|
|
* * *
Я не любитель воевать:
в гробу видал я долг солдата,
мне на награды наплевать,
и не по нраву звон булата
и канонада аркебуз,
и звуки труб и барабанов…
Пусть говорят мне, что я трус, –
и возражать на то не стану:
трус? – что же, пусть... Но не баран,
бегущий за козлом на бойню!
Хоть я сейчас слегка и пьян,
но помню, что такое войны:
кровь, смрад, убогая жратва
(зато – пир блохам, вшам, воронам!)...
А жалованье? Чёрта с два:
ах, как забывчива корона!
Зверьё двуногое вокруг,
дерьмо всего людского рода!
Коль сыщется единый друг –
скорей, и он будет уродом:
в бою он, может, и спасёт, –
а ночью пустит кровь по пьяни!
А уж святой здесь – это тот,
кто тебя в кости не обманет...
Зной, холод, мокрые штаны,
понос, тоска, французский насморк...
В бесправии тут все равны
(конечно, коль ты не принц Габсбург!).
Но вот – всё это позади:
осада, штурм, бой... победа!
У ног град вражеский лежит –
награда воину за беды.
Но мне и даром не нужна
такая подлая награда, –
видать, брезглив не в меру я:
все признаки земного ада
в награде этой налицо
я вижу... Буйство пьяной банды,
потеха гнусных подлецов,
пир всех их низменных талантов, –
вот что такое «город – наш!»:
кровь, слёзы, стон, грабёж, насилье,
над беззащитными кураж...
Кошмар, земною ставший былью!
Мне одного такого дня
хватило постареть на годы...
Всё это – грязная война.
Но есть война иного рода.
Хочу с тобой я воевать
(но биться только в рукопашной!),
чтоб нам на пару обладать
твоей волшебной жаркой пашней.
Подобно рыцарям, что шли
в Святую Землю беззаветно,
взыскую я твоей земли,
чтоб воцариться в ней победно.
Войну ту буду я вести
по древним правилам искусства
(уж крошку похвальбы прости:
тебе со мной не станет грустно!):
я лаской буду воевать,
ещё – учтивым обхожденьем;
такой войне и лесть под стать,
коль честным вызвана влеченьем.
Хотя я страстью обуян
к сей вожделеннейшей победе,
не бойся! Избежишь ты ран,
а несколько почётных метин –
то не урон твоей красе,
но знак Венерина призванья!
Дороги изучу я все
к предмету моего желанья, –
без жертв ненужных обойтись
и вовсе воевать бескровно...
О предвкушенья миг, продлись!
Все чудеса, что так укромно
ты берегла в своей стране –
равнины, горы и ущелья, –
подвластны сделаются мне
(нет, то отныне – совладенье)!
Что, нет в твоей стране дорог?
Всласть поплутаю без дороги!
Как щедро сотворил всё Бог –
глаза, живот, грудь, губы, ноги,
ложбинка посреди спины,
густых кудрей лихая грива,
что с непокорностью волны
щекочет щёки мне игриво!..
И нежной шеи белизна,
и сладкое твоё дыханье,
и, как чуть слышная струна,
стук сердца под моею дланью...
Последний переход... Кусты,
подстриженные жестковато:
в саду блюдёшь порядок ты!..
Не ожидала супостата?
Или, напротив, так ждала,
что приготовила сад к встрече?..
Воспрянь, мой милый враг, пора,
уж бранный пир наш недалече –
отрада всех земных отрад:
ведь в мире нет желанней дива,
чем ты, награда из наград! –
И вот заветная та нива!
И, стоя на краю её,
о том лишь я прошу в молитве,
чтоб преломить на ней копьё
в решающей победной битве!
Копьё иль плуг?.. Не всё ль равно!
Копьём пахать – что ралом биться:
влюблённому всё в прок дано,
в страде Амура всё сгодится!
И мы сразимся раз, и два,
и три, и... сколько не устанем!
И, подкрепившись сном едва,
возобновим бой утром ранним.
И ночь за днём, за ночью день
желал бы я с тобой так биться:
ни слабость, ни разврат, ни лень
ко мне не смогут подступиться!
