|
|
Как прижало к земле стопудовою ватной подушкой!
Ни вздохнуть, ни подняться,
нет сил даже просто кричать!
Собирали усталых, забытых, ненужных подушно
И в глаза им смотрели,
и списки сдавали в санчасть.
Расстилали под деревом белые хрусткие простыни,
И в арбузную свежесть ложились больные сердца.
Небо вниз опускало златые ресницы как осенью,
Улыбаясь всем тем, кто не жил ожиданьем конца.
Нежный ласковый свет разливался над садом больничным,
Молоточками боль отбивала секунды зари.
Всё, что было вчера, становилось теперь безразлично,
Вальс прощальный летел –
раз, два, три,
раз, два, три,
раз…
два…
«…Светало. Арифмометр приснился,
Застрявший на тринадцатом слоне.»
«Что наша жизнь!» Абсент
...Мне снился дребезжащий перфоратор.
Уже темнело, вечерело, стыло.
Вопрос о бытие болтался так постыло
Меж «да» и «нет», меж «не было» и «было».
Затейливые дырочки дырявя
На ленте Мёбиуса, с Арлекином
Под слёзы сладкозвучного «Amore»
Судьба порхала. Брошена Мальвина.
Меж тем на море корабли тонули,
И чайки надрывались в громком плаче.
Да, этот хаос выглядел угрюмо.
Чужие слёзы ничего не значат.
Что жизнь моя? Да просто ловля ветра!
Твой Воланд улыбался: А – пустое!
Чу! Слышишь смех? Уж подана карета!
Но рекрутов манит теперь иное!
Нащупывая признаки бессмертья,
Вдоль по спине скользили две ладони.
Всё рушилось! И падал мир под плетью!
И застывал в предчувствии агоний.
Кошмаром ночь металась по Вселенной.
В ней билось сердце и рвалось на части.
Оно терзалось – в чем найти замену
Иссохшей жизни? Где дорога к счастью?
А здесь с ухмылкой рыжий Мефистофель
Протягивал сигару Берлиозу:
Лови мгновенье, им и наслаждайся!
К чему рыдать под вечные вопросы!
С рассветной хмарью сон сменился явью.
Вновь пасмурно и серо, скучновато…
Вопрос исчерпан. Гамлета сюда бы…
Но ржа изъела старый перфоратор…
Она разозлила его добела,
А потом, хлопнув дверью, ушла.
Каков Сальвадор, такова и Гала,
Такие вот, брат, дела...
У гитары – шесть струн, у него – две руки
Да бескрайнее поле тоски;
Ветер в поле колышет колосья-стихи,
А пальцы на струнах легки.
И случилась песня длиннее, чем ночь,
Печальней, чем смертный плач.
Говорят, искусство – искусный врач...
Нет, оно – жестокий палач...
На унылые звуки явились из тьмы
Белоглазые зрители снов,
Безоружные стражи вселенской тюрьмы,
И стада тонконогих слонов.
Трижды падал на землю стремительный дождь,
И четырежды – огненный снег,
Голоса шелестели: «...напрасно ты ждёшь...».
Неотчетливо, словно во сне,
Проступали на стенах янтарной росой
Слёзы брошенных и больных,
Звездопад хлестал наугад, по косой,
Застывая в сгустках стальных.
И спустился с небес, и влетел в окно
Восхитительно странный предмет.
Он подумал: «Ну вот, наконец и оно,
Нет, не зря я ждал столько лет...»
В этот миг она вдруг вернулась домой,
Как ни в чем ни бывало, вот так,
Со словами: «Ах боже мой, ну какой
Ты опять устроил бардак!»
И смахнула на пол рукой со стола
Серебро, янтарь и золу,
Равнодушно взглянув на осколки стекла,
Что как звёзды сверкали в углу.
Какова Гала, таков и Дали...
Он сидел в прошлогодней пыли,
А таинственный вестник небесной земли
Безвозвратно таял вдали...
