|
|
За день устав от дел, людей,
в постель зарывшись, как в берлогу,
сквозь паутину липких дней
шепчу, – ты есть, и слава богу.
Пусть нет в кармане ни гроша,
и перспектива их убога,
одним согреется душа, –
ты есть, и это уже много.
Бессонница мозги сосёт,
длясь тупо, тягостно и мутно
но, вдруг, взойдёт твоё лицо, –
ты есть, и значит, будет утро!
Ты есть, и большего мне лень
желать, любимая, а впрочем,
коль день у вас, так добрый день,
коль ночь сейчас, спокойной ночи!..
Опять Атлантика чихнула,
Опять сопливый океан
От Питера до Барнаула
Расею погрузил в туман.
А батя мой, объят циклоном,
Атлантов посылает на х…
И в Дубники за самогоном
По грязи едет на санях.
Крадется снег
(вода,
замерзшая
до хруста).
Когда вдруг стало пусто,
завыли даже провода.
Когда вдруг
стало пусто
в моей
глухой квартире –
и шагом будто шире –
уходит наше чувство
из зимнего
пространства
в квадрате
10 метров,
как тыща сантиметров
к нулю моих нестранствий,
уходит
в переулки,
следы
не заметая.
Эх, я еще живая –
страдаю, Боже, сколько?
При перемене
мест –
твое
не занимают,
пусть воронье зевает,
не дам ему присесть.
Да пусть
уходят годы,
и скошенные
веком,
цветы моей свободы
не обладают цветом.
И пусть
я встречу
старость
одна, в носках
и с прялкой,
и мертвая усталость
мне бросится на плечи.
В стране, прославившейся кедром,
Красой невольниц и морей,
Где изумруд родится в недрах,
Державно правил царь царей.
Шёл караван за караваном,
В порту бросали якоря,
Тончайшим запахом шафрана,
Редчайшим блеском янтаря
Томились царские подвалы –
Но новый строился подвал.
Вот только лет, казалось, мало
Бог человеку даровал.
И думал царь из плоти-крови,
В кальяне пестуя сандал:
«Пожалуй, часть своих сокровищ
Я б за бессмертие отдал».
Жгла душу злая мысль отныне:
Настанет срок гореть в аду,
Но донесли ему: в пустыне
Без счёта лет живёт колдун.
Забыл властитель свод приличий,
Про знатный род и важный сан,
Решил почтить своим величьем
Песок и солнце. Только сам
Колдун явился с миской супа
За царский стол средь бела дня,
Чтоб не гневила тщетой глупость
Стихии ветра и огня.
Прибор тотчас подали гостю,
Омаров, устриц, к ним маслин.
На злате солнечные гроздья
Из виноградовых долин.
Вино изысканных букетов
С печатью лучших погребов,
А к стопке, с должным этикетом,
Заморских северных грибов.
На тонком бронзовом подносе
Суфле из спаржи. Бешбармак
С шурпою. Царь начать расспросы
Хотел, когда сомлеет маг.
«Попробуй, гость, акулью печень,
Лазанью с пылу-жару, чтоб
Во рту растаял сыр овечий!» –
Маг ложкой в миске скрёб да скрёб.
А всё сочилось, пело, стыло,
Искрилось в горном хрустале.
«Признайся, друг, житьё постыло
Без разносолов на столе».
Взяв в узел мелкие косички,
«Покончим с делом поскорей, –
Ответил маг, – лишь по привычке
Я ем, бывая у царей.
И то: свой суп из чечевицы. –
Желудок здравствует пустым.
Но щедрость чту. Жаль, очевидцев
Заботы царской след простыл».
- Зачем голодному бессмертье?
Без рюмки – фи! Cейчас в петлю!
Смотри сюда: приказ в конверте.
Я титул дать тебе велю.
Кем хочешь стать? Заполни графы.
(Весь список золотом отбит).
Бароном, князем, принцем, графом,
Героем войн, великих битв?
А хочешь – званье адмирала,
Госзнак и грамоту вручу
За освоение астрала?
Маг улыбнулся:
- Не хочу.
Опешил царь: орешек крепкий.
Руками голыми не взять.
И я не пень в алмазной кепке:
- Послушай, кум, мне нужен зять.
Не от наложниц, – от царицы,
Есть дочка. Всех свела с ума.
Со мной, великим, породниться
Мечтают лучшие дома.
Бери образчик совершенства,
Оповещу тотчас сенат.
Желаю счастья и блаженства…
- Спасибо, кум, но… я женат.
- Женись ещё.
- Нет, извиняюсь.
- Для многих жёны, что клопы.
- Такой жене не изменяют.
Нас обвенчали не попы.
- Она ревнива?
- Носит косу!
- (???)
- Но все к ногам её кладут
Цветы. Худа, бледна, безноса.
Пять сотен лет живём в ладу.
