|
|
Под Москвой-рекой есть река-рука,
Но в газетах об этом не знают.
У реки-руки болят берега,
Воробьи над водой не летают.
В пять концов вода
Разлилась её,
Разлилась она цвета алого.
В той воде господа
Полощут бельё
И перчатки свои шестипалые.
По ночам они, как и мы, не спят,
По утрам, как и мы, тоскуют.
В светло-синем троллейбусе рядом сидят
И рукой по стеклу рисуют.
Это вовсе не монстры былых эпох,
Не бульон из разбитых пробирок.
Что с того, что к бедру револьвер присох,
И звезда забита в затылок.
Не тревожь обитель мутантов, брат,
Спи в своем n-этажном доме.
У реки-руки господа не спят:
Всё по кругу кого-то хоронят.
Мы с тобой играем в прятки,
Слово я , два слова – ты,
Ты согласен, я в оглядки
Я навстречу, ты – в кусты.
Я за шторкой притаилась,
Вижу – ты несёшь цветы.
Зря сердечко так забилось,
Постучал к соседке ты.
Я в отместку, знамо дело,
«Макияжи» навела,
Юбку узкую надела,
Всех парней с ума свела.
Прихожу домой под утро,
На площадке куришь ты,
Я тебя не вижу будто...
Вновь кричим до хрипоты.
«Я люблю!», "Видал в гробу я"
«Вон пошёл!», «Да ни за что!»
Я – «А..» ты мне поцелуем
Рот закрыл... Долой пальто!!
Светило Солнце. Ивы тень
О чем – то с озером шепталась,
«Жу-жу ..жу-жу.». – пел песню шмель,
Ему ромашка улыбалась.
И нежно – робкий ветерок,
Ласкал,берёзок стройных, косы.
Мир созерцал сухой пенёк,
Обросший мхом, лесной философ.
А воздух мёдом здесь пропах,
Слегка с горчинкою полыни...
Из рая этого Адам
И Ева – изгнаны вдруг были.
Изгнал их Бог в дремучий лес:
За то, что яблоко вкусили,
Познав совокупленья блеск,
Листок от Фиги нацепили.
Бог – гром и молнии метал,
Кричал про нравы молодые,
«Из рая – вон!» – кричал... И ждал,
Что бы прощенья попросили.
Кричал и ждал (скрывая страх),
Чтоб отреклись, любовь забыли...
Примолкли птицы в небесах,
Эдема жители застыли...
С уснувшей Евой на руках,
Враз ощутив себя Мужчиной,
Адам решился. Сделал шаг.
Ушёл. И… здравствует поныне
Не грусти, что умру молодым.
В мир опять я приду, но растением.
Васильком прорасту голубым
Под окном у тебя в твой последний день.
Лишь к окошку ты взглядом больным
Припадешь, и тебе в утешение
Полыхну лепестком озорным,
И прошепчешь ты мне: «С воскрешением».
Вот и все. Вот и звякнул трамвай,
Твой трамвай в неизбежность. Прощай!
В мире этом все слишком уж зыбко.
Через тысячу тысяч веков
Принесу в дом букет васильков
И твой лик озарится улыбкой.
До-верься музыке весеннего дождя –
Ре-бячливым напевам капель-менестрелей.
Ми-нор отбрось, на до мажор переведя
Фа-нтасмагории оконных ритурнелей.
Соль-феджио любви петь будут нам ручьи,
Ля-гушки их поддержат, бултыхая лужи.
Си-льней прижмись ко мне плечом и помолчи...
До-бро и свет с дождем прольются в наши души.
Спи, крошка Мэгги! Не вертись!
Во тьме крадется тихо рысь,
Уснули в сумерках леса,
Лисят баюкает лиса.
Спи, крошка Мэгги! Баю-бай,
Тебе приснится снежный край,
Там в иглу из хрустальных льдин
Качает дочку мистер Сплин.
Спи, крошка Грусть! Уже темно.
Снежинки спать легли давно, –
Они устали, ай люли,
Весь день ткать саван для земли.
Спи, крошка Грусть! Спи, егоза!
Закрой зелёные глаза!
К тебе примчится в дивном сне
Малышка Мэгги на коне.
Спит крошка Грусть, спит мистер Сплин,
Спит крошка Мэгги средь перин,
И видит уж десятый сон
Неугомонный Угомон.
2007-08-06 00:38Сон / Елена Кепплин ( Lenn)
...Пелену тумана разрывая,
Сквозь тайгу несётся волчья стая.
Будто призрак в лунном свете ярком
Белая волчица с переярком.
Я бегу и, с их сравнявшись бегом,
Вместе с ними поднимаюсь в небо.
Под себя подмяли встречный ветер
Лапы, что слились в единый веер.
Я смеюсь, целую волчьи морды,
Громовые слушаю аккорды,
Волком становлюсь и с дикой страстью
Я хватаю дождь горячей пастью.
Но внезапно потеряв опору,
Я слабею, словно лезу в гору,
За загривки мощные хватаюсь,
Но срываюсь вниз и просыпаюсь...
Боже, вот бы после возродиться
Белой молчаливою волчицей..
Мелкими шагами вымерила землю –
Обожглась огнями в храме вечных птиц.
Выплывало солнце из небесных шлиц...
Ко всему притронусь, как и всё приемлю;
Уронила в воду золотой браслет –
Побежали петли... задрожала нить...
Тишину святую побоюсь разбить:
Украду виденья – разметаю след.
Под навес тенистый унесу покой,
Крыши острый угол приподнимет бровь.
Амулетом будет мне твоя любовь,
Бесконечный берег, огонёк родной...
Поднимаясь по радуге в лётную синь,
С наступающей осенью прыгая в дождь,
Озорство усмири, обернись и спроси:
Никуда не уйдёшь?
Ржавых львов на скамейках и плеск фонарей
Я рассыплю по паркам, аллеям, мостам,
И неважно, на сколько недель
или дней
Будешь где-нибудь там...
Свежевыпавший снег протопчу до угла,
Из-под зонтика выгляну в тканый мороз:
Я прожду ещё столько же, сколько ждала,
Без обиженных слёз.
«Ату ее, дуру, ребята, ату!
И били всей стаей, и били куранты,
и белые банты, к апрелю растаяв,
у всех на глазах превращались в фату»
«козлова не плачет»
guava jelly
козлова не плачет (не помнит про ту)
она рубит лес под стозвоны курантов
в фуфайке запрятаны белые банты
апрель откружил и раздергал фату
на детство отцветшее стая глядит
голодным волкам нынче всё без разбору
и флот покалеченный в море из лжи
не выбросит флаги – “Варяг” вспомнит снова
петров эшелоном на дальний восток
путевка у сердца ну где ж ты козлова?
он тянется жилой и язва готова
его довести до могилы – чуток
подождать и межу не минуешь
поступок и слово сползет со стены
козлова не плачет хоть жалко петрова
ей снятся в общаге скулящие сны
козлова не плачет но ноги дрожат
на стройках корчагинских нет отстающих
портреты петрова опять среди лучших
козлова не плачет снимает сто жатв
а вечером в клубе герои – на сцену
их руки в мозолях, тела – в синяках
козлова не плачет она ж – не царевна
петров – не Иван...
.............ну и кто ж – в дураках?
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...580... ...590... ...600... ...610... 618 619 620 621 622 623 624 625 626 627 628 ...630... ...640... ...650... ...660... ...670... ...700... ...750... ...800... ...850...
|