И, совершая наравне
с тобой в Любви земной открытья,
на благородной сей войне
не прочь и голову сложить я.
Смерть всё равно не обмануть:
придёт и в дверь не постучится,
произнесёт: «Пора, друг, в путь!», –
и мне придётся покориться.
Но я мечтаю, чтоб она
пришла забрать меня в час краткий,
когда, провоевав без сна
всю ночь (иль день) с тобою, сладкой,
я вновь победу одержу
и разделю её с тобою,
и веки тяжкие смежу –
сил накопить пред новым боем
в твоих объятиях...
И вот
в тот миг, как буду не при деле,
тогда – пусть Смерть меня берёт!
Но только прямо из постели!
10.06.2006
Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки…
О.Мандельштам
------------------------------
…Где без тепла и хлеба,
Забытые в веках,
Атланты держат небо
На каменных руках…
А.Городницкий
* * *
Я жилы рвал, себя во всём виня,
Хребет подставив в стык стальным эпохам,
Казалось мне: зависит от меня
Хотя бы что-нибудь – и то неплохо.
Я алкоголем кровь отогревал
И никотином жёг сомнений порчу,
Наотмашь сёк лицо Девятый вал,
Десятый до удушья мял и корчил.
А я терпел, теряя позвонки,
Искал удел в труде невыносимом,
Но стало слыть атлантом не с руки –
Иссякла вера, оскудели силы.
Чудак-романтик в прошлом. Инвалид,
Прожжённый циник поневоле ныне,
Где ныло раньше сердце – не болит,
А только по ночам в кошмарах стынет.
. . .
Стопой нещадной время передряг
Прошло по мне, ломая и увеча,
Сменив девизы, лозунги и флаг,
И видно, что пока ещё не вечер.
* * *
Когда б уверовать я смог,
То выбрал бы такую веру,
В которой боги – или бог –
Не требуют от нас сверх меры,
Поскольку любят нас таких,
Какими сами сотворили...
Тогда я попросил бы их,
Чтоб они мне тебя вручили.
И я в язычество бы впал,
Тебя в объятья заключивши.
Не ел бы я, не пил, не спал, –
Иную я вкушал бы пищу:
В постели храм бы я воздвиг
И в нём служил, как жрец ретивый,
Не отвлекаясь ни на миг
От приношенья жертв Единой.
Не надобны кумиры мне
И золочёные иконы,
Коль в воплощённом естестве, –
Со мной, сейчас! – твои ладони,
Твой аромат, пьяней вина,
Что отшибает напрочь разум
(Я не Сократ, но я б до дна,
Узнав, что смертию наказан,
Свой кубок с ядом осушил,
Коль пахнуть будет он тобою:
Представлю, что тебе я мил, –
И встречу смертный миг хвалою!),
И водопад твоих волос,
В котором впору захлебнуться,
И твой смешной задорный нос,
И ниточка биенья пульса!..
(Но не рискну перечислять
Всё, чему стал бы поклоняться,
А то мне мнится: аки тать,
Я должен поскорей убраться,
Коль не хочу попасть под кнут
И под клеймо подставить щёки, –
Боюсь тебя я оттолкнуть,
Сии читающую строки).
...А как почувствую, что стар
Уж для такого я служенья, –
Тогда б я кришнаитом стал
И так обрёл бы возрожденье.
На карму я бы не роптал:
Чем стать назначит – тем и стал бы.
Я воплотиться б мог в коралл,
Добытый из морского сада,
Чтоб на цепочке грудь ласкать, –
Ту, что не смею прикоснуться;
Я стал бы всем, я мог бы стать
Обутою туристской бутсой
На ножке, коя в путь идёт
По узенькой тропинке горной:
Я был бы рад впитать твой пот,
Чтоб не мешал шагать упорно
К вершине, что тебя влечёт,
Как мне увлечь не доводилось...
Удачам не ведя учёт,
Я принимал бы всё как милость.
Взобравшись на вершину ту,
Узрела б ты внизу долину
С потоком голубым по дну...
