|
|
Когда я пала в неравной битве,
В глаза-бойницы, смеясь, смотрела,
Сказал, – вернёшься ещё за бритвой, –
Я жду рассвета, как ждут расстрела.
Я ждать устала примерно в восемь:
Казалось, небо в слезах утонет,
А ближе к ночи явилась осень,
Залезла в душу погреть ладони.
И нет спасенья от этих ушлых,
От этих грязных осенних листьев,
Когда так просто влезают в душу,
Потом её же сжигают в письмах.
И нет спасенья во всей Вселенной,
Во всей Вселенной – война песчинок!
Ты вырвешь сердце живьём у пленной, –
Опять докажешь, что ты мужчина.
Приплыли. Тонет в луже дом культуры.
Ползут сараи. (Приняли на грудь).
Берёза, как деталь архитектуры,
Кривой рукою кажет Светлый Путь.
Всё осень: нет приёма против лома.
Возможен транспорт только гужевой.
А Ленин посреди металлолома
По-прежнему мечтает, как живой.
Старуха ставит жёлтые заплаты
Дождём на протекающий карниз.
«Бег времени похож на эскалатор,
Но не на тот, что – вверх, на тот, что – вниз, –
В душе всё больше образов нездешних, –
Москву наверно белит первый снег».
В саду осиротевшие скворечни
Прозрачно намекают на побег.
Дождь – скульптор на селе: врастает в глину
Прохожий…
Жгу листву, как жгут мосты.
Лишь крыши, точно кошки, выгнув спину,
Трубою держат серые хвосты.
Есть жизнь ещё в груди китайской вазы:
Хрустально-белый танец хризантем.
И в точке леденящего экстаза,
В смертельной схватке ветра и антенн
Рождение тоски и бездорожья.
Кирза на каждый день – не моветон.
А может, города есть кара божья?
…Скорбит земля, залитая в бетон,
По зернам.
От рождения до тризны каждому отмерен срок.
Мне даровано семь жизней, семь сомнений, семь дорог.
Семь мелодий непокорных из семи покорных нот
Слышу как поют валторна, флейта, скрипка и фагот.
Дверь запру от пересудов на скрипичные ключи
И, неведомо откуда, эта музыка звучит
Бесшабашная, шальная – разноцветный легкий шелк,
Или тихая, больная с перевязанной душой.
То ли грежу, то ли брежу, то ли я схожу с ума.
Хор цыганский реже, реже, чаще посох да сума.
Город тусклым стал и тесным, растеряв судьбу свою
Я на паперти воскресной словно нищенка стою.
Музыкант на площадь вышел – сердцем юн, лицом – старик
Скрипка плачет выше, выше и срывается на крик,
И хохочет день базарный суетлив и деловит,
Дразнит блеском самоварным разбазаренной любви.
Музыкант с улыбкой странной и с котомкой за спиной
Это – время, вечный странник, очарованный не мной…
Быстротечны и капризны семь мелодий, семь тревог
От рождения до тризны вдоль семи моих дорог…
Скрип полозьев режет стужу,
ночь январская снаружи,
жар струится от камина,
бьют часы тревожно, длинно.
Шепот зеркало туманит,
острый край ладони ранит.
"Вышел немец из тумана,
вынул ножик из кармана..." –
детский смех плеснул и замер.
Страшно. Ночь прижалась к раме.
Отсвет в зеркале багровый.
Блюдце. Свечи. Все готово.
«Ты взяла кольцо у мамы?» –
слышен шепот. Свет упрямый
пробивается под дверью.
Но и он погас. Поверив
в тайну старого гаданья,
замирают в ожиданьи
перед зеркалом девчонки.
«Видишь?» -" Нет, а ты?.." Из тонкой
глубины зеркальной, – легче
самых легких снов, – на свечи
словно глянул кто-то быстро.
«Ой, ты видишь?!...» – Яркой искрой –
промелькнуло, пламя тронув,
раздробив огня корону,
и кольцо в безумном вальсе
заметалось на фаянсе.
В зазеркалье полутемном
тяжело плеснули волны;
шевельнулась занавеска,
маятник качнулся веско,
словно знак подав кому-то;
звякнув, выпала минута,
связь Времен переиначив;
все отчетливей, все ярче
проступает через тени
Иномирье, Иноземье...
