|
|
России верные сыны
Теперь страшнее инородцев
Для той потерянной страны,
За чью судьбу хотят бороться,
Где иностранцам – соль да хлеб
И распростёртые объятья,
Как будто целый мир ослеп
В своих «поклонах перед знатью» –
Ведь для потерянной страны
За чью судьбу хотят бороться,
Её достойные сыны
Давно страшнее инородцев…
Сколько потерянных лет,
Сколько занятий иных,
Сколько не видевших свет
Нежных свиданий ночных…
Сколько не отданных роз,
Сколько несказанных слов,
Сколько бессильных угроз –
Памяти скорбный улов.
Сколько дурацких шагов,
Сколько ненужных людей,
Сколько забытых врагов
Вместо забывших друзей.
Сколько колец на руке?
Сколько доходов за час?
Сколько в бегущей строке
Места осталось для нас?
По колее дрезиной –
малый остаток трасс.
Снег, уже некрасивый.
Неба гнилой окрас.
Раньше всегда летала.
Резвая, как метла.
Ртуть – из семьи металла,
жизнь согнуть не могла.
Сказочные ландшафты
словно поела моль.
Классика – нивы сжаты,
и по сусекам – ноль.
Путь до конца известен,
вывезла кривизна.
По городам и весям
чья-то идёт весна.
Вот и куплет допелся.
А сочинить – о ком?
Вот и кончились рельсы.
Дальше чуток пешком.
БАСНЯ
* * *
В скособоченной сторожке
На окошке хрен в лукошке,
А в сенях пасутся кошки -
Им пристало крыс ловить,
По околичной дорожке
Катят крашеные дрожки
Битый час по чайной ложке
Воск в ручей бессонный лить.
Как расстроенная скрипка,
Зябко скрипнула калитка,
Филин ухнул, как под пыткой,
На пороге забытья.
Льется воск и застывает
И бесшумно уплывает.
Что-то будет? Кто-то знает?
Кто ответит, не шутя?
По ручью плывут фигуры,
Вдоль ручья сидят авгуры,
Баламуты, балагуры,
Каждый сам себе сусам.
Ночь тревожна, ненадежна,
Заплутать в трёх соснах можно,
И плутов беспутных рожи
Замелькали тут и там.
А с болот взлетают утки
И порхают с кряком жутким,
Крепкозадая малютка
Приставляет к горлу нож.
Околесица несётся,
Может, кто-то и спасётся
И куда-то вознесётся...
Что с него потом возьмёшь?
А крутые крокодилы,
Отоварившись втихую,
Очумев вконец, пируют,
С плачем кушают козлов.
По слезинке, по росинке
По берёзке, по осинке
На дрова пошли лесинки,
Вот всего-то и делов.
Маленький ключ на столе.
Смотри, ты плывёшь и мерцаешь.
Я зажигаю свечу.
Ты дверь отопрёшь.
Ты таешь в медовой смоле,
Ты в пламени рук пропадаешь.
Ты скоро совсем пропадешь.
Шагни в мою руку скорей.
Пальцы немеют от яда.
Тонкой змеёю ужаль,
Но только веди.
Сколько ты видел дверей,
Открывающихся от взгляда?
Мне их бесконечно жаль.
Медленное число
Крутится, замирает.
Брезжит холодный свет
Скважины золотой.
Это добро или зло
Синим огнём играет?
Я сейчас, ангел мой.
Ложечкой ключ глядит,
Ложкой простой, железной:
Страшен змеиный укус
Золота твоего.
Свеча на столе горит,
И плавится ключ над бездной...
Какой у железа вкус?
Наши сороколетья во времени не заблудились.
Лишь в пути разминулись, – их абрис прочерчен уже,
Взяв с собою в дорогу немного наивных идиллий,
Где стихи, как живая роса пересохшей душе.
Между слов, между строф не слагаются гнев и покорность.
Я ищу междометья и стихосложенью учусь.
Но мешают порой суета и никчемная гордость,
Вырывая беспечно страницы из библии чувств.
Где-то сотни таких же, как мы, нерастраченных судеб
В черном небе ночном, млечный путь охраняя, не спят.
Нас до Судного Дня кроме Б-га, никто не осудит,
Мы в плену друг у друга, но я отпускаю тебя.
Отпускаю тебя. Может, я совершаю ошибку,
Может, завтра умру, лишь входная захлопнется дверь.
А сейчас, как в бреду, прячу слезы за глупой улыбкой
И шепчу:"Отпускаю тебя, отпускаю..."
Только ты мне не верь...
Из ре-минорных бакалей
Просыпан сахар на пластинку,
Вино достойно королей,
Не растворить лишь только льдинки
До первозданной чистоты.
И льётся шорох под сурдинку
На себастьяновы мосты.
Иглой израненный винил,
В падеж винительный стекая,
Мешает звуков чёрный ил
И, мглой заполнив реки рая,
Поднимет прошлого суда,
И сносит ледяные сваи
Освобождённая вода.
Секундной стрелкой на часах
Сбегает время от расплаты,
И по-немецки точен Бах,
Деля на фуги и токкаты
И жизнь, и смерть, и нотный стан.
Так лист бумаги желтоватой
Вмещает целый океан...
Меж клавиш и органных струй
Из иоганновых регистров
Ты как-нибудь перезимуй
Эпоху проданных министров.
Пусть сумасбродит голова,
Вдвоём со слепнущим магистром
Найди для вечности слова.
И на скале бумажной выступ...
2007-02-19 16:41Мясо / Кудинов Илья Михайлович ( ikudin)
...в последний раз наденем эту мы рубаху
разделочные доски соберём
и застучим восторженно ножами
порежем мясо в мелкие куски
сочащиеся сукровицей бледной
и накромсаем благородный лук
лохмотьями слезоточивыми он ляжет
на сковородку в масла круговерть
и зашипит забрызгает из масла
мельчайшими осколками огня
а мы расхохотавшись громогласно
от неожиданных горячих этих брызг
швырнём коровы влажные куски
в пучину масла и уже златого лука
и будем жарить мясо хохоча
и обливаясь горькими слезами
вегетарьянства оскорблённого...
* * *
Так, наверное, надо,
свой у каждого срок –
за железной оградой
только несколько строк.
Водяной пистолетик,
земляной бугорок:
на твоё шестилетье
вот он – Бог, вот – порог.
У судьбы не убудет –
для помина души
пьют солидные люди,
будто бы алкаши.
Будто прежде не знали,
что такое беда –
в кружках белой эмали
водка, словно вода.
Человечье наречье!
Неуклюжи слова...
Здесь и проще, и легче
отрастает трава.
И утешится нечем,
вот он – я, вот он – ты,
да от встречи до встречи
покупные цветы…
Уфа 07.2000.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...710... ...720... ...730... ...740... 744 745 746 747 748 749 750 751 752 753 754 ...760... ...770... ...780... ...790... ...800... ...850...
|
