Рождественский гусь 

Повесть. 

Почему-то, всегда, под конец года Борис испытывал какое-то душевное томление, как будто с первой минуты нового года начнётся что-то такое, о чём он всю жизнь робко мечтал и, даже не надеялся, что это когда-нибудь случится. Но начинался новый год, и вся жизнь Бориса продолжалась точно так же, как и в старом году. Умом он понимал, что в жизни не бывает рождественских сказок, но всё равно, в конце ноября, когда в его любимом городе начинались лёгкие морозы, небо хмурилось, падал мелкий снежок и влажный ветер с моря выдувал у прохожих остатки тепла, заставляя их нахохлиться и двигаться перебежками, появлялось у Бориса это чувство. Чувство ожидания чего-то необыкновенного. 

Впервые это чувство появилось у него, когда ему было шестнадцать лет, с тех пор прошло двадцать лет, но каждый год оно его не покидало. И каждый раз, когда проходили Рождество и Новый год, и ничего не случалось, он разочаровывался, ходил злой и раздражённый. Но как только старый Новый год оставался позади он, опять, обретал душевное равновесие. Борису было тридцать шесть лет, он был высоким брюнетом с хорошо развитой фигурой, высоким лбом. Его черные, слегка вьющиеся волосы были до плеч, черная короткая эспаньолка подчеркивала его ровные белоснежные зубы, улыбка у него была ослепительно голливудской, и в высшей степени заразительной. Когда он улыбался, невольно, начинали улыбаться все окружающие. Он имел высшее образование и сделал неплохую карьеру. Как раз, в этом году его назначили первым руководителем одного транспортного предприятия. Он легко справлялся со своими обязанностями и заслужил уважение своих сотрудников и руководства. Борис имел много друзей и нужно подчеркнуть, что именно друзей, а не собутыльников. В Армии он служил в специальных войсках, поэтому хорошо знал и мог применить приёмы рукопашного боя. Он даже был влюблён до Армии, но его пассия не дождалась его возвращения и вышла замуж. Он, сперва, сильно горевал по этому поводу, но, однажды, услыхав студенческую песенку, в которой была такая строчка: «Если к другому уходит невеста, то неизвестно кому повезло,» – успокоился. Но душевная травма у него осталась, потому, что больше ни с одной женщиной отношения у него не длились более недели. Некоторых бросал он, а многие бросали его потому, что женщины, девушки, своим особым женским чутьём, ощущали, что он, внутри, закован в броню. Хотя внешне, он был внимательный и любезный кавалер, и пылкий любовник, готовый на всё кроме женитьбы. На прошлой неделе он расстался со своей очередной девушкой, которая почувствовала, что своим мужем его сделать не удастся. Жил он в прекрасной двухкомнатной квартире в непосредственной близости от моря, которая досталась ему в наследство после смерти его родителей. В субботу, вернувшись с работы, он занялся уборкой квартиры, попутно убирая следы краткосрочного пребывания в квартире последней охотницы на него. У него, как-то, мелькнула мысль, сделать себе музей из вещей забытых у него в квартире очаровательными созданиями, примеряющими его к себе в мужья, но вспомнил, что Ярослав Гашек написал о поручике Лукаше из бессмертного произведения « Бравый солдат Швейк», который создал такой музей. Борис осознал, что он не оригинален и отказался от этой затеи. Поэтому всё, что он находил из амуниции охотниц на него, он отправлял в мусорный бак. И тут у него мелькнула мысль, он понял, почему возле мусорного бака у его дома всегда много женщин без определённого места жительства. (БОМЖих) Потому, что в этот бак выбрасывались почти новые наборы теней, пудра, губная помада, тушь для ресниц, расчески и мелкая бижутерия. А женщины остаются женщинами даже когда им негде и не на что жить, поэтому, однажды, обнаружив в этом мусорном баке эти, по их мнению, золотые россыпи, и убедившись, что они обновляются с интервалом в неделю, они начали регулярно приходить к этому мусорному баку. Борис, аж, вспотел от этой догадки и решил понаблюдать за этими дамами, не ошибся ли он в своих предположениях. Окна его квартиры выходили в переулок, который разделял их большой двор и комплекс зданий технологического института. В этом переулке стояли три мусорных контейнера, придвинутых к маленькому заборчику, отделяющему переулок от сквера перед центральным корпусом института. В этом сквере были установлены с десяток скамеек, на которых в будние дни сидели, отдыхая, либо что-нибудь подучивая студенты. Зато в субботу, одну из этих скамеек занимали БОМЖихи. Именно в субботу, потому, что в этот день он убирал в квартире. Окрылённый этой догадкой, он подошел к окну и посмотрел вниз, мусорные контейнеры были на месте, но ни одна из дам сидевших на скамеечке, не подошла к ним. Дам, сегодня, было четыре и Борис, выключив пылесос, взял бинокль с восемнадцатикратным приближением и стал через окно их внимательно рассматривать. Из четырёх дам три были явные алкоголички с неопрятными одутловатыми лицами, одетыми в какое-то грязное хламьё, на ногах у них были стоптанные мужские туфли не по размеру. Но, зато, на губах у всех троих была губная помада. Четвёртая женщина была, довольно, высокого роста. Явно выше среднего, с аккуратно уложенными под вязанную и чистую шапочку пышными рыжими волосами. Прекрасно сложена, с высокой грудью и длинными ногами, на которые были надеты старенькие, но чистые сапожки. На ней была тёмно-синяя куртка со стоячим воротником и тёмно-бордовая в чёрную клетку юбка, абсолютно, не мятая. Так же у неё на ногах были тёмные чулки. Но что более всего поразило Бориса, так это лёгкий, мастерски выполненный макияж на её лице. С этим макияжем она выглядела на двадцать лет, но как знаток женщин Борис определил, что ей лет двадцать пять, двадцать восемь. 

Он закончил уборку, высыпал мусор в полиэтиленовый пакет, надел тёмный спортивный костюм с тёплой подстёжкой, во второй пакет положил чёрную вязаную шапочку, лёгкую, но очень тёплую курточку фирмы «Коламбия», специальные инфракрасные очки ночного видения и перчатки и вышел из дома. 

По мере его продвижения по направлению к мусорным контейнерам, он обратил внимание что дамы увидав его, встали со скамейки и направились к контейнерам. Он понял, что дамы знали его и ждали, когда именно он выбросит мусор. Следовательно, его догадка подтвердилась. Он, не спеша, подошел к бакам, сделал вид, что его ничего не интересует, выбросил пакет с мусором в бак и, отойдя на несколько шагов, остановился, якобы что-то рассматривая на противоположной стороне улицы. Сам же, краем глаза, следил за женщинами. Судя по их действиям, высокая у них была за начальницу, она в мусорный бак не лазила, но три её товарки перебрали всё и всю женскую амуницию которую нашли, передали высокой. Она что-то спросила и, по жестам её товарок Борис понял, что они забрали все. Затем они развернулись и пошли в сторону новостроек. Борис быстро нырнул в свой двор, одел курточку, вязаную шапочку, перчатки и тёмные очки, быстро догнал дам, и шёл за ними не приближаясь. Минут через тридцать они подошли к строящемуся дому, у которого не было достроено два этажа и, вручив какую то денежку охраннику, пошли в паркинг, расположенный под домом. Охранник пожелал им хорошего отдыха, сказал чтобы не напивались. А потом обратившись к Рыжику (так мысленно называл эту высокую даму Борис ) сказал: «Идите в комнату охраны паркинга, там сегодня тепло, а ты, Рыжая, жди меня, я к тебе женихаться приду». И тут Борис услыхал её голос, который был низкого тембра, но какой-то бархатистый, обволакивающий: «Тоже мне жених нашёлся, ты, что забыл про жену и двоих детей. Иди-ка ты, лучше, к ним, а меня оставь в покое». 

Ты чего шалашовка кобенишся, – взорвался охранник, – тоже мне принцесса помойки нашлась. Стоит мне захотеть, так вы отсюда вылетите как из пушки, неблагодарные твари. 

Ну ладно Гриня, – вступилась одна из БОМЖих, – мы же тебе деньги дали, чего тебе ещё. 

А пусть не выдрючивается, – продолжал гундосить Гриня, – все равно я трахну её, когда захочу.  

Да ладно Гриня успокойся, – просительно продолжала БОМЖиха, – пройдёт время может она тебе и сама даст, и приблизившись что-то тихо ему сказала. 

Вот это другое дело, – куражился Гриня, – ладно идите, спите, там сегодня тепло. 

Борису пришлось припомнить навыки своей службы в специальном подразделении и он, бесшумно, как тень проскользнул мимо охранника и направился внутрь паркинга. Очень осторожно, используя темноту и колоны, за которые он в любой момент мог спрятаться, Борис подобрался к самому помещению для охраны и обслуживающего персонала паркинга. Это помещение состояло из двух комнат. 

В обоих стояли электро козлы, обогревающие комнаты. В большой комнате стояло три топчана, в маленькой, смежной с большой, стоял один топчан. БОМЖиха которая вела переговоры с охранником, что-то тихо сказала двум своим товаркам и они втроём заняли большую комнату, вынуждая Рыжика спать одной в маленькой комнатке. Та стала готовиться ко сну. Она зажгла свечу, которая была у неё в сумке, достала из сумки тонкое покрывало и постелила его на топчан. Потом достала ещё одно и положила его сверху, как одеяло, и отошла в тёмный угол, а когда вернулась, на ней вместо бордовой клетчатой юбки были двойные спортивные брюки и теплые носки на ногах. Но тут она, ещё раз, удивила Бориса, она достала из сумки маленькое круглое зеркальце, бутылочку с какой-то жидкостью и вату и начала смывать макияж с лица. Делала она это так трогательно по-женски, с таким вниманием вглядывалась в своё лицо, что у Бориса защемило сердце. Её движения напоминали движения рук его матери, когда он, маленький, наблюдал, как мама готовится ко сну. И, вдруг, волна жалости и сострадания накатила на Бориса. Ему захотелось сделать всё, чтобы помочь этой молодой женщине. И, абсолютно, неважно ему стало, как она оказалась здесь, какое горе её лишило жилья, родителей, родных и близких. Ей надо было помочь, пока она не скатилась на дно житейской пропасти, как её товарки, которые её заложили этому охраннику Грине. Борис, вообще, не понимал, как может женщина оказаться в такой ситуации. Ведь самое дорогое, что есть у человеческой цивилизации – это женщины. Бориса, его отец, воспитывал в духе уважения и неприкосновенности женщины. Поэтому, когда Борис видел БОМЖа мужчину, он себе говорил, что слаб, оказался мужик, без стержня в характере. Позволил жизненным обстоятельствам согнуть себя в дугу, или спился, или наркоман. Но женщин в этой ипостаси он видеть, просто, не мог, его сердце разрывалось от жалости и сострадания. 

В это время Рыжик закончила свой туалет, достала из сумки какие-то свертки и пригласила своих товарок на ужин. Они в большой комнате разложили на среднем топчане свои свёртки, сами сели вокруг него и принялись, есть бутерброды, которые им дала Рыжик. Одна из БОМЖих достала бутылку, судя по цвету, с вином сделала из горлышка бутылки пару солидных глотков и протянула бутылку Рыжику. Она отказалась, её три товарки, быстренько, сами прикончили эту бутылку и как по волшебству достали вторую. С ней они провозились подольше, и в перерывах между глотками вели беседу. Борис не прислушивался к их пьяному трёпу. Но на замечание одной алкоголички, что скоро Новый год, он услыхал опять низкий волнующий голос Рыжика, которая, как бы в пустоту, начала рассказывать, что на Новый год её папа обязательно покупал гуся. Она с мамой перед Новым годом его чистили, чтобы ни одного пёрышка на нём не было. Затем, набивали его яблоками айвой с черносливом и ставили в духовку. И когда мы все сидели за Новогодним столом, папа, мама, мой брат и я (в этот момент её голос сорвался, и на глаза навернулись слёзы). Она замолчала. Прошло минут пять, и она добавила: «Если я доживу до того, что буду сидеть, опять, за Новогодним столом окружённая моими любимыми и родными людьми, а на столе будет стоять блюдо с Рождественским гусем, то всё, что сейчас со мной происходит, я буду считать кошмаром, который мне приснился.  

Рыжик сидела молча, глаза её были полны слёз и блестели этими слезинками как бриллиантами. Её товарки повалились пьяные и храпели в три голоса. Рыжик встала и пошла в маленькую комнатку, легла на топчан. Затем, глубоко вздохнув, укрылась приготовленным покрывалом и задула свечу. Наступила кромешная темнота, Борис собрался, потихонечку, уйти, но заметил свет маленького фонарика, который держал охранник Гриня, направляясь к комнате Рыжика. Подойдя к комнате, он потушил фонарь и тихо вошёл в комнату, остановился и прислушался. В большой комнате храпели пьяные БОМЖихи, а в маленькой было слышно, только, равномерное дыхание Рыжика. Он подошел к топчану и, навалившись на Рыжика, попытался её раздеть. Рыжик сопротивлялась отчаянно, но силы были не равные, и вскоре раздался треск разрываемых охранником брюк Рыжика. Тогда она закричала: «Женщины, помогите, насилуют!» БОМЖихи делали вид, что крепко спят. А охранник продолжал раздевать женщину, разрывая мешавшую ему одежду и бормотал дыша вонючим перегаром : «Заткнись сука, я же тебе сказал, что трахну тебя, когда захочу!» Рыжик почувствовала, что силы её на исходе, охранник был огромен, пьян и напорист. Но в этот момент, чудесным образом, кто-то сбросил с неё охранника. Он быстро вскочил с пола и заорал: «Кто тут? Я тебя сейчас на куски порву. Ты что ли, сука, привела сюда своего хахаля? Я его сейчас тут и замочу!» 

В этот момент охранник получил такой удар, что свалился с ног. В тот же момент ему кто-то наступил коленом на позвоночник, его голову две сильные руки повернули направо до предела и, он почувствовал, что ещё одно малейшее усилие этих мощных рук и его шейные позвонки треснут, и он расстанется с жизнью. Он заскулил как животное и услыхал голос, который в этом огромном подвале отражаясь от стен и потолка звучал как идущий с неба : «Я, ангел хранитель этой женщины. Сегодня, я тебя предупредил, посмеешь ещё раз обидеть её, расстанешься с жизнью. Пошёл вон отсюда, урод!»  

И охранник почувствовал, что эти страшные руки освободили его, колено с его спины ангел-хранитель тоже убрал. Охранник Гриня вскочил на ноги и, как сумасшедший, рванул бегом в темноте на выход. Борис, в очках ночного видения, бесшумно вышел из комнаты, затем, по лестнице связывающий паркинг с этажами здания, поднялся на последний этаж и оттуда наблюдал за действиями охранника. Тот влетел в свою будку у ворот, закрыл дверь на замок, потушил свет в будке и сидел как паук в засаде, ожидая муху. Борис вычислил мёртвое, непросматриваемое из будки пространство и вышел со стройки. Время было около часа ночи и Борис, должен был решить, что делать дальше. Пока он дошел до дома, у него созрело решение. Обладая некоторыми навыками, приобретёнными в Армии, он постриг себя под полубокс, благо его электробритва имела насадку для стрижки. Затем он сбрил бородку, и когда посмотрел на себя в зеркало, аж, присвистнул от изумления. На него из зеркала смотрел симпатичный человек средних лет с короткой стрижкой с гладко выбритым лицом, на котором выделялись серо-стального цвета внимательные глаза. Некоторое сходство с собой прежним, Борис, всё же, нашёл, но был твёрдо уверен, что не всякий его знакомый способен узнать его сейчас. Окончив преобразование своей внешности, он начал одеваться. Прежде всего, он надел тёплое австралийское бельё, которое изготавливали из шерсти ламы, затем надел специально купленный костюм чёрного цвета, состоящий из двойных брюк и куртки. Материал этого костюма обладал одной особенностью. Он легко пропускал через себя водяной пар и другие испарения, но задерживал теплый воздух. Борис купил этот костюм для использования его во время охоты с вышек и засад, когда необходимо неподвижно просидеть на морозе несколько часов. На ноги он обул короткие саламандровские сапожки с мехом внутри. Взяв с собой деньги и документы, он вернулся к той стройке, где осталась Рыжик. Он, опять, незаметно для охранника проскользнул внутрь стройки, и пошел в паркинг. Бесшумно подобравшись к комнате, где находилась женщина, он увидал, что Рыжик не спит и пытается починить одежду, изодранную охранником, но её попытки обречены на провал. Как успел заметить Борис, повреждения её одежды были настолько серьёзны, что ремонту не подлежали. Кроме того, не спали и БОМЖихи, они, на чём свет, проклинали Рыжика, обвиняя её в том, что из-за её упрямства они потеряли тёплое место ночлега, а зима на носу и где теперь им спать? 

Тоже мне принцесса, – орала одна из них, – чего кобенишся, не Гришка, так какой-нибудь другой БОМЖ тебя трахнет и будет это делать, где ни попадя, хоть бы даже и на помойке. 

Не трахнет и никто меня не обидит, – раздался низкий обволакивающий голос Рыжика, – у меня, теперь, есть ангел-хранитель. 

Ха-ха-ха, тоже мне ангел-хранитель. А чего же он не посадит тебя за стол с Рождественским гусём, – осипшим голосом спросила БОМЖиха. 

Так он же ангел, он сам, наверное, не может, – тихо ответила Рыжик, – но я знаю, я чувствую он пришлёт мне человека, которого я полюблю, и с ним сяду за стол с блюдом, на котором будет Рождественский гусь. 

После этих слов Рыжика, которые, по-видимому, этих спившихся и махнувших на себя рукой женщин, заставили замолчать. Потом одна из них сказала: «Все это сказки. Но ты ещё молодая и полна надежд. Посмотри на меня, я тоже была такая как ты, а во что я, сейчас, превратилась. Дай тебе бог, чтобы сбылись твои мечты. А нам надо искать ночлег, потому, что нас в этой жизни ничего уже не ждёт. Собирайтесь бабы, поспать всё равно не удастся. А ты, Катерина, не ходи больше с нами». 

Так её зовут Катя, Катюша, Екатерина, – подумал Борис, – классное имя, как у наших Российских императриц. 

Катя, тоже, начала собираться. С тяжёлым вздохом она сложила свои вещи в пакет, потом обошла с горящей свечой всё помещение, осмотрев, не забыла ли чего и, взяв свою сумку, понуро, пошла на выход вслед за своими бывшими товарками. Когда они проходили через ворота, охранник Гриня не выдержал и, высунувшись из сторожки, обложил их матом. Одна из БОМЖих повернулась и громко сказала: «Катерина, а у твоего ангела-хранителя рука тяжёлая. Посмотри, какой фонарь Гришке навесил, то-то я думаю чё это так светло на улице». Охранник Гриша, аж, зашелся в оскорблениях но, памятуя стальные руки, державшие его голову, из сторожки не вышел. 

Ну, бывай здорова, Катерина, – сказала одна из БОМЖих и они повернули направо. Катя, зябко поведя плечами, пошла к автобусной остановке. Борис посмотрел на часы, время было чуть больше трёх часов ночи. Катя сидела на автобусной остановке и, стараясь согреться, терла свои руки. Разорванные брюки она поменяла на бордовую клетчатую юбку, в которой была днём, зато всё, что было под курточкой, судя по тому, как она мёрзла, было изорвано в клочья. Борис вышел из тени забора, огораживающего стройку на тротуар и, с деловым видом, зашагал к автобусной остановке. Мороз был не большим, но усилился ветер с моря, полный влаги. Он пронизывал насквозь. Даже в своём костюме с теплейшим бельём Борис почувствовал холод. Что уже говорить о Кате в легкой юбке, в курточке на рыбьем меху с изодранным в клочья бельём. Она дрожала от холода и по её лицу текли слёзы. Вид у неё был, как у мокрой курицы, ещё час и она замёрзнет насмерть. Борис, проходя мимо остановки, внимательно посмотрел не Рыжика, она в ответ посмотрела на него. Она ничего не сказала, но её взгляд был яснее слов, её глаза кричали: «Помогите мне». Борис остановился, минуту постоял, как бы, принимая решение, подошел к ней и, поздоровавшись, сказал мягким, негромким голосом: «Милая девушка, простите, что вмешиваюсь, но я транспортник и знаю, что первый автобус этого маршрута завтра выйдет на час позже, потому, что завтра воскресение. А до семи утра вы, здесь, превратитесь в сосульку, согласно прогнозу, мороз этой ночью ожидается до восьми градусов ниже нуля. Поэтому я позволю себе пригласить Вас к себе домой, живу я здесь неподалёку. За двадцать минут дойдём. Вам необходимо тепло, иначе ваше переохлаждение вызовет сильнейшую простуду, и вы можете заболеть. Меня зовут Борис. 

Даю вам честное слово, что приставать к вам не буду и лишать вас свободы действий также. Если вы согласны, то позвольте мне взять Ваш пакет и пойдемте». 

Вместо ответа, Рыжик протянула Борису свой пакет и попыталась встать, но её ноги подкосились и она, схватилась за руку Бориса, которую он своевременно ей подставил. Рука её была ледяная, Борис понял, что идти уже нельзя. Он оглянулся и увидал такси, которое медленно приближалось к ним. Подняв руку, он остановил машину, приказал таксисту заехать прямо во двор под дверь подъезда. Катя еле-еле держалась на ногах. 

Борис вытащил её из машины, прихватив её пакет и, практически, в бесчувственном состоянии затащил её в квартиру. Усадив её на диванчик в прихожей, он стянул с неё сапожки, её ноги были ледяными. Расстегнув её курточку, он увидал, что под курточкой, фактически, ничего нет, какая-то куча изодранных лоскутов. Он побежал в ванную комнату, открыл горячую воду, чтобы набрать ванную, затем взял свой махровый халат и одел на Катю, схватил тазик и, набрав в него горячей воды, прямо в чулках засунул её ноги в горячую воду. Она была в каком-то полузабытье, её тело сотрясал озноб. Он потрогал воду в тазике, где отогревались её ноги, вода была еле тёплая. Он понял, что полумерами не обойтись. Схватил её на руки и потащил в ванную комнату, где содрал с неё все её вещи и осторожно опустил её в горячую воду. Её тело было холодное как лёд, он испугался, что опоздал, но пульсирующая жилка на её виске подтвердила, что она жива. Он поддерживал температуру воды в ванной на отметке тридцать восемь градусов. 

Тело её было беломраморное. Борис принялся растирать её ноги и когда они порозовели начало розоветь и её тело. На её лбу появилась испарина, а на щеках румянец. 

Она пришла в себя и хотела что-то сказать Борису, но он прижал палец к её губам и повторяя,: « Тихо, тихо, всё уже хорошо», – вытащил её из ванной, обмотал огромным махровым полотенцем, вытер как смог и, понёс её в спальню. Положив её на постель, он снял с неё полотенце и укутал её в свой тёплый махровый халат, укрыл пуховым одеялом. 

Затем, побежал на кухню и набрал в бутылки горячей воды, сунул их под одеяло к ногам Рыжика. Ещё раз мотнулся на кухню и сделал чашку крепкого чая с малиновым вареньем, вернувшись в спальню, приподнял Катю, устроил её на своей груди начал, потихонечку, поить её чаем. Она, послушно, как ребёнок, открывала рот, когда Борис подносил к её губам ложечку с чаем. Выпив чай, она откинулась на подушки и уснула. Дыхание у неё было тяжёлое и какое-то лихорадочное. В груди, при каждом вздохе, раздавался хрип, который очень беспокоил Бориса. Он просидел рядом с ней около часа, прислушиваясь к её дыханию, постепенно дыхание у неё стало ровнее, хотя хрип не прекратился. Борис облегчённо, вздохнул. Он смотрел на лицо этой женщины и понимал, как она прекрасна, а воспоминания о её низком, обволакивающем голосе приводили его в юношеский трепет. Ещё, двенадцать часов назад он ничего не знал об этой женщине, а сейчас, он не мыслил своей жизни без неё. Он понял, что влюбился, по настоящему, впервые в жизни, он готов был сражаться за неё с кем угодно и с чем угодно. И теперь, в его сердце поселились огромная нежность и любовь к ней, а также огромное беспокойство и ответственность за эту, любимую им, женщину. Борис тихонько встал и поменял остывшую воду в бутылках у её ног, затем промокнул салфеткой испарину на её лбу. Кинув взгляд на часы, он увидал, что без четверти шесть и серый промозглый рассвет уже заглядывает в окна. Он потрогал рукой лоб у Кати и понял, что чуда не произошло. У неё была температура. Борис, матюгнулся, в сердцах про себя и, позвонил своему другу. Его друг и бывший муж его сестры, Альфред был очень хорошим хирургом урологом. Для Бориса это ничего не значило, он считал, раз ты медик, хирург ты должен знать, как лечить простуду. Дозвонившись до Альфреда, он вкратце изложил ему ситуацию и попросил, нет, потребовал чтобы Альфред срочно приехал к нему. Тот начал канючить, что Борис сошёл с ума, что сейчас только шесть утра, что его машина не под окнами, а в гараже…. Борис прервал его, сказав, что через двадцать минут будет у него. Альфред начал вопить, чтобы Борис сидел рядом с больной, а он, сейчас приедет, потом добавил, что его Марина Бориса проклянёт, потому, что он, только, настроился заняться с ней любовью, а Борис, своим звонком, поломал ему пух. 

Ты давай, скорее, приезжай, а с Мариной я договорюсь, – прервал излияния Альфреда Борис. 

Альфред прибыл через пол часа. Разделся, облачившись в белый халат, пошёл мыть руки, затем держал их под горячей водой некоторое время, чтобы они нагрелись. Затем он попросил Бориса помочь ему. Они приподняли Катю и посадили её. Альфред, стетоскопом, начал слушать её лёгкие со спины, затем попросил Бориса повернуть её грудью к нему и продолжил прослушивание, между делом заметив, какая Катя красавица. 

Её грудь просто бесподобна, – бубнил Альфред, переставляя стетоскоп между этими, так его восхитившими предметами. Затем, жестом показал Борису, что он может положить Катю и укрыть её. Сейчас тон его стал серьёзен. У неё воспалены верхушки обоих лёгких. 

Причём, капитально. Ты молодец, хотя действовал как дилетант. Ей необходим постельный режим дней на двадцать, – говорил Альфред, записывая что-то, – горчичники, прогрев, и лекарства. Сейчас я тебе выпишу рецепт, пойдешь в аптеку и всё купишь. Вот здесь я пишу, какое и сколько раз в день она должна принимать лекарство. Через неделю приеду, проконтролирую, не забывай, жесточайший постельный режим. Он встал и, пожав Борису руку, направился к выходу, на ходу, снимая халат. Борис пошёл его провожать, вильнул к бару, взял из бара бутылку французского «Наполеона» и вручил её Альфреду. 

Это что, взятка при исполнении, – сказал Альфред, глянув на бутылку. 

Нет, компенсация за ранний подъём, – тем же тоном ответил Борис. 