«Страшно?» – «Не-а...» И в мгновенье,
подхватив свечу в паденьи, –
прочь из комнаты гадальной
от Мороки зазеркальной, –
засверкали только пятки!...
Рождество. Крещенье. Святки.
В застывших каплях ,
схваченных морозом,
играет солнца тающего свет,
и листья на корню увядшей розы
усыпал иней... Огненный букет
багровых ягод сберегла рябина,
последний жёлтый лист дрожит, как флаг.
Над озером тумана пелерина
наметила воздушный саркофаг...
Травы поникли пряди, цвета хаки,
но всё-таки она ещё живёт,
и птичий полонез в осеннем парке
звучит, перебирая чётки нот...
Ветрами лес до косточек обглодан,
по небу бродит стадо зябких туч –
но холодам противится природа
и жадно ловит каждый тёплый луч...
* * *
Вот и всё, и пора собираться
И, ломая убогий уют,
Выпить горечь последних минут
И тревожной дороге отдаться,
За усталым оставив плечом
Чёрный юмор осанистых хватов,
Лучше пить, чем искать виноватых,
Лучше петь, чем креститься бичом.
На безрыбье и рак судаком,
И петух соловьём на бесптичье,
Но, меняя, как тряпки, обличья,
Остаётся дурак дураком.
Вот по склону фигурка ползёт
К перевалу, всё выше и выше,
С каждым шагом всё тише и тише...
И гадать лишь: дойдёт – не дойдёт?
1
Фиалки вдруг запахли мылом,
И пылью – зимние ветра,
И долгожданное светило
Как будто сердится с утра.
Моё фиалковое мыло...
Да, это пахнут не цветы.
Предновогодний ветер стылый
Проносит вихри конфетти.
Я, как всегда, посередине,
Тоска и мука по бокам.
Повеситься на серпантине
Назло низвергнутым богам!
Зачем не ты, зачем другие
На перекрёсток привели?
Одни намеренья благие
Во имя неба и земли...
Незнамо чья была потеря,
Незнамо чей был каравай...
Тоска отчаянье примерит
На свой последний карнавал.
2
Во имя дружеской руки
Небережливой – береги.
И, здравым смыслам вопреки,
Во имя муки и тоски
Шагай в пыли, шагай уныло.
Пускай цветы запахли мылом,
Но знает строгое светило
Обрыв над Обью, дельту Нила,
Твоё паденье и полёт,
И слышит россыпь слов и нот,
К твоим следам лучом прильнёт,
И тучкой слёзы промокнёт,
И пыль смахнёт... Оденет в злато.
И всё отдаст тебе когда-то.
Зима, наверное, прошла.
Не веря числам календарным,
смотрю в окно. Поблескивая, ветки
пейзаж перекрывают сеткой
сырой на вид. И над щекой амбарной
повисла капельная мгла.
Дорога издали видна
теперь. И пахнет мокрым снегом,
когда откроешь форточку наутро,
взглянув на календарь попутно,
но тот хитер как старая телега –
хоть с виду цел, не едет никуда.
А чисел магия, как встарь,
сильна по-прежнему. Боками
скользящими и острыми углами
во временной нас держит яме
(дна не увидит даже камень)
и говорит: Еще январь.
Давай напишем новый алфавит...
С. Петрова
«Давай напишем новый алфавит»,
Потом слова изобретём другие,
Потушим старый мир! Мы не такие,
Стыдимся лжи, и правда в нас болит.
Забудем «глупость», «жадность» и «тоску»,
Не выдумаем слов «плохой», «хороший»,
Не будет бога, и смертельной дрожи,
И старости на этом берегу.
Из прежнего мы будем говорить
Лишь «наше», «нас», и «чувствовать», и «нега»...
А всё создав, отправимся, коллега,
В вонючую кандейку покурить...
Жизнь ковром под ноги
стелила даты,
ежедневный путь свой
верша по кругу,
и ещё не знали мы,
что богаты –
тем, что бесконечно
нужны друг другу.
Но, теряя свет,
продолжалась осень ...
Наносил октябрь водяные знаки
на пергаментных,
жёлтых листьев россыпь,
И, свои воздушные строя замки,
всё просторнее становилось небо,
всё прозрачнее обнажались дали ...
И в цветные сны
превращалась небыль,
но что делать с ней –
мы ещё не знали.
Страницы: 1... 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 ...20...
|