- Костлява, говоришь, безноса?!
Вот – красота! Вот посмотреть!
- Она придёт к тебе без спроса.
- Да кто посмеет?!
- Только смерть.
- () Женился лучше бы на б***и!
Ты, может, гей и трансвестит?
- Сказал тебе: я с ней поладил.
Жена со мною здесь гостит.
() Свалились в обморок вельможи,
Из ночи выпала луна,
Но смелый царь решил продолжить
И вызнать тайну колдуна.
Не без достоинства и лоска
Открыл ларцы, добром кичась:
- Ещё дворцы, угодья, войска! –
Бери, упрямец, третью часть!
А маг своё:
- Прошу прощенья,
Лишь горб на спину, грязь – в штаны
Твои ларцы и угощенья.
- Полцарства, племя Сатаны!!!
- Богатство с вечностью не дружны,
Ни за полцарства, ни за треть.
Вам, смертным, кажется, что нужен
Бессмертным хлам, что будет тлеть.
Готовься к трудностям похода,
К пустой похлёбке в котелке.
Искать бессмертье, как охота:
Идти по следу налегке
Верней всего за сильным зверем.
А со щитом иль на щите
Поход закончим…
- Маг заверил,
Что вечность служит нищете.
Ха-ха! Учитесь жить, министры,
Честные гости и послы!
Прелестный юмор у магистра!
Так знай, что платят не ослы
Тебе за вечную услугу.
В поход? – Пойдём! В том нет греха.
Но как не брать с собой прислугу,
Шатры, охрану и меха?
- Возьми лишь волю и беспечность.
Одно ружьё, один ягдташ.
И облачится тело в вечность,
Когда всё бренное отдашь.
Наш путь далёк. Возьми на случай
Ночлега в дождь один тулуп.
Правитель стал мрачнее тучи:
- Да ты, мудрец, безбожно глуп!
Забылся! Я ль марионетка?!
У нас все разные пути.
- Мой царь, бессмертье не таблетка,
Его с вином не проглотить.
- Тебя послушать: вечность – пытка!
Уймись, продай её отвар.
Боишься с купчей сей убытка?
- Владыка, вечность – не товар.
- Не видел я дельца капризней.
Так не дерзил и царь морской!
Так что же ЭТО?!
- Образ жизни.
Бесстрастный образ, не мирской.
Бессмертье – шорох, тени, блики.
(Средь слов не встретим истин мы).
Бессмертны каменные стыки,
Но смертен камень из стены.
Без зверя рык, полет без птицы,
В ущелье вход без гор и скал.
Бессмертье в ночь без сна приснится,
И ты получишь, что искал.
Оно – не яблочко на блюде,
Не бред от сирых и калек.
Не служит вечность знатным людям,
Бессмертью служит человек.
И заподозрил царь: в уме ли
Тот, у кого из грёз кровать?
Что ж будет царскиe постели
Лишь Вечный Холод укрывать?
- Искусны в трюках чародеи.
Чай, проходимцы большинство.
Великим знанием владея,
Потешь нас малым волшебством.
К примеру, стань текучим телом:
Вороной, тигром, псом, котом.
Маг усмехнулся:
- Будет сделан
Весёлый фокус, но… потом.
И понял царь: пред ним – бездельник,
Шпион, насмешник, вор, позёр.
И завтра, в чёрный понедельник,
Узнает мир его позор.
Как предлагал шуту богатства,
Не изучив о нём бумаг,
И что случилось святотатство:
С богоподобным спорил маг.
- Эй, стража, взять его! (И взяли).
Велю явиться палачу!
Того, кто вечен, в этом зале
Казнить немедленно хочу.
Открой нам тайну, жадным, пьяным. –
Царь гостя пнул исподтишка. –
Смотрите все: как у барана
Моргает глупая башка
У вечных магов перед смертью.
Он проглотил, поди, язык!
Преподадут пройдохе черти
В аду бессмертия азы!
Питайтесь мудростью, вассалы, –
Учил владыка, хохоча, –
Не нагуляла вечность сала,
А уж на плахе палача!
Но подавился словом бранным
На том пиру и умер царь.
С рассветом голову барана
На месте казни мудреца
Нашла дворцовая охрана
С письмом кровавым на стене:
«Барану, стало быть, с бараном
Сподручней спорить о цене
Бессмертия».
2007-01-18 14:49Я помню / Малышева Снежана Игоревна ( MSI)
Сарацином и служкой династии Цинь
Крестоносцем, Батыем сжигающим Спас,
Тем солдатом, что вымолвил тихо – Хатынь
Моджахедом, что девочку белую спас.
Я была темнокожим сирийским стрелком,
Белый конь Александра меня обгонял.
Выходила корриду смотреть на балкон.
Вместе с Ним я из храма прогнала менял.