Они расцеловались, и Альфред вышел. Борис из окна посмотрел как он сел в свою машину и отъехал. Он подошел к постели и прислушался к дыханию Рыжика. Дышала она ровно. Тогда он, быстро, оделся и мотнулся в аптеку, которая находилась в квартале от его дома. Ему положили полный кулёк лекарств, он быстро вернулся домой и, прежде всего, дал Кате выпить жаропонижающее, а далее, что приписал Альфред. Катя была слаба как муха, не сопротивляясь, выпила все, что ей дал Борис. Он, ещё раз, поменял горячую воду в бутылках, плотно подоткнул её одеяло и сел в кресло напротив Кати и вытянул ноги. Он, потом, себя ругал, зачем он вытянул ноги, но, что сделано того не вернёшь, и он заснул резко, как выключился. 

Проспал он часа три и проснулся от ощущения пристального взгляда. Но его бывшая служба приучила его, проснувшись не делать никаких движений а, сперва, проанализировать окружающую обстановку. Вот и сейчас, он не пошевелив ни одной частью своего тела, слегка приоткрыл глаза. Он увидал, что Катя проснулась и лежит на спине, внимательно, разглядывая его. Большие часы, стоящие у кровати, показывали десять часов утра. Кате необходимо было принимать лекарства через каждые три часа, последний раз он ей давал лекарство в семь утра, поэтому, он открыл глаза полностью и встретился взглядом с Рыжиком. 

Доброе утро, прекрасная незнакомка, – с улыбкой сказал Борис, – пора Вам принять лекарство. Он взял из коробочки, куда сложил все медикаменты, таблетки предназначенные для приёма, налил в стакан тёплой воды и, приподняв голову Катюши, дал ей таблетки и воду, запить лекарства. Когда он ей давал лекарства, он отметил, что температуру удалось сбить. 

Может, все-таки, прекрасная незнакомка представится? – продолжал разговор Борис. 

Меня зовут Екатерина Дмитриевна Велехова, – своим дивным голосом представилась Рыжик. 

Очень приятно познакомиться, – сердечно продолжал Борис, – а я Борис Дмитриевич Астахов, для Вас можно, просто, Боря. 

Она захотела протянуть Борису руку и увидала, что на ней чужой халат. Катя опустила руки под одеяло и поняла, что она, абсолютно голая, её вещей нет, на ней чей-то чужой халат и всё. Поняв это, она густо покраснела и, помявшись, хотела спросить о том, кто её раздел и, вообще, что произошло. Борис это понял и в двух словах обрисовал ей ситуацию. Далее он сказал, что все её вещи он выкинул из-за их полной непригодности к дальнейшей эксплуатации. За это, он приносит ей свои извинения и даёт гарантию, что как только Екатерина Дмитриевна выздоровеет, он ей купит все необходимые ей вещи. А пока, вы мне скажете размер, и какой халат вы бы хотели, и не будем ханжами, я был бы рад, если бы вы мне написали размер вашего белья. Я думаю, что на первое время два комплекта вам хватит, а когда доктор разрешит вам выходить, мы с вами поедем в магазин и купим необходимое вам количество этой амуниции. Во время этой речи её лицо раза четыре поменяло свой цвет с красного на белый. 

А сейчас, с вашего разрешения, – продолжал Борис, – я вам приготовлю завтрак. Хотя готовить я не умею, но манная кашка, яичница, жареная картошка, отбивная мне, кажется, по силам. Вам сегодня доктор приписал манную кашку, ждите, сейчас, подам. 

Минут через двадцать Борис принес в фарфоровой миске манную кашу, помог Катюше сесть, попробовал кашу сам, сказав: «Съедобно» начал из ложечки её кормить. Она была ещё настолько слаба, что сама есть, не могла. Со стороны это выглядело, как будто большая очкастая сова кормит своего маленького птенчика, время от времени, вытирая его клювик салфеткой. Катюша, с трудом, но всё же съела миску каши, устав при этом так, что с трудом дышала, откинувшись на подушки. В это время Борис приготовил ей кружку горячего молока с мёдом и сливочным маслом. Вот тут началось настоящее сражение. Она, ни за какие коврижки, не хотела пить этот напиток. С кучей уговоров и огромным трудом Борису удалось влить в неё это молоко. Борис, от всего этого вспотел, а Катя так устала, что только её голова коснулась подушки, она тут же вырубилась. Борис сел в кресло и наблюдал за ней, прошло по времени всего, ничего, а положительная динамика уже присутствовала, меньше слышались хрипы в её дыхании, щёки её порозовели и имели цвет созревшего персика. Борис, с любовью, смотрел на эту женщину, и радость переполняла всё его существо. В этот раз она спала так крепко, что когда пришло время принимать лекарства, Борис еле-еле разбудил её. Она выпила лекарства и опять провалилась в оздоравливающий сон. В семь вечера, проснувшись, она спросила у Бориса, где у него туалет, хотела встать, но голова у неё закружилась и самостоятельно идти она не смогла. Борис подхватил её на руки и отнёс в туалет. Там усадив её, куда положено, сказал, что ждёт у дверей, если что-то ей понадобиться, чтобы позвала. Затем, Борис приготовил ужин и, покормив Катю, сел и сам перекусить. Налил себе рюмку коньяку и, положив перед собой лист бумаги, расписал, что ему нужно делать чтобы поставить её на ноги. 

В понедельник он позвонил своему шефу и взял отпуск, передав все дела своему заместителю. В то время, когда Катя спала, он успевал мотнуться по магазинам, купить продукты. Купил Кате два комплекта очень красивого, состоящего из одних кружев, белья белого и чёрного цвета, купил ей красивый и тёплый халат и глубокие, с мехом внутри, тапочки. Чтобы она могла ходить по квартире, купил ей красивую меховую жилетку, которая очень ей шла. Спустя десять дней явился Альфред и, облачившись в белый халат, заставил Катю задрать рубашку и слушал её лёгкие, Борис, от ревности, был готов его убить. Окончив прослушивание, Альфред похвалил их. 

Ребята, вы молодцы. И ты Бобчик и вы Катенька. Воспалительный процесс в легких купирован, но теперь Вам нужно очень беречься. На улицу ещё десять дней ни ногой, по квартире можете ходить, можете делать домашнюю работу, но которая вас не утомляет. Пить только горячее, либо тёплое. Очень полезно на ночь горячее молоко с мёдом и сливочным маслом. Увидав выражение лица Кати, сказал, что можно заменить молоком с содой, напиток более противный чем молоко с мёдом, зато отхаркивающий эффект лучше. 

Потом выписал новые лекарства и сказал, от каких можно отказаться. Затем встал и начал прощаться. Борис пошёл его проводить. Выйдя на лестничную клетку, Альфред не выдержал и провозгласил: «Какая все-таки красивая у неё грудь. Ты счастливчик Бобчик!» 

Проваливай, старый ловелас, думаешь, я не видел, что ты не так слушал её лёгкие, как пялился на её грудь, – сердито выговаривал Борис. 

Виноват мой друг, грешен. За что всю жизнь и страдаю, – ответил Альфред, пожимая руку Борису, и добавил, – через десять дней зайду, ещё раз её осмотрю. 

Зайдя в квартиру, он увидал, что Катя медленно ходит по квартире, с интересом, разглядывая обстановку. У Бориса квартира состояла из двух комнат, спальни и библиотеки, кухни- столовой и ванной комнаты. Была большая прихожая, в которой стоял маленький диванчик и был встроен стенной шкаф для одежды. 

В библиотеке стояли полки с книгами во всю стену, большой письменный стол, мягкий уголок для отдыха и шкаф для напитков. Когда Катя увидала количество бутылок и ассортимент напитков, она, присвистнув, закачала головой от удивления. 

Скажите мне Боря, – мягко произнесла она своим чарующим голосом, – вы, что любите выпить? 

Да Катюша, люблю, в хорошей компании да под хорошую закуску могу выпить. На праздник могу выпить. А, просто, чтобы пить и дурить свою голову,- не люблю. 

А откуда у вас столько этих бутылок, – продолжала допрос Катя. 

Дарят друзья, знакомые, сослуживцы, – задумчиво сказал Борис и продолжил, – иногда, на какой-нибудь праздник столько нанесут, что за год не выпьешь, так и накапливаются. 

А можно ещё вопрос, – продолжала Катя, – у вас очень много книг, вы, что их все читали? 

В основном все, – коротко ответил Борис. 

Но их тут, наверное, больше тысячи, – удивлялась она 

Почти две с половиной тысячи томов, – бесстрастно подтвердил Борис. 

Катя, задумавшись, вышла из библиотеки в кухню-столовую. Подошла к шкафу с посудой, посмотрела газовую плиту, открыла и закрыла холодильник, заглянула в посудомоечную машину. Затем, она осмотрела ванную комнату, погладила рукой Бошевскую стиральную машину. 

Катенька, – спохватился Борис, – раз вам разрешил доктор ходить по квартире, я покажу вашу зубную щётку. Вот она на полочке в этом стаканчике. 

Спасибо, – тихим голосом ответила Катя. 

Борис внимательно на неё посмотрел, она вдруг закрыла лицо и попросила на неё не смотреть, так как она не знает, как она выглядит. 

Тогда вы, девушка, можете пройти в ванную комнату, там зеркало в пол стены, там ваш пакет в котором, наверное, есть всё необходимое для макияжа, – дал ей направление Борис, – а я, пока, приготовлю нам обед. Услыхав про свой пакет, Катя, шустренько, вошла в ванную комнату и закрыла за собой дверь. 

Борис пошёл на кухню, достал из холодильника заранее купленные два свиных челогача, отбив их специальным молоточком, посолив и поперчив, кинул их на сковородку. Затем, на другую сковороду, налив немного рафинированного подсолнечного масла, начал с руки крошить соломкой, предварительно, почищенную картошку, чтобы её поджарить. Накрыв крышкой сковороду с картошкой, он повернулся и увидал, что Катюша сидит у стола и наблюдает за ним. На её лице был макияж, глаза были подведены. Макияж был минимален, но Катюше удалось устранить следы болезни с лица. Он с улыбкой подошел к ней и положил ладонь на её лоб, температуры не было.  

Катюша, – бодро начал Борис, – раз у вас нет температуры, можно будет пообедать вместе за одним столом. Сейчас открою баночку испанских маслин и баночку тресковой печени. В ней какой-то очень важный витамин, который вам очень необходим. 

Борис достал из кухонного шкафчика две баночки и, споро, вскрыв их, выложил содержимое в специальные хрустальные вазочки. Затем, положил на стол две соломенные салфетки, поставил на них большие фарфоровые тарелки в виде неправильных квадратов. Затем мотнулся к плите и, открыв крышку, помешал картошку. Одновременно перевернул челогачи в другой сковородке. Прошло десять, пятнадцать минут, и стол был сервирован. 

Аппетитно пахнущая картошка парила из глубокого блюда, на плоском блюде, ещё пузырились маслом два челогача, в хрустальной вазочке, порезанная на мелкие кусочки, 

отливала янтарём печень трески украшенная ломтиками лимона, рядом, в такой же вазочке поблёскивали матовым отливом чёрные оливки. На краю стола стояла бутылка трёхзвёздочного армянского коньяка и большая бутылка «Пепси-колы». Перед каждым прибором Борис поставил по хрустальной рюмке и хрустальному бокалу, слева от прибора положил тяжелую серебряную вилку и такой же нож. Справа лежала кремовая льняная салфетка, продетая в витое серебряное кольцо. Всё это, вместе с кремовой скатертью лежащей на столе, создавало праздничное настроение. 

Борис встал за спинкой одного из стульев и пригласил Катю к столу. Когда она села, он помог ей придвинуть стул поближе и, обойдя стол сел напротив её. Затем, взяв бутылку с коньяком, налил себе рюмку и в Катину тоже капнул. А в бокалы налил, предварительно подогретую, Пепси-колу. Потом он загрузил тарелку Кати, положив ей челогач, жареной картошки, тресковой печени и оливок. Точно так же, но в больших количествах, загрузил свою тарелку. После этого, поднял свою рюмку и сказал: «Сегодня, Катя у меня счастливый день. Я счастлив оттого, что Вы выздоровели. И поднимаю эту рюмку за ваше здоровье, за то, чтобы вы никогда не болели и за то, чтобы исполнились все ваши мечты». Он протянул к Кате свою рюмку, хрусталь зазвенел празднично и весело и они принялись за закуску. Борис любил поесть, делал это мощно и с аппетитом. Все, что он приготовил, было вкусно, и Катя, тоже, отдала дань свежее поджаренному мясу и другим закускам. Но она была ещё слабой и Борис, заметив это, подхватил её на руки и отнёс в спальню. Когда он её укрывал одеялом, она уже спала. Борис вернулся к столу, налил себе ещё рюмку коньяка и выпил за мысленно произнесённый тост, который звучал так: «За то, чтобы мне удалось завоевать её любовь». Хорошо поев, вымыв посуду и убрав со стола, он пошёл в библиотеку, где оборудовал себе спальное место сразу, как Катя появилась в его доме, и прилег отдохнуть. Полный желудок, немного алкоголя, удачный день, – всё вместе навевало дрёму, и он уснул, как только его голова коснулась подушки. 

С каждым днём Катя становилась все крепче и здоровее, спустя пару дней она забрала у Бориса некоторые функции на кухне, уже не разрешала ему мыть посуду, чистила овощи для приготовления блюд и наступил однажды день когда, вернувшись из города и войдя в прихожую Борис ощутил аромат свежее сваренного борща. Заглянув в кухню-столовую он увидал хорошо сервированный стол, посреди стола стояла накрытая крышкой супница из которой доносился этот восхитительный запах. Напротив стола стояла Катя с красиво уложенными рыжими волосами, прекрасным макияжем в кокетливом передничке поверх халата и с аристократической бледностью на лице от волнения. Её изумрудные глаза сияли каким-то внутренним светом. Она ожидала, что Борис что-то скажет, а он зациклился на этом кокетливом передничке, судорожно вспоминая, откуда он мог взяться, и когда он вспомнил, он испугался, что Катя из-за этого передника может подумать, бог знает что. Собственно, почему бог знает что. Подумает она абсолютно правильно, как же я мог так лохануться, ведь я же всё выбрасывал, а этот кокетливый кусочек тряпки, по-видимому, лежал где-то в кухонном шкафу куда он не догадался посмотреть, и теперь всё может рухнуть. Его обуял ужас. Это отразилось в его глазах и, Катя увидала. Она, резко, побледнела и сказала, с трудом подбирая слова: «Судя по вашему лицу ,Боря, я превысила свои полномочия, я всё делала без вашего разрешения. Простите меня, но я хотела вам помочь, хоть чем-то отплатить за то добро и заботу, которой вы меня окружили в вашем доме. Я старалась и-и»…. Голос её сел и слёзы потекли из её глаз. 

Борис бросился к ней, подхватил её на руки и, начал её целовать везде куда попадал, в лицо, в шею, в глаза, нос. Он чувствовал на губах её солёные слёзы, руки его обнимали невесомое, но такое родное её тело. Его переполнял восторг оттого, что она с ним. Что она рядом. Что она что-то для него сделала. Он, как ненормальный, повторял одно и тоже: «Вы меня неправильно поняли Катенька, я очень рад и спасибо вам, я, просто, был сильно удивлён и не мог совладать с эмоциями. Это великое счастье для меня видеть вас здоровой, вы меня неправильно поняли Катенька, я очень рад и т.д.»  

Она, очень осторожно, дала понять Борису, чтобы он её опустил на пол, и как только он это сделал она, с улыбкой на лице скомандовала: «Раз так, то отпустить повара и шагом марш мыть руки. Будем обедать». 

Есть, шагом марш мыть руки, – подыграл ей Борис. 

Он сел за стол, удивляясь, как здорово она его сервировала, даже, из лоскутков соорудила искусственную розочку, которая выглядела как живая. Она взяла тарелку Бориса и налила ему борща, подав отдельно в маленькой розеточке чищеные зубчики чеснока. 

Если Вы никуда не собираетесь идти то можете с борщом съесть пару зубчиков чеснока, очень полезно и предохраняет от гриппа, – рассудительно посоветовала она. 

Потом она налила себе в тарелку борща и села напротив Бориса, но есть, не начинала, ожидая реакцию Бориса. Борис взял первую ложку борща в рот и обалдел от удовольствия. Такой вкусный борщ ему не приходилось есть со времени смерти его матери. У многих людей он был в гостях, но нигде, даже, близко похожего на этот шедевр, что приготовила Катя, он не пробовал. Он ел Катин борщ и урчал от удовольствия. Когда в перерыве между двумя ложками он взглянул на Катю, то увидал, что её глаза сияли счастьем. По-видимому, все нормальные женщины так устроены. Они счастливы, когда мужики хорошо едят их стряпню. Как только Борис разделался с борщом, Катюша подала второе блюдо, которым добила Бориса окончательно и бесповоротно. Это было обыкновенное жаркое по-домашнему сделанное в казанке. Какие ингредиенты она добавляла в мясо с картошкой, Борис не знал, и не мог догадаться, но это было так вкусно, что он, чуть, язык не проглотил. Напоследок Катюша достала два высоких стакана и налила себе и Борису клюквенного морса. Кисло- сладкий, бодрящий, изумительный морс. 

Разомлевший от вкусной еды Борис с любовью смотрел на Катюшу, а она быстро собрав посуду в мойку, стала её мыть. Борис вскинулся ей помочь, но она своим чарующим голосом сказала, чтобы Борис не вмешивался в женские дела, она сейчас здорова и полна сил, и для неё удовольствие заниматься домашней работой. Борис сидел и смотрел, как она мыла посуду. Её движения были по-женски плавными и грациозными. Её тоненькая, стройная фигурка, затянутая на талии передничком была совершенна и вызывала желание. Её стройные ножки, продолжая линию сексуальных бёдер, не вступали с ними в противоречие а подчёркивали их сексуальность. Рукава халата она закатала выше локтей и её руки с бело мраморной кожей настолько нежной, что сквозь неё просвечивались вены, своими плавными, исконно, женскими движениями, усиливали её привлекательность и, Бориса потянуло к ней с такой силой что он, почувствовав, что сорвется и накинется на неё, предпочёл за лучшее выйти. Он пришёл в библиотеку, взял с полки первую попавшуюся книгу и уставился в неё, пытаясь читать. Но у него ничего не получалось. Перед глазами была она, её бёдра, грудь. Борис, скрипнув зубами, зажмурился. Но видение не исчезало. Тогда он пошёл в спальню и включил телевизор. В это время шло остро сатирическое шоу которое отвлекло Бориса. 

Так прошло ещё четыре дня. Катюша полностью окрепла и всю домашнюю работу взяла на себя, она готовила еду, убирала в квартире, мыла посуду и отвергала любые попытки Бориса ей помочь. У неё в руках появилась сила, как-то в шутку Борис согласился на её предложение сразиться с ней в армрестлинг, естественно, он ей поддался, но почувствовал, что сила есть. Зато, она возмущалась, встала напротив Бориса, поставила руки на талию, задрала свою рыжую голову (ей приходилось задирать голову, когда она говорила с Борисом, так как она была меньше его сантиметров на тридцать) и кричала, что Борис не сопротивлялся, что это не честно и т.п. Со стороны это выглядело так, будто взъерошенный воробей нападает на здорового чёрного кота. Она добилась от Бориса обещания сыграть с ней, по настоящему, через неделю. За два дня до рождества пришел Альфред, Бориса дома не было. Катя впустила его и не знала как себя вести. Альфред взял инициативу в свои руки. Сняв верхнюю одежду, облачился в белый халат, достал стетоскоп и, добродушно балагуря с Катей, всё-таки заставил её обнажить грудь. Но лицо повернул в сторону и, внимательно, прослушал её лёгкие, потом, он попросил Катю покашлять, потом стучал костяшками пальцев по её спине. Попросил открыть рот и показать язык, в общем, произвел комплексный осмотр пациентки и остался доволен. Достал из своего портфеля бланк больничного листа и хотел его заполнить, но Катя сказала, что она временно не работает и ей не нужен больничный лист. Тогда он взял чистый лист бумаги и принялся писать для Бориса записку, а Катя вышла на кухню и вернулась через пять минут с подносом, на котором было две чашечки ароматного кофе, в маленьких вазочках конфеты и печение, стояла бутылка коньяка и большой коньячный бокал. Альфред был приятно удивлен. Короче когда Борис пришёл домой он увидал слегка пьяного Альфреда за столом с Катей, которую он развлекал анекдотами. Борис комплексами не страдал, поэтому, раздевшись, присоединился к весёлой компании. Катюшка мотнулась на кухню и принесла ему кофе и пустой бокал. Но перед тем как налить себе коньяк, Борис потребовал у Альфреда отчёт.  

– Я тебе все написал в записке, прочтёшь. Там есть рекомендации, как вам себя вести, чтобы избежать рецидива. Но основное это то, что твоя Катюша полностью здорова, вот и давай за это с тобой выпьем, – сказал Альфред, заплетающимся языком наливая коньяк в бокал Бориса. Борис, от радости, обнял Альфреда и расцеловал его. 

– Бобчик, что ты меня целуешь? Ты целуй свою Катюху. Я тебе не хотел говорить, но её положение было критическим, она, молоток, выбралась, фактически, с того света, а ты, Кувалда, помог ей в этом, – витиевато излагал Альфред. 

-Слышишь доктор, ты, что за рулём и так нахрюкался, – встревожено спросил Борис. 

– Да, на служебной, и сейчас, поеду домой, только расскажу Вам последний анекдот. Летит самолёт чартерным рейсом. В салоне пассажир, старенький миллионер. Стюардесса принесла ему виски и, подавая бокал наклонилась и увидала, что у него расстёгнута ширинка и из неё торчит кончик его члена. Она была правильно вышколена и умела обращаться с ВИП клиентами. Она наклонилась к миллионеру и сказала: «Сэр, я вам скажу сейчас такое, что вы невольно улыбнётесь».  

– Я вас внимательно слушаю деточка, – ответил он 

– У вас, сэр, расстёгнута ширинка на брюках и из неё торчит кончик вашего члена, – продолжала стюардесса. 

Миллионер действительно улыбнулся и привел в порядок свои брюки. Стюардесса пошла к себе. 

Когда она, через некоторое время, проходила мимо него, он остановил её и сказал: « Хотите, я Вам скажу нечто такое, от чего вы будете смеяться весь день». 

Да сэр, – заинтересовалась она. 

Так вот это был не кончик моего члена, – спокойно продолжил он. 

А что же это было, сэр? – недоумённо спросила она 

Это был он, весь.- Ответил миллионер. Отсмеявшись, Борис проводил Альфреда к его служебной машине и они попрощались. 

Когда он вернулся домой, то увидал, что Катя стоит у окна, обхватив себя руками и задумавшись.  

Катенька, ура! Вы полностью здоровы. Теперь, вам можно выходить на улицу. Да, можно, а в чём вы выйдете? – сперва, бодренько, а затем озадаченно спросил Борис. И тут же попытался решить этот вопрос, согласовать его с Катей. 

– У нас есть два пути, первый состоит в том, что вы мне сейчас напишете размеры всего, что вам необходимо. В двух кварталах от нашего дома (Борис не заметил что сказал не моего а нашего, а Катя это уловила в то же мгновение и щёки её порозовели ) есть торговый центр и я куплю всё, что вы закажете. 

Второй путь, – продолжал Борис, – применяется в том случае, если вы стесняетесь меня и не можете мне заказать тёплое бельё или ещё что-то такое интимное, чего вы бы не хотели, чтобы я вам покупал. Он состоит в том, что я приглашаю свою приятельницу, и она вам купит всё, что вам необходимо. 

Катя, услыхав слово, приятельница, отвергла второй вариант сразу. И они сели за стол обсуждать её будущий гардероб. Борис сбегал в библиотеку и принес рулетку. 

Начнём с головы, – радостным тоном возвестил Борис, – купим вам меховую шапку. Какой фасон предпочитает мадам? – спросил Борис, – нарисуйте. Несколькими штрихами 

Катя нарисовала, какой фасон шапки она бы предпочла. 

Прошу указать цвет меха, – продолжал Борис, – на рыжих волосах хорошо будет смотреться тёмная норка, либо белый писец. Чего хотела бы дама? 

Дама захотела темную норку. Затем, начали обсуждать какое должно быть у неё зимнее пальто. Далее, перешли к зимним на низком каблуке сапогам, далее к брючному костюму, и т.д. и т.п. Катя, сперва, стеснялась, но потом, как истая женщина, когда идёт разговор об одежде, увлеклась и через пару часов, будущий гардероб Кати обрёл реальные очертания. Учли все, включая колготки, тёплые штанишки-трико. 

Борис подошёл к секретеру, выгреб из него все наличные деньги, взял свою кредитную карточку и пошёл одеваться Катя, придя в себя, опомнилась и стала на пути Бориса. 

– Боря, вы меня простите, я глупая женщина, увлеклась тряпками, а они, сейчас, стоят сумасшедших денег. Давайте пересмотрим список и оставим только самое необходимое и дешёвое, – умоляюще просила Катя. 

Милая Катюша, во-первых я выбросил вашу одежду и обязан вам возместить то, что выкинул. Во- вторых меня с детства учили так, что лучше заплатить дороже, но купить хорошую вещь которая будет служить долго, не теряя формы и цвета, чем купить дешёвое или китайское. Через день, что одно, что другое потеряет форму и цвет и всё можно выбрасывать, – категоричным тоном возразил Борис. 

– Хорошо, я с вами согласна, – ответила Катя, – тогда, давайте договоримся с вами. То, что вы мне купите, будет моим долгом. Я вам, потом, верну деньги за все вещи, которые вы мне купили. 

– За минусом стоимости вещей, которые я выкинул. По рукам? – предложил Борис. 

По рукам, – протянула свою руку Катя.  

Борис хлопнул легонько по её ладошке и выскочил за дверь.  

Его не было часа три. Когда он открыл входную дверь, навьюченный как верблюд тюками, пакетами, коробками, то еле пролез в неё. Катя подбежала чтобы ему помочь, потянула у него из рук несколько предметов, но удержать не смогла и все упало на пол, посреди прихожей образовав солидную кучу. Борис сел на диванчик вытер со лба пот, в это время Катюша подала ему стакан морса. Он выпил его одним духом и, встав, разделся. 

После этого занес все пакеты, свёртки и тюки в спальню и объявил, что дефиле начнётся через полчаса в библиотеке. 

Катюша побежала в спальню, распаковывать пакеты, а Борис, убрав в угол своё постельное бельё, развалился на диване, предвкушая удовольствие от дефиле. Рядом в спальне раздавались восторженные охи и ахи.  

Он, вклинился в промежуток между охами, и прокричал в спальню – Дорогая модель! У вас осталось двенадцать минут до начала дефиле. Не заставляйте публику ждать.  

Затем подошёл к бару взял бокал из толстого стекла для виски, кинул в него несколько кубиков льда, плеснул на два пальца благородного бурбона и, потягивая виски, расположился напротив двери библиотеки. В прихожей света не было, зато библиотека освещалась шестью стоваттными лампочками люстры, поэтому, когда Катя появилась в брючном костюме тёмно синего цвета в тонкую голубую полоску, с глубоким вырезом пиджака, открывающим её высокую и красивую грудь, в лаковых чёрных остроносых туфельках на высоком каблуке, Борис ахнул и зааплодировал. Катя прошлась перед ним два раза и оба раза улыбалась ему так, что у него ёкнуло сердце. Борис назвал Катю в этом костюме королевой офиса. Следующая модель была одета в красный свитер с белой вставкой на груди, бордовую юбку из шотландского сукна в чёрную клетку, черные тёплые колготки и замшевые чёрные ботиночки на низком каблуке с красными шнурками. Рыжие волосы, распущенные волной, покрывал красивый вязанный берет в тон юбки. Сверху была одета тёплая черная куртка фирмы «Коламбия». Сюда прилагался и чёрный свитер с высоким воротником. Борис назвал эту модель –Уикэнд. 

