое небо
Лапами незрячих фонарей.
Серые бетонные мосты –
Словно разведенные надкрылья;
Под лежалой вековою пылью
Дремлют его прошлого холсты.
Славы не добавить к именам
Призраков и важных привидений,
Бродят в недрах каменных их тени,
Бредит именами их Нева.
Львиной стражи замков и дворцов
В рыке иль зевке раскрыты пасти?
Спят каналы, узкие запястья
Охватив браслетами мостов.
Шаром золотого божества
Купол храма высветился тускло,
Мириады солнечных корпускул
Отразила нежная листва.
Звякнули трамвайные звонки,
Дрогнули проспектов сочлененья,
Разогнув скрипучие колени,
Завздыхали сходни у реки.
На исходе питерская ночь,
Перебрав во сне свои столетья,
Расставляя шпили-междометья,
Нехотя вытаивает прочь.
Послушайте! Я поднимаю пласт.
Тяжелый пласт заветных наших страхов.
Слепые маски окружают нас,
И злые боги восстают из праха.
В цветных морях, наполненных вином,
Таится ужас, дикий, бесконечный.
В вельботе утлом, с жалким гарпуном
Я выхожу чудовищу навстречу.
Я выбираю самый трудный путь,
Я одержим проигранной войною.
И кто меня посмеет упрекнуть
В предательстве и лжи перед собою?
И в богохульстве? Тварь без языка
Меня зовет с непостижимой злобой.
Мой гнев, моя печаль, моя тоска –
Всего лишь этот призрак белолобый.
Я знаю, на другом конце линя
Не просто кит – мое отмщенье бьется.
И если солнце оскорбит меня,
Я буду ненавидеть даже солнце!
Лишь мутный след, куда бы я ни плыл,
Лишь белый след струится за кормою.
Мой ангел равнодушен и бескрыл,
Мой дьявол лишь смеется надо мною.
Но я не отступлюсь, пусть эта плоть
Сгниет в утробе твари бессловесной!
Храни меня…
Храни нас всех, Господь!
Храни безумцев, замерших над бездной.
Страницы: 1... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
|