Только время ушло – затуманилась быль,
Балансирую между забыть и не знать.
Моё слово как будто ненужный костыль,
Моя память – чванливая старая знать.
Помню только снега за уральским хребтом,
Помню только пески, минарет и ковыль.
И не знаю, что было тогда и потом,
Помню только ту жизнь, что стирается в пыль.
Улыбается друг мой, костёр,
Что к ночи растрепал языками.
Ветру кости, смеясь, перетёр,
Ночь обнял неприлично руками.
Губы дров, не спеша, целовал,
Всё испачкав помадою сажи.
Терпким дымом деревья ласкал,
Как наложниц – без жадности даже!
Плачет искрами счастья, старик,
Ввысь задорно стреляя углями!
Дым к рукам моим нежно приник,
Кожу трогая под рукавами…
Вот и утро… уходишь, шипя…
…Хмуро тычется каплями дождик…
Языкатый, мигнул, уходя,
Переливом мерцающих строчек:
«Не грусти, мы ещё помолчим
Хмурой мудрости ночью внимая!
Не прощаюсь…». Закашлялась… дым
Дождь обнял: «…и убийцу прощаю…»
В книге одной, на вырванной странице
Улыбались и кривились лица.
Разевали рты, таращили глаза:
Что вам дать, ненасытные, что с вас взять?
А то вдруг плясали белым пламенем,
Развевали шуршащим знаменем.
А я не мог, я никак не мог
Ни знамя достать, ни раздуть уголёк.
Ни книгу закрыть, ни окошко открыть,
Ни папиросочку засмолить.
А лица своё продолжали житьё.
А книга пропала. Не было её.
Вечер в окно стучался сам не свой,
С измученной и треснувшей головой.
Как так – не было! Я же её держал!
Трясущимися руками обыскиваю пиджак.
Обшариваю полки. Полки – в тонкой пыли.
Все книги год назад под зонтиками ушли.
Милая, я не выдержу. Слово падает с губ.
Лежит, белое, милое, на кашляющем полу.
В руки возьму тебя, милое. Я забыл – что ты есть?
С тех пор, как ты ушла – мне так бессмысленно здесь.
На подоконнике – самолетик. Испуганный, но живой.
Я вспомнил, я точно вспомнил, что случилось со мной.
Ты забирала книги. И с книгами вышла вся.
Я тайно страничку вырвал. Мне плакать никак нельзя.
Не надо мне плакать. Новая игрушка ко мне пришла.
Самолетная, новая, новая, трепещущая душа...
Лица, отставить кривляние! Я вспомнил, кто я такой.
Я – командир истребителя! В фуражечке голубой.
Это не счастье. Это ответственность, светлый долг.
Пронзаю стрелой как облако, как облако потолок.
И лица все невесомые, бессмертное их число,
Ложатся, как дети сонные, на беленькое крыло...
Я тебе не верю.
Что ты обещал?
Ящики, гружёные добром.
Ты принес с рассветом
Сломанный кинжал.
Ты глядишь всклокоченным орлом.
Всё не так, приятель.
Был наш уговор:
Я тебе бессмертное, а мне –
Завтраки в кровати,
И зелёный дол,
И портрет любимой на стене.
Где ты ошивался?
В кабаках каких?
Что ты спьяну выложил на кон?
Ты молчишь и смотришь.
Быстрый взмах руки:
Музыка врывается в окно.
- Это то, на что ты…?
- Это то, на что.
Это то, на что я обменял
Всё твое бессмертье,
Всё твое ничто.
А теперь благодари меня.
Рифма связывает несоединимое.
Ритм делает из этого – бомбу.
Которую можно снова взорвать на Хиросимой
Или ещё хуже что-нибудь попробовать…
Стихи – оружие массового поражения:
кто слышит их – навсегда поражается…
Особенно если читают «с выражением»,
а некоторые так здорово умеют выражаться…
Стихи – это веселящий, но очень нервно-паралитический газ.
Поэтому Газпром больше всех веселится,
и с выражением говорит: «Раз!»…
Все нервничают, и на счёт: «Два!»… паралич поражает даже милицию.
Стихи – это боевой вирус, но только наоборот:
заражённые неожиданно воскресают (даже парализованная милиция).
Эпидемия рифмы воздушно-капельно возвращается в рот,
возвращая улыбку на наши прекрасные лица.
Твои глаза закрыты
И девочка по полю
С букетом васильков
Идёт
Ты руку поднимаешь
И то ли голубь, то ли
Бумажный змей касается
Земли
Однажды ты представишь
Что поле пожелтело
Что девочка состарилась
Глядит
Открой глаза. Взлетает
Над полем ангел белый
И девочка роняет
Василёк
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...720... ...730... ...740... ...750... ...760... 764 765 766 767 768 769 770 771 772 773 774 ...780... ...790... ...800... ...810... ...850...
|