Следующая модель была одета в норковую тёмно-коричневую шапку, в черное длинное пальто прямого покроя с воротником из крашенного в чёрный цвет песца, в сапожках на низком каблуке, отороченных по голенищу чёрным мехом и свисающими по бокам каждого сапога меховыми помпонами и в чёрных блестящих перчатках. Через шею был небрежно обмотан длинный красный шарф с кистями на концах. Эту модель он назвал Одесская зима. 

Последняя модель, показанная Катей на этом дефиле была вне конкурса. Борис купил это вечернее платье на свой страх и риск без согласования с Катей. Она долго не появлялась, Борис начал волноваться, но когда она вступила в ярко освещённую библиотеку, Борис замер от восхищения. Её волосы были подняты в высокую причёску, открывая полностью её длинную шею, маленькие завитки на затылке делали его особенно притягательным для поцелуя, два длинных локона небрежно спускались с её висков. Малахитового цвета платье с глубоким декольте подчеркивало её изумрудные глаза и открывало великолепный вид на её изумительную грудь, низ платья наискось обрезанный и отделанный крупными цветами из тёмно зелёного бархата открывал её стройные ноги одетые в тончайшие колготки телесного цвета с блёстками, обута она была в остроносые чёрные лаковые туфельки на высоком каблуке. 

У Бориса от всего увиденного отвисла челюсть, он долго ничего не смог произнести, только спустя некоторое время он сказал одно слово: «Богиня». 

Через несколько минут появилась Катя раскрасневшаяся, возбуждённая в своём домашнем халатике тёплой жилеточке и в тапочках. Но причёска богини осталась. Она вопросительно посмотрела на Бориса. 

Борис посмотрел на часы, время было около восьми вечера и, он сказал Кате: «А как вы смотрите на то, если мы с вами пройдёмся до ночного клуба «Палладиум», он недалеко от нашего дома, и выпьем там по чашечке кофе и немного потанцуем? У вас есть силы для такого похода?» 

Я думаю что справлюсь, только я никогда не была в ночном клубе и не знаю что мне одеть, – с радостью отвечала Катюша. 

Мне кажется, что поскольку сегодня будний день и это ваш первый выход на воздух после очень тяжелой болезни, подойдёт модель «Уикэнд», но с очень тёплым бельём и шарфом через который вы будете дышать. На ноги обязательно тёплые ботиночки с теплыми шерстяными носками. Договорились?  

Я согласна, договорились, – и Катя побежала в спальню переодеваться. 

Борис так же оделся тепло. Он надел черные брюки, черную рубаху, кофейного цвета мощный вязаный свитер с остроугольным вырезом на груди. На ноги он обул черные замшевые модельные туфли. Сверху, вместо пальто, была надета тонкая итальянская дубленка черного цвета, которая смотрелась очень элегантно. В общем, когда появилась Катя и встала рядом с Борисом перед большим зеркалом, пара получилась замечательная. 

Катя выглядела как молодая шаловливая девчонка рядом с солидным, высоким, элегантно одетым и красивым мужчиной.  

Ну, вперёд Катюша, – подставил ей локоть Борис. Она важно взяла его под руку, и они вышли во двор. Погода была безветренная, лёгкий морозец сковал лужицы. Температура воздуха была около пяти градусов мороза. Борис остановился и поправил Кате шарф, закрыл более тщательно её горло, чем дал соседкам, кучка которых попалась на их пути, новую тему для обсуждения. 

Они шли по улице не торопясь, Борис ощущал, что рука Катюши тёплая, щеки её порозовели на морозе здоровым румянцем. На её губах блуждала еле заметная счастливая улыбка. Было видно, что ей доставляет удовольствие дышать свежим морозным воздухом, идти рядом с высоким и красивым мужчиной и ловить восхищённые взгляды проходящих мимо мужчин и завистливые женщин. Когда они были возле ночного клуба, то увидали на противоположной стороне улиц у мусорных контейнеров бывших товарок Кати, одетых в грязные лохмотья. Они рылись в мусорных контейнерах, выискивая что-то для себя. Борис сделал вид, что он не обращает внимания на этих дам, А Катя остановилась и глаза её наполнились слезами. Борис проследил её взгляд и спросил: «Катюша, вам жалко этих несчастных женщин? Знаете, мне тоже». 

Борис достал кошелёк, выудил из него сто гривен и, дав их Кате, сказал: «Отдайте эти деньги женщинам и скажите, что мы их поздравляем с Рождеством, ведь оно через два дня». Катя взяла деньги и перейдя через дорогу подошла к БОМЖихам и что-то им сказала. Затем протянула деньги той, которая её меньше месяца назад продала охраннику Грине. Затем повернулась и пошла к Борису. БОМЖиха, придя в себя, перекрестила в спину Катю. Они вошли в кассу, купили билеты и вошли в клуб. Время было около десяти вечера, для ночного клуба это раннее время. Народа было мало и они, раздевшись, прошли в бар. Там они сели за уютный столик, в углу у окна и заказали кофе капучино обоим, Катюше бокал красного сухого подогретого вина, себе Борис взял виски со льдом и Пепси колой. В баре был полумрак, на окнах была рождественская мишура из диодных маленьких лампочек, играла тихая музыка, какой-то, очень, старый блюз. Катя сидела напротив и глаза её мерцали загадочным светом. Борис поднял свой стакан и предложил тост за победу Кати над болезнью и, выпил весь виски от полноты желаемого чувства. Благородный Бурбон, тут же, отозвался лёгким приятным шумом в голове, как будто волна морского прибоя накатывается на берег. И так Борису стало хорошо, что ему казалось, будто он на старинном корабле, который, покачиваясь на океанской волне несет его в будущее, а путь его кораблю указывают два мерцающих огонька в глазах его любимой женщины Кати. Он взял руку Кати в свои ладони, и её красивая рука с тонкими длинными пальцами, с нежным розовым маникюром на ногтях, доверчиво лежала в его больших и грубых ладонях. Ему было спокойно и радостно. Вдруг он услыхал голос Кати, этот низкий, обволакивающий и чарующий голос 

– Боря, а почему вы меня ни о чём не спрашиваете? Я, уже, живу в вашем доме около месяца, вы меня кормите, поите, одеваете и сегодня даже развлекаете, при том ничего обо мне не знаете и не стремитесь узнать. Да, я понимаю, вы благородный человек. 

Подобрав меня замерзающую на улице, вы меня обогрели, вылечили, одели и обули, за что я вам, очень, благодарна, я вам буду обязана всю жизнь. Но вы же ничего про меня не знаете. А вдруг, я воровка и ограблю вас или, того хуже, задумаю посягнуть на вашу жизнь, имущество и ваш дом. То, что происходит, на мой взгляд, невероятно, вы не похожи на легкомысленного мальчика. 

– Да, милая Катюша, вы правы. Я не легкомысленный мальчик. Я тридцатишестилетний, взрослый человек привыкший отвечать за свои поступки. Я не задаю Вам никаких вопросов потому, что уважаю Ваше право рассказать или не рассказать. Если у вас появится желание мне что-то рассказать, поверьте, более благодарного, внимательного и понимающего слушателя вы вряд ли найдёте. Конечно, спасти вас в той ситуации был долг любого благородного человека, но не, только, чувство благодарности я хотел у вас пробудить, а всё остальное, вообще, по моему мнению, не стоит, даже, вспоминать, – обстоятельно с некоторой ноткой горечи в голосе ответил Борис. 

Катя хотела что-то возразить но в этот момент кто-то хлопнул Бориса по плечу со словами : «Привет Боб, куда ты, к чёрту, запропастился, тебя уже месяц народ разыскивает. А он уединился с красавицей и в упор не видит своих друзей. Борис повернулся и увидал своего старого друга Ефима Шарканского. Они познакомились в реставрационных мастерских, где в молодости вместе трудились. Фима был чистокровный еврей, но, судя по его поведению, его никто не смог бы назвать евреем. Он был любитель выпить в компании, был страшным бабником, любил друзей и, у него их было, очень, много. К тому же он был похож на известного певца Муслима Магомаева. Причём, похож так, что если их поставить рядом, то отличить одного от другого трудновато. Фимка этим сходством часто пользовался, если в гостинице не было мест, то для Муслима Магомаева, всегда находился хороший двухместный номер, а то и люкс. 

Борис встал поздоровался с Фимой, представил его Кате и предложил присесть с ними.  

Что тебе заказать, – спросил Борис, – виски, коньяк, кофе, или ну его? 

Конечно ну его, – ответил Фимка, – я уже нагрузился, а надо ещё до утра продержаться. 

Ты, лучше, скажи, где ты нашёл такую красавицу, – продолжал Фимка, неуклюже делая комплимент Кате. 

Лучше тебе не знать, – подумал Борис, а вслух сказал, что встретился с Катенькой в торговом центре, ему показалась, что она приценивается к джипу марки «Додж» и он, как автомобилист со стажем, позволил себе дать ей некоторые советы, ну а потом пригласил её сюда на кофе. Катя любезно приняла приглашение. 

Вы знаете, Катя, – кинулся рекламировать Бориса Фимка, – он таки классный инженер–механик автомобильного транспорта. Лучше его, Катюша, в этих железках никто не разберётся. Ладно, отдыхайте, не буду вам мешать, – продолжил разговор Фимка. 

Затем он встал, поцеловал ручку Кате и отошёл. 

Борис проводил его взглядом и увидал, что он подошёл к группке молодых дам, которых Борис близко знал, и начал им что-то оживлённо рассказывать, кивая в их сторону. Вот трепло, – подумал Борис и пригласил Катю танцевать. Из динамиков лилась волнующая музыка старого блюза, где соло на трубе исполнял великий Луи Армстронг. 

Когда Борис положил свою руку на талию Кати он почувствовал, как затрепетало её тело, она прильнула к нему, и они танцевали никого не видя и, чувствуя только друг друга. Она положила голову к нему на грудь. Перед лицом Бориса, была её нежно-розовая щёчка, и маленькое ушко, которые Борис хотел поцеловать, до ломоты в зубах и, с большим трудом, сдержал себя. Когда они шли к своему столику, Катюша заметила, несколько оценивающе-ненавидящих взглядов молодых дам и, побледнела. Борис увидал её бледность и, подумав, что она утомилась, предложил ей пойти домой. Она согласилась. 

Они вышли в гардероб, оделись и вышли на улицу. Сверху падал мелкий снежок, который в свете уличных ламп выглядел как поток серебристых гирлянд протянувшихся с неба на землю. Мелкие снежинки падали ему на голову серебря его волосы и делая ресницы Кати пушистыми как у снегурочки. Было начало первого, и продавцы рождественских товаров, ещё, надеялись что-то продать запоздавшим прохожим. Борис с Катей, завороженные снегопадом, тихо шли по направлению к дому. Катя, обняв обеими руками левую руку Бориса, закрыла глаза, полностью, положившись на него и, Борис вел её нежно и аккуратно. Придя домой, они разделись и, переодевшись в домашнюю одежду, направились в столовую, Катя предложила совместное чаепитие. Борис, надеялся на продолжение прерванного в ночном клубе разговора. Но Катюша, подав чай и вазочку с печением, была задумчива и молчалива. Борис, чтобы заполнить возникшую паузу, спросил какие у Кати планы на Новый год, не подумав о том, что она по-своему может интерпретировать его вопрос. Так оно и получилось. Катя отложила чашку с чаем и сказала: «Боря, я понимаю, что мне пора уходить. Вы сделали всё, что могли для меня и я очень вам признательна. Но дело в том, что мне некуда идти. У меня нет ни дома, ни родных, ни друзей. Хотя, быть может, всё у меня есть, просто, я ничего не помню. Я себя вспоминаю в больнице, где я лежала с сотрясением мозга после аварии, в которую попала вся моя семья, папа, мама, брат и я. Все погибли, кроме меня. Машина сгорела, вместе с документами. У меня после аварии наступил провал в памяти. Я не могу вспомнить в каком городе и, по какому адресу мы жили, есть ли у меня родственники и где они живут. 

Я, даже, не уверена, мои ли эти имя отчество и фамилия. Я не знаю, сколько мне лет. Вся моя прошлая жизнь как ножом отрезана в момент этой страшной аварии, а настоящая начинается в тот момент, когда я пришла в себя в больнице. Когда меня поставили на ноги в больнице, там меня больше держать не могли. Кое-как там одели меня, и я ушла. Я прибилась к БОМЖам и вместе с ними ночевала, где придётся, ела что попадётся. Но когда наступили холода, нужно было либо идти в проститутки, тогда жильё давали, а вместе с жильём и по пятьдесят, шестьдесят клиентов ежедневно. Обращение хуже, чем с собакой. Вот я и решила, буду с БОМЖами. Но и тут, как вы понимаете, покоя не было. Там, где вы меня нашли, рядом со стройкой в подвале, нам охранник, за деньги, разрешил переночевать в тепле. Он же договорился с моими товарками и хотел меня изнасиловать, я сопротивлялась, как могла. Он изодрал мне всё бельё, мои брюки и чулки, и когда мой….., ну, в общем, у него ничего не получилось, и он выгнал нас из тёплого подвала. Мои товарки, которым вы сегодня дали сто гривен, обозлились на меня из-за того, что я не согласилась переспать с охранником и, они лишились тёплого ночлега. Ну а дальше вы всё знаете. У меня к вам Боря просьба, разрешите мне ещё немного пожить у Вас, пока я не выясню кто я такая и не найду своих родственников. Я обязуюсь убирать в вашей квартире, стирать ваши вещи, готовить вам пищу и заботиться о вас».  

Наступила тишина, какая бездна несчастья молодой женщины разверзлась перед Борисом. А Катя поднявшись из-за стола подошла к окну. Она стояла на фоне окна, обняв себя руками, такая маленькая нежная и беззащитная Борис не выдержал, подошел к ней и осторожно и нежно обнял её, она повернулась к нему и, обхватив его руками, прижалась к нему. Он начал её целовать в лоб, глаза, щеки и она сама протянула ему губы и они застыли в долгом и упоительно сладком поцелуе. Её дыхание было так свежо, её губы и рот так сладки и возбуждающи, что Борис, не прекращая поцелуя, подхватил её на руки и понёс в спальню, где положив на кровать, он аккуратно и нежно раздел её, не переставая целовать её длинную шею, он целовал её великолепную грудь нежно покусывая её соски и не выпуская её из ладоней , он гладил её лобок и внутреннюю поверхность её бёдер, он любил и боготворил её. Её тело отвечало на каждую ласку, оно стремилось к Борису и, когда наступил апогей ласок Бориса, Катя обняла его, обхватила его ногами, и он ринулся в неё мощно и неудержимо. Она застонала от этого напора, стонала все громче и громче, а потом крик удовлетворения сотряс всё её тело….. 

Борис всплывал из этого омута наслаждения долго, но всё же раньше, чем Катя. Она лежала на постели, раскинувшись и, ничего её не прикрывало. Борис смотрел на её прекрасное тело, освещаемое светом луны, которая решила подсмотреть за ними. Но увидала великую любовь и задержалась, освещая своим серебряным светом самое прекрасное творение Бога,- любящую женщину. Борис любовался совершенством линий Кати, он положил свою ладонь на её грудь и очень легко и нежно ласкал её сосок, поглаживая атласную её кожу. Катя пришла в себя и прижалась сильно грудью к его ладони, начала целовать его плечо, шею, лицо. Гладила ладонями его грудь, ерошила волосы на затылке, затем легла на него, осыпая его поцелуями, потихоньку сползала вниз. Затем раздвинула ноги и впустила его в себя и села на Бориса. Более прекрасной наездницы у него, ещё, не было. И всё началось сначала, И всё было, и неземной восторг обладания, и пот от наслаждения и победный крик общего пика счастья… 

Заснули они, обнявшись, опустошенные и счастливые тогда, когда Луна ушла с небосклона, а на её место взбиралось солнышко.  

Утром около десяти Борис проснулся с ощущением, необыкновенно, счастливого человека. Катя ещё спала. Борис тихо, чтобы не потревожить её сон, выполз из постели, хорошо укрыв Катюшу одеялом. Она улыбнулась и пробормотала что-то во сне, потом взяла руку Бориса, поцеловала её, прижала к своей груди и опять уснула. Борис подождал несколько минут, потом, очень ласковым движением убрал руку, наклонился и поцеловал Катюшу в шейку и направился в ванную комнату. Он стал под прохладный душ, побрился и к моменту, когда Катя проснулась, он приготовил им завтрак. Катя появилась на кухне, когда он заканчивал сервировать стол. В халатике нараспашку она с разбега прыгнула на Бориса и влепила ему поцелуй в его выбритую и благоухающую «Боссом» щеку. 

- Ты, почему меня без работы оставил, – весело стала она ему пенять за то, что он приготовил завтрак. 

Борис, держал Катю на весу, обнимая её обеими руками целовал её в лицо, шею рыжие волосы, в общем везде куда попадал и тем же тоном ответил ей: «Я это сделал потому, что люблю тебя моя Екатерина первая и последняя. И ещё потому, что это мой долг оберегать тебя от всего нехорошего, заботится о тебе холить тебя и лелеять. А сейчас, марш в ванную комнату, приводи себя в порядок и за стол. Прошу не тянуть, нас сегодня ждёт много дел. 

– Ну, так опусти меня на пол, – сказала Катюша, обнимая Бориса за шею и устраиваясь е него на груди поудобнее. 

Борис крякнул и на руках понёс её в ванную комнату. Там он застрял ещё на несколько минут в долгом поцелуе, лишь потом опустил Катю на пол. Она тут же его вытолкнула из ванной комнаты и закрыла дверь изнутри. Там она пробыла минут десять, конечно, завтрак остыл, но они не обращая внимания на это, с хорошим аппетитом уничтожили его. В процессе поглощения пищи Борис рассказал Кате свой план на сегодня. Она согласилась и они, одевшись, вышли из дома. Катюша хотела идти на улицу, но Борис взял её под руку и повёл внутрь двора. Когда они обогнули боковой флигель дома, то вышли к ряду гаражей. Борис подошёл к третьему гаражу с правого края и, достав ключи, открыл его. Заглянув в гараж, Катюша увидала самый проходимый автомобиль в мире, русский джип, называемый в народе, любовно, козликом. 

Ух, ты, – вырвалось у Катюши, – это твой красавец? – спросила недоверчиво она. 

Угу, мой, – с нотками гордости в голосе ответил Борис, – его зовут Бяша. 

Прошу Вас, – продолжил он подводя и открывая ей правую дверцу, – вот это место с этого момента и навеки, пока Бяшка не рассыпется, твоё. 

Катя легко подняла ножку на высокую ступеньку и села. Борис захлопнул дверь, обошёл машину и сел на водительское место. Ключ на стартер и двигатель у Бяшки заурчал как сытый кот. Они выехали из гаража, Борис закрыл ворота и, они поехали в больницу на Слободке, где по словам Кати она лежала после аварии. Пройдя через высокую арку ворот на территорию больницы, Катя без колебаний повела его к тому корпусу, где она лежала. Там они нашли заведующего неврологическим отделением и когда шли в его кабинет для разговора, Катю остановила пожилая женщина, сестра-хозяйка этого отделения. Они остались в коридоре, оживлённо о чём-то беседуя, а Борис прошёл к доктору в кабинет. Когда они сели, заведующий поинтересовался, какая причина привела их к нему. Борис объяснил, что он жених Екатерины. А, так как у неё амнезия, и она ничего не помнит, они решили произвести расследование. Необходимо узнать кто она, кто её родители, где она жила до аварии. Они хотят попытаться восстановить её документы.  

У неё очень редкая форма амнезии, она потеряла память, которая относилась к её жизни до аварии. Это защитная реакция организма. Таким образом, организм среагировал на стрессовую информацию, которая могла убить её. А в остальном, она абсолютно нормальный человек с адекватной реакцией на любую жизненную ситуацию, – обстоятельно объяснял доктор, – но у нас, к сожалению, мало информации. Вот в журнале записано, что она поступила к нам два года назад с травмой черепа. В черепе была трещина от удара. После проведённого лечения трещина заросла, но потеря памяти осталась. Её никто не искал, мы дважды давали объявления по телевидению, поэтому до прошлой весны мы держали её в отделении, здесь она помогала санитаркам, ну а те как могли её одевали и обували. Затем была комиссия с облздрава, кто-то решил напакостить этой несчастной женщине. Я получил выговор за то, что она питалась вместе с больными. 

А потом, пришло предписание убрать её из отделения. Ну, мы все скинулись и, как смогли, одели её, дали ей немного денег и, она ушла. До сих пор для меня загадка, кому она могла помешать. 

Скажите доктор, а вы можете мне дать справку о том, когда он к Вам поступила, какой у неё был диагноз, какое проведено лечение, его результат и когда она выписалась? – нагородил вопросов Борис. 

Справку дать не трудно, – со вздохом, ответил врач, – весь вопрос кому её давать. Родители её и брат сгорели в машине дотла, у них в багажнике было четыре канистры с бензином, видимо, они куда-то собрались ехать далеко. Но их машина столкнулась с тяжёлым контейнеровозом, и ваша невеста спаслась просто чудом. Она от удара пробила головой лобовое стекло и вылетела из машины, на метра четыре, а машина вспыхнула как порох, и сгорело всё. Даже пепла на похороны от её родных не собрали. Инспектор ГАИ, прибывший на место аварии, первым пробовал расспросить её кто она такая. Вроде она, еле шевеля языком, назвала себя. Но никто не может быть уверен, что те фамилия имя и отчество, действительны. 

Тогда давайте выпишите справку , мол дана Велеховой Е.Д (со слов больной) ну а дальше по тексту, как вы пишете, – предложил Борис и ещё, случайно у вас не сохранилась фамилия инспектора ГАИ, который говорил с ней.  

Есть, – ответил доктор, – в журнале записано, что показания с пострадавшей снимал 

старший лейтенант Логинов. Инициалов нет. 

Когда доктор заканчивал выписывать справку, в кабинет вошла Катя. Она поздоровалась с доктором, а доктор передовая справку Борису заговорил с ней: « И где же ты пропала Катюша? Ведь обещала заходить, прошло два года, а ты, только, появилась. Мы же за тебя волнуемся. Как ты себя чувствуешь? Твой жених рассказал, что ты перенесла тяжелейшее воспаление лёгких. Давай-ка, я тебя посмотрю». 

Доктор усадил её на стул перед каким-то аппаратом, прицепил к её голове кучу датчиков и включил аппарат. Десять минут он снимал показания этого прибора, затем посмотрел кривые самописцев и остался доволен. Потом попросил Катю выйти. 

Всё прекрасно, – сказал он Борису, – но хочу вас предупредить, память к ней может вернуться в любой момент, а может и никогда не вернуться и к этому, нужно быть готовым. Память может пробудить детская игрушка, встреча с родственниками или знакомыми, фотографии родных людей. К сожалению, мы, ещё, плохо знаем человеческий мозг. 

Борис, сердечно, поблагодарил доктора, вручил ему бутылку шикарного коньяка и они вышли из больницы. 

Подойдя к машине, Катя спросила у Бориса: «Каковы дальнейшие планы, генерал? И почему ты представился как мой жених?» 

Потому, – серьёзно ответил Борис, – что как только мы узнаем кто ты такая, твоё настоящее имя, я на тебе женюсь, зарегистрируем брак в ЗАГСе и обвенчаемся в церкви. 

Надеюсь, ты не против? 

Это значит, что ты мне сделал предложение, – сказала с радостью Катя. Вдруг остановилась, стала ровно и прямо глядя в глаза Борису ответила: «Я согласна стать твоей женой, мой любимый Боренька!» И бросилась ему на шею. Они застыли в долгом поцелуе, не обращая внимания на проходящих людей. А стоявшая, неподалеку, группа молодых парней и девушек в белых халатах, видимо студенты-медики, заопладировала им. 

В таком случае у нас на первом плане ювелирный магазин, – сказал Борис усаживая Катю в автомобиль. В ювелирном магазине Борис выбрал для Кати кольцо с небольшим бриллиантом очень изящное. Себе взял обручальное кольцо из высокопробного золота, 

тоненькое и так же, очень, изящное. 

Выйдя из магазина Борис спросил не устала ли Катя, удостоверившись что нет предложил ей поехать на привоз. 

Боренька, нам не нужно на привоз, все продукты на неделю я купила уже. – возразила она. 

Но ты не купила одну очень нам нужную вещь, – загадочно сказал Борис. 

Они вошли в привоз и Борис повел Катю к рядам где торгуют птицей, присмотрев хорошего гуся он спросил у Кати: «Скажи мне, любовь моя, как, на твой взгляд, подойдёт этот кандидат на должность Рождественского гуся на Новогоднем столе в большом и красивом блюде и сможешь ли ты с ним справиться? Потому что я не смогу его запечь в духовке с яблоками, айвой и черносливом». 

Катя, резко, повернулась к Борису всем телом и внимательно смотрела в его лицо, словно, не веря своим ушам и надеясь в выражении его лица найти что-то, известное только ей. 

Я что-то не то сказал или что-то не так сделал, – заволновался Борис. 

Нет, нет, просто я, ну в общем я умею сделать Рождественского гуся, – волнуясь ответила Катя. Бабуля продающая этого гуся совсем запуталась и ничего не могла понять из разговора этой пары, пока Борис улыбнувшись не попросил её завернуть гуся, рассчитался не торгуясь и, они отошли от лотка.  

Катюшенька, подумай, может нам нужно что-нибудь к Новогоднему столу, так мы, сейчас, тут всё можем купить, – предложил Борис.  

Боренька, сейчас нет смысла покупать, потому что я, в основном всё купила. А что нам не хватит, я потом перед Новым годом сбегаю и докуплю, – рассудительно ответила Катя. 

Ну что ж, хозяйке видней, – с удовольствием напирая на слово «хозяйка» закрыл дебаты Борис. Они пошли к машине и через пятнадцать минут вошли в дом. 

Боренька, – крикнула ему из кухни Катя, которая пыталась запихнуть в холодильник гуся, – через час чтобы был на кухне, будем обедать. 

Есть мой генерал, – ответил он и пошел в библиотеку, там сев за письменный стол и найдя в блокноте телефон своего соученика по институту, который занимал сейчас должность начальника ГАИ Одесской области, он позвонил ему. На удивление быстро Михаил взял трубку. После взаимных приветствий Борис изложил ему свою просьбу и причину, по которой его это интересует. Святое дело, – ответил Михаил, – повтори, пожалуйста, фамилию инспектора. Записав вопросы, интересующие Бориса, он назначил ему встречу у себя в кабинете завтра в одиннадцать утра. Я дам команду, – продолжал Михаил, – пропуск тебе выпишут. Возьми паспорт. И отсоединился.  

