|
* * *
К Данае в лоно золотым дождём
нисходит громовержец-повелитель:
Олимпу, трону, – страстью распалён,
он на ночь предпочёл сию обитель.
Когда бы стал он смертным во плоти,
чтоб ею овладеть того нежнее,
а не холодным блеском к ней войти, – свой ум явил бы он тогда мощнее.
Не оправляют золото в алмаз:
нагой красе, к себе влекущей нас,
не надобно сияния иного.
Будь мил тебе, я бы цветов принёс,
укрыл бы ими от ступней до кос...
Но твой цветок оставил для Святого!
(18.08.2007)
Случайная встреча... Дорога.
Ты с мужем. – Приветик… – Привет!
Ну, с кем ты? Куда ты, дурёха?
До дому я хочу, – в ответ.
До дому..., но с ним, не со мною.
Я с домом твоим не сдружусь.
Я в нём «розумию» не много,
Украина – чуждая Русь...
Меня там не многое манит,
вот разве что милое, – ты,
но ты исчезаешь в тумане,
где раньше исчезли мечты.
Теперь всё иное, чем прежде,
- и сами, и лучшее в нас.
Теперь ли наивной надежде
пускаться от нежности в пляс?
Теперь она щурится долго,
и пристально смотрит вослед,
прицелившись из двустволки,
где «да» убивает и «нет».
Ну что же, случайная встреча,
все точки расставив над i,
тебе занавесить-то нечем
прощальные смыслы твои.
Прощай же и ты, как былое
простилось и с нами, и в нас
со всем, что случилось бедою
не раньше, а только сейчас.
Прощай, моя милая пани!
Прощай – и себя, и меня.
Всё в жизни так странно, что странен
был смысл иного бы дня.
01
Сплетаются ветви, кружатся узоры,
Мигает фонарь, мельтешат мотыльки –
Наполнено сердце твоим милым вздором,
Отчаяньем глаз, теплотою руки.
Планета вокруг наберёт обороты,
И в космос сметёт города и дома –
Пусть вера друг в друга окажется плотом,
А парусом нашим я стану сама!
Кентавр прятал под копытом колчан короткоствольных птиц силок
Кабан в округе ворожил пугливо на желудиный из желудка сок.
Все звери спрятались по норам, оставшиеся птицы в сон,
Все насекомые притихли – сейчас сквозь тьму ворвется Он!
Свирель за пролеском умолкла, мой светлячок погас от страха
Колдун лесной откроет дверь и с ним к ноге привязанная плаха.
Чтобы руки были в краске,
под ногтями засохшее воскресение,
между ушей забытое вчера
ооо
и точно в поисках??
Чего??
за строчку
пять дней – молчание.
и никому не показывать
пока на пальцах фиолетовая краска.
Бежит голодное тело мимо сытых животов и скользких прядей,
Мимо строгих домов и высоких /Стена, на ней/
Надпись красным – входите!
Стук в дверьудар в голову – уходите!
Мимо темно-карих, зеленых, серых –
Непроизнесенный взгляд кидая в карман.
Мимо темно-карих, таких приветливых
Спиной кричишь за право /на жаль
Ост алось/ усталость и сырое дыхание
Повисших на ресницах дождевых облаков.
Был не всегда первым, был не всегда готов.
Мимо задранных платьев и бельевых веревок
И не совсем предатель и не совсем /дурак
О в/опросах жизни и смерти рассуждая,
Мимо ответственности, в свободной печали
/Убегал мимо/
Из рева и грохота,
Плача и хохота,
Места, где плохо так
Дышится,
Слышится,
Из,
Где колышется
Пыльное марево,
Злобное зарево,
Ведьмино варево
– Цап тя за бороду! – Города!
Города!
Горо...
Да.
Я выдеру с хрустом
Обрюзгшее тело.
Задело?
Задело!
За дело.
Как чисто.
Как рано.
Как странно...
Как странно меняется мир за чертой,
Которая нас отделяет от леса,
Как будто спадает глухая завеса,
И ты оглушен чистотой.
Простотой.
Как будто бы замерли стрелки часов,
На миг отпустили из клетки на волю,
Как будто услышал родительский зов,
Вина прощена и утешены боли...
Здесь можно молиться.
Здесь можно свалиться,
С ромашкой, у глаза дрожащею,
Слиться.
Здесь можно заплакать
И слез не смущаться.
Но надо прощаться...
Но надо прощаться...
Хорош причащаться!
Пора возвращаться.
Втолкнуться.
Втереться.
Вмещаться.
– Выходите?
Нет?
Так какого рожна?!
– Давай разойдемся.
Ты мне не нужна.
– Папа, а че он лежит?
Он мертвый?
– Черт с ним!
Втолкнуться.
Втереться.
Про
тис
ки
вать
ся...
И так – до конца.
Не уходи, хоть ты пришла,
когда мне был никто не нужен.
Ты принесла глоток тепла,
а я был болен и простужен.
Не знаю, чем я дорожил,
зачем бросал, лишая смысла.
Я просто был, с тобою был,
и повторялись дни и числа.
Как ты легко меня нашла,
так без труда и потеряла,
я снова был лишен тепла,
как в зимний вечер одеяла.
И выйдя из игры страстей
я ничего не подытожил,
и дальше жил, как тень теней,
свои ошибки только множил.
Дурман сирени серебристой дымкой
Над влажной прядью золотых волос...
Ах, нет – с колен не поднимайтесь, дорогая!
Я припаду к ним сам, дрожа от страсти.
И сырости. Но согреваюсь,
Губами подобрав один из лепестков,
Упавших на колено цвета сливок,
Которые бегут жемчужною волною
С того стола, где опрокинутая чашка
Ещё звенит, по мрамору скользя...
... ... ... ... ... ... ...
Сиреневый дурман из залов Лувра
Как птица пойман. Из хрустальной клетки
Лишь выпустишь – вонзится клювом в сердце.
От томной боли средства не сыскать.
И в утреннем саду так сладко слёзы льются.
...О, если бы! Но не Людовик я!
И век не 18-ый, а 21-ый
некстати как-то всё же приключился.
Любовь духами заменить не удаётся...
Да ведь и к Жанне охладел король...
В ночи всё проще. Время днём
Сердца сжимает нам, как клещи.
Да будет ночь! Мы станем сном
Незабываемым и вещим.
Свет долговязых фонарей
Так обаятельно-толково
Пронзая нас, фантомно грел
Движенье каждое и слово.
И голова была ясна,
Ты весь мерцал, как добрый призрак,
Но для придуманного сна
Ты слишком дорог мне и близок.
Кружа безвольно, лист-артист
Нас удивил своей премьерой.
Жаль, он не выступит на бис.
Как рано, Господи, как верно...
Он спутал август с сентябрём...
Мой долгожданный, мой нездешний,
Мы никого не предаём,
Мы – сон предутренний и вещий.
Недогляди, недоскажи,
Оставим песню недопетой.
До пробуждения – вся жизнь,
А до любви – как до рассвета...
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...350... ...400... ...450... ...500... ...550... ...570... ...580... ...590... ...600... ...610... 614 615 616 617 618 619 620 621 622 623 624 ...630... ...640... ...650... ...660... ...700... ...750... ...800... ...850...
|