:)
Не молод я и для своих детей…
Природа, ты к отцам несправедлива!
Не распознал своих я юных дней,
а вот уж дочь румяниться стыдливо,
а вот и сын – ершится и дерзит
и смотрит в даль, невидимую мною.
О, время, твой неведомый транзит,
уже проложен сквозь моё былое!
А дальше – больше... Больше, но того,
что будет мне ...всё меньше, меньше, меньше,-
любимых книг..., вина..., любимых женщин...
Мы все – тире меж ВСЁ и ...НИЧЕГО...
Что в теле ломота отвагою стучится в утро, когда избитые слова ложатся в тень жарой извечной
Как неестественный родник, наполнит утренним туманом, и смесь из зерен на устах, как грань истории прошедшей,
осколок будущего сна…
Как покоривший ил наносный, и старый и густой камыш сквозь монолог проросший…
и холодок растопленного дна… и диалог размокший…
Синий туман за крыльцом и, наверное,
В ста километрах, и дальше – туман.
Что ты задумалась, милая, скверная,
Не различающая обман?
Что ты задумала, вера несчастная?
Глянешь в окошко – а там – пустота:
Улица, небо, звезда безучастная.
Всё незначительная красота.
Что бы сказать? Половины не пройдено,
И, обернувшись, я вижу ещё
Мать молодую, качели и родину,
Птицу, садящуюся на плечо.
Знаю я всё ж, равнодушная, пылкая,
Сквозь расстояния и года
В теплой кровати, в подъезде с бутылкою –
Ты не обманывала никогда.
И никогда не уйдёт, не отступится
И не предаст (не предать, чего нет) –
Синий туман, безымянная улица,
Тихой звезды немигающий свет.
Опять штормит за окнами весна.
Давление меняется. Ночами
Приподнимается дневная пелена
И перед просветленными очами
Проходят женщины. Прозрачное, как спирт,
Струится время вспять, и постепенно
Они проходят, гордо и степенно,
И их приемлет трепетный эфир.
Одна из них – пришелица со звёзд.
Её глаза обращены в пространства
Неведомые. Струи светлых кос
И дивное нездешнее убранство
Блистательны и странны. Никогда
Не прикоснется к ней рука мужчины,
И в этом нет таинственной причины:
Для рук недосягаема звезда.
Другая взбалмошна, но дьявольски умна.
Красива? Нет, пожалуй, но смазлива
И ветренна, как быстрая волна
Речушки в дни весеннего разлива.
Но не проста. Мудрёною игрой
Увлечена превыше всех желаний,
И оттого-то во сто крат желанней
Тому, кто вовсе не её герой.
О третьей можно многое сказать.
Она и мать, и мудрая подруга,
Она могла бы быть женою друга
Или сестрой. Безмолвно ускользать
И прятаться за тягостной стеною
Законов совести, морали и судьбы,
Быть рядом и нигде, такой земною
И недоступной быть, увы, увы...
Четвертая капризна, как дитя,
И как дитя порою невозможна.
То движется наощупь осторожно,
То голову внезапно очертя
Бросается во тьму глухих раздоров,
То горько плачет, усмирив свой норов,
Но все напрасно. В этом вся беда.
Она проходит мимо навсегда.
Вот пятая идет сквозь чёрный мрак
Земного одиночества, в одеждах
Скрываюших лицо. Она – надежда
И безнадежность, истина и страх
Пред истиной, предчувствие беды
И жажда неизбежному свершиться.
Она себя как будто бы страшится.
Прошла, и ветер смел её следы.
Шестая предначертана судьбой,
Как крылья вдохновения – поэту,
Как невозможность быть зимою – лету,
И как влюбленным право на любовь.
Привычная, как воздух и вода,
И как вода и воздух неизбежна,
Она идет проста и безмятежна
И да пребудет в мире навсегда.
Седьмая...
За окном уже серо
И сыро. Дальний возглас электрички,
И ночь уже заключена в кавычки,
И выпадает лёгкое перо
Из рук. Будильник за стеною
Зовёт на труд неведомых жильцов...