Борис довольно потёр руки, всего день он занимается расследованием, а уже знает фамилию инспектора, и завтра поговорит с ним. Так же, из архива достанут дело об аварии, из которого он надеется узнать, где и на кого была зарегистрирована машина и адрес владельца. Он потянулся и подумал, что пока всё складывается хорошо. В этот момент Катя позвала его к столу. Они пообедали, и Борис предложил сходить в кино, по соседству с его домом был кинотеатр, там сегодня шла премьера нового фильма о Джеймсе Бонде «Квант милосердия» Они оделись и пошли в кино. Фильм понравился обоим, после фильма они ещё немного погуляли и вернулись домой. Борис включил телевизор, а Катя занялась гусем. Борис несколько раз предлагал свою помощь, но Катя прогоняла его. Телевизор ему надоел и он, пришел на кухню в качестве наблюдателя. Кате это не понравилось, Она, задумчиво, сама себя спросила, что же мне с ним делать, чтобы не мешал тут. Потом, сама себе и ответила, что знает что делать. Подошла к Борису и села к нему на колени, обхватила его руками и поцеловала его таким сладким и долгим поцелуем, что Борис не выдержал и, подхватив её на руки, отнёс в постель. Она расстегнула свой халатик и стянула с Бориса тонкий свитер, а потом, за минуту, они уже были голые и занялись любовью с таким напором и неистовством, как в первый раз. Это было великолепно, это было лучше, чем вчера….. 

Борис пришёл в себя, Кати рядом не было. Его тело было лёгкое, а душе хотелось петь. Какая она прекрасная женщина, – думал Борис, – какое великое счастье для меня заслужить её любовь. Нет, ребята, что бы вы не говорили, а я счастливый человек. Он полежал ещё пол часа, потом встал и пошёл на кухню. Катя закончила чистить гуся, и мыла руки в ванной комнате. Борис посмотрел на гуся и увидал, что он вычищен великолепно, на нём не сохранилось ни одного перышка. Создавалось впечатление, что гусь родился и прожил всю свою гусиную жизнь голым. Борис хмыкнул от этой мысли пришедшей в его голову, в этот момент в кухню вошла Катя, она была так прекрасна, так желанна, что Борис понял, если он её не унесёт в спальню, то до ночи не доживёт. Он подхватил её на руки и, как она не сопротивлялась, понёс её в спальню. Тогда она поняла, что сопротивляясь, не отвратит это нападение и она взмолилась: «Боренька, любимый мой, побереги себя и меня, у нас впереди целая жизнь, долгая и счастливая, я тебя люблю и буду любить всю жизнь, а сейчас тебе и мне нужно немного отдохнуть, хотя бы пару часов, мы же скоро спать будем ложиться. Хорошо милый». 

Ну, хорошо, согласен отказаться от нападения до отбоя, – голосом капризного мальчика проговорил Борис, – но после отбоя никакие отказы приниматься не будут. Согласна? 

Согласна, согласна, – со смехом отвечала Катя, намазывая кремом руки и массируя их. 

Борис взял её руки в свои ладони и начал легко и нежно массировать их, а Катя, положив голову к нему на плечо, целовала его в шею. 

Ты знаешь, милый, я влюбилась в тебя в тот момент, когда в первый день моей болезни, ты отогрел меня в ванной, напоил меня чаем и, забегавшись вокруг меня, сел в кресло напротив меня и уснул. Я смотрела на твоё лицо, твои уставшие руки и поняла, что я тебя люблю. Люблю так сильно как, наверное, никого и никогда не любила. Борис поднял её руки к своим губам и обцеловал её розовые ладошки, каждый её пальчик. А она, прижавшись щекой к его щеке, тихо плакала от переполнявшего её счастья. 

Утром следующего дня Борис проснулся поздно, стрелки на часах показали начало одиннадцатого. Катя спала как убитая. Невзирая на то, что вчера она храбрилась, он её утомил и утомился сам. Он вскочил и как по тревоге помылся, оделся и успел даже выпить стакан чая со свежайшими пирожками с вареньем. Где она нашла варение и когда успела напечь пирожки, – думал Борис, на ходу уничтожая их. А потом он вспомнил, что одна из прежних его пассий принесла варенье, да и забыла его, когда ушла, поняв, что Бориса окольцевать не удасться. Борис добежал к гаражу, прыгнул в машину и без пяти одиннадцать был у проходной Областного управления ГАИ. Пропуск ему был заказан и ровно в одиннадцать он входил в кабинет Михаила. Поздоровавшись и сев на своё место, Михаил протянул Борису папку. Увидев в ней кучу бумаг, Борис закрыл её и вопросительно уставился на Михаила. 

Миша, лучше тебя мне всё равно никто и ничего не объяснит, – сказал ему Борис. 

Михаил, довольно улыбнувшись, начал: «Как ты сам понимаешь, дело я тебе не дам, поэтому возьми ручку и бумагу и записывай. Два года тому назад автомобиль «Жигули -2105» управляемый неизвестным гражданином столкнулся с автомобилем КаМАЗ контейнеровоз на 121 километре трассы Одесса- Рени, водитель автомобиля КаМАЗ уснул за рулём и выехав на полосу встречного движения протаранил «Жигули» Согласно экспертизе, предположительно в автомобиле «Жигули» сгорели три человека. В багажнике легковушки было четыре канистры с бензином, которые вспыхнули от удара. Пожар был такой силы, что сгорело всё, что было в авто и люди в придачу. В живых осталась одна молодая женщина, которая была госпитализирована в одиннадцатую городскую больницу. За два года, прошедших после аварии никто не интересовался ни людьми, погибшими в машине ни оставшейся в живых женщиной. Остатки машины были сданы в металлолом после истечения года со дня аварии. 

Миша, а номер автомобиля известен? – настороженно спросил Борис. 

Михаил открыл папку и некоторое время шелестел страницами документов, потом, найдя какую то бумажку, ответил: «Номер известен, записывай А11-17 ХН, зарегестрирована на Гудзя Михаила Петровича, Херсон, Ленина 48 квартира 6. Но, ты не радуйся, судя по всему, за рулём был другой человек, управлявший автомобилем по доверенности. 

Мишенька, спасибо тебе, это уже какой то кончик. Если за него потянуть может и весь клубок размотается, – радостно благодарил однокашника Борис. 

Михаил потянулся к селектору, нажал какую-то кнопочку и сказал: «Пусть войдёт». 

В кабинет вошёл капитан милиции.  

Вот знакомься, инспектор дорожного надзора капитан ГАИ Логинов Иван Емельянович, – представил Борису инспектора Михаил. 

Иван Емельянович, – начал спрашивать Борис, – помните аварию на 121 километре трассы Одесса-Рени когда КаМАЗ протаранил легковушку. Вы брали показания у молодой, травмированной женщины. Расскажите, пожалуйста, как это было? 

Я был в Сарате, когда мне сообщили об аварии, я сел в автомашину и через минут сорок был на месте . КаМАЗ был в левом кювете, а «Жигуль», который он протаранил, лежал на боку посреди трассы и горел как порох. Потерпевшую водители машин отнесли от трассы в поле. Я начал задавать ей вопросы, она отвечала невнятно как в бреду, возможно, я что-то и записал неправильно, – четко рассказал капитан. 

Благодарю вас Иван Емельянович, – Борис пожал руку капитану.  

– Разрешите быть свободным, товарищ полковник, – обратился капитан к Мише. 

Михаил кивнул, и капитан вышел из кабинета. Борис собрал все бумажки и начал опять благодарить Михаила. Тот протянул ему ещё одну бумажку, на которой был записан номер телефона. 

– Это телефон начальника ГАИ города Херсона, я с ним говорил и он обещал тебе помочь, если возникнут непредвиденные ситуации. Удачи тебе, – сказал Миша, протягивая Борису руку. Борис поехал домой. По дороге он заправил машину, оба бака под завязку. С утра он стартанёт в Херсон. Войдя в квартиру, он увидал, что Катя сидит на диване в библиотеке, на ней халатик который ей купил Борис, на ногах толстые полосатые как у пчёлки носочки и она, с иголкой в руках, что-то шьёт. Подойдя ближе, он заметил, что это сплошь его вещи. То в одной то в другой были мелкие неполадки, устранить которые у Бориса не хватало времени. Он подошёл к Катюше и поцеловал её, потом сел рядом и поинтересовался самочувствием. 

Ну, ты Борька агрессор, замучил меня, вчера, так, что я всё проспала и не приготовила тебе завтрак. Ты простишь меня за это?- своим обволакивающим голосом ответила Катя. Борис, вместо ответа, поцеловал её и начал рассказывать, что он сегодня выяснил. 

Что бы я без тебя делала, – сказала Катюша, – тебя мне сам Бог послал.  

Это ещё вопрос, кому и кого бог послал, – довольно заурчал Борис, – Я считаю, что это тебя мне бог послал, чтобы я тебя любил и оберегал, а ты, меня улучшала. А то я, без тебя, совсем начал портиться.  

Боренька, я сейчас закончу ремонт твоих вещей и разогрею обед, – тихо сказала Катя, – потом я тебе приготовлю в дорогу покушать и термос с чаем. А ты, господин агрессор, ни о какой агрессии сегодня и не думай. Ляжешь спать пораньше, чтобы лучше отдохнуть. Договорились? 

Посмотрим, – ответил Борис, – жизнь покажет. 

И действительно, жизнь показала, что, иногда, планируешь одно, а на практике получается совсем другое. Только Катя, тихонечко, после вечернего туалета нырнула под одеяло с надеждой согреться, прижавшись к Борису, как тут же попала под шквал поцелуев и ласк, выдержать которые не смогла и сдалась на милость победителя. И последней её мыслью перед тем, как она заснула, была мысль о том, какая же сладкая бывает капитуляция. Она обняла Бориса, теснее прижавшись к нему, и уснула с улыбкой на губах.  

В шесть утра Борис проснулся от нежных поцелуев и его любимого голоса призывающего его вставать. Катюшка стояла перед кроватью и будила его. Он вскочил и помчался в ванную комнату, влепив на ходу поцелуй в атласную щёчку Кати. Быстро совершил свой туалет, принял контрастный душ и вышел на кухню, где его ждала Катя. 

На столе стоял его завтрак. Катюшка нажарила ему оладушек, поставила на стол вазочку со сметаной и налила в большую чашку горячего чая. Борис всё это подмел за несколько минут и пошёл одеваться в дорогу. Он надел свой НАТОвский костюм, который сохранял тепло, кожаную куртку с мехом внутри на змейке, черные мягкие сапожки фирмы «Соломандра» тоже на меху. Катя стояла в прихожей и смотрела, как он одевается, и в глазах её светилась любовь. 

Ну, Катюнечка, я пошёл, прошу тебя, никуда не уходи из дома. Вдруг мне что-то понадобиться, – сказал Борис, целуя прильнувшую к нему Катю. 

Борис повернулся и открыв входную дверь вышел, а когда закрывал её увидал, как Катя осенила его крестом.  

До Херсона Борис доехал почти за два часа, могло получиться и раньше, но в Николаеве не было ни одного знака указывавшего на выезд на Херсонскую дорогу, поэтому он минут двадцать поблудил. В половине десятого он стучался в дверь владельца сгоревших «Жигулей» Гудзя Михаила Петровича. Дверь открыл пожилой, лет семидесяти человек. 

Узнав по какой причине прибыл к нему Борис он пригласил его в дом и, посадив у стола начал искать второй экземпляр доверенности которая осталась у него. У Бориса, от нетерпения, начался нервный тик, только усилием воли он его остановил.  

А вот и он, – сказал Михаил Петрович, разворачивая экземпляр генеральной доверенности, и уже собрался протянуть её Борису, а потом спохватился и, прижав документ к себе, спросил, зачем Борису он нужен. Борис, в двух словах, объяснил старику, что он хочет узнать фамилию, имя, отчество покупателя и его адрес, а документ ему не нужен. Старик, всё ещё недоверчиво, поглядывая на Бориса, вручил ему документ, на котором было чёрным по белому написано, что гражданин Гудзь Михаил Петрович уполномочивает гражданина Селехова Виктора Ивановича проживающего по адресу 

Город Херсон, улица Цветочная 18 производить любые действия с автомобилем ВАЗ-2105  

Государственный номер А11-17ХН. У Бориса, аж, гора упала с плеч. Значит, Катя была не Велехова а Селехова, не Дмитриевна а Викторовна и её дом находится в городе Херсоне на улице Цветочной №18. Борис попросил у старика листок бумаги, переписал все данные из доверенности, вернул старику его документ и приложил пятьдесят гривен. Расспросив Михаила Петровича, где находится улица Цветочная в Херсоне, и крепко пожав ему руку, Борис поехал к дому Кати. Эта улица была застроена частными домами, судя по архитектуре домов, здесь жили довольно зажиточные люди. Подъехав к дому №18 и выйдя из машины он увидал двухэтажный большой дом построенный из белого кирпича под расшивку. Дом был покрыт красной металло-черепицей и очень красиво смотрелся. На крыше дома была установлена спутниковая антенна. Дом стоял посредине участка величиной в десять, двенадцать соток, окруженного двухметровым забором из ракушечника оштукатуренного. В заборе были установлены ажурные, кованые ворота для въезда машин, рядом была такая же калитка. Подергав за калитку, Борис убедился, что она закрыта. Рядом была кнопка звонка. Борис несколько раз нажимал кнопку звонка без малейшего успеха. Пока Борис выделывал все эти манипуляции, невдалеке от него, остановилась женщина и внимательно посмотрела на него, потом спросила, что он здесь ищет. Борис, поздоровавшись с женщиной, любезно, как только смог сказал ей, что ищет кого-нибудь из Селеховых. 

А вы кто такой, – подозрительно спросила женщина. 

Борис ответил, что у него были общие дела с Виктором Ивановичем три года назад, и вот, сейчас, он едет в Крым, и решил его навестить. 

Женщина услыхав, что Борис назвал Селехова по имени и отчеству, оттаяла и рассказала Борису, что вся семья два года назад пропала. Виктор Иванович вместе с женой, сыном и дочерью выехали на автомашине куда-то и пропали. Два года от них нет ни слуху не духу. Зять их Гришка Богданов подавал в розыск, уж два года ищут и никаких следов найти не могут. Четыре человека пропали, как корова языком слизнула. 

Борис стоял как громом поражённый. Значит, Катя была замужем и её муж живой и здоровый живёт где-то здесь. Но у Бориса мелькнула надежда, и он спросил у женщины: «А этот их зять, он, что муж их младшей дочери?» 

Какой младшей дочери, – удивилась женщина, – у них была одна дочь Ирина, так вот это её муж. 

Так её зовут Ирина, она невнятно говорила и, капитан ГАИ подумал, что Катерина и так записал, и она замужем. – обречённо думал Борис, – Значит она Селехова Ирина Викторовна, замужем, может быть у неё и дети есть. Вслух же он спросил: «А зять с детьми живёт в этом доме или где-то в другом месте? 

Муж Иркин живёт на три дома дальше, на этой же улице в пятнадцатом номере, а детей у них нет. Не успели нажить.  

Хоть одна хорошая новость, – подумал Борис, – хотя, ситуация у меня, как у человека приговорённого к смертной казни, которого спрашивают, что бы он выбрал расстрел или повешение. А женщина, найдя свободные уши и внимательного собеседника, продолжала трещать, какая красивая была пара Ира и Гришка, что на их свадьбе гуляла вся улица. Борис, больше, этого выдержать не мог и, попрощавшись с женщиной, сел в машину и поехал к пятнадцатому дому. Этот дом был такой же, как у Селеховых, только меньше, и участок был так же меньше. Борис просидел у этого дома минут пятнадцать, мысленно попрощавшись со своей любовью, принял решение невзирая не на что, вернуть Ка, то есть, Ирину в её семью, а там будь что будет. Он вылез из машины и постучался в калитку дома №15. Открылась дверь и к калитке подошла молодая женщина, приблизительно двадцати, может больше, но не намного, лет. Поздоровавшись, он спросил, может ли он видеть Григория Богданова. Женщина сказала, что муж пошел в магазин, и будет минут через пятнадцать. 

Григорий Богданов ваш муж? – не зная, куда себя деть от радости переспросил Борис. 

Да, пол года назад мы с ним обвенчались, – с вызовом ответила молодка. 

Очень хорошо, – с искренней радостью сказал Борис. Поздравляю! 

Молодку подкупила эта искренность, и она пригласила его в дом. 

Его посадили в большой комнате, видимо гостиной. Когда молодка проходила мимо его, он увидал, что она беременна. Борис окреп духом, он понял, что для него ещё ничего не потеряно. Прошло минут десять и, в комнату вошёл среднего роста крепыш, с белесыми волосами и внимательным взглядом серо-стальных глаз. Борис встал и протянув руку, представился. Следом вошла его жена, и встала, скрестив руки, у входа. Они вопросительно уставились на Бориса. Он сел за стол, намекая этим, что разговор будет длинным. Григорий с женой так же сели напротив Бориса. 

Я приехал в Херсон из Одессы, чтобы разыскать кого-нибудь из родственников Селехова Виктора Ивановича, машина которого попала в аварию и, сгорели все кроме его дочери и Вашей законной жены, начал свой рассказ Борис. 

Молодка, новая жена Григория, стала белая как простыня. Борис это заметил и предложил Григорию остаться вдвоём, так как далее разговор будет более деликатным. Григорий сказал, что во всем доверяет своей Клавдии и Борис может продолжать. 

Селехова Ирина Викторовна получила тяжёлую травму головы и абсолютно потеряла память. Она не помнит ни минуты из той жизни, которую она прожила до этой злосчастной аварии. Волей случая, мы встретились с ней, и она меня попросила расследовать это дело и найти её семью и её дом. Моё расследование привело меня к вам, её мужу, но как я понял уже бывшему.  

– Да, это верно, закон разрешает, если человек пропал без вести расторгнуть брак с ним, – с тяжёлым вздохом начал разговор Григорий, – я год бил во все колокола, искал её и теперь понял, почему не мог найти. Потом, я встретил Клаву, мы полюбили друг друга, я ждал ещё полгода и мы поженились. Дом Ирины стоит закрытый и ждет свою хозяйку. У них в семье больше нет родственников ни со стороны матери, ни со стороны отца. Следовательно, никто не может предъявить претензии на наследство. Мало того, – продолжал Григорий, – её отец перед этой аварией купил дом в Крыму, в Алупке в пятидесяти метрах от берега моря. Вот они и поехали в Рени к какому-то знакомому её отца за саженцами знаменитого винограда «Новак». Должны были поехать все вместе, но меня задержал на работе мой начальник, и я остался. 

Купите бутылку самого дорогого коньяка и поставьте вашему начальнику. Он вас невольно от смерти спас, – серьёзно посоветовал Григорию Борис, – я видал документы по этой аварии. КамАЗ-контейнеровоз просто размазал по дороге легковушку Селеховых. И кстати, почему Ирина Викторовна не сменила свою фамилию после брака? 

Дело в том, что Ира училась в Оксфорде в Англии, – ответил Григорий, – все дипломы, сертификаты были выписаны на её фамилию, вот мы и решили, чтобы она оставалась на своей фамилии. 

И последний вопрос к вам, – волнуясь, говорил Борис, – я полюбил Ирину Викторовну и хочу, чтобы она стала моей женой, но для того, чтобы она развелась с вами мне нужно ваше согласие на развод, сделайте мне, одолжение, напишите ваше согласие, заверьте его у нотариуса и вышлите мне заказным письмом. 

Борис протянул Григорию свой адрес и двести гривен оплатить услуги нотариуса. 

Григорий адрес взял, а деньги вернул. Не обижайте меня, Борис, – гордо произнёс Григорий, и продолжил, – идёмте, я вам покажу дом, у меня есть ключи. Они прошли по улице и вошли в дом Ирины. Внутри дом был богато и со вкусом обставлен, состоял из пяти комнат, двух ванных комнат, огромной кухни столовой и большого гаража во дворе. В доме было чисто, было видно, что Григорий поддерживал тут порядок, вытирал пыль, полевал комнатные растения. Григорий подвёл Бориса к большому секретеру, открыл его и показал Борису, где лежат документы на дом, документы на дом в Алупке, большая сумма денег в долларах и евро и куча других документов. Отдельно на полке лежал большой семейный альбом, а поверх документов на дома лежал паспорт Ирины, паспорт её матери и брата. Они с собой в поездку паспортов не взяли, видимо взял паспорт, только, отец. Борис попросил разрешение взять паспорт Ирины и семейный альбом, за остальным, они приедут вместе с Ириной. Григорий пожал плечами и сказал, что они вольны делать всё, что захотят. Борис поблагодарил Григория сказав, что он благородный человек, и попросил его, когда они приедут сюда с Ириной и она встретит его и не узнает, не напоминать ей ничего. Ну, а если узнает, тогда будем с Вами Гриша, решать, что делать дальше. Они пожали друг другу руки и вышли из дома. Григорий закрыл дом и отдал Борису ключи. Борис пошел к машине, Григорий предложил ему отобедать с ними, но Борис отказался, памятуя, что у него есть тормозок, приготовленный руками любимой женщины. Борис положил семейный альбом и паспорт Ирины в большой портфель и стартанул в сторону Одессы. Выехав за город, он стал в посадке и, достав термос с чаем и бутерброды, которые ему приготовила Ирина. Всё было, очень, вкусно, и он всё съел. Потом налил себе чаю, выпил его и, не торопясь, поехал в Одессу. Около пяти вечера он заехал в Одессу, нашёл хорошее фото ателье, достал три фотографии из альбома Селеховых и заказал три портрета с траурными обрезами с этих фотографий. Затем, он поехал к дому. С шести часов вечера и до девяти ехать очень тяжело, везде пробки на улицах Одессы, поэтому Борис домой добрался, только, к половине восьмого вечера. Поставил машину в гараж, открыл дверь квартиры, и только вошёл, как ему на грудь бросилась Ирина, обхватив его двумя руками и прижавшись к нему всем телом, начала его целовать в его холодное лицо и приговаривать: «Господи, приехал, слава Богу, как же я соскучилась, слава Богу, ты дома, как же я волновалась!!!» Борис, целуя её, попытался оторвать её от себя и, сразу же, отказался от этой попытки. Она обнимала его с такой силой, что отрывать пришлось бы с руками. Наконец, она успокоилась и спросила Бориса, хочет ли он кушать. У неё готов обед и она его уже четыре часа подогревает. Давай дорогая моя Иришка, попьём вместе чай, – предложил раздеваясь, Борис. Она кинулась на кухню, потом остановилась и, медленно, повернувшись к Борису, сказала, как бы, утверждая: «Ты назвал меня Иришка, значит я Ирина. Ты нашёл мой дом, и ты знаешь кто я такая!» Борис взял портфель и Ирину под руку и они вошли в кухню Борис усадил Ирину за стол, сел рядом с ней и, открыв портфель, достал паспорт Ирины. Раскрыв его он прочитал: «Селехова Ирина Викторовна, – и добавил, – это твоё имя отчество и фамилия.  

Передав паспорт Ирине, которая начала с интересом рассматривать его, он достал из портфеля альбом. Раскрыв его, и показывая фотографии, он называл тех, кто изображён на фото, одновременно наблюдая за реакцией Ирины. Когда она смотрела на фото, в лице у неё ничего не менялось. Только после того, как Борис сказал, что это её отец, её мать, и брат. Они погибли в той аварии в которой она, чудом, осталась жива. Её глаза наполнились слезами. Она смотрела на фотографии и гладила их руками, как бы лаская своих погибших родственников. Далее, Борис рассказал ей, что она владелица двух 

домов, одного в Херсоне, другого в Крыму. Сразу, после того как они отпразднуют Новый год и Рождество, Борис планирует поехать в Херсон и Крым, чтобы Ирина осмотрела и вошла во владение своёй собственностью. Далее она решит, что делать с её наследством. А теперь давай будем пить чай, – бодренько предложил Борис. Ирина подошла к нему, взобралась к нему на руки, крепко обняла его за шею и задумчиво сказала: «Знаешь Боренька, смотрела я на фотографии своих родных и никаких ассоциаций никаких воспоминаний у меня они не вызвали, видимо мой мозг хорошо заблокировал всю информацию о моей жизни до аварии. Хорошо, я согласна съездить и посмотреть на свой дом свою комнату, может быть, это разбудит мою память. А если нет, то тогда, только, ты моя семья, моя любовь, моя жизнь и моё счастье, которое началось в ту минуту, как я тебя встретила». 

Она с сожалением встала и начала накрывать на стол. Во время чаепития Борис спросил Ирину, все ли у неё есть для новогоднего стола, ведь завтра тридцать первое декабря. 

Если, что нужно докупить, – начал излагать Ирине Борис свой план, – ты мне напиши, пожалуйста. Я, с утра, всё куплю, до часу дня мы должны с тобой все приготовить. Затем, начнется, очень, напряжённая пора. 

В два часа дня мне нужно быть с тобой в двух местах, сперва, в фото ателье, затем в двух магазинах. Хорошо, что они недалеко друг от друга. Затем, мы возвращаемся домой, сервируем новогодний стол и ставим гуся в духовку. В духовке он должен пробыть, минимум, часа четыре. Выключив духовку, после того как гусь будет готов и, оставив его там, мы с тобой одеваемся красиво и едем в Одесский оперный театр, будем смотреть балет «Щелкунчик». Начало в восемь вечера. К десяти вечера мы уже будем дома, и у нас будет час, чтобы накрыть стол. В одиннадцать мы проводим старый год, которому я благодарен, так как в этом году я нашёл тебя, а в ноль часов мы встретим Новый год. Затем, к часу ночи, мы с тобой переместимся в ночной клуб «Палладиум», где будем танцевать, пока у нас будут силы. А вот когда они закончатся, мы с тобой, медленным шагом, вернёмся домой. Ну, как тебе мой план? 

Ирина, взвизгнув от восторга, бросилась Борису на шею и, целуя его, бормотала, - 

-Великолепный план, великолепно. Ты, просто, стратег и полководец. Я обожаю тебя. 

Вот и договорились, ты, что планируешь сейчас делать? – вкрадчиво начал Борис и продолжил, – есть предложение прилечь на пару часов, отдохнуть. 

Ну да, знаю я твой отдых, у тебя в глазах сплошная агрессия, – со смехом отбивалась Ирина, – у меня на кухне полно работы и если ты меня сейчас уложишь в постель, то новогодний стол будет у нас пустой. А ты, сегодня, встал очень рано, проехал, почти, пол тысячи километров и тебе необходимо отдохнуть. Так что, господин главнокомандующий, шагом марш в постель отдыхать, – но, увидав выражение лица Бориса, добавила, – у меня работы часа на два а потом я к тебе присоединюсь. Повеселевший Борис пошел в спальню. 

Действительно, спустя два часа Ирина присоединилась в постели к Борису, но почему-то, никто из них об отдыхе и не думал, Уснули они только тогда, когда рассвет уже заглядывал в окна. 