И тут бы я тебя покинул,
Но ненадолго – лишь успеть
В ту воду перевоплотиться
И раскидать соблазна сеть:
Ведь ты захочешь мной умыться
И ноги освежить во мне,
И, сбросив все свои одежды,
Как в сказочном волшебном сне,
Осуществить мои надежды.
Вбежишь со смехом ты в поток
(То есть в меня, хотел сказать я),
Который, начиная с ног,
Тебя обнимет без изъятья, –
Как я пока что не посмел
По робости своей природной,
Страшась остаться не у дел
И получить отказ холодный.
Но жалок трус, что лишь в мечте
Готов отдаться воле Рока!
PS. Се – моя исповедь тебе:
Не осуди её жестоко!
(Начало 2002)
Послушайте! Я поднимаю пласт.
Тяжелый пласт заветных наших страхов.
Слепые маски окружают нас,
И злые боги восстают из праха.
В цветных морях, наполненных вином,
Таится ужас, дикий, бесконечный.
В вельботе утлом, с жалким гарпуном
Я выхожу чудовищу навстречу.
Я выбираю самый трудный путь,
Я одержим проигранной войною.
И кто меня посмеет упрекнуть
В предательстве и лжи перед собою?
И в богохульстве? Тварь без языка
Меня зовет с непостижимой злобой.
Мой гнев, моя печаль, моя тоска –
Всего лишь этот призрак белолобый.
Я знаю, на другом конце линя
Не просто кит – мое отмщенье бьется.
И если солнце оскорбит меня,
Я буду ненавидеть даже солнце!
Лишь мутный след, куда бы я ни плыл,
Лишь белый след струится за кормою.
Мой ангел равнодушен и бескрыл,
Мой дьявол лишь смеется надо мною.
Но я не отступлюсь, пусть эта плоть
Сгниет в утробе твари бессловесной!
Храни меня…
Храни нас всех, Господь!
Храни безумцев, замерших над бездной.
Походкой гордой и свободной
иду по улице пустой,
но хищный шаг и взгляд голодный
ловлю сведённою спиной.
В мгновенье ока: королева –
объект, добыча, жертва, дичь,
забор – направо, стены – слева,
а за спиной – победный клич.
Защита – сумочка? Проклятье!..
животный страх как липкий жгут...
я проклинаю «шпильки», платье,
но здесь и джинсы и не спасут!
Безмолвны каменные джунгли,
подъезд!...черт, кодовый замок...
и, уподобясь мягкой кукле,
сползаю вниз, не чуя ног...
Когда, в какой момент зачатья
был мир коварно рассечён
на две неравных анти-части
и возведён Инстинкт в Закон?
Кто прав – безропотная Ева
иль непокорная Лилит?
Где раньше рухнет – справа? слева?
и кто за этим всем следит?
Лукав философ, возвестивший
о равноправии полов,
и заигравшийся Всевышний
пока к ответу не готов.
Неравновесность для системы –
её развития залог.
Но...стены справа, слева – стены,
и чертов кодовый замок.
Ах, не цвели нам пышные сирени,
Не полоскали кудри на ветру!
Уже по баночкам последнее варенье
Расфасовали, в баночки икру
Уж отметали, отмечтав на грядке,
Бесхвостые горбуши кабачков,
Загомонили школы меж звонков,
И осень поощрила беспорядки:
Холодными руками поискала
Отметины печальные чела...
Нашла, нашла. Ещё подрисовала.
Точнее паутинного лекала
Летящая морщинка пролегла.
Потом зима, метельный этот праздник.
И есть ли злее месяц, чем февраль?
Он не апрель – с рогаткой безобразник,
Красноречивый циник он и враль:
Звенит капелью солнечными днями,
А ночью лакирует гололёд.
Он и вслепую запросто убьёт
И грязными прикроет простынями.
Возможностью рождения второго –
Вот аргумент, которым вертит бес! –
Вытаивает мусор из сугроба,
Реальная непостоянность крова
Мечтам мифологических небес.
И даже вживе, здесь – на перекрёстки
Опаздываем эрой, веком, днём...
