|
|
 Ночью густой и солёнойСтану обычной вороной.Точкой над бархатом лесаБуду кружить бессловесноИ окажусь у порога…Только, зимуя в берлоге,Ты, под заснеженной крышей,Птичьей души не услышишь. -----------------------Утром развеется дрёма,Чучелко в белой соломеС пёрышком чёрным в петлицеБудет от ветра клониться.
* * *
Будь притчей во языцех для молвы,
На литпорталах выступай с апломбом,
Но до тех пор ты не поэт, увы,
Пока твой стих не разорвётся бомбой,
Завистников на месте уложив
Мгновенно, чтобы охнуть не успели.
А, если и окажется кто жив,
То проведёт остатки дней в постели.
Поэтом стать – подставив грудь ветрам,
По всяким тварям в дебрях интернета
Строчить свинцовой рифмой от бедра
И добивать осколочным сонетом.
Поэт – он всё равно, что генерал,
Иметь обязан мощный арсенал.
Мой Ленинград, где я себе был брат,
Где лыжники лыжню из снега доставали,
Где с братом мы вкушали жизни яд
И ухо Ленина с обложки вырезали.
Мы: я и брат, которым я себе
Был на траве, без памяти лежащий
У памятника. Голубь на столбе.
Мы: я и брат и голубь говорящий.
Он говорил, но более летел,
Но более на голову нам гадил,
О, жирные тетради, трепет острых тел,
О, вожделеющие пионеров дяди.
Мы – бань общественных нескладные тела
И членов розовых неразвитые стебли,
Мы – ваши агнцы, странные дела,
Во имя вас мы на каналах гребля.
Во имя вас, дела большой страны,
Мы с братом, отлетающим куда-то,
В одно лицо вкусив стакан вины,
Сидели на ступенях Ленинграда.
На опушке у речушки
На берёзовом суку
Целый час сидит кукушка
И кричит: "Ку-ку, ку-ку..."
В небо ветром,
заброшенный,
змей – летит,
над землёй.
То,
над полем,
нескошенным.
То, над синей рекой.
А мне хочется, в небе,
рядом с ним, полетать.
В небе я, ещё – не был.
Мне исполнилось пять.
Босиком,
по тропинке,
с васильковой,
каймой, с ветром,
майским, в обнимку,
возвращаюсь – домой.
__
Лет – минуло, немало.
Но, весной, иногда,
вижу змея бумажного,
в – золотые – года.
* * *
Едва забрезжит за окном рассвет,
Кончая балаган ночного пира,
Чтоб отряхнуться от хмельных тенет,
Я отхожу полуторным кефиром.
Кто кофе пьёт спросонок натощак,
Чтоб распахнуть глаза навстречу утру,
Другие – пиво, водку и коньяк,
Но их тошнит от чая и йогурта.
Методик много победить мигрень:
Один терзает плоть контрастным душем,
Второй на голове стоит, как пень,
Пока не станет чуточку получше.
На улицах нас ждёт обычный день
С неразберихой, давкой, курсом акций…
Чтоб окунуться снова в дребедень,
У каждого свой курс реанимаций.
И в дождь, и в снег, в жару и холода,
И даже угодив лицом в тарелку,
Кефир не забываю никогда
Я вечером купить на опохмелку.
* * *
Oн пить умел, был редкий мастер,
И молоток рука держала.
Пьян да умён – большое счастье!
Ведь на таких стоит держава.
А мог бы выйти в кандидаты
Наук, но время… жёстче стали.
Пропала зря ума палата.
Но внуки это не узнали.
Начальству резал правду-матку,
А план давал и без науки.
По выходным супругу грядку
Учил полоть – вот руки-крюки!
Она могла бы стать актрисой,
Но то да сё, среда заела,
Как в «Бесприданнице» Ларису.
А внукам знать о том – не дело.
И замуж вышла просто сдуру,
Не по любви, а по залёту.
Прощай – мечты, литература…
Остались дети и работа.
И жили, в общем-то, неплохо,
Ну, не без ссор, зато без драки,
Не без обид, но без подвоха…
Тянули дружно лямку в браке.
А жизнь текла, взрослели дети,
Как в бесконечном сериале.
Сменились строй, тысячелетье,
И лишь семьи, увы, едва ли
Коснулись боком перемены.
Привычки крепче, чем лианы.
И, хоть поклей винил на стены,
Не залатать в душе изъяны.
И старость нищая в финале
За многолетний рабский труд.
А внуки, если б и узнали,
То всё равно ведь не поймут.
Сквозь слезы растерянно молчать о любви,
Кричать – безрассудство, себе дороже.
Не понимать о себе ни бельми,
Скуля, пережевывать шагреневу кожу.
В разрывах несущихся туч объявить
Мельканье лучей порицанием горя.
И в этом мелькании радость испить,
Излив покаянное слезное море.
Сквозь спутанность блудную бедной души
Пройти осторожно по атомам к Гуру.
Но тайну приметив в кромешной тиши,
Доверить ей крайнее прежнее сдуру.
И снова сквозь слезы молчать о любви,
Молчать, оглушая свой мир бессердечьем.
Не понимая о том ни бельми,
Облечь бесконечность на хрупкие плечи.
* * *
Русь – не берёзки и туманы,
А лиходей-чиновник, вор,
Набивший до́ верху карманы,
И деревень родных разор.
Русь – не речушки и не хаты,
Не петухи и журавли,
А жизнь отдавшие солдаты,
Чтоб жить здесь дальше мы могли.
Русь – не поляны и не горки,
И не ракиты над прудом,
Не европейские задворки,
Не пуп земли, а отчий дом.
Мы всё, что было, не забудем,
На голове затешем кол.
Русь – это, первым делом, люди,
А остальное лишь декор.
* * *
Вновь на Голгофе жарко стало,
Забит по шляпку гвоздь программы.
И, закусив горилку салом,
Идут громить парнишки храмы.
Всяк под себя заплаты стро́чит
И второпях горбатых лепит.
Варфоломеевские ночи
В сравненье с этим детский лепет.
Скрижали топчут в дикой давке -
Что, мол, скрижалей не видали?
Уходят в небо томагавки
И накрывают пеплом да́ли.
Тайфун коктейль отменный вертит,
В труху стирая гарнизоны.
Дожить бы, Бог ты мой, до смерти,
Не разлетевшись на бозоны.
Запи́ли деды от бессилья,
Галдят детишки, бабы воют…
В толпе зевак молчит мессия,
Седой качая головою.
Страницы: 1... ...20... ...30... ...40... ...50... 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 ...80... ...90... ...100... ...110... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|