Утром Борис посмотрев, как сладко спит Ирина не стал её будить, встал тихо сам и, сделав туалет и одевшись, взял записку с перечнем того, что нужно купить, вышел из дома. Вернулся он через час и увидал Ирину, уже, одетой с макияжем и готовой к действиям. Завтрак она приготовила, пока он ходил за покупками, они быстро позавтракали и поехали выполнять наполеоновский план Бориса. Учитывая то, что до визита в фото ателье было два часа, Борис поменял очерёдность посещений, и они подъехали к магазину, торгующему меховыми изделиями. Зайдя в магазин, он взял очень красивую, тёмно-коричневую дубленку с бежевым меховым воротником и, войдя с Ирой в примерочную, попросил примерить её. Дубленка сидела на фигурке Ирины как влитая, спросив Иру, нравиться ли ей она и получив утвердительный ответ, он попросил продавщицу срезать с дублёнки кучу лейб и этикеток и завернуть куртку, в которой приехала Ирина. Подойдя к кассе, он рассчитался за дублёнку и сказал Ирине, что это его подарок ей к Новому году. 

Ирина радостно поблагодарила его и обняв, поцеловала. Ей, действительно, шла эта дублёнка, её огненно рыжие волосы подчеркивал светло-бежевый воротник, а тёмно-коричневый цвет и покрой по фигуре придавали элегантности и шарма. Ирина это прекрасно видела, поэтому, взяв Бориса под руку под завистливые взгляды молоденьких продавщиц, гордо, подняла свою рыжую голову, и они вышли из магазина. Борис её повел в ювелирный магазин, который находился на той же улице, метров на сто дальше. Войдя в магазин, Борис попросил, чтобы Ира примерила гарнитур, состоящий из колье сделанного из белого золота с зелёными изумрудами и двух сережек, так же, с изумрудами в виде висюлек, что очень красиво смотрелось на Ирине. Изумруды гармонировали с её зелёными глазами, а серьги-висюльки подчёркивали её длинную и нежную шею. К гарнитуру прилагалось и кольцо с довольно крупным изумрудом в виде листочка, на котором сидит маленькая, из желтого золота, бабочка. Весь гарнитур был до такой степени изящен и выполнен с таким вкусом, что гармонично слился с обликом Ирины, не выпячиваясь сам, а лишь, подчёркивая совершенство и красоту женщины на которой он был. Ирина смотрела на себя в зеркало и её изумрудные глаза так же сверкали как изумруды в её колье. Борис даже ничего не стал спрашивать а, достав кредитную карточку, заплатил за гарнитур. Взяв чек у продавщицы, он поцеловал Иру и сказал, что этот гарнитур подарок ей к их свадьбе. Ира, с влажными глазами, поблагодарила Бориса. Он попросил Ирину не снимать с себя гарнитур, и они вышли на улицу, вызывая восхищённые взгляды прохожих. Они заехали в фото ателье, из которого Борис вынес довольно большой свёрток, но ничего не сказал Ирине, и не стал его разворачивать и они, поехали домой. Дома Ирина быстро разогрев обед усадила Бориса за стол и села сама . Пообедав они продолжили работать по плану Бориса. Около восьми вечера они входили в оперный театр. Раздевшись в гардеробе, Ирина подошла к большому зеркалу. Борис ахнул, когда увидал в зеркале её отражение. В зелёном, цвета малахита, платьё. С изумрудным гарнитуром, сверкающим всеми цветами радуги на её лебединой шее и отражающим блики света на её, совершеннейшей формы, грудь, радостно открытой в глубоком декольте её платья, она напоминала лесную фею. Обута она была в изящнейшие остроносые туфельки на шпильках, подчёркивающие её длинные и стройные ножки. В руках она держала маленькую театральную сумочку, вышитую чёрным бисером Никто из мужчин и женщин не мог пройти мимо, чтобы не обратить своё внимание на Ирину. Борис был одет в темно-синий костюм в тонкую, элегантную светлую полоску, белоснежная сорочка венчалась галстуком-бабочкой ярко пурпурного цвета. В визитном кармане пиджака, небрежно выглядывая, был платочек того же цвета, как и галстук. На ногах у него были элегантные остроносые чёрные туфли. Вдвоём с Ириной они смотрелись просто великолепно. Балет они смотрели в отдельной ложе, где Борис сидевший чуть-чуть сзади Ирины любовался ею под божественную музыку Чайковского. 

Ирина и Борис были в восторге от посещения театра, прибыв домой, Борис попросил Ирину не входить, пока, в столовую где уже был накрыт Новогодний стол. Нужно было только вытащить блюдо с Рождественским гусём из духовки и поставить его на столе. Борис поставил вокруг стола ещё три стула, развернул пакет, который он привёз из фото ателье, достал из него портреты родителей и брата Ирины и поставил их на стулья вокруг стола, потом позвал Ирину. Когда она вошла то увидала ярко освещённый прекрасно сервированный стол, окружённый пятью стульями. На стуле, стоявшем во главе стола, был портрет её отца, справа от него на стуле стоял портрет её матери, слева от портрета отца стоял портрет её брата. Последние два стула были свободны. У одного из них за спинкой стоял Борис. Когда Ирина подошла, он посадил её на этот стул, затем обойдя стол сел напротив её. Посредине стола стояло блюдо с Рождественским гусем и её окружали родные, и любимые ей люди, и она поняла, что тот кошмар, в котором она жила ещё недавно, кончился. Теперь она была уверена, что впереди её ждёт жизнь, в которой всё может быть, но в одном она была уверена полностью, – это в том что она любима. 

Конец. 

. 

. 

Одолжение. 

Рассказ. 

Приходилось ли кому нибудь из вас, уважаемые читатели везти кота в мешке в коляске мотоцикла К- 750 с прогоревшим глушителем. Ну, чтобы быть, уж, совсем точным, то нужно сказать, что глушитель был не совсем прогоревший, но в нём имелся маленький свищ, благодаря которому при работе двигателя мотоцикла слышался звук, который издаёт сверчок, когда вечером приглашает свою подружку на свидание. 

Тот, кто был в степных районах Украины в июле, августе и даже в сентябре хорошо знает этот звук. А тем, кому не пришлось побывать в этих местах, я постараюсь дать сравнение, чтобы вы поняли, как звучит этот вечерний хор, сексуально озабоченных, сверчков. Представьте себе, что вы переходите дорогу в неположенном месте и дежурный милиционер, чтобы призвать вас к порядку, издаёт трель своим свистком. Но вы не обращаете на это внимание и продолжаете ваш путь, тогда милиционер начинает свистеть заливисто и с перерывами, чтобы вздохнуть. А теперь представьте сотню, нет тысячу милиционеров, одновременно, издающих трели своими свистками и вы получите, именно, тот хор сверчков, о котором я вам говорил. 

Приблизительно так верещал и глушитель моего мотоцикла. Я собирался заняться его ремонтом, но срочное, неотложное дело, которое необходимо было решить на даче, вынудило меня сесть на мотоцикл и поехать. 

Дача находилась в районе Каролино-Бугаза, это в шестидесяти километрах от города. Через город я ехал на малом газу, и звук глушителя был терпимый, но как только я выехал на трассу за город и прибавил газу, какофония, издаваемая глушителем, была такова, что, только, наличие шлема с паралоновой подкладкой, спасало мои уши. 

Водители, впереди идущих машин, услышав эту какофонию звуков сзади, принимали вправо и давали мне дорогу. Короче, за час с небольшим я доехал до дачи и занялся решением того срочного неотложного дела, из-за которого я терзал свои уши и уши окружавших меня людей по дороге.  

Слава Богу, всё удалось решить быстро и я, уже, собрался ехать обратно, как ко мне подошла соседка по даче, отношения с которой долго не налаживались, переходя иногда в открытую конфронтацию. Так продолжалось, уже, года три и, только, под конец сезона, кое – как, удалось добиться хрупкого мира. Я и моя жена старались изо всех сил сберечь этот мир, делая соседке, постоянно, разные одолжения по её просьбе. 

У неё был кот, которого она любила, по моему мнению, больше чем свою дочку и прочих родственников. Она вечно носила его на руках. А поскольку я, всю жизнь, к котам относился равнодушно, они во мне не вызывали никаких эмоций, то как выглядел этот кот, какой он был масти и размера я не знал и меня этот вопрос не интересовал. Кот, по-видимому, чувствовал моё к нему отношение и границу моего участка не нарушал. Потом, когда на лето мы начали вывозить на дачу свою собаку, огромную немецкую овчарку Долли, у которой глаза при виде любого кота или кошки становились как два рубина и шерсть на загривке дыбом. Только хорошее воспитание и вышколенность сдерживало её от агрессии. Кот, вообще, перестал подходить к забору близко, в противном случае громкое рычание Долли отбрасывало его на солидное расстояние. Единственное, что знал я, так это имя кота. Его звали Дымок.  

Так вот соседка, подойдя ко мне, спросила, когда я собираюсь ехать в город и не смог бы я завести кота к её дочке, так как ей нужно отлучиться на недельку. Она едет к своей подруге в гости. Дочка за котом приехать не может, так как очень занята на работе, а все соседи переехали в город и дачи закрыли на зиму, а Дымок неделю без еды не продержится.  

Скажу вам честно, я очень не хотел брать кота, но воспоминания о шатком мире вынудили меня согласиться. Я попросил соседку написать адрес дочери и кота посадить в мешок, так как из коляски он может выпрыгнуть. Соседка, просияв, кинулась в свой дом и через несколько минут вынесла мне бумажку с адресом своей дочери и мешок с котом. Тот, по-видимому, обалдев от такого обращения, сидел в мешке спокойно, поэтому, я не обратил внимания на то, что мешок не был завязан, горловина мешка была слегка перекручена. Попрощавшись с соседкой, я потихоньку, начал выруливать на трассу. Это у меня отнимало всё внимание, все вы знаете состояние улиц и проездов между дачами. Но когда я вырулил на трассу и прибавил газу, глушитель моего мотоцикла проявил себя во всю мощь. Время было такое, что на трассе было много как встречных так и попутных машин и мне некогда было смотреть на мешок с котом. И когда я снизил скорость проезжая по дороге проходящей через крупное село, кот, пришедший в себя и испуганный грохотом глушителя, выбрался из мешка и у самой окраины села выскочил из коляски и шмыгнул под забор в какой-то двор. 

Я остановился и, заглушив двигатель, кинулся разыскивать кота. Влетел во двор, куда он шмыгнул и вместе с хозяйкой, которой минут десять объяснялся, полчаса искали кота. Сами понимаете, как можно найти кота, которого не видел и не знаешь, как он выглядит. В итоге, ничего не обнаружив, вышел я со двора, извинившись перед хозяйкой. Положение складывалось трагическое. 

Я только на минутку представил себе, что будет говорить и думать соседка и был уверен, что, теперь, нужно будет продавать дачу и покупать другую, как можно подальше от соседки. Вы себе даже не представляете, как я ругался. Таких выражений, которые я отпускал в адрес соседки, её кота, всего кошачьего рода и себя, – наверное, никто не слышал и уже не услышит никогда. Хозяйка двора, куда шмыгнул этот хвостатый кошак, услыхав эти словесные рулады каскадами, прониклась и, выйдя со двора начала давать мне советы.  

Не даром, когда-то, наша страна называлась страной советов, что-то сделать качественно у нас не могут, но зато советов надают целую кучу. Во всяком случае из той кучи советов которые мне надавала хозяйка, один, как показалось мне, заслуживал внимания. Тогда, попросив у хозяйки содействия, я сел на сидение мотоцикла и принялся ждать. Долго ждать не пришлось, ко мне подошёл мальчишка лет десяти и с ним ещё четверо, но помладше. Старший, здороваясь со мной, протянул мне руку для рукопожатия и с серьёзным лицом, фальцетом, спросил о моих проблемах. Я в двух словах объяснил ему ситуацию. Он снял фуражку, почесал затылок и тем же фальцетом мне изложил свою позицию. Они мне отловят всех чужих котов, местных котов они знают, а я им за каждого кота должен дать по три рубля. Выхода у меня не было, и я согласился, дал им мешок, чтобы они складывали в мешок пойманных котов. Про себя я подумал, что привезу всех котов к соседской дочке, буду по одному доставать из мешка, а дочка выберет из них Дымка.  

Прошёл час, и я увидал, как пацаны тащат мешок , наполненный, почти, доверху какой-то аморфной, шевелящейся и орущей дурными голосами массой. 

-Мама дорогая, – подумал я, – вот я попал, сколько же там котов? 

-Тут семь штук, – заявил старший ловец, – будете проверять? 

-Нет, – ответил я, – проверять не буду, если вы меня обманули, я вас через хозяйку этого двора найду, ведь это она вас прислала? 

– Да, – подтвердил старший, – это Кирилловна нас прислала, чтобы мы выручили вас. Мы, пока, их отловили и засунули в мешок, они нас сильно исцарапали.  

И пацаны протянули мне исцарапанные в кровь руки.  

Так, – сказал, – я дам вам деньги после того, как посмазываю йодом все ваши царапины. 

Я достал из медицинской аптечки йод и вату и смазал пацанам их боевые раны, затем дал старшему деньги, узнал, завязали ли они мешок и попрощавшись завёл двигатель мотоцикла и поехал в город. Коты, находящиеся в мешке, услыхали этот шум который издавал глушитель, решили, что настал их последний час и подняли такой ор и вой, что люди в автобусе, обгонявшем меня, аж из окон автобуса высунулись, пытаясь рассмотреть что же такое у меня в коляске орёт и воет. Мало мне было какофонии глушителя, так теперь добавился вой и ор перепуганных, сидевших друг на друге в тёмном и душном мешке котов. Мне было около сорока лет. Я считал что уже всё в жизни видел и слышал, но как я ошибался. Этот кошачий концерт, плюс глушитель, создавали такой шумовой эффект, что я не мог это выдержать, невзирая на шлём. Перед самым въездом в город меня с моими пассажирами останови инспектор ГАИ, который выслушав мои объяснения штрафовать меня на стал, но в город пустить не хотел.  

Оставь мотоцикл в стороне от дороги возле тех кустиков, – дал мне совет инспектор, – и таскай по одному своих котов в город. Я за мотоциклом присмотрю. И как я его не просил, как не убеждал, слышал в ответ только одно: «Я тебя с этим бедламом в город не пущу, эти твои придурки в мешке так орут, что люди заикаться начнут». 

И действительно, коты орали, не переставая дурными, утробными голосами. Я был в отчаянии, но напарник инспектора вдруг сказал: «Я слышал, если на кота, который сидит в мешке, вылить ведро воды то он не будет орать, пока себя всего не вылижет». 

Ребята! Давайте попробуем, – взмолился я, – может быть, сработает, и я доеду в тишине, и никого из людей не напугаю. 

Инспектор минуту размышлял, потом улыбнулся и сказал: «Ну, давай попробуем, вдруг действительно, заткнуться». 

Помощник инспектора вынес из сторожки ведро с водой, и мы с ним хлюпнули на мешок с котами эту воду. В ту же секунду наступила тишина. В мешке всё шевелилось и слышалось чавканье. 

Ну, давай в темпе, – разрешил инспектор, – пока не высохли. Я завёл двигатель и на малом газу отъехал от поста ГАИ, а затем, на той же скорости доехал до квартиры дочери соседки. Когда она открыла двери, я ей сказал, что в мешке находится семь котов и среди них их Дымок, но поскольку я не знаю, как он выглядит, то я привез всех котов с того места, где он от меня сбежал. Поэтому я ей советую вынимать их по одному, того, что не ваш, сразу отправлять на улицу. Дочка соседки, выслушав меня с ужасом посмотрела на мешок, в котором постоянно что-то шевелилась. 

Знаете что, – наконец то сказала она, – сделайте мне одолжение, помогите справиться с котами. Я одна боюсь. 

Я так намучился с этими котами, так себя проклинал за то, что согласился сделать одолжение и отвезти кота, что сделать ещё одно одолжение у меня просто не было сил. Но у меня была одна слабость, я никогда не мог отказать женщине в её просьбе. А дочь соседки меня просила, буквально, умоляла и, я согласился. Попросил у неё перчатки. Она нашла старые мужские перчатки. Развязав бечёвку, которой был завязан мешок, я надел перчатки и засунул руку в мешок. Только я собрался схватить одного кота, как по моей руке как по канату вылез из мешка, как чёрт из табакерки, молодой, рыжий и взъерошенный кот. Он перепрыгнул через хозяйку и, цепляясь за тюлевую занавеску, взобрался на карниз. Увидав, что там мы его не достанем, он заорал. Словно получив команду, все остальные коты выпрыгнули из мешка, пока я удерживал того, кто мне первый в мешке попался. Они как фурии разлетелись по квартире и полезли на самые высокие точки, сбрасывая на своём пути каких то фарфоровых слоников, хрустальные вазочки и статуэтки. Всё это произошло в течении минуты. Я, наконец-то, вытащил кота, которого держал, и дочка хозяйки сказала, что это и есть их Дымок. Я вручил ей Дымка, который почувствовал хозяйку, перестал вырываться, повернулся и пошёл на выход. 

Постойте, – закричала дочь соседки, – а как же эти? И она показала на шесть пар зелёных глаз сверкавших с карниза, шкафа, настенных часов и книжной полки. Я, мысленно чертыхнувшись, попросил у неё швабру и открыл входную дверь. Через десять минут квартира была свободна от захватчиков, плохо то, что в городе стало на шесть бездомных котов больше. 

Зато, теперь у меня великолепные отношения с соседкой. Я не знаю, что ей рассказала её дочь, но соседка ко мне обращается подчёркнуто уважительно. 

Конец. 

Двуликий Янус. 

Детективная повесть. 

Б.Д.Сподынюк. 

Просмотр кино ролика, режиссером которого в качестве дипломной работы был Эдуард, имел нешуточный успех у членов дипломной комиссии, и они, единодушно, поставили этой работе наивысший балл. Его режиссура поразила всех своим креативным мышлением и новыми, подчас неожиданными находками, придавшими простенькому сюжету остроту и пикантность. Об Эдуарде говорили как о молодом, талантливом кинорежиссёре который ещё скажет своё слово в киноискусстве, а некоторые, особо горячие головы, прочили ему ни много, ни мало, а «Оскара» за режиссуру его дальнейших, серьёзных работ. 

В течение трёх дней, последовавших за защитой дипломной работы, Эдуард рассчитался с деканатом, получил все необходимые документы, рассчитался со студенческим общежитием, сдал в институтскую библиотеку всю научную и художественную литературу, которой он пользовался во время подготовки дипломной работы. 

Они с Леной, любимой девушкой Эдуарда, даже успели погулять на последней студенческой вечеринке, где вместе с его сокурсниками обмыли полученные дипломы, выпив водки, расчувствовались до слёз и клялись в вечной дружбе и взаимопомощи. 

Поэтому, когда на следующий день Эдуард с Леной садились в поезд идущий в Одессу, куда они направлялись к родителям Эдуарда, у Эдуарда была головная боль и постоянное желание пить. Он был молчалив и сосредоточен. 

Леночка, невеста и, как она надеялась, будущая жена Эдуарда, была нежным созданием с очень мягким и уживчивым характером, постоянным венчиком светлых волос вокруг головы, которые светились как нимб вокруг головы, как у святых на иконах. Она, понимая состояние Эдуарда, не задавала лишних вопросов, стараясь дать возможность Эдуарду побыть в покое. Так и произошло, поезд потихоньку набрал скорость, шёл он экспрессом и Эдуард заснул под мерный стук колёс по рельсам. 

Леночка сидела рядом с Эдиком, рука её, машинально, гладила его голову, в купе они были одни, и Леночка мыслями унеслась в будущую жизнь. Ей предстояло знакомство со своей будущей свекровью, женщиной властной и бескомпромиссной, которая имела огромное влияние на Эдуарда. Благодаря деньгам, которые она высылала Эдуарду, они могли себе позволить многое из того, о чём другие студенты не могли даже и думать. Леночка, в своё время, окончила медицинское училище и устроилась на работу в частную клинику операционной сестрой, где завоевала авторитет и любовь всех сотрудников, и когда она сказала руководству, что будет уезжать в Одессу со своим будущим мужем, то расстроила всех без исключения. Потом сотрудники скинулись и устроили Леночке проводы, во время которых наговорили ей много тёплых слов и пожелали столько хорошего, что для того чтобы сбылись все пожелания, одной жизни мало. Затем хозяин, он же и главный врач клиники, дал ей рекомендательное письмо к своему другу, у которого была такая же клиника в Одессе. 

«Леночка, – сказал ей хозяин – в этом письме я даю самые лучшие отзывы о твоей работе и гарантирую моему другу, что лучше тебя, вряд ли, существуют операционные сёстры. Поэтому, я уверен, что без работы ты не останешься. А вот это письмо, – хозяин протянул ей запечатанный конверт, – предназначено ректору Одесского  

Медицинского института. Если ты надумаешь продолжать образование, то отправишь ректору, за две недели до вступительных экзаменов, это письмо, только, укажи на конверте адрес, по которому ты будешь проживать в Одессе. Он тебя пригласит на беседу». Хозяин обнял Леночку, похлопал её по спине и вышел. Леночка пришла домой после проводов вся зарёванная, и, рассказывая обо всём Эдику, рыдала в три ручья. 

Вот так, под стук колёс, и текли её мысли. В этот момент Эдик открыл глаза, затем сел на постели рядом с Леночкой, потянулся и задал типичный для всех мужчин вопрос: 

« Ленуся, у нас, чего-нибудь, поесть не найдется? 

- А как ты себя чувствуешь? – с улыбкой спросила Лена. 

-Ты знаешь, уже гораздо лучше, только, еще некоторая тяжесть в голове ощущается,- сказал Эдик, приглаживая свои волосы. 

«Тогда двигайся поближе к столу, – сказала Леночка, доставая из сумки свертки с провизией и медицинский пузырёк емкостью граммов в сто, – тут медицина предусмотрела для тебя лекарство, которое тебя избавит от этой тяжести в голове». 

Она быстро развернула свёртки с бутербродами, достала несколько солёных огурчиков, два, сваренных вкрутую, яйца и поставила две медицинские мензурки, в которые из пузырёчка налила по пятьдесят грамм, уже разведённого пополам, медицинского спирта. 

Подняв мензурку, она произнесла тост: «Ну, Эдичка, за нас с тобой, за новую жизнь на новом месте, за нашу любовь и взаимопонимание» 

Они выпили и начали закусывать, аппетит у обоих был хороший и они быстро покончили с едой, затем, Лена достала разовые стаканчики и налила обоим кофе из термоса. Пятьдесят грамм спирта легли на благодатную почву и, Эдуарда потянуло, опять, в сон. Он лег на нижнюю полку, Леночка умостилась рядом с ним, он её обнял, и они грея друг друга и дыша одним дыханием, уснули спокойным сном. 

О, как прекрасна юность, когда вдвоём с предметом своей любви можно устроится на полке купейного вагона не ощущая тесноты, вдыхая аромат его(её) тела, чувствуя мощный поток тепла, который вы создаёте обогревая друг друга и пропитываясь друг другом до мозга костей, до кончиков ногтей, ощущая необыкновенную любовь и единение. 

Поезд прибыл в Одессу по расписанию, в купе к Эдуарду и Леночке так никого и не подселили и они имели возможность любить друг друга всю ночь, чем они и воспользовались, поэтому несколько задержались с выходом на перрон, где их встречали мать Эдуарда и его отчим. 

Когда они, наконец, вышли, все встречающие у их вагона разошлись, только одна пара продолжала терпеливо ждать. Как только Эдик вышел на перрон, он бросил свои чемоданы и бросился обнимать мать, поцеловав её , он поздоровался с отчимом сдержанно, по-мужски. Леночка стояла сзади и скромно ждала, когда Эдуард познакомит её со своими родителями. Наконец-то Эдик спохватился, схватил Леночку за руку и представил её своей матери и отчиму, назвав её невестой. Подав Леночке руку и вяло, пожав её Изольда Семёновна, внимательно, с ног до головы смерила Леночку своими зелёными глазищами, назвала своё имя и отчество и отвернулась, дохнув на Леночку арктическим холодом. Зато отчим Эдика, улыбаясь во весь рот, обнял Леночку и со словами: « Добро пожаловать! Вашего полку, Изольда, прибыло! Меня, деточка, зовут Игорь Михайлович, надеюсь, мы с тобой подружимся». 

Он забрал у неё чемодан и сумку, Эдик взял оставшиеся чемоданы и они пошли на авто стоянку, где оставили «Нисан премьер», принадлежащий им. Они погрузили в багажник всю кладь и поехали в квартиру родителей. Во время дороги Игорь Михайлович, беспрерывно балагуря, выяснил, что Леночка сирота, родители её умерли два года назад, с Эдуардом она, уже, два года живет, пока, в гражданском браке. Но они решили с Эдиком, как только устроятся на новом месте, найдут жильё и работу, сразу же поженятся. 

Родители Эдика жили в небольшом особняке на улице Садовой. Первый этаж его занимал их ювелирный магазин, второй этаж был жилым блоком состоящим  

из трёх комнат, ванной комнаты, большой кухни. Было, ещё, парочка кладовок для разных хозяйственных нужд. Изольда Семёновна не занималась домашним хозяйством, уже года четыре у них в доме была домработница, которая стирала, гладила, убирала в доме и готовила пищу. Она не жила вместе с родителями, а была приходящей. Начинала работу в десять утра и работала до четырёх дня по будням, и с десяти утра до двух дня в субботу, в воскресение у ней был выходной. Звали её Софья Григорьевна, ей было пятьдесят семь лет, и при всей сложности характера Изольды Семёновны, домработнице удавалось с ней ладить. 

Когда они приехали, Игорь Михайлович загнал автомобиль во двор, где был его гараж, мужчины, выгрузили вещи и подняли их на второй этаж. Эдуард, не спрашивая, матери, затащил их в свою бывшую комнату, в которой он жил до отъезда в Москву. В комнате всё изменилось, вместо кровати Эдика стоял большой двуспальный диван, письменный стол за которым Эдик делал уроки, исчез, вместо него была другая мебель, судя по перестановкам, эта комната предназначалась для кратковременного приёма гостей. Эдуарда это, как-то, неприятно резануло по самолюбию, он понял, что для него тут места постоянного нет, и не будет. Он хотел спросить свою мать, что она об этом думает и как объяснит это положение, но в этот момент вошла Софья Григорьевна и пригласила всех к столу. 

Изольда Семеновна, уже, успела переодеться, обновить макияж и сидела во главе стола. Она была очень яркой и властной женщиной сорока пяти лет от роду, чуть выше среднего роста с тяжёлой копной каштановых волос уложенных в элегантную, высокую прическу, большими изумрудными глазами, обладающими властным замораживающим взглядом, со стройной, слегка полноватой, фигурой, высокой грудью и атласной без единой морщинки кожей. На её длинных ногах были изумительно красивые туфельки на высоком каблуке, и когда она шла, создавалось впечатление, что она не идёт, а скользит по воздуху. 

Глядя на эту женщину, чувствовалось, что она тщательно следит за своим здоровьем и делает всё, чтобы её тело и душа как можно дольше оставались молоды. 

Редко какой мужчина не оглядывался на неё, когда она проходила мимо. Одета она была, всегда, модно, одежда её была элегантна и соответствовала месту либо обществу, в котором она находилась. 

Благодаря своему аналитическому уму, некоторой доли храбрости и разумного женского авантюризма, обширным связям во властных структурах, она смогла в смутные времена перестройки скопить некоторый капитал и выкупить ювелирный магазинчик, который благодаря её врождённому чувству прекрасного начал приносит хоть и небольшой, но стабильный доход. Она сама занималась ассортиментом продаваемых изделий, потихоньку завела хорошие связи среди антикваров, которые, зная её деловые качества, доверяли ей, для продажи, очень ценные антикварные ювелирные украшения. Продажа такого раритета, иногда, покрывала годовой налог. 

