|
|
В эту осень мы вниз носы носим.
За нас стыдно – краснеет ясень.
Не глядим мы в остывшую просинь
И не просим. И путь наш ясен.
Не дождаться зимы-белошвейки,
Не забыться ни вьюгой, ни югом…
Мы собьемся, серые шейки,
Но и вместе придется туго.
Мы как в воду глядели. И грозен
Тучи цвет, что темней базальта.
Пронесут нас, да. В эту осень
Пронесут нас людским базаром.
Под галдеж будут мять и щупать,
Выбирая, чтоб жира хватало.
Будет легче немногим щуплым,
Но и в них небо рухнет обвалом.
Перед этой ужасной минутой
Одиноки мы в целом свете.
И хоть знаем, что не минует,
И хоть видим, что цепки сети…
Вот он миг желанный, чудесный,
Где как души прощальным крылом,
Уносятся вдаль наши песни,
Выстраиваясь углом.
Если я уйду – забудешь
ты меня, мой друг любимый?
Сердце пылкое остудишь
легкой песней пилигрима?
Или сам скитальцем станешь
и, от горьких слез хмелея,
полетишь за птичьей стаей,
не прощаясь, не жалея?
Если я уйду, обрушишь
боль свою на мир немилый,
черным парусом закружишь,
горькой памятью гонимый,
по морям скитаться дальним
будешь ты, ветрам внимая,
и под стук костей игральных
забывать, что я – чужая...
Там, где буду я – не плачут,
но, твоей печали внемля,
опущусь к тебе на мачту
огоньком Святого Эльма,
я серебряным капризом
к парусам твоим приникну,
боль утешу лунным бризом,
пусть печали твои стихнут,
я твоей звездою стану,
чтобы ты с пути не сбился,
чтоб над черным океаном
свет любви моей пролился.
И тебя в краях далеких
пусть надежда не покинет,
в сновиденьях одиноких
ты мое услышишь имя,
за тобой луной и солнцем
я последую повсюду,
а когда твой бег прервется,
я твоею снова буду...
Ты ночью выйди в поле,
Какой безумный вид!
Немой всемирной болью
Над нами свод висит.
Всем правит тайна ночи,
Зовущих звезд почин.
А, коль, дознаться хочешь –
Мужайся и молчи.
Но постигаешь сердцем
(И никогда умом)
Весь этот мир на срезе,
На острие самом.
Он не дает забыться,
Тревожа и дыша.
Ведь в нем твои границы,
В тебе – его душа…
Я однажды опять,
как на удочку снов, попадусь
в эту лёгкую сеть откровений,
касаний души,
но привычной иронии
еле заметная грусть
не расскажет тебе,
чем иллюзии так хороши.
Этот нежный обман
вырастает из памяти лет –
не прожитых с тобой,
но предсказанных очень давно.
На ладони судьбы
прежним абрисом –
твой силуэт...
Жаль, подсказок небес
разгадать до конца не дано.
Мой особенный друг,
нас c тобой повенчал снегопад,
и парит над землёй
невесомая снежная взвесь...
Мы по линии жизни
так долго идём наугад –
Жаль, не рядом, мой милый...
но так хорошо,
что ты есть...
Я заглядываю в таз:
Вижу в тазу лаз.
В этом, помню я, тазу
Сиживал в грозу.
Мыли, был когда младенцем,
Брали в полотенце.
Пятками стучал о дно,
Где теперь оно?
Я, должно быть, повзрослел
Или что-то съел.
Только знаю наперед:
Этот таз не врет.
Знает старая эмаль:
За эмалью – даль.
В той дали, я помню сам,
Место чудесам.
Забери меня скорей
В кроны тополей,
В перламутровую гладь,
Где отец и мать.
Живы где мои друзья,
Где любовь моя.
Где я палкой рисовал
На земле овал...
Ну давай, – кричу – Пусти!
Слышится: «Прости».
И железо поперек
Моих жадных ног.
Крыша третий день течет,
Таз подставлен под.
День лежу я на спине:
Муха на стене.
Слышу ночью как-то раз:
Плачет горько таз.
Бор серебряный,
Литые сосны…
Меж деревьями
Сонность, солнце.
Тишь наваливается,
Лучась,
Проговариваюсь,
Шепча.
И ни города,
Ни подхода.
И все горькое
И глухое,
Что на сердце
Давило камнем,
Здесь рассеется,
В Лету канет.
Здесь на части
Не разрываем,
Целен, счастлив
И, забываясь,
Шепчешь милые
Звуки немо:
Воли, мира,
Любви и неба…
Твой кораблик отходит от пристани,
Ах, какое простое решение!
Дай мне, Господи, силы, чтоб выстоять,
Дай надежду избыть наваждение.
Паруса, что не нами поставлены
Ловят ветер, не нам предназначенный,
Наши души надеждой отравлены
Да долги до сих пор не оплачены.
Видно курсом, не нами проложенным,
Мы плывём, задыхаясь от жалости,
Для любви нашей поздней, непрошеной,
Не хватает лишь маленькой малости.
Может быть, заблудившись во времени,
Ты пришла, так прекрасна и искренна,
Из далёкого юного племени,
Что исчезло, рассыпавшись искрами…
Я у Зевса
украл огонь.
Хватит всем
на Земле тепла.
Пусть дымится
моя ладонь,
для людей
я сгорю дотла.
Ради истины,
на костре,
утверждая
наук начала,
я cгорел звездой
над толпой,
чтобы плоской
Земля не стала.
Под картечью
пурги, вперёд,
я иду,
побеждая стужу.
Замерзаю.
Под кожей лёд.
Полюс мне
позарез нужен.
Режет горло
стекло воды.
Вспышка взрыва.
Провал мрака.
Я и мёртвый
на зов трубы,
после смерти,
пойду в атаку.
Будь я проклят
эпохой зла,
одуревшим,
слепым веком.
Зверь во мне,
негодуя собой,
станет зрячим,
как Бог,
ЧЕЛОВЕКОМ.
Переборы далёких струн
Отразились на нотном стане,
Словно блики чудесных рун
Нити бисера распластали.
На листе оживает звук,
Воспаряя светло и быстро,
Поднимаясь от тёплых рук
Вдохновенного пианиста.
Эхом лёгким летит туда,
Где родился в небесном мире.
Неподвластен туман суда
Быстрокрылой свободной лире.
И за этот короткий миг
Пианист проживёт столетья.
Вопрошая, душой постиг
Звуки неба в простом ответе.
Очарованность линий
и страстный азарт ремесла.
Филигранность скульптур –
достояние вечного Рима...
Той же силой любви,
что когда-то его вознесла,
фресок смешаны краски
божественно-неповторимо...
Что с того, что художник
при жизни уже знаменит?
Всё богатство –
каррарского мрамора глыба,
и только...
Но рождённый из муки и радости
гордый Давид –
вот прекрасный итог,
остальное...
лишь пыль и осколки.
До последней черты –
гениальная точность резца.
До глубоких седин –
гениальная искренность чувства.
Вдохновенный и каторжный труд.
Одержимость творца.
День и ночь,
жизнь и смерть –
на алтарь мирового искусства.
Страницы: 1... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 ...20...
|