Живём. Живём... Разбрасываем блёстки
Ума, удачи... А потом умрём.
Имели место мы – местоименья,
И наша жизнь... вдруг тенью от крыла
Глагол в прошедшем времени – была,
Чтоб существительное стало тенью.
Утонет всё в реке забвенья, Лете,
Февральский день и мутный этот стих...
Никто из нас привычно не заметит,
Когда наступит час, и на рассвете
Распустятся сирени для других.
Слово « люблю» произносят не губы,
звук кажется здесь неуместным и грубым,
на выдохе нежном скопленье согласных
раскрытые губы смыкает гримасой
мышц рта, только "ах"
не видит препятствий в словах;
зрачком лишь уловишь ответ в виде дрожи
мгновенной волной пробежавшей по коже,
где нежная родинка – степень доверья
за белым огнем обжигающей дверью,
и далее, в глубь, в кровоток,
рубином творя диалог.
...Над крышами вьется дымок.
Зима облепила порог.
Пляшет веселое пламя
над стопкой подброшенных строк.
32-е декабря N-го года.
1.
Я смутно помню, как бывает это…
Не знаешь ночи и не видишь света
И мысль одна, как яркая комета,
Кроит мозгИ, сознание и сны,
Усугубляя действие весны…
И, разрываясь в солнечном сплетенье,
На дребезги, метания, смятенья
И оставляет за собою след –
Воронку многих месяцев, и лет…
Так медленно порою зарастает
Быльём-житьём…
……………………А космос посылает
Той, давней, новую во след.
И нет спасенья. Нет.
Спасенья нет.
2.
Я смутно помню, как бывает это…
Вокруг планеты и во мне – планеты,
Я – лишь частица, и делима – я
На мириады сгустков бытия…
/13.04.06/
Три заспанных, небритых мужика,
Качаясь, шли куда-то спозаранку,
Неся в руках огромнейшую банку,
В восторженном предчувствии пивка.
Три благородных рыцаря вина,
Три гения портвейна и мадеры,
Не ведая альтернативной веры,
Стакану поклонялись допоздна.
Но кончился волшебный эликсир,
Иссяк источник радости житейской,
И отходняк с жестокостью злодейской
Их души неразумные скрутил.
И эта жажда в путь их вдохновила.
О проза жизни! Пить или не пить?
Они пошли. И никакая сила
Их не смогла бы вспять поворотить.
Уж цель близка. Надменные столицы,
Прекрасные как сказка острова!
Вовек вам в притяженьи не сравниться
С пивным ларьком, особенно с утра.
Больные ждут. Счастливые отходят.
Не подавиться б собственной слюной!
Дыши! Какой чудесный запах бродит
Над каждой раскаленной головой.
И, хлынув в банку радостно, игриво,
Затмило солнце нежностью своей
Холодное, искрящееся пиво,
Божественный подарок Жигулей.
Победы миг? Получка? Да куда там!
Прекраснее не может быть минут,
Когда друзья, безмолвием объяты,
Из банки, как из чаши мира пьют.
Они воскресли! И зажглось, сияя,
Такое счастье в их хмельных глазах,
Такая к ближнему любовь святая,
Что Бог смотрел на них почти в слезах.
* * *
В скиту своей квартиры,
Не покидая дом,
Поэт царит над миром,
Не ведая о том.
Затворником, далёким
От мелочных сует,
Не заключённым в сроки
Намеченных побед.
Неспешно аккуратен
Владелец тайн чудных,
Музыки сфер старатель
В тиши верстает стих.
И стены – не помеха,
Пока дрожит струна
И отдаётся эхом,
Заманчива странна,
Пронзая расстоянья,
Века и пошлый вздор,
На гранях мирозданья
Сплетается в узор,
Который отразится
В грядущих временах,
Зарницами жар-птицы
Рассеяв тёмный страх.
И всем нам оправданье,
Утеха и оплот,
Надежда и призванье,
Пока
Поэт
Поёт.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...770... ...780... ...790... ...800... 810 811 812 813 814 815 816 817 818 819 820 ...830... ...840... ...850... ...860...
|