Как-то, находясь на отдыхе, на острове Кипр, она познакомилась с Игорем Михайловичем, своим теперешним супругом, который стал для неё ещё и партнёром по бизнесу. 

Когда Изольда Семёновна дала согласие Игорю Михайловичу стать его женой, 

Эдику, как раз, исполнился один год. 

Изольда Семёновна пресекала малейшие попытки своего супруга выяснить, почему она рассталась со своим первым мужчиной, отцом её сына, оставшись с грудным ребёнком на руках. Все эти попытки потерпели фиаско, но чем дольше Игорь жил с Изольдой, чем больше узнавал её, тем больше понимал, что Изольда, очень, порядочный человек, и если она рассталась со своим первым мужем, значит, так было нужно. 

С одной стороны это льстило его мужскому самолюбию, он, как и всякий мужчина считал, что Изольда любит только его, она никогда не вспоминала своего первого мужа и сделала всё, чтобы Эдуард начал называть его папой как можно раньше. Она использовала для этого любой предлог, любой, мало-мальски касающийся Игоря разговор. Стоило Игорю переступить порог дома, он тут же слышал голос Изольды радостно сообщающей сыну: «Смотри, Эдик, наш папочка пришёл!» 

Таким образом, без всякого морального насилия Эдик начал называть его папой, и стал его сыном. 

Теперь родители совместно обсуждали его успехи и промахи и в детском саду и в школе. Обсуждали и претворяли в жизнь все необходимое, чтобы он рос в сытости и тепле был всегда одет и обут, хорошо учился.  

Эдуард рос спокойным, послушным, сосредоточенным и вежливым мальчиком, который не доставлял серьёзных хлопот своим родителям. Он хорошо учился в школе и окончил её с золотой медалью и с одобрения родителей поехал в Москву поступать в один из самых престижных институтов, и поступил в ВГИК на режиссёрский факультет. 

Мать и отчим, регулярно, посылали ему деньги на жизнь и учёбу с расчетом того, что живет он в столице России. 

И вот, теперь, в их доме, их сын, дипломированный кинорежиссёр, сидит с ними за одним столом. Изольда и Игорь чувствовали гордость за своего мальчика, правда, следует сказать, что Изольде не очень понравился выбор сына. На месте его жены, она видела женщину другого уровня и стати, чем сидящая за столом Леночка, которая, как открытый нерв, чувствовала холод, идущий в её сторону от Изольды Семёновны. Он её сковывал и не давал возможность что-то сказать или рассказать, она дважды ловила удивлённый взгляд Эдика на себе, но ничего с собой поделать не могла. Её состояние почувствовал Игорь Михайлович и со всех сил старался расшевелить и развеселить её. 

Выслушав все рассказы Эдуарда о студенческой жизни, о защите дипломной работы, Изольда Семёновна, с присущей ей рационализмом, поставила все точки над i. Её речь можно было бы сравнить с тронной речью английской королевы, она кратко и чётко расписала, как она видит дальнейшую их жизнь. Попросив внимания, она начала: «Дорогой сын и Вы Леночка. Вы люди взрослые и вполне самостоятельные, поэтому я считаю, что дальнейшую свою жизнь вы обязаны строить сами, рассчитывая только на свои ресурсы. 

Но, учитывая тот факт, что ты Эдик кинорежиссёр, человек молодой и пока еще неизвестный в кино кругах, я даю тебе год, чтобы ты раскрутился, нашел спонсора и начал режиссировать и снимать кинофильмы. На этот период, вы себе найдете и будете снимать квартиру, деньги на квартиру я Вам дам из расчета триста долларов в месяц, это составит три тысячи шестьсот долларов. Так же для питания я Вам выделю две тысячи четыреста долларов, это из расчета двести долларов в месяц на двоих, мало того, если ты женишься на Леночке, то я пропишу её на своей площади, как твою жену. Имея прописку, она сможет работать, т.е. поможет тебе быстро стать на ноги. Деньги, шесть тысяч долларов, получите завтра утром, пока найдёте квартиру, можете пожить у нас, но не более чем две недели. Эту ссуду я даю Вам в качестве подарка, т.е. она беспроцентная и возврату не подлежит». 

За столом воцарилась такая тишина, что слышно было позвякивание посуды которую на кухне мыла Софья Григорьевна. У Эдика выражение лица изменилось, четче обозначились скулы, глаза потемнели, радостное настроение от встречи с родителями и возвращения домой улетучилось. Изольда Семёновна внимательно оглядела всех и, встав, вышла из-за стола и направилась в свою спальню. Игорь Михайлович, тоже встал и, сконфуженно, пробормотав что-то, направился вслед за Изольдой. За столом остались Эдик с Леночкой. 

Идём и мы Ленчик, – сказал Эдик, – будем в комнате переваривать полученную информацию. И они поднялись и прошли в бывшую комнату Эдуарда. Там Эдуард сел на диван и задумался, а Леночка, потихоньку, начала распаковывать свои вещи. В комнате был платяной шкаф, заглянув туда, она нашла его пустым с десятком свободных вешалок. 

Она, тут же, начала развешивать в шкафу свои и Эдика вещи. Потом, решившись на серьёзный разговор, она повернулась к Эдуарду и сказала: «А знаешь Эдик, твоя мама, абсолютно, права, так уж устроены люди, если предоставить им комфортные условия жизни, то они, никогда, не будут что-то делать, чего-то добиваться. Пройдет время, навыки и квалификация утратятся, человек превратится в нахлебника и никчемную личность, которая, в итоге, сама себя перестанет уважать. Твоя мать, Эдик, просто, умница. Мало того, что она сразу взяла быка за рога, она предусмотрела и обеспечила нам начальный период становления, ты должен немедленно поблагодарить свою мать. Не сиди, вставай, иди и поцелуй её и от моего имени». 

Эдуард встал, с посветлевшим лицом, и направился в спальню матери, постучав и получив разрешение войти, он подошёл к матери, которая успела переодеться в домашний халат и лежала на широкой кровати. Рядом с ней сидел и держал её за руку, успокаивая, Игорь Михайлович. 

Эдик встал на колени у изголовья кровати, обнял мать за плечи и поблагодарил её за заботу о них. Дважды поцеловав мать, он сказал: «Ма, ты конечно права, права во всём и мы тебя, с Леночкой, целуем за твою заботу». 

Изольда, взъерошив волосы у него на голове, улыбнулась и сказала: «Иди, уже, подлиза, иди к своей молодой э-э-э-подруге. Я очень рада, что вы, вдвоём, оказались умными детками и всё правильно поняли». 

Эдуард, ещё раз поцеловал мать и, поднявшись с колен, пошёл в «свою» комнату. 

Там Леночка закончила раскладывать вещи, сидя на диване, ждала Эдика. Он вошел в комнату с хорошим светлым лицом, сообщив, что мать назвала его подлизой, предложил Леночке пойти погулять по городу. Он, давно, обещал познакомить Леночку с Одессой, поводить её по историческим местам города, показать памятники бульвары.  

Было начало сентября, в Одессе была тихая, солнечная погода. Температура воздуха держала столбик ртути в термометре на отметке двадцать градусов по Цельсию. 

Ребята, быстро, оделись и, выходя из дома, крикнули родителям, что идут прогуляться и будут часам к четырём дня. Изольда Семёновна выйдя из спальни, остановила их и предупредила, что Софья Григорьевна накроет стол к обеду в два часа дня, если они не явятся к обеду вовремя, то будут голодными до ужина, который по распорядку в восемь вечера. 

«Хорошо мама, мы постараемся успеть! – прокричал Эдик, закрывая входную дверь. 

В этот день они, конечно, не успели к обеду, да им и не сильно хотелось есть, зато 

они обошли все мало-мальски знаменитые места города, Эдуард показал Леночке всё, что знал сам. Они пили кофе у «Фанкони», пиво, в ирландском пабе за столиком, установленным, прямо, на тротуаре улицы Дерибасовской. Отдыхали у музыкального фонтана в Городском саду и посетили знаменитый собор на Соборной площади. Леночка была в восторге от города и горожан. Ей, очень, понравился мягкий, с большим количеством шипящих звуков, с хорошей порцией юмора и непередаваемыми южными интонациями, Одесский говорок, на котором разговаривают представители более ста четырнадцати национальностей, проживающих в Одессе. Они, так же, накупили кучу газет с объявлениями о сдаче квартир. С трудом, но всё же, успели к ужину. 

За ужином, подавала на стол блюда с едой и чай сама Изольда Семёновна, Леночка метнулась, чтобы ей помочь, но Изольда отклонила помощь, сказав, что Леночка не знает 

где и что лежит. Потом подумала и добавила, что завтра попросит Софью Григорьевну всё ей показать, если Леночка согласна. Леночка, конечно, согласилась. 

Ужин прошел в доброжелательной обстановке, дети рассказали, где они были и что видели, показали пачку газет с объявлениями о сдаче квартир. На газеты Изольда Семёновна посмотрела скептически, сказав, что у неё есть знакомый риэлтер, она его попросит, и он поможет найти для них неплохую квартиру. Эдик сказал, что завтра собирается на Одесскую киностудию, узнать что-то по поводу работы и, что снимают на студии, кто режиссёр снимаемого фильма. Леночка, смущаясь, спросила у Изольды Семёновны, не знает ли она, случайно, где находится клиника доктора Шариша, у неё к нему рекомендательное письмо.  

Изольда Семёновна ответила, что знает, где эта клиника и завтра объяснит Леночке как туда проехать. Потом, что-то вспомнив, сказала своему супругу: «Игорёк, ты же завтра, по делам, должен ехать в этот район, где расположена клиника Шариша, завези нашу Леночку туда, только, объясни, как ей, потом, обратно добраться». 

За столом семья просидела почти до десяти часов вечера, потом, пожелав друг другу спокойной ночи, уже, собрались разойтись по комнатам, но тут Изольда Семёновна попросила детей немного подождать, прошла в свою спальню и вынесла оттуда пачку денег и положила их перед Эдуардом.  

«Тут шесть тысяч долларов, – сказала Изольда Семёновна, – это те деньги, о которых я говорила тебе вчера, бери их они твои». 

Спасибо мама, – Эдуард встал и обняв, поцеловал мать, – я обязательно заработаю и верну тебе эти деньги, вот посмотришь». 

Хорошо, хорошо, – сказала Изольда Семёновна, вытирая глаза от неизвестно откуда взявшейся влаги, – хотя, я тебе и подарила эти деньги, и возвращать их не нужно, мне всё-таки будет приятно». Изольда отвернулась и пошла в спальню. 

«Ну вот опять ты расстроил маму, – в шутку заблажил Игорь Михайлович, – но лучше так, чем по-другому. Леночка, – продолжал Игорь Михайлович, – пошли вместе на кухню, помоем посуду». 

« Да, да конечно», – ответила Лена, и они вышли с Игорем Михайловичем на кухню, Эдуард включился, тоже, и начал выносить на кухню грязную посуду. Втроём, они быстро справились с этой работой и разошлись по своим комнатам. Находившись по городу за целый день, Эдик и Леночка так устали, что уснули сразу же, как только легли и их головы прикоснулись к подушке. 

Утром, наскоро позавтракав, Эдуард уехал на Одесскую киностудию, Игорь Михайлович позавтракал основательно, заставил, так же, хорошо поесть и Леночку и они, вместе с ней, уехали на машине. Игорь Михайлович завёз Леночку в клинику Шариша, высадил её, а сам умчался дальше по своим делам.  

Зайдя в клинику, Леночка нашла владельца клиники и её главного врача в лице доктора Шариша, и передала ему своё рекомендательное письмо. Прочитав письмо, 

Евгений Георгиевич Шариш, аж, запрыгал от восторга. Затем, обойдя Леночку вокруг, спросил: «Так это Вы Елена Викторовна Крылова, о которой пишет мой друг?» 

« Да, это я» – смущаясь, ответила Леночка. 

«В таком случае, где же Ваши ангельские крылья? Я, специально, Вас деточка обошел вокруг, но крыльев не обнаружил, – продолжал доктор Шариш, – ну-ка, пройдёмте в мой кабинет, там я Вас осмотрю более тщательно». 

Он взял Леночку за руку и потащил в свой кабинет, балагуря по дороге о том, что сегодня Бог ему сделал огромный подарок. В кабинете он, опять, обошёл, вконец, смутившуюся Леночку ещё раз, затем, предложив ей сесть напротив его стола, обошел стол и сел, вперив в Леночку озорной взгляд своих небесно-голубых глаз.  

Прошло пару минут, и доктор сказал: «Если хотя бы половина из того, что пишет мой московский друг правда, то я, сегодня, самый счастливый человек, – и продолжил, уже, обращаясь к Леночке, – Вы, действительно, операционная сестра с кучей достоинств, которые перечисляет мой друг?» И не успела Леночка открыть рот, как он нажал на кнопку селектора и вызвал старшую сестру к себе в кабинет, затем, сказал Лене, чтобы она завтра выходила на работу к девяти часам утра, зарплата её будет первые три месяца пятьсот долларов в месяц. Затем, если на практике всё окажется так, как написал его друг в рекомендательном письме, зарплата будет восемьсот долларов в месяц и это не предел. 

В этот момент вошла старшая сестра, и доктор приказал оформить Елену Викторовну на должность старшей операционной сестры с испытательным сроком три месяца и зарплатой согласно штатному расписанию. 

В этот момент Леночке удалось сказать, что они только вчера приехали, остановились у свекрови, ещё нет прописки и т.д. 

Доктор, ни на секунду не смутившись, спросил, есть ли у Леночки трудовая книжка, и тут же приказал отдать её старшей медсестре и уже приказным тоном Леночке сказал, что ждёт её в клинике к девяти утра. Затем встал и вышел из кабинета. 

Удивлённая таким напором, Леночка взглянула на старшую медсестру, та, со смехом, сказала Леночке, что Евгений Георгиевич очень хороший человек, чтобы она не волновалась, всё будет в порядке. 

Выйдя из клиники, Леночка вспомнила наставления Игоря Михайловича и через тридцать минут входила в дом. Изольда Семёновна была дома одна. Эдуард, ещё, не вернулся и, Леночка не выдержала и рассказала о встрече с доктором Шаришем и о том, что с завтрашнего дня она уже работает с зарплатой в пятьсот долларов в месяц. 

Изольда Семёновна похвалила её и поздравила с первым успехом. Затем, Леночка прошла на кухню, где Софья Григорьевна, в соответствии с распоряжением хозяйки, показала и рассказала где и что находится на кухне. Леночка ещё раз убедилась, что Изольда Семёновна никогда и ничего не забывает и является хозяйкой слова. Сказала – сделала. Леночка, ещё больше зауважала свою будущую свекровь.  

Сегодня за обеденным столом собралась вся семья, вернулся Эдуард из киностудии в очень плохом настроении, ничего объяснять не стал, затем пришел Игорь Михайлович, у которого деловая встреча прошла удачно и он, сидя рядом с Изольдой, вполголоса рассказывал ей о встрече. Леночка, окрылённая похвалой Изольды, сидела рядом с Эдиком и светилась радостью. У Эдуарда, в противоположность другим, вид был подавленный и разочарованный. Когда после обеда, они разошлись по своим комнатам, Леночка попросила рассказать Эдуарда, почему у него такое плохое настроение. 

Он, только, рукой безнадёжно махнул. Леночка настаивала и Эдик начал свой рассказ. На Одесской киностудии, сейчас, фильмы не снимают, так как тех денег, что выделены в бюджете на производство фильмов, не хватает на съёмку, даже, одного фильма. Поэтому киностудия предоставляет свои съёмочные площадки и павильоны в аренду другим киностудиям. Они, конечно, арендуя площадки, приезжают со своими режиссёрами, сценаристами, актёрами и т.д. Его, правда, обнадёжили, иногда заказывают рекламные ролики, но очень редко, и если будет такой заказ, они пригласят его. Ознакомившись с его документами, записали его координаты, вот и всё, чего он сегодня добился. 

Леночке было не с руки хвастаться своими успехами, поэтому она сказала, что устроилась на работу и уже завтра должна выходить и работать. Эдик был так расстроен, 

что не поздравил Леночку, пробормотав: «Молодец».  

Леночка близко к сердцу принимала неурядицы, которые случались с её Эдиком, вот и сейчас она, судорожно, думала, как ему помочь и чем его успокоить. И вдруг в её мозгу мелькнула одна идея. 

« Скажи мне Эдик, – задумчиво глядя на него, спросила Леночка, – сколько телеканалов транслируется в Одессе?» 

«Два или три на метровом диапазоне и не менее пяти на дециметровом, – автоматически ответил Эдик, а потом у него что-то щёлкнуло в мозгу и, сообразив, он кинулся к Леночке, обнимая и шепча ей в её ушко, – какая же ты умница Леночка, как же это я сам не додумался?» 

Настроение Эдуарда улучшилось, завтра он, обязательно, поедет на телестудию. Тем более, режиссура телесериалов была его любимым делом. На радостях, Эдик предложил Леночке сходить вечером в кино или посидеть и попить пиво в ирландском пабе. Леночка отказалась, сказала, что ей нужно приготовиться на работу, погладить шапочку и халат, привести руки в порядок. Только сейчас, Эдуард догадался поздравить Леночку с началом работы, а когда он узнал, какая у Леночки будет зарплата, он успокоился полностью и, достав свои институтские конспекты, начал их просматривать. Леночка, пошла к Изольде Семёновне, получить разрешение воспользоваться её утюгом и гладильной доской. 

Изольда Семёновна узнав с каким вопросом пришла Леночка, отправила её к Софье Григорьевне, та, сразу же, забрала её медицинский халат и шапочку и сказала Леночке 

чтобы она через час зашла за ними, все будет выглажено. 

«Софья Григорьевна, я и сама могу всё выгладить», – сконфуженно промямлила Леночка. 

«У нас много чего и кто угодно, может, – весело ответила Софья Григорьевна, – но я сделаю лучше и это моя работа. А ты пойди со своим женихом погуляй. Позавчера, только, приехали, а она, уже, завтра на работу. И кому нужна эта спешка?» 

«Хотим всё успеть, – с улыбкой ответила Леночка, – а Вам большое спасибо, мне ещё руки подготовить нужно к завтрашнему дню». 

«А ты, что у нас, докторша? – с уважением спросила Софья Григорьевна. 

«Нет, – усмехнулась Леночка, – я операционная сестра, готовлю инструменты и медикаменты к операции и присутствую на операции рядом с хирургом». 

« Ну и ладненько, приходи через час заберёшь свою спецодежду», – отправила Леночку Софья Григорьевна. 

Следующий день в семье начался рано. Эдик с Леночкой встали в семь утра, тихонечко умылись и позавтракали и в восемь часов утра отправились каждый по своим делам. Леночка в клинику на работу, Эдик поехал на телестудию. 

С проходной телестудии он позвонил в отдел кадров, сказал, кто он и попросил начальника отдела кадров принять его, тот попросил Эдика дать трубку охраннику. Охранник выслушал короткую команду, положил трубку. Затем взял паспорт Эдика, записал его данные в журнал и объяснил, как пройти в отдел кадров. 

Эдуард вошёл в указанную ему охранником дверь и увидал двух молоденьких девчушек, сидевших перед экранами мониторов с кучами папок на столе. Направо из комнаты, где сидели девчушки, была дверь с табличкой гласившей, что за этой дверью находится начальник отдела кадров. 

Эдуард постучался и, получив разрешение вошел. Навстречу ему поднялся мужчина лет сорока пяти, сделал приглашающий жест в сторону кресла напротив стола и уселся на своё место. Внимательно рассмотрев Эдуарда, произнес густым, приятным баритоном: «Здравствуйте, чем могу вам помочь?» 

Эдуард достал свой диплом и, положив его перед кадровиком, объяснил, что ищет работу режиссёра. 

Кадровик взял диплом Эдуарда и, развернув его не смог сдержать своего удивления: «Это что, диплом ВГИКа? Да ещё и с отличием». 

«Да, – скромно и кратко ответил Эдуард. 

« А почему Вы не остались в Москве? – всё с тем же удивлением продолжал кадровик. 

Эдуард открыл, было, рот собираясь ему ответить, как в кабинет начальника отдела кадров ворвался, словно бомба влетела и, не закрыв за собой дверь, сразу же, начал чем-то возмущаться его старый школьный друг Юрка Постников. Увидав Эдуарда, он заткнулся, минуту что-то соображал, а потом бросился к Эдику, обнял его и завопил: «Это же Эдька, мой школьный лучший друг. Иван Сергеевич, что он у тебя делает? Что, пришел устраиваться на работу? Хватайте его Иван Сергеевич, он во ВГИКе учился!» 

Наконец-то, у Юрки кончился кислород в лёгких и он, на минуту, замолчал, чтобы перевести дыхание. Зная Юрку давно, Эдик прикрыл ему рот ладонью и быстро сказал: «Если ты, Юрчик будешь продолжать громыхать, я в жизни не устроюсь на работу, отдышись и помолчи». 

Кадровик Иван Сергеевич с благодарностью посмотрел на Эдика и сказал: «У нас тут на студии авторские коллективы создавшие свои компинии, – это РИАК, Седьмой канал, ОНТ, и т.п. Я в течение часа с ними всеми свяжусь и выясню их потребность в таком специалисте как вы, а вы пока пойдите и пообщайтесь с вашим школьным товарищем, видать, вы с ним долго не виделись». 

Юрка отдышался и опять забубнил прямо рядом с ухом Эдика: «Иван Сергеевич, смотри не подведи, это же мой, понимаешь, мой школьный и самый лучший друг. Мы через час вернёмся».  

Они вышли во двор телестудии и возле аппаратного корпуса увидали скамейку, стоящую в тени молодого платана. Друзья сели на эту скамеечку и потёк обоюдный поток вопросов и ответов. Спустя полчаса Эдуард знал, что Юрка в телекомпании работает исполнительным директором снимаемых компанией рекламных роликов, которые заказывает олигарх местного разлива и одновременно депутат городского совета Постников старший, то есть папенька Юрки. Основным условием размещения заказа на рекламные ролики в той либо иной телекомпании являлось согласие этой компании устроить Юрку у себя на работу. Ему подыскивали какую-нибудь синекуру, исправно платили немаленькую зарплату, но, все равно, это было выгодней, чем сидеть без заказов и работы. Юрка, по натуре, был парень добрый, ещё не заразился манией величия и не превратился в « мажора», поэтому развивал на своей синекуре титаническую деятельность, стараясь отработать ту зарплату, что ему платили . Все, вокруг, делали вид, что его слушают и исполняют его руководящие указания. Сам же Юрка, уже, через пять минут забывал про свои указания и ни к кому не имел претензий.  

Эдик посмотрел на часы, прошло больше часа и, он предложил Юрке вернуться к Ивану Сергеевичу. Когда они вошли в кабинет кадровика, тот их встретил хорошей новостью. Генеральный директор муниципальной телекомпании согласен и, даже, хочет взять Эдуарда в качестве режиссёра в свою компанию, но, в настоящий момент, он в командировке в Крыму, будет в понедельник и ждет вас Эдуард э-э( заглянул в диплом и добавил) Сергеевич в десять часов. Далее Иван Сергеевич попросил Эдуарда взять с собой паспорт, трудовую книжку, если она у него есть и сделать ксерокопию диплома. 

После этих инструкций, он вернул Эдику его диплом и, протянув руку, сказал: «До встречи в понедельник, Эдуард Сергеевич». Юрка обнял его за плечи, и они вышли через проходную с территории телецентра. 

Юрка, тут же, потащил его к автостоянке и показал серебристый «Лексус-430». 

« Ну, как, нравится тачка, – небрежно произнёс Юрка, – папенька подарил к Новому году». 

« Так Новый год, ещё, через три месяца, – удивился Эдик. 

« Понимаешь, подогнали классную тачку, нужно было срочно забрать, не ждать же три месяца, – объяснил Юрчик, – а то, если бы папенька жевал сопли, тачка бы ушла в другие руки. Таких тачек в городе всего три штуки, у Мэра, областного прокурора и у нас». 

«Да-а-а круто, – протянул Эдик, – и отец не побоялся тебе дать эту тачку, она, небось, 

бешеных денег стоит». 

«Я, даже, боюсь тебе говорить, какие бабки за неё дали», – с придыханием сказал Юрчик. 

– Раз боишься, то и не говори, – весело ответил Эдик, – ну, до понедельника, мне домой пора. 

-Давай я тебя отвезу, всё равно, мне здесь делать нечего, – предложил Юрчик, – а лучше давай заедем в казино «Ришелье», выпьем по чашечке кофе, поговорим, или ты занят? 

– Нет, я не занят, мы пару дней, всего, как приехали из Москвы, но моя маменька, 

ты же её знаешь, потребовала, чтобы мы не маялись дурью и, как можно скорее, устраивались на работу. Моя Леночка сегодня уже на работе. Её взяли в клинику Шариша. 

С тобой мы встретились в отделе кадров. Так что, желание маменьки выполняется. 

– Да, у тебя маменька натуральная «железная леди», – согласился Юрка, открывая правую дверь машины для Эдика. 

Они сели в машину, когда Юрка садился на своё сидение, зажужжали сервомоторчики, подгоняя кресло в самое удобное положение для Юрки. Рулевая баранка, автоматически, придвинулась к Юрке на самое удобное расстояние. Когда он завёл двигатель, его, абсолютно, не было слышно, Юра передвинул рычаг автоматической коробки передач из положения «паркинг» в положение «движение», и машина, плавно покачиваясь, как крейсер на волне, двинулась вперёд, влилась в поток автомобилей и набрала скорость.  

– Видишь Эдик, – поучал друга Юрка, – тут только две педали, педаль газа и педаль тормоза. Чем сильнее ты давишь на педаль газа, тем быстрее авто едет, автоматическая коробка, сама, переключает передачи, выбирая наиболее оптимальную. Если тебе надо затормозить, то ты, просто, перекидываешь ступню ноги на педаль тормоза и тормозишь автомобиль до полной его остановки. Всеми процессами в автомобиле управляет бортовой компьютер. Видал, что натворили эти японцы? 

– Да, это не машина, а лайнер, лимузин, такая плавность хода, я просто в восторге, – восхищенно ответил Эдик. 

В этот момент Юра заехал на парковку у казино «Ришелье», они вышли, Юрка нажал какую-то кнопочку на брелке ключа зажигания, машина дважды квакнула и все двери автоматически закрылись. Они подошли к входу в казино, швейцар открыл перед ними двери и поприветствовал Юрку. Чувствовалось, что его здесь знают и относятся к нему как к завсегдатаю. Они прошли через, почти, пустой игровой зал и устроились за столиком в баре. Подошёл официант, Юра заказал два кофе «Капучино и две порции по сто грамм коньяка. Эдик его предупредил, что пить коньяк не будет, но официант уже ушел выполнять заказ. Через несколько минут, он принёс их заказ и удалился. Юрчик сделал большой глоток коньяка, запил его кофе и начал жаловаться на свою жизнь. 

