|
Тянут сосны косматые клешни
К однобокому телу луны.
Ночь, из ягод созревшей черешни
Приготовила вкусные сны.
Ешь их, кушай моя дорогая,
На подушке, с лебяжьим пером.
В руны древние, руки сплетая
Под своим задремавшим челом.
грусть.. хохот..
тишь.. грохот..
дверь открою – встречусь с грозою.
глаза в глаза,
слеза не слеза – соринка попала
брожу, где попало.
след в след,
замкнут свет.
в ажурном каркасе
полоски раскрасил
белые .. черные
узко просторные
прыжок с разбега
давно не бегал..
к виску – наган,
кручу барабан
шесть и один
шанс неделим
орёл или решка
король или пешка
на кону – жизнь,
ну, подружка – держись!
Скользя, туман втекал в моё окно,
Застывшей грустью омывая взгляд.
Как будто чёрно – белое кино
Крутили во дворе. Застывший сад…
В нем растекались линии ветвей.
Дома казались призраками ночи.
И только звук колюче, что репей,
Колол мой слух. И был тот день короче…
.
* * *
"Я не слышал разрыва…" А.Т.
Юный лейтенант, отец моей старшей сестры, погиб в 41-м, под Москвой...
...Я не мог не погибнуть – уж больно У нас складывалось хорошо. И за это плачу треугольно Чужим почерком в листике школьном И химическим карандашом.
Я не слышал разрыва гранаты, А услышал бы – что изменил? Очень молодо и виновато В теплый снег я себя уронил.
Ты смеялась, мол, слишком я мягкий, Мужику быть жестче полезно... Я теперь возмужал: во вмятине - прямо в сердце – кусок железа...
Мхом затянутся рвы снарядные... Ты рожай детей, моя ласковая, Я люблю тебя, ненаглядная, Будь счастлива...
(1980)
.
Чемодан с фотографиями.
Начни – и потянется.
То ты в зайчика ряженый,
То ты плачешь... Останутся
Слёзы высохшие
Паровозик сломанный.
На коленях у матери,
Застеснявшийся, скованный.
И дальше, и прочее.
Папа в шляпе.
Лебеди чёрные.
Ленинградские ночи.
Атланты огромные.
Дядя Витя с дочерью.
(Я любил её, помню.)
Это даже не призраки,
Не видения прошлого.
Это как бы признаки
Уходящего.
Никогда не пошлого.
Настоящего.
.
* * *
«...И — ветер лишь затих — следы их завели
В сад яблок золотых на Западе Земли!..»
...Попали вовремя сюда мы!..
Какие здесь играют дамы
На цитрах, флейтах и на лютнях!..
Как хорошо!.. Как многолюдно!..
(Фаусту)
...Встряхнись, поэт!.. Приди в себя же,
И очень ты меня обяжешь,
Не будешь коль...
(Глядя в сторону, восторженно замирает.)
О, эта, в черном!..
...Ты на людей коситься чертом...
Что, потерял отца ты, брата ли?..
Ну, погрустили, ну — поплакали,
И все, и тема уж исчерпана!..
Вон та, смотри — за клавичембало...
Здесь воздух эросом пропитан...
С нее, с нее, клянусь копытом,
Писал шедевр свой Леонардо!..
(Оглядываясь по сторонам)
...Пассионеза и альгарда,
И самый новый — мавританский, —
Известны им все эти танцы!
Казалось бы — Испанья, варвары...
...Как улыбается, коварная!..
О-ох, знаю я улыбки эти!..
(Рассматривает гостей)
«...Кто там, в малиновом берете?..» —
Не верю — Пьер де Бонифас!..
А вот, смотри, идет на нас...
Свернул, — Арнольд из Вилланова!..
(Вертит головой, восхищенно)
...Граф Адальберт!.. Савонарола!..
Торральба!.. Пьетро Аретино!..
А вон — прелестная картина:
Дитя — семь лет! — у клавесина —
Всю ночь! — Джованни Палестрина!..
...А там — Гийом де Пуатье!..
(Шумно вдыхает носом запахи.)
...Здесь знают толк в еде-питье!..
О, фейерверк!.. О, изобилье!..
(С ужасом)
И это все — чуть не забыл я!
(Толкает Фауста, громко шепчет, показывая ему на кого-то в стороне)
...Смотри!.. Вон, в шали — та! — в цыганской,
Стоит с Бернардом Тревизанским...
Ну, это в миг улажу я —
Считай, она уже твоя!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
.
Горизонт растрескан на краях,
Молоком забрызган небосвод.
Прорастая солнцем на костях,
На полях сражений зреет мёд.
Здесь под волчий вой свистела смерть,
Отточив косу, чтоб тоньше звук,
И металла злая круговерть
Заглушала стон и сердца стук.
Шестьдесят шестой замкнулся год,
Барбаросса сник и постарел.
В каждом камне русский генный код
Лез под ноги и сбивал прицел.
Ночью слышен шорох под землёй,
На осколках трудно мёртвым спать,
И Земля, укутав с головой,
Их качает, как младенца мать.
Новый день начнётся с птичьих прав,
Их отвоевал в боях народ.
Потревожив сон цветов и трав,
Пчёлы собирают горький мёд...
Я человек из лучших человек.
Люблю свою маму бумажную.
И папу картонного тоже люблю.
Все нежное, нежное, разное,
Все разное в сердце своём утоплю.
Ещё есть сестра у меня
Стеклянная, Катей зовут её.
Она по стеклянной росе по утрам,
Она по росе необутая
Ходила, стеклянная Катя-гора.
И бабушка есть фарфоровая.
Ну ведь конечно фарфоровая.
Я обниму её бережно-бережно
И руки, как реки узорные
Я в руки возьму свои нежно.
Так нежно.
Неуловимое в ночной прохладе
Родным теплом с губ предающих дышит.
Я замираю, чтоб его услышать –
Шептанье осени в потухшем взгляде.
Ловлю по ветру поцелуи ночи
В своей душе, куда проникло время.
Соблазна грех затушевала темень.
Себя теряет, кто немало хочет...
Необъяснимое искать нет смысла;
Пергамент лучший – листопадов шторы.
Журчит заря весёлым птичьим вздором:
Их разговоры, что чужие письма...
Неуловимое утра касанье –
Грусть неизбежная и боль потери,
И только стёкла в окнах запотели...
И дождь прошёл...
Осень инеем заполнит грудь,
Прелый лист за окнами ржавеет...
Дома нет! Скажи:
Пошла ты грусть!
И Она войти к нам не посмеет.
В осень не обидно умирать,
От предчувствий сердце разойдется
Швами, ни зашить, ни залатать
Иль нечаянно тоскою поперхнется.
Смерть не боль, равно, что засыпать,
Ласковая бездна поцелуев,
Не ложись
Со мной в одну кровать,
У тебя минуты не торгую,
Не торгую дни, давно плевать,
Мне тогда
С тобой всего желалось,
Равнодушен, если хочешь знать,
С кем таким сегодня ты встречалась...
И не плачь,
А лучше все забудь,
Чаю
Полну кружку на дорожку,
Не клянись, не вешайся на грудь.
Это ль жизнь
Со всеми понемножку?
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...610... ...620... ...630... ...640... 650 651 652 653 654 655 656 657 658 659 660 ...670... ...680... ...690... ...700... ...750... ...800... ...850...
|