В прозрачной тьме забрезжило лицо
И скрылось за дневною пеленою...
.
* * *
(Из драматической поэмы)
...Д о н К и х о т с трудом встает с постели, опускается на колени перед горящей в углу свечкой.
Входит А л ь д о н с а.
Д о н К и х о т (не замечая ее)
...Отпусти меня в лес, дай мне выйти еще к океану,
И не дай умереть мне в постели — дай рухнуть в ковыль
На бескрайних лугах, окаймляющих Гуадиану,
Иль — с коня на скаку меня сбрось в андалузскую пыль...
Поднимается с колен, берет кисть, смотрит на портрет.
...И скажу я своей Дульсинее, представ перед нею,
Что мой дух оставался бесстрашен и несокрушим —
Под дождем проливным ли в холодных лесах Пиренеев,
Или в снежных завалах крутых апеннинских вершин...
Слышится всхлипывание... Дон Кихот оборачивается, видит Альдонсу.
А л ь д о н с а :
...Стою тут, носом хлюпаю,
Смотрю, как вы хвораете...
(бросается к нему в ноги, плача)
...Простите меня глупую,
Сеньор, — не умирайте!..
Д о н К и х о т :
...Я не отверзну уст своих, сеньора,
И вас не стану слушать до тех пор,
Пока не встанете, не отведете взора
От — пылью всех дорог покрытых — шпор...
Альдонса в замешательстве смотрит на его босые ноги.
А л ь д о н с а :
...И поначалу если
Вас стукнуть и хотела,
Так потому, что влезли,
Все ж, не в свое вы дело...
...Но вот сейчас не спится —
И поняла, как есть:
Сеньор хотел вступиться
За эту... мою... честь...
...Вы — первый... мне попался...
Ведь в жизни моей... да...
За это не вступался
Никто и никогда...
...И, голову ломая,
Брожу вдоль частокола:
Что сделать бы могла я,
Сеньор, для вас, такого?..
...Могла б побыть у вас
До первого луча я?..
(смотрит выжидающе на Дон Кихота, затем, как бы предупреждая его ответ)
...Конечно, не сейчас —
Как только получшает...
...Не думайте, я — просто, —
Я так себя казню! —
С сеньора — нет вопроса! —
Я денег не возьму!..
Д о н К и х о т :
...Вы так открыты, так хороши...
И как, должно быть, я нелеп и страшен...
Я тронут до глубины души
Великодушием, сеньора, вашим...
К сожалению...
А л ь д о н с а :
...Я понимаю, сеньор, — с деревенщиной...
Д о н К и х о т :
...Дал обет я...
А л ь д о н с а :
...Со мною — неброской...
Д о н К и х о т :
...И не могу быть близок ни с одной другой женщиной,
Кроме Дульсинеи Тобосской...
Смотрит на портрет...
.
Мне приснилась река золотая:
Мягкий свет, достигающий дна,
На нехоженый берег, пылая,
За волной набегала волна.
Где пьют воду пугливые лани,
Где купает ежиха ежат –
В мелководье, снесенный на камни,
Мертвый рыцарь в доспехах лежал.
И с неясным тревожным томленьем
(Словно мягкий над бездной полет)
На пробитом причудливом шлеме
Робко имя прочел я свое.
На щите странный герб я увидел
И запомнил в деталях его.
Мне казалось, что я – мертвый рыцарь,
Что оттуда пол-шага всего...
Я проснулся с немой ностальгией.
По геральдике книги листал...
Но все были места то чужие,
Я же только свой город искал…
Иногда, из окошка трамвая
Вдруг блеснет, никому не видна,
В мутной дали река золотая,
Пламенеющая страна.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...660... ...670... ...680... 689 690 691 692 693 694 695 696 697 698 699 ...700... ...710... ...720... ...730... ...740... ...750... ...800... ...850...
|