– Представляешь Эд, – бубнил Юрка Эдику в ухо, – мой старый хрен хочет меня приобщить к своему бизнесу, заставляет ходить на курсы по ведению бизнеса, а у меня ко всей этой лабуде не лежит душа. Папаня верещит, что ему некому будет оставить нажитый тяжким трудом капитал. Знаю я этот тяжкий труд, они все там, депутаты хреновы, так и смотрят, что бы прихватить такое, что плохо лежит. И в этой, так называемой «политической» борьбе готовы друг другу глотки перегрызть. И что удивляет, на их стороне и милиция и суды, они им платят, а те холуйствуют. Видел я дома, как решаются некоторые вопросы выделения земли или ещё какая-нибудь афера, которая кратно увеличит их капиталы. Противно всё это, как-то не по-людски. 

– Да, Юрчик, тяжело тебе, ты ещё в школе был борец за правду, – утешал его Эдик, – но, к сожалению, во всём мире люди делятся на бедных и богатых, и богатые используют свои деньги, чтобы управлять, обирать и помыкать бедными. Если в Америке и в странах Западной Европы это не так видно, как у нас, так, просто, там уровень внутренней культуры населения гораздо выше, чем у нас, там человек, имеющий большие деньги, старается это не афишировать. Хотя, подспудно, происходит то же самое. Это, Юрочка, только, в сказках бывают богатенькие и добренькие дядюшки-миллионеры. Давай валить отсюда. 

Пока шёл это разговор Юрка выпил свой коньяк и тот, что заказал для Эдика. 

Эдик подозвал официанта, чтобы рассчитаться, но Юрка ему этого не позволил. Глядя на подошедшего официанта, он ему пробурчал «Халдей, запиши на мой счёт!» 

Официант поклонился и ушел. Они встали и вышли из казино. 

-Юр, а как ты сейчас за руль то сядешь, ты же выпил, гаишники поймают, права отберут, – заволновался Эдик. 

– Не бойся, дружище, – с пьяной бравадой отвечал Юрий, – я, когда грамм двести вмажу, ещё лучше вожу, чем трезвый, а для гаишников у меня мандаты есть, – продолжал хвастаться Юрий и вытащив из кармана, показал пачку стодолларовых купюр. 

– Они за эти денежки, своими языками, вымоют мне машину, – продолжал куражиться Юрка. 

– Знаешь что, Юрчик, оставь машину здесь и давай пройдёмся ко мне домой. Дойдём по Пушкинской до Дерибасовской, потом по Дерибасовской до Садовой, зайдём ко мне, пообедаем, а потом, я тебя провожу к машине. Подходит? 

- Ты Эдька и мёртвого уговоришь, – согласился Юрий и они потихонечку, поддерживая друг друга, дошли до дома Эдика. 

В два часа к столу вышла одна Изольда Семеновна, Игоря Михайловича не было, Леночка была на работе. Эдик напомнил матери о своём друге Юре Постникове, она удивилась, как он изменился за пять лет, которые она его не видела. Юрка пробормотал что-то о том, что он рад видеть мать своего друга в таком молодом и цветущем виде и подошел, чтобы приложиться к ручке Изольды Семёновны. Она, почувствовав от него запах коньяка, сделала вид, что не поняла намерений Юрия и, обойдя его, села на своё место за столом.  

Софья Григорьевна поставила на стол недостающие приборы и разлила по тарелкам грибной суп. Изольда Семёновна вела светскую беседу, расспросила, как они встретились с Эдиком, спросила у Юрия об его родителях, поинтересовалась отцом Юры. Спросила, по прежнему ли он в депутатах, попросила передать ему привет от неё. За такой тихой светской беседой они покончили с обедом, Юрка хорошо поев, протрезвел, в этот момент вышла Софья Григорьевна и спросила у присутствующих, кто из них желает кофе, а кому принести чай. Все захотели чай. Выпив чай и дождавшись, когда Изольда Семёновна встанет из-за стола, Юра поблагодарил её за угощение и попросил разрешения откланяться. Разрешение было получено и, Эдик пошёл его проводить. Когда они дошли до казино, Юрка попрощался с Эдиком, Эдик направился домой, а Юрий, подождав, когда Эдуард скроется за поворотом, опять вернулся в казино. 

Эдуард вернулся домой, опять проштудировал свои конспекты, чтобы в понедельник не ударить в грязь лицом перед Генеральным директором телекомпании. Затем, он поехал к концу рабочего дня к клинике и встретил Леночку, потом, они вместе поехали домой. Леночка рассказала, что доктор Шариш был в восторге от её работы, и что он, в присутствии всего персонала клиники, сказал, что первый раз себя чувствовал так уверенно во время операции. Все было подготовлено на высшем уровне и инструмент, и медикаменты, и перевязочный материал, и что он, очень, доволен работой новой операционной сестры. 

Когда во время ужина за столом собралась вся семья, Эдик и Леночка рассказали о своих успехах, а Эдик в конце своего рассказа ещё и сказал: «Какая же ты у нас умница, мама!» Изольдва Семёновна, аж, засветилась от удовольствия, но не удержалась от совета не водить дружбу с Юрой Постниковым. На удивлённый взгляд Эдика сказала очень просто: «У вас, сейчас, разные возможности, причём разница огромна. Придет время и эта разница вступит в противоречие с вашей дружбой. Юре от этого ничего не будет, жил он без тебя пять лет, пока ты учился, и будет продолжать в том же духе, а у тебя могут быть большие неприятности. Да, кстати звонил мой знакомый риэлтер. Он нашел для вас, очень, хорошую квартиру. В ней две комнаты, кухня, ванная комната, центральное отопление, паркетный пол, телефон. Все это расположено в центре города на улице Гаваной на втором этаже. Но платить нужно будет сразу за год вперёд. Я договорилась, что вы поживёте неделю, может выявятся какие-нибудь скрытые недостатки, если ничего не выявиться вы рассчитаетесь и живите потом целый год не о чём не думая в этом вопросе. Квартира с мебелью». 

Эдик с Леной вскочили и с криками «Ура», бросились целовать Изольду Семёновну с двух боков сразу. 

Когда все немного успокоились и Изольда поправила прическу, которую, невзначай, растрепали дети во время поцелуев она продолжила: «Вот бумажка с адресом и ключи. Завтра суббота. Я надеюсь, Леночка, что Вы завтра не работаете, и вместе с Эдиком пойдёте смотреть квартиру. В десять часов вас будет ждать хозяйка, с которой вы через неделю, в следующую субботу рассчитаетесь». 

Сказав всё это, Изольда Семёновна встала, посмотрела на всех с улыбкой и пошла в свою спальню. Игорь Михайлович направился вслед за ней, на ходу показывая детям большой палец вверх и приговаривая: «Золотая женщина, ну просто бриллиант». 

Утром Изольда Семёновна удивила всех домочадцев, обычно она завтракала позже остальных, так как вставала в половине десятого утра, сегодня, когда Эдик, Леночка и Игорь Михайлович вышли к завтраку, Изольда Семёновна уже восседала за столом. 

– Я решила пойти вместе с вами, хочу тоже посмотреть Ваше будущее жильё, надеюсь, вы не возражаете? – с интересом поглядывая на детей, сказала Изольда. 

– Что ты, мамочка, мы будем очень рады, правда Леночка? – ответил Эдуард, а Леночка закивала своей головкой так, что сияющий венчик над её головой стал ещё пушистее. 

Окончив завтрак, все оделись и, выйдя из дома вчетвером, пошли вниз по Дерибасовской к улице Гаванной. Они шли по широкому тротуару все вместе в один ряд, Игорь Михайлович держал под руку Изольду Семёновну, а его под руку держала Леночка, с другой стороны Изольду Семёновну взял под руку Эдуард. Все вместе они смотрелись очень хорошо и, судя по довольному виду Изольды Семёновны, ей это всё нравилось. 

Минут через пятнадцать они подошли к входу во двор, где их встретила хозяйка квартиры. Они вошли в подъезд, который был в арке дома, поднялись на второй этаж по широкой мраморной лестнице. На площадке второго этажа было две квартиры. Двери одной были напротив лестницы, двери второй направо. Хозяйка открыла двери второй, и они вошли в квартиру. Сразу после входа был коридор, шириной мера два, который правым своим концом упирался в большую квадратную комнату, судя по мебели гостиную, из этого же коридора был вход в спальную. Левый конец коридора изгибался под прямым углом и вёл к кухне, не доходя кухни, налево были двери в ванную комнату, а перед ванной комнатой был туалет. Квартира была полностью обставлена мебелью, на кухне была установлена посудомоечная машина, в ванной комнате стояла стиральная машина. На кухне был так же установлен большой холодильник, на окнах везде висели красивые шторы. Пол был паркетный и натёрт мастикой до зеркального блеска. Леночка 

была в восторге, забывшись, она обняла Изольду Семеновну и с сияющими глазами прошептала ей: «Изольдочка Семёновна, я так счастлива, это первый МОЙ дом, 

где я буду настоящей хозяйкой. Ну и пусть, что на год. Как я Вам благодарна, мамочка!» 

Это слово «мамочка», вырвавшееся у Леночки растрогали Изольду Семёновну, глаза её заблестели, и она, достав кружевной платочек, начала промокать предательскую влагу в уголках глаз. 

Пока женщины занимались сантиментами, мужчины проверили как работает газовая плита и газовая колонка, бытовая техника, как открываются и закрываются все двери, и обнаружили приятный сюрприз, из гостиной комнаты был выход на балкон, который был размерами два на четыре метра и огорожен старинной ажурной кованной решёткой, выкрашенной в чёрный цвет. 

Когда осмотр квартиры был окончен, Изольда Семёновна указав на Эдика сказала, что в следующую субботу хозяйка может прийти за деньгами и её сын подпишет договор об аренде её квартиры на год. Потом все попрощались с хозяйкой, весьма милой женщиной, и тем же порядком, только в обратную сторону вернулись домой.  

По дороге у Эдуарда появилось чувство, будто кто-то за ним следит, кто-то его пристально рассматривает. Он закрутил головой, на улице было много прохожих, но все они были заняты своими мыслями или делами и никто на Эдуарда внимания не обращал. Проходя мимо кафе, на углу улиц Преображенской и Дерибасовской, он поглядел на витрину кафе и увидал, что на него, изнутри, смотрит молодой человек, очень, похожий на Эдуарда. Эдик потряс головой, стараясь прогнать наваждение. Когда он, опять, взглянул на витрину, там, уже, никого не было. Он извинился перед матерью, попросил, чтобы его подождали минуточку, и вошел в кафе. Там две парочки за столиками пили кофе, больше, никого в кафе не было. «Наверное, показалось», – подумал Эдик и вышел из кафе. 

– Что-то случилось? – встревожено спросила Изольда Семёновна. 

– Да нет, просто показалось, не обращай внимания, ма, – рассеянно ответил Эдуард. 

Дома они ещё час обсуждали плюсы и минусы этой квартиры, Леночка не ходила а порхала как маленькая птичка и что-то напевала. Изольда Семёновна с улыбкой наблюдала за возбуждённой молодёжью. Вдруг раздался звонок телефона, Изольда Семёновна сняла трубку, поздоровалась с кем-то, а затем протянула трубку Эдику. 

– Это тебя, твой школьный друг Юра Постников, – холодно сказала мать. 

– Да, Юра привет, ну-у не знаю, сейчас спрошу у Леночки согласна ли она, и узнаю, нет ли на нас сегодня планов у мамы, повиси на трубке. 

Прикрыв микрофон трубки рукой, Эдик сказал, что Юра приглашает их, то есть его и Леночку на пикник на его дачу. « Мама ты не против, если мы съездим, это возможно в том случае, если у тебя нет на нас планов». 

– Эдик, я тебе уже объяснила, как я отношусь к вашей дружбе, – тихо сказала Изольда Семёновна, – но ты человек взрослый и должен принимать решения сам. 

– Ма, мне, как-то, неудобно ему отказать, он так обрадовался, когда меня встретил, поэтому мы, сегодня, съездим, а в дальнейшем, я буду ограничивать с ним контакты. 

– Затем, обратившись к Леночке, получил её согласие и сказал Юрке, что их отпускают. 

Юра ответил, чтобы они выходили из дома через пол часа, он за ними заедет, брать ничего не надо, форма одежды, – удобная. 

Через пол часа Эдик и Леночка вышли из дома. У самого въезда во двор стоял Юрин «Лексус». Юрка прохаживался около машины. Эдик представил Леночке Юру, они обменялись приличествующими случаю любезностями, и уселись в машину. Юрка за рулём, Эдик и Леночка на заднем сидении. И опять, у Эдика появилось чувство, что на него кто-то пристально смотрит. Он закрутил головой пытаясь поймать этот взгляд, но Юрка вырулив в левый ряд дал газ и они поехали.  

Дача Юркиных родителей находилась в Царском селе, так назвали Одесситы место где «слуги народа» депутаты и другие нуворишки понастроили себе шикарные особняки, огородив всё это трехметровым забором и поставив охрану, которой ставилась задача никого кроме них не пущать. Сегодня, на даче родителей не предвиделось, и Юра исполнял роль хлебосольного хозяина. Он усадил Леночку на широкой и красивой веранде в кресло, укрыл её пушистым пледом, пошёл разжигать мангал, а Эдику поручил нанизывать, уже, замаринованное мясо на шампуры. Затем, он на веранде накрыл большой дубовый стол скатертью и начал расставлять на нём разнообразные закуски. Все попытки Леночки помочь ему, по-рыцарски, отвергались.  

После того, как Эдик нанизал всё мясо на шампуры, проложив каждый кусок мяса колечком сладкого салатного белого лука, Юра расставил их в специальные гнёзда мангала над слоем рубиновых углей, пышущих равномерным, но мощным жаром. И в воздухе потёк, забираясь в ноздри и вызывая обильное слюнеистечение, непередаваемый запах зажариваемого шашлыка. Юрка открыл бутылку сухого красно го вина, разлил его в красивые хрустальные фужеры и предложил выпить за встречу и за знакомство. Они чокнулись, хрусталь запел и они выпили, Юра опять налил и предложил выпить за здоровье Леночки, единственной дамы, пока, в их коллективе. Бокалы опять сошлись в едином порыве, и они опустошили их. Юрка побежал к мангалу крутить шампуры, чтобы мясо не пригорело. Спустя минут десять, он закричал, чтобы Эдик и Леночка садились за стол, шашлык готов, он его сейчас принесет. Прошла минута, и он появился, держа в руках шесть шампуров с ароматным, шкворчащим и истекающим соком мясом, попросил Леночку поставить на стол большое блюдо, положил в него шампуры. Отодвинув стул, уселся за стол, взял свежую бутылку грузинского сухого «Саперави» разлил вино по бокалам и предложил тост за работу Эдика, на которую он завтра оформится, за его успехи на новом поприще. Бокалы зазвенели в единодушном порыве пожелать Эдику успехов, и беседа за столом стала шумной, но приятной. Незаметно, за едой и разговорами опустились сумерки, и вся компания перешла к костру, вокруг которого Юра поставил специальные низенькие скамеечки. Ещё, довольно тёплый сентябрьский вечер, яркое пламя костра и рубиновые искры, уносившиеся вверх, приятный шум в голове от вина, настраивали на песню и ребята, вспомнив песню с которой ходили в школьные походы, дружно затянули её. Леночка, как могла, подпевала им. Юрка, от полноты чувств, обнял Эдика и Леночку и пустил слезу. Когда Эдик с Леночкой начали собираться домой, Юра вызвал такси, заплатил водителю и сказал, чтобы тот завёз ребят под самый их дом. Леночка и Эдик поблагодарили Юру за приятный вечер и пообещали пригласить его на новоселье, как только они чуть-чуть раскрутятся после переезда в новую квартиру. На этом и расстались. Юра остался ночевать на даче, а Эдик с Леночкой поехали домой. Прибыв домой, они сняли обувь как только переступили порог и на цыпочках, чтобы не разбудить родителей, прошли в свою комнату. 

В воскресное утро всё семейство Князевых, включая Изольду Семеновну и Игоря Михайловича, вышли к завтраку несколько позже, чем обычно. Эдик с Леночкой отсыпались после вечеринки у Юры, а Изольда Семёновна вместе с Игорем Михайловичем, как оказалось, вечером в субботу так же вели светскую жизнь, сходили на авторский вечер примы Одесской музыкальной комедии, затем пили шампанское на приёме устроенном в честь этой примы, поэтому позволили себе встать позже, чем обычно. После общего завтрака Изольда Семёновна попросила детей зайти к ней в спальню. Когда Леночка с Эдиком вошли, она спросила, когда они собираются вселяться в новую квартиру. Эдик ответил, что до обеда они соберут свои вещи и в обед, перенесут их на Гаванную. Изольда Семёновна подошла к своему стенному шкафу, достала оттуда два запакованных пакета с льняным, изумительно красивым постельным бельём и вручила их Леночке со словами: «Там, конечно, всё есть, мебель и прочее, но ты, девочка, должна иметь своё постельное бельё обязательно, поэтому это бельё примите от меня в подарок.» 

Дети, в порыве искренней благодарности, бросились целовать Изольду Семёновну. 

– Ну, полно, полно, вы же здоровые, угомонитесь, а то задушите меня, – шутливо отбивалась Изольда Семёновна. 

После этого, Эдик с Леночкой прошли в комнату, где они жили и начали собираться, собрав вещи, Леночка, тщательно, вымыла пол в комнате, вытерла везде пыль, привела комнату в то состояние, в котором она была перед их вселением. 

С вещами в руках, они собрались выходить из квартиры, но Игорь Михайлович, забрав чемодан и сумку из рук Леночки, вышел во двор, где погрузил все их вещи в багажник своего автомобиля.  

– Ну, садитесь детки, поедем на новую квартиру, – весело предложил Игорь Михайлович, открыв все двери автомобиля. 

Спустя двадцать минут, Леночка, уже, занималась созданием уюта в своём семейном гнёздышке. Она, по достоинству, оценила деликатность Изольды Семёновны, которая, специально, не пришла в их квартиру, чтобы не смущать Леночку в качестве хозяйки, и дать ей возможность проявить свой вкус. О чём она тут же рассказала Эдику. 

– Знаешь Леночка, – сказал Эдик очень серьёзно, – я обожаю свою маму, она очень заботливая и любящая мать, несмотря на свою, кажущуюся, строгость и принципиальность. Я готов за неё отдать жизнь и очень рад, что ты, правильно, её понимаешь. 

– Я, Эдик, давно уже поняла твою маму, – задумчиво говорила Лена, – Вся её строгость и принципиальность от большой любви к тебе и от большого страха за тебя. 

Она старается забежать наперёд, чтобы избавить тебя от роковых ошибок, допустив которые, ты будешь очень страдать, а она, будет страдать втройне, вот поэтому и ведёт себя с нами так. 

– Я всегда знал, Лен, что ты умница, а после таких слов убеждаюсь в этом лишний раз, не напрасно я полюбил тебя, давай, перед Новым годом, сыграем свадьбу. Хватит тебе быть моей невестой, пора переходить в статус жены, – с чувством сказал Эдуард. 

Они обнялись и поцеловались, но поцеловались так, что пришлось отложить на некоторое время работу по созданию в квартире уюта. 

Когда Эдуард, встав в восемь утра в понедельник, увидал сервированный стол и стоящий на столе завтрак, он очень удивился. Вроде бы, вчера вечером они с Леночкой, как начали любить друг друга так и не расставались до трёх ночи, затем, вместе, уснули. Когда же она успела приготовить завтрак и сервировать стол. В этот момент Леночка вышла из ванной комнаты одетая, причёсанная с макияжем на лице, подошла к Эдику и, поцеловав его промурлыкала: « Не удивляйся, я, в соответствии с биологическими часами, сова, я могу бодрствовать всю ночь и выглядеть, как будто спала всю ночь. Но днём, есть время, когда я должна поспать хотя бы час. Сейчас, ты завтракай. Я, уже, поела и побегу на работу. Мне, сегодня, нужно пораньше. Желаю тебе удачи». Она чмокнула Эдика в макушку и вышла из квартиры. Эдуард позавтракал и, собрав предварительно подготовленные документы для отдела кадров, поехал на телестудию. Когда он садился в троллейбус, у него, опять, появилось чувство, будто на него кто-то пристально смотрит. Он закрутил головой, пытаясь поймать этот взгляд, но у него ничего не получилось. 

До телестудии троллейбус доехал довольно быстро, Эдик посмотрел на часы, до встречи с Генеральным директором было ещё пятнадцать минут, он подошел к проходной и увидал Юрку, который поджидал его минут десять. Юрка, обнял его, пожелал ему удачи, слегка шлёпнул Эдика чуть ниже спины и Эдик направился в кабинет Генерального директора. 

В приёмной перед кабинетом сидела молодая девица, секретарь Генерального директора, как только Эдик вошёл в приёмную, она подняла красивую мордашку и с любопытством начала рассматривать Эдика. Затем спросила: «Эдуард Сергеевич Князев?» 

Эдик утвердительно кивнул головой. Девица встала, попыталась одёрнуть мини юбку, 

потерпев фиаско в этом, безнадёжно махнула рукой и вошла в кабинет Генерального. 

Спустя минуту она вышла, опять попыталась одёрнуть юбку, но у неё опять ничего не получилось, сказала Эдику: «Генеральный Вас ждёт, Эдуард Сергеевич». 

Эдик прошёл в кабинет, поздоровался и сел в кресло, повинуясь жесту Генерального директора. Разговаривали они минут двадцать, выяснилось, что Генеральный кончал тот же факультет, что и Эдик, расспрашивал о преподавателях, о том, кто писал рецензию на его дипломную работу. В итоге, подписал заявление Эдика о приёме на работу во вновь создаваемую теле компанию на должность режиссёра. Пригласил заходить, запросто, в случае возникновения, каких- нибудь вопросов. Эдик, с подписанным заявлением, поблагодарив Генерального, пошёл в отдел кадров оформляться. Иван Сергеевич встретил Эдика как старого знакомого, минут двадцать занимался оформлением разных карточек, потом, поздравив Эдика с приёмом на работу, сказал, что завтра к девяти утра они встречаются, он его представит остальным сотрудникам вновь создаваемой телекомпании. Эдик вышел из здания телецентра и попал прямо в руки Юрки. Узнав, что на работу только завтра, Юрка предложил обмыть поступление Эдика. Если бы Эдику нужно было возвращаться в дом матери, он, наотрез бы, отказался, но так как он вернётся в свою квартиру, и мать не будет видеть его выпившим, а Леночка его поймёт, он согласился. 

Они сели в машину Юрки и приехали в казино «Ришелье». Юрка заказал по сто грамм коньяку, взял какие-то салатики, орешки и кофе. Себя Юрий не ограничивал, в итоге, через час он, уже, лыка не вязал, Эдик, так же, был выпивший, но держался на ногах и, по его внешнему виду не возможно было определить степень его опьянения. 

Учитывая это, Эдик предложил Юре оставить машину под казино, а самим взять такси. Их обоих развезут по домам. Юрка, вдруг, заплакал и встал перед Эдиком на колени, чтобы Эдик сел за руль и отогнал машину к исполкому. Его отец приказал пригнать машину к шести часам вечера, она зачем-то ему понадобилась, и грозил оторвать Юрке голову, если он не пригонит машину. Юрка, с детства, панически боялся своего отца. Эдик сказал Юре, что не может водить машину, у него нет «Прав», и ездить он ещё толком не может. 

Юрка рыдал и просил всеми святыми выручить его, он будет сидеть рядом и подскажет, что и как нужно делать. Учитывая то, как к нему относился Юра, плюс грамм двести коньяка, которые он выпил, склонили Эдика к положительному решению. 

Юра готов был целовать Эдику руки, они заказали себе по чашке крепкого кофе, 

выпили его, и вышли из казино. Юрка еле держался на ногах, норовил всё время упасть, Эдик с трудом удерживал Юру в вертикальном положении. С трудом, открыв дверь, он засунул Юрку на пассажирское сидение и закрыл за ним дверь. Юра привалился к двери и, зевнув с риском вывихнуть челюсть, захрапел. Эдик сел за руль и, только, вставил в замок ключ зажигания, как зажужжали серво моторчики, подгоняя под него сидение и рулевую баранку. Таки здорово, – подумал Эдик и включил стартер. Двигатель заработал бесшумно и без малейшей вибрации, только стрелки приборов в щитке показывали, что двигатель работает. Он посмотрел на рычаг коробки автомата, который стоял в положении «Паркинг» и попробовал передвинуть его в положение «Задний ход», так как необходимо было сдать задом, чтобы выехать со стоянки. Но рычаг не двигался ни в какую сторону. Он хлопнул по пустому месту левой ногой, чтобы выжать сцепление, потом вспомнил, что здесь нет педали сцепления. Тогда он попробовал разбудить Юру, чтобы спросить, как включить рычаг на задний ход. Ему на секунду удалось вернуть Юрку в сознание и тот жуя звуки выдал на гора информацию которая выглядела приблизительно так: «Праой гой жми а едаль рмоза и чай ычу» 

Эдик был так же под шофе, поэтому он понял что имел в виду Юра. Он нажал на тормозную педаль и легко перевёл рычаг коробки в положение «Задний ход». Потом он потихоньку начал отпускать педаль тормоза и машина на холостом ходу двинулась назад. 

Как только он выехал со стоянки, он опять нажал на педаль тормоза, машина остановилась, он перевел рычаг в положение «Движение», опять потихонечку отпустил педаль и машина плавно двинулась вдоль улицы. Он спустился по улице Бунина до улицы Польской, повернул на неё доехал до улицы Жуковского, сделал правый поворот и по улице Жуковского начал подниматься до улице Пушкинской, чтобы по Пушкинской доехать к Городскому исполкому. На перекрёстке улиц Пушкинской и Жуковского, в момент, когда Эдик к нему подъехал, загорелся красный сигнал светофора. Эдик нажал на тормоза и остановил машину и зачем-то вывел рычаг коробки в нейтральное положение. Вслед за ним на перекрёстке остановился джип «Тойота», а за джипом новенькая «Тойота Камри». 

Когда фонарь светофора зажёгся зеленым светом, водитель джипа нетерпеливо посигналил и начал движение вперёд. Эдуард занервничал, нажал на педаль газа, но его машина начала катиться назад. Начавший движение водитель джипа увидал, что на его машину катится «Лексус», затормозил и резко включив заднюю передачу, дал задний ход и въехал в начавшую движение и находившуюся сзади «Тойоту Камри». Эдуард, каким- то чудом, в последний момент нажал на тормозную педаль и автомобиль остановился, не докатившись до джипа каких-то пять, десять сантиметров. Водители двух побитых автомашин, в ярости, кинулись к Эдуарду. Открыв его дверь, они почувствовали, что водитель пьян, а пассажир в полном алкогольном отрубе. Тогда, водитель джипа перевел рычаг автоматической коробки в положение «Паркинг», затем вытащил Эдуарда из машины и забрал ключи зажигания. Они подвели Эдуарда к своим машинам и показали нанесённый ущерб их машинам. Эдуард, прекрасно, понимал, что если бы он был трезв и у него было удостоверение на право управления автомобилем, эти сердитые мужики ничего бы ему не сделали. Но ситуация была не в его пользу и он спросил у них, что они хотят, чтобы погасить конфликт и разъехаться. Мужики, быстро, смекнули, что можно неплохо нажиться. Они посовещались и объявили Эдуарду, что за шесть тысяч долларов на двоих они обо всём забудут. Эдуард сел за руль и сказал, чтобы они ехали за ним к его дому, там он им даст деньги. Эдуард завёл машину, подогнал её к зданию мэрии, оставил на стоянке под мэрией вместе с пьяным Юркой, вложив ключи зажигания ему в руку. Потом, подошёл к джипу, сел в него и сказал, чтобы он подъехал на улицу Гаванную. Там он сказал мужикам, чтобы подождали его, зашёл домой и вынес шесть тысяч долларов, которые ему дала его мать, чтобы он рассчитался за квартиру и на питание на год. Водители пострадавших автомашин, ни слова не говоря, разделили деньги и, через минуту, их уже не было. Эдуард, вернулся домой, не раздеваясь, кинулся на постель и попытался отвлечься и уснуть. Чувствовал он себя мерзко и сам себе был противен. 

