|
|
Нас с тобой никогда и ничто не свяжет,
Ты уходишь – и след твой песком заносит,
Мое имя тебе ни о чем не скажет,
Твои губы меня ни о чем не спросят
Ты уходишь, недопристрелив подранка,
Я разбит, как бутылка,
Как кость, обглодан,
Как во сне, опадают беззвучно замки
Из песка, те, что строил я год за годом
И в песчаных развалинах гулких, зыбких,
Я кричу – и наверное, крик мой страшен,
Потому что другой пьет твою улыбку,
Запрокинув назад дорогую чашу
Словно в битом стекле, небо в звездных крошках,
Все пустыннее берег и тьма чернее,
Для чего на воде от луны дорожка –
Для того, чтоб доплыл до конца по ней я
И свою тоску, и свой страх до дрожи
Я в туман, словно в простынь, запеленаю,
И теперь никого ты любить не сможешь,
Потому что об
Этом я
Не уз
На
Ю
Гражданин с тремя руками,
Девятью бурундуками,
С двухэтажным сапогом,
Объявил, что он – не он.
Мы ему: «Здорово, Смитти!»
Он: «Не знаю вас, простите».
В руки взял бурундуков,
Сел в трамвай и был таков.
«Взлечу, движеньями точными
Небесный свинец вспоров...»
Наталия Иванова
На самом краю! На самом!
Так близко, как имя твоё,
Стою, молода и упряма –
Уйдет от посева жнивьё!
Себя раздарив между осенью
И серой ноябрьской зимой,
Одною ногою я в пропасти.
Рукою – над ржавой пилой.
Шагнуть и опавшими листьями
Кружиться. Обрывками снов
К тебе возвращаться! Единственный!
К тебе! Не услышишь шагов!
С улыбкой мятежною, нежною
Грехи сберегать, как детей.
А боль, словно море безбрежное,
Качает обманом страстей.
Грехи мне мои не отпустятся.
Но строчки свободны от них.
За гранью грядущего сбудется
Любовь и надежа. Как тих
Тот мир! Вечным зеркалом смотрится
В раскрытую душу! Лечу!…
Лежит распростертая птица – я!
Вся в боли, в крови и в снегу…
«Ты не помнишь, как я пахну?
Наверное, это и делает тебя счастливой.
Потому что я пахну пингвинами!
А потом – я превращаюсь в мумию...
Почему ты всегда смущаешь меня?»
Из разговора в чате
Десять дней карабкались пингвины,
чтоб добраться с льдины на экватор!
Засмущавшись этакой судьбине,
задрожали – ржавый эскалатор!
Он их тащит не туда, где – надо!
Где стою и извожусь слезами,
и кричу надрывно – Чадо! Чадо!
Возвращайся поскорее к маме!
Лучше ты прильни, нежнейший пингвин,
прям к моим пингвиньим сильным крыльям!
Разгоню я страхи, понимашь, блин,
разодрав папирусы! Полынью
упаду я, горькой, золотою,
чтоб в забвеньи проводил все ночи!
Я – смущу! И это кайф – не скрою!
Но ты спишь?! И кайфа ты не хочешь?!
Под Москвой-рекой есть река-рука,
Но в газетах об этом не знают.
У реки-руки болят берега,
Воробьи над водой не летают.
В пять концов вода
Разлилась её,
Разлилась она цвета алого.
В той воде господа
Полощут бельё
И перчатки свои шестипалые.
По ночам они, как и мы, не спят,
По утрам, как и мы, тоскуют.
В светло-синем троллейбусе рядом сидят
И рукой по стеклу рисуют.
Это вовсе не монстры былых эпох,
Не бульон из разбитых пробирок.
Что с того, что к бедру револьвер присох,
И звезда забита в затылок.
Не тревожь обитель мутантов, брат,
Спи в своем n-этажном доме.
У реки-руки господа не спят:
Всё по кругу кого-то хоронят.
Мы с тобой играем в прятки,
Слово я , два слова – ты,
Ты согласен, я в оглядки
Я навстречу, ты – в кусты.
Я за шторкой притаилась,
Вижу – ты несёшь цветы.
Зря сердечко так забилось,
Постучал к соседке ты.
Я в отместку, знамо дело,
«Макияжи» навела,
Юбку узкую надела,
Всех парней с ума свела.
Прихожу домой под утро,
На площадке куришь ты,
Я тебя не вижу будто...
Вновь кричим до хрипоты.
«Я люблю!», "Видал в гробу я"
«Вон пошёл!», «Да ни за что!»
Я – «А..» ты мне поцелуем
Рот закрыл... Долой пальто!!
Светило Солнце. Ивы тень
О чем – то с озером шепталась,
«Жу-жу ..жу-жу.». – пел песню шмель,
Ему ромашка улыбалась.
И нежно – робкий ветерок,
Ласкал,берёзок стройных, косы.
Мир созерцал сухой пенёк,
Обросший мхом, лесной философ.
А воздух мёдом здесь пропах,
Слегка с горчинкою полыни...
Из рая этого Адам
И Ева – изгнаны вдруг были.
Изгнал их Бог в дремучий лес:
За то, что яблоко вкусили,
Познав совокупленья блеск,
Листок от Фиги нацепили.
Бог – гром и молнии метал,
Кричал про нравы молодые,
«Из рая – вон!» – кричал... И ждал,
Что бы прощенья попросили.
Кричал и ждал (скрывая страх),
Чтоб отреклись, любовь забыли...
Примолкли птицы в небесах,
Эдема жители застыли...
С уснувшей Евой на руках,
Враз ощутив себя Мужчиной,
Адам решился. Сделал шаг.
Ушёл. И… здравствует поныне
Не грусти, что умру молодым.
В мир опять я приду, но растением.
Васильком прорасту голубым
Под окном у тебя в твой последний день.
Лишь к окошку ты взглядом больным
Припадешь, и тебе в утешение
Полыхну лепестком озорным,
И прошепчешь ты мне: «С воскрешением».
Вот и все. Вот и звякнул трамвай,
Твой трамвай в неизбежность. Прощай!
В мире этом все слишком уж зыбко.
Через тысячу тысяч веков
Принесу в дом букет васильков
И твой лик озарится улыбкой.
До-верься музыке весеннего дождя –
Ре-бячливым напевам капель-менестрелей.
Ми-нор отбрось, на до мажор переведя
Фа-нтасмагории оконных ритурнелей.
Соль-феджио любви петь будут нам ручьи,
Ля-гушки их поддержат, бултыхая лужи.
Си-льней прижмись ко мне плечом и помолчи...
До-бро и свет с дождем прольются в наши души.
Спи, крошка Мэгги! Не вертись!
Во тьме крадется тихо рысь,
Уснули в сумерках леса,
Лисят баюкает лиса.
Спи, крошка Мэгги! Баю-бай,
Тебе приснится снежный край,
Там в иглу из хрустальных льдин
Качает дочку мистер Сплин.
Спи, крошка Грусть! Уже темно.
Снежинки спать легли давно, –
Они устали, ай люли,
Весь день ткать саван для земли.
Спи, крошка Грусть! Спи, егоза!
Закрой зелёные глаза!
К тебе примчится в дивном сне
Малышка Мэгги на коне.
Спит крошка Грусть, спит мистер Сплин,
Спит крошка Мэгги средь перин,
И видит уж десятый сон
Неугомонный Угомон.
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...580... ...590... ...600... ...610... 618 619 620 621 622 623 624 625 626 627 628 ...630... ...640... ...650... ...660... ...670... ...700... ...750... ...800... ...850...
|