Но, всё-таки, пережитый нервный стресс, выпитый алкоголь сделали своё дело и он, заснул. Разбудила его Леночка, вернувшаяся с работы. В руках у неё были две большие сумки с продуктами, которые она купила по дороге домой. Достав кошелёк и посмотрев, что деньги у неё закончились, она сказала Эдику: «Дорогой, выдели мне денег на питание, я хочу в следующую субботу устроить званый ужин для твоих родителей, я уже продумала, что я приготовлю. Но, чтобы не ударить в грязь лицом, нужно купить продукты. Я каждый день, понемножку, буду покупать, чтобы к пятнице у меня всё было. 

Кстати, какие блюда больше всего любит твоя мама? И что нравится Игорю Михайловичу?» 

Она подошла к кровати и поцеловала Эдика, от неё шёл лёгкий запах медикаментов. Эдик вспомнив, что с ним сегодня приключилось, сел на кровати с поникшей головой и рассказал Леночке всё как было, нигде не сваливая вину на Юрку и не выгораживая себя. 

«Что, пришлось отдать все деньги, – с ужасом воскликнула Лена, – а как же квартира, ведь нам необходимо в субботу за неё рассчитаться, черт с ним с питанием, я попрошу аванс в клинике, долларов сто и мы перекрутимся, а вот квартира. Боже, как она мне нравится, какие у меня были мечты?»  

Леночка отвернулась от Эдика и зарыдала так горько, что у него началось сердцебиение, он почувствовал, что задыхается, и захрипел, лицо у него приняло синюшный цвет. Леночка вскочила, бросилась к медицинской аптечке, достала какой-то флакончик и, накапав в него лекарство, заставила Эдика его выпить и уложила его в постель. Сама села рядом и начала гладить Эдика по голове, прошла минута, сердце у Эдика заработало ритмично, цвет лица нормализовался, ему стало лучше. У Леночки от испуга за Эдика, слёзы сразу же просохли, и все денежные дела показались, абсолютно, незначительны по сравнению со здоровьем Эдика. Она поняла, что всё происшедшее, 

- роковая случайность, которая могла произойти с каждым, и что Эдик переживает её гораздо больше, чем она. Леночка взяла себя в руки и начала успокаивать Эдуарда.  

– Ну и чёрт с ними. Деньги, всегда, легко придя, легко и уходят, – говорила она Эдику тихим, спокойным голосом, – обидно конечно, но это не конец света. Завтра встретишься со своим Юркой, попроси у него в долг только деньги на квартиру. Не сможет он тебе отказать, ведь ты же его выручил. 

– Да, это выход, – сказал Эдик повеселевшим голосом, – попробую взять взаймы у Юрки. Если он мне откажет, тогда, выхода нет, придётся просить у матери. Мне этого очень не хочется делать, падать в глазах матери на уровень ниже плинтуса, но мне, так же очень, нравится эта квартира, первый наш совместный дом. Леночка взяла стетоскоп и послушала сердце Эдика, удостоверившись, что с ним всё в порядке, строго сказала: «Лежи, не вставай, я, сейчас, приготовлю ужин и позову тебя на кухню, а пока, ни шагу из постели». Она поцеловала Эдика и вышла из комнаты. 

Эдуард лежал и слышал, как Лена ходила на кухне, позвякивание посуды, шум воды в мойке. Эти, такие обыденные звуки, вконец, успокоили Эдуарда, и мысли его уже текли в спокойном русле. Да, он дал маху, сделал большую и глупую ошибку, но ведь это действительно, не конец света, а всего лишь деньги.  

– Будем считать, – продолжал думать Эдик, – что я получил хороший жизненный урок, правда, он мне, очень, дорого обошёлся. 

В этот момент в комнату вошла Леночка в новеньком, весёленьком передничке и присев в книксене произнесла: «Мой господин, ужин подано, извольте к столу». Эдик встал и обнял Леночку. Так, обнявшись, они вышли на кухню. После ужина Леночка предложила прогуляться, они оделись и пошли на Приморский бульвар. Вечер был тёплым и они, присев на бульваре на скамейку, обнялись, и долго любовались видом моря и раскинувшегося внизу порта, слушая его нескончаемый шум. На бульваре сидели, ходили весёлые и счастливые Одесситы. То тут, то там слышался задорный смех молодых людей, либо гитарная музыка и песня под неё. Всё это вместе, плюс тёплая южная ночь, накрытая чёрным бархатом неба с ярко светящими звёздами млечного пути, и доносившееся мощное дыхание моря с его свежим йодистым запахом, как бы говорили Эдуарду: «Жизнь прекрасна, принимай её такую, как она есть».  

Спустя полтора часа, они вернулись домой и умиротворённые улеглись спать. 

Эдик смотрел на Леночку и думал о том, что Бог его наградил, подарив ему любовь этой молодой женщины с которой можно преодолеть любые преграды. Он обнял Леночку и почувствовал, как она потянулась навстречу ему всем своим существом, Эдик целовал её шею, плечи, груди, ложбиночку между ними. Каждый из двух сосков, её возбуждённых грудей, предлагал себя для поцелуя и отзывался на поцелуй. Тело Леночки затрепетало под его ласками, она выгнулась дугой и сладострастно вздохнув, впустила его в себя, застонав от наслаждения. И это наслаждение то нарастало, то спадало, давая им, возможность перевести дух, затем, опять, захватывало их целиком и возносило на самую вершину блаженства. Заснули они, уже, под утро. 

Утром они проспали и, быстро собравшись и поделив оставшиеся у Леночки деньги, 

взяли такси, и с разницей в пять минут, но без опоздания, прибыли, каждый, на свою работу. Эдуарда представили коллективу новой телекомпании, ознакомили с его обязанностями, и он с головой погрузился в работу. Он не заметил, когда подошло время обеда. Эдик пошел в столовую, которая находилась в телецентре, и когда, уже, заканчивал кушать, он удивился, почему сегодня он не видел Юрия. Увидав в столовой начальника отдела кадров, Эдик поздоровался с ним и спросил где рабочее место Юрия, где он может сейчас его найти. Иван Сергеевич ответил, что рабочего места у Юры нет, что он, вообще, хочет, ходит на работу, а не хочет, не ходит. Поэтому помочь Эдуарду, Иван Сергеевич, в этом вопросе не может. Эдуард поблагодарил кадровика и решил из своего офиса позвонить Юре домой, его домашний номер телефона у Эдуарда был. Трубку сняла женщина, Эдуард попросил Юрия к телефону. Женщина поинтересовалась, кто Юру спрашивает. Эдик представился, тогда женщина, которая оказалась мамой Юры, видимо боясь, что её прервут, быстро заговорила: «Эдик, я очень рада тебя слышать, слава Богу, у Юрочки появился хороший друг. Но вчера папа очень на него рассердился, он пригнал папе машину в бессознательном состоянии, был так пьян, что не помнил, как он это сделал. Отцу надоели Юрины бесконечные пьянки, и он поместил его в какую-то частную клинику, где Юрку выведут из запоя, очистят ему кровь и закодируют. Я постараюсь узнать, где находится эта клиника, позвони мне завтра в это же время, всё Эдик, я кладу трубку».  

Это известие огорошило Эдика, и он, судорожно, думал, что надежда на Юру рухнула, продолжая держать у уха телефонную трубку, издающую короткие гудки. 

Наконец-то, он спохватился и положил трубку на рычаг аппарата. Он не мог сосредоточиться на рабочих вопросах. В его мозгу, постоянно, стоял один вопрос, как найти деньги. Завтра, уже, будет среда, после неё через два дня он должен заплатить три тысячи шестьсот долларов, иначе скандал и позор. Как он будет смотреть в глаза матери, что скажет и как оправдается? Надежда, взять взаймы у Юры, рухнула, похоронив под собой планы Эдика и Леночки. Эдик, конечно, позвонит матери Юры, даже, наверное, съездит к другу, но как человек разумный он понимал, что Юрка ничего сделать не сможет. Он, просто, не дееспособный, вряд ли, догадался спрятать в трусах кучу денег. 

Обдумывая всё это, Эдик почувствовал, что сложившаяся ситуация берёт его за горло. Единственный человек кто может ему помочь, – это его мать. В этот момент он вспомнил предостережение своей матери по поводу дружбы с Юрием, она чувствовала, что эта дружба вылезет Эдуарду боком. Так оно и произошло. 

Ну, что же, дождёмся завтрашнего дня, и всё станет ясно, – подумал Эдик. После этого он, опять, занялся рабочими вопросами и в конце рабочего дня, когда Генеральный собрал сотрудников на совещание, он смог доложить свои предложения по организации работы компании. Генеральный остался доволен той работой, что проделал Эдуард, о чем высказался на совещании. 

Хоть одно светлое пятно сегодня, – думал Эдуард, вспоминая похвалу Генерального директора. 

Эдик приехал домой около семи часов вечера, Леночка была на кухне и суетилась по хозяйству. Он разделся и, войдя на кухню, нашёл Леночку очень хорошенькой в новом передничке, на который он вчера не обратил внимания. Он обнял её и поцеловал. Она посмотрела на него молча, хотя выражение её лица выглядело, как один сплошной вопрос. 

Эдик присел на стульчик у кухонного стола и рассказал Леночке всё. Она слушала, не перебивая и в конце его рассказа, очень расстроилась. Она старалась не подавать вида, но Эдик заметил, как опустились её плечи и погасли огоньки в глазах. Потом, опомнившись, сказала Эдику, что доктор Шариш предложил ей аванс в триста долларов, так, что месяц с питанием, они продержаться. Эдик похвалил Леночку, но настроение у них от этого не улучшилось. Он сказал, что завтра после работы, собирается поехать в клинику, где лечится Юра, надежды он на него не питает, но нужно использовать все шансы, прежде чем идти к матери. Леночка согласилась с ним, и они, поужинав, провели вечер у телевизора. 

На следующий день, под конец рабочего дня, Эдуард позвонил маме Юрия, и она дала ему адрес частной клиники, где Юру избавляли от алкоголизма. Сразу после работы 

Эдик поехал по этому адресу. Клиника находилась в районе монастыря. Его долго не пускали к Юре, звонили родителям, и видимо, попав на его мать, получили разрешение допустить Эдуарда к Юрию. Строго предупредив, чтобы Эдуард не пронёс чего-нибудь спиртного, проводили его в палату Юрия. Войдя в палату и поздоровавшись с Юрой, Эдик обратил внимание, что лежавший на кровати с полузакрытыми глазами Юра, как-то странно прореагировал на приход Эдика. Эдик поставил ему на тумбочку пакет с апельсинами, которые предварительно купил, и спросил о самочувствии Юры. Только тогда, Юра, чуть-чуть, приоткрыл глаза, заторможено поздоровался с Эдиком и замолчал. 

Прошла минута или более, Юра, опять, открыл глаза и слабым голосом поблагодарил Эдика за апельсины и опять впал в какое-то замороженное состояние. Эдик понял, что Юрку обкололи какими-то препаратами с наркотическим воздействием и, что его друг ничего сейчас не соображает и ничем ему помочь не сможет. Эдик посидел ещё минут десять с Юрой, тот за это время даже позы не поменял, затем встал, пожелал Юрию поправляться и вышел из палаты. 

Эдуард приехал домой, когда Леночка, уже, приготовив ужин, ожидала его. Он вошёл на кухню, и Леночка вопросительно посмотрела на него. Он, отрицательно покачал головой.  

– Ну, тогда, иди быстро вымой руки, а то и так всё уже остыло, – ровным голосом произнесла Лена. Когда, вымыв руки, Эдик сел за стол, Леночка подала ужин и присела рядом с ним. Эдик машинально жевал и думал о том, что в последнее время его преследует, просто, фатальное невезение. Он понимал, что другого выхода у него нет. 

Завтра нужно идти к матери и всё ей рассказать, валяться в её ногах, умоляя дать ему деньги. Эта перспектива приводила Эдуарда в бешенство, и он, с трудом сдерживался, чтобы не сорваться на Леночке. Леночка чувствовала состояние Эдуарда и молчала. Она понимала Эдуарда и сочувствовала ему, но в то же время считала, что он должен обо всём рассказать матери. Закончив кушать, Эдик подвинулся к Леночке, обнял её и сказал, что завтра пойдет к маме.  

– Мне кажется, – сказала Леночка, – это будет в данной ситуации самое правильное решение. Не съест же тебя мама, ну поругает тебя немного, но деньги даст. Ты ей скажи сразу, что мы взаймы у неё берём эти деньги. При наших зарплатах мы с ней рассчитаемся за пол года. Я понимаю Эдик, что это претит твоему мужскому самолюбию, но сам же видишь, что ситуация безвыходная. 

– Ладно, Бог с ней с ситуацией. Чему быть, того не миновать, – сказал рассудительно Эдик. – Давай, малыш, перед завтрашней маминой выволочкой, сходим в кафе, где есть хорошая музыка, посидим, выпьем кофе, развеемся. Леночка согласилась и побежала одеваться. На удивление, оделась быстро, и они вышли из дома. Решив посидеть в кафе «Фанкони», они пошли по улице Ланжероновской до улицы Ришельевской, и опять, Эдуард почувствовал на себе, уже, знакомый липкий взгляд. Он закрутил головой, пытаясь определить источник этого взгляда, но ничего подозрительного не обнаружил. 

Эдик и Леночка прекрасно провели время в кафе, придя, домой любили друг друга так неистово, как будто в последний раз. 

В пятницу Эдику передали для режиссуры сценарий шоу, которое должно состояться во время первого эфира новой компании. Подготовив свой вариант сценария с режиссёрскими вставками, он показал его Генеральному директору. Тот утвердил вариант Эдика и направил его в производство, предварительно похвалив Эдуарда. Эдик очень обрадовался этому обстоятельству, но мысль о встрече с матерью, тут же убирала улыбку с его лица. Он, специально, задержался на работе, чтобы застать обоих родителей вместе. Хотя, отчим редко вмешивался в решения матери, но своим молчаливым согласием, как бы, утверждал её решение.  

Поэтому, Эдик появился в особняке на улице Садовой без четверти восемь. Родители пригласили его отужинать с ними, но Эдик отказался, сославшись на то, что Леночка будет готовить ужин, а он не сможет его съесть, что обидит Леночку. 

– Правильно сынок, – одобрительно похвалила его мать, – человека который о тебе заботится необходимо уважать и ценить его труд. Так, что же тебя привело к нам, какой такой срочный вопрос? 

– Понимаешь мамочка, я пришел, чтобы извинится перед вами, сказать, что в том, что произошло моя вина есть, но сделал я это по глупости и неумышленно. Поэтому я прошу у вас прощения, я сделал из происшедшего выводы, которые не забуду всю жизнь. 

Эдуард собрался с духом и рассказал родителям все, ничего не скрывая и нигде себя не жалея и не оправдывая. Он, даже, рассказал им, сколько труда и вкуса вложила Леночка в обустройство квартиры, и как она рыдала, узнав, что нечем будет заплатить за эту квартиру. Поэтому Эдик просит своих родителей, дать ему взаймы на пол года деньги на оплату квартиры, ровно, через пол года он возвратит родителям эти деньги. Сказав это, он встал перед родителями с поникшей головой, как нашкодивший школьник перед классным руководителем. 

У Изольды Семёновны денег не было, те деньги, что она дала Эдику, она собирала года три. Она, конечно, смогла бы найти деньги. Но её, как женщину властную, живущую, всегда, своим умом, и всю жизнь, решавшую вопросы посложнее, чем тот, что ей задал её сын, возмутила эта поза нашкодившего, неразумного дитя, а не мужчины лицом к лицу сражавшегося с жизненными трудностями, что она накричав на него и обругав его отказалась дать ему денег, и последние её слова звучали так: « А теперь, пошёл вон из моего дома, решай свои проблемы сам как настоящий мужчина, и когда научишься это делать, тогда приходи, поговорим». 

У Эдуарда от этих слов его матери и от обиды как будто что-то переклинило в его голове, и он заорал: « Ну и хорошо! Ну и ладно!» Я больше никогда не приду к тебе! Ты же не мать, а домашний деспот, какой-то жандарм в юбке. В тебе нет ласки к твоему единственному сыну, и у меня, её не будет, теперь, к моей матери. Я ухожу и больше никогда к тебе не приду! 

Эдуард повернулся и вышел из комнаты. Он пошёл по Дерибасовской прямо в Ирландский паб, там сев у стойки бара за десять минут выпил грамм триста виски, сознание его поплыло. Вдруг, рядом с ним сел он сам и, глядя на первого Эдуарда, второй Эдуард спросил: «Что, хреново? Тебе, только сейчас, хреново, а как же быть с теми людьми, которым всю жизнь хреново? Но ничего, ты, очень, скоро это узнаешь, и справедливость восторжествует». Эдуард первый, сидя на высоком стуле у стойки бара закрыл глаза, а когда он их открыл, Эдуарда второго не было. Эдик покрутил головой, никого не заметив, подозвал бармена и спросил у него, куда делся этот второй, что сидел с ним рядом. Бармен сказал, что возле Эдуарда никого не видел и предупредил, что больше Эдуарду спиртного не даст. 

– Не дашь, ну и не надо, – пробормотал Эдуард, – у меня дома есть спиртного сколько хочешь. 

– Вот и иди домой, только рассчитайся, – с улыбкой ответил бармен, – а там и пей своё спиртное. 

Эдик протянул бармену купюру, тот отсчитал ему сдачу и Эдуард, нетвёрдой походкой, направился домой. 

Как только он открыл двери своего дома и переступил порог, Лена, увидав его, всплеснула руками и подбежала к нему. 

– Эдик, ты же пьян, что случилось? Ты был у родителей? – суетясь вокруг Эдика и стараясь его раздеть, спрашивала Лена. 

– Был, они мне отказали и выгнали из дома, – с трудом ворочая языком, проговорил Эдик, – собирай наши вещи, мы покинем этот дом. 

Это были его последние слова, после которых он просто вырубился. Леночка, плача и причитая, перетащила его тело в спальню, кое-как раздела его и, уложив на кровать, укрыла одеялом. Эдик спал с выражением лица, как у младенца. Леночка, не раздеваясь, 

легла с ним рядом, обняв его начала гладить его по голове, а слёзы ручьём лились из её глаз. Наконец-то она успокоилась и уснула рядом с ним, продолжая тревожно вздрагивать и постанывать во сне.  

Утром в субботу, Леночка проснулась около одиннадцати часов дня. Эдик ещё спал, и перегар спиртного выдыхаемого им стойко прописался в спальне. Леночка укрыла Эдика одеялом, которое сползло с него, и открыла форточку, затем, она пошла заниматься своим утренним туалетом. Окончив утренний туалет, который у неё обычно занимал минут тридцать, она вошла в спальню и подойдя к окну, чтобы закрыть форточку, увидала у дома три милицейские машины, и двух милиционеров разговаривающих с дворником. 

Наверное, что-то случилось, – подумала она и посмотрела на часы. На часах было без четверти двенадцать. В этот момент в дверь позвонили, Леночка, подойдя к двери и посмотрев в глазок, увидала двух милиционеров и человека в штатском. Она открыла двери и спросила, что им нужно. Милиционер представился Участковым и спросил, тут ли проживает Князев Эдуард Сергеевич. Леночка ответила, что тут, но он ещё спит.  

Это хорошо, – сказал Участковый и, оттеснив Леночку, они вошли. В этот момент открылась дверь в спальне и Эдик, взлохмаченный после сна, вышел в коридор и спросил: «В чем дело, почему вы врываетесь в мой дом?» 

А ты бедненький и не знаешь, – начал человек в штатском, почувствовав от Эдика перегар спиртного, – видать для храбрости с утра выпил, вот тебе память и отшибло.  

Кто вы такой и почему со мной так разговариваете, – напирал Эдик, который ничего не мог сообразить. 

Я следователь прокуратуры Логов Иван Иванович, нахожусь в этом доме для ареста подозреваемого в убийстве собственной матери Князевой Изольды Семёновны, Князева Эдуарда Сергеевича и производства обыска места проживания подозреваемого, – спокойно объяснял Эдуарду следователь, затем сказал Участковому : «Капитан, пригласите понятых». Вошли двое гражданских и ещё двое сотрудников милиции, которые начали планомерно обыскивать весь дом. Они рылись везде, даже, в белье Леночки. Следователь попросил Эдика пройти с ним на кухню и посадив его там, напротив себя, начал первый допрос.  

На Эдика накатил какой-то ступор, в голове у него всё перемешалось, он ничего не мог понять. А следователь продолжал задавать какие-то дурацкие вопросы. Прошло минут двадцать до Эдика начал доходить весь ужас положения, его сознание как будто включилось, а следователь уже вспотел, задавая Эдику вопросы на которые Эдик не дал ни одного ответа. 

Наконец-то Эдик сказал следователю, чтобы он объяснил, что произошло и в чем Эдика обвиняют. 

Следователь объяснил, что Эдуард подозревается в убийстве своей матери Князевой Изольды Семёновны, которое произошло сегодня в десять часов двенадцать минут по Киевскому времени. 

Что?!! Мама убита??! – вскликнул Эдик и потерял сознание. 

Эй, кто-нибудь, – закричал следователь, – пригласите нашего судмедэксперта, пусть с собой возьмет нашатырный спирт. 

Медик вошел на кухню и, увидав Эдуарда в обмороке, сунул ему под нос ватку с нашатырём. Эдуард вздохнул и закашлялся, приходя в себя. Сознание медленно возвращалось к нему. Ему казалось, что это какой-то кошмарный сон, он, даже, подумал, что это потому, что он вчера много выпил и никак не может проснуться. Он, на глазах у следователя, ущипнул себя с закрытыми глазами, затем открыл глаза и, увидав ту же картину сник, из глаз его потекли слезы. Жестокая реальность сказанного следователем дошла до его сознания и он понял, что его мама, которую он так сильно любил, кем-то убита и в совершении этого злодейства подозревают его. 

Он поднял голову, и прямо глядя в глаза следователю сказал: 

«Я не убивал свою мать, я её очень любил, на каком основании вы подозреваете меня». 

Вы, по образованию кинорежиссёр, – саркастически сказал следователь и продолжил, – не знаю, какой вы будете режиссёр, а вот актёр из вас получается просто чудесный. У меня куча свидетелей, которые видели Вас выходящим из дома вашей матери в десять часов пятнадцать минут двадцать четвёртого сентября, то есть сегодня. И ещё много улик которых хватит для любого суда, чтобы надолго посадить вас за решётку. 

Я вам повторяю, я не убивал мою мать, всю ночь я проспал дома, это может подтвердить моя невеста, – утверждал Эдуард, – и это моё алиби. 

Дохленькое у вас алиби, Князев, – тем же саркастическим тоном ответил следователь, – ваша невеста подтвердила, что вы пришли домой около десяти часов вечера, были очень пьяны, она вас раздела, уложила в постель и уснула рядом с вами, а проснулась она без нескольких минут одиннадцать. А вам, чтобы дойти с улицы Садовой, где расположен магазин вашей мамы, до улицы Гаванной, где спала крепким сном ваша невеста, нужно десять минут. Вы выйдя из магазина вашей мамы в десять пятнадцать, что неопровержимо доказано, в десять двадцать пять, уже, лежали рядом с вашей невестой и, 

проснувшись, она действительно увидала вас рядом с собой. 

Это же бред! Зачем мне убивать мою мать, я её любил, с болью сказал Эдик. 

И на этот ваш вопрос у нас имеется ответ. Вы вчера вечером были в доме у своих родителей и устроили скандал там. Не скажете, по какой причине? 

Эдик молчал. 

Ну, тогда я скажу вам, вы пришли требовать у матери деньги, которые вам срочно понадобились, – с металлом в голосе говорил следователь, – и деньги не малые. Когда она отказала вам и выгнала вас из своего дома, вы напились для храбрости и утром, убив мать забрали из магазина все деньги и ценности которые в нём были. 

Бред какой-то, проговорил Эдик. 

А мы посмотрим на суде, посчитает ли судья всё это бредом, – иронично ответил следователь. 

Эдик сидел на стуле, обхватив голову руками, и больше ни на что не реагировал. К следователю подошёл старший опергруппы которая проводила обыск в доме Эдика и доложил, что ни орудия убийства, ни денег, ни ценностей не найдено.  

Ничего, – подумал следователь, – дело ясное, я его дожму и он расколется до самой ж..ы и покажет, где и что он спрятал. 

Тогда здесь заканчивайте, – приказал следователь, – подозреваемого в КПЗ, меня подвезёте в прокуратуру.  

Эдика в наручниках вывели из квартиры и посадили в милицейскую машину, в неё же села оперативная группа и следователь и машина отъехала от дома.  

Леночка, не переставая плакать, смотрела, как увозят Эдика, и тоска схватила и сжала её сердечко. Она заметалась по дому, бесцельно подбирая вещи с пола в одном месте, а потом кидая их в другое. Но, затем, её как будто, кто-то остановил, она успокоилась, лицо её, обычно, выражавшее ласку и доброжелательность приобрело жёсткое выражение, она села у стола и задумалась. Прошло несколько минут, выражение лица Леночки стало решительным, и она принялась за дело. Переходя из комнаты в комнату, собрала все вещи, которые принадлежали им с Эдуардом, упаковала их в сумки и чемоданы и поставила у дверей квартиры, затем, до блеска убрала всё в квартире, сходила в ближайшее кафе и перекусила там. Она хотела пойти на Садовую, и высказать свои соболезнования Игорю Михайловичу но, подумав, отказалась от этого намерения. 

Леночка вернулась домой, приготовила семьдесят пять долларов за неделю проживания в квартире, и села у стола на кухне, дожидаясь хозяйку квартиры. Не прошло и часа как в дверь позвонили. Пришла хозяйка и, сказав, что она, уже, всё знает, обошла квартиру, отметив, что Леночка была аккуратной хозяйкой, затем Леночка поблагодарила её и вручила ей деньги. Хозяйка поохала, но ключи у Леночки забрала. Леночка оделась, взяла свои вещи, попрощалась с хозяйкой и вышла из дома. 

У неё опять навернулись на глаза слёзы, когда она выходила из дома, счастье было так близко. У неё был рядом любимый человек, хоть временный, но свой прекрасный дом, хорошая работа и перспектива жить счастливо. И все это, за исключением работы, рухнуло, разрушенное чьей-то злой и преступной волей. Она была уверена в невиновности Эдуарда, но, всё-таки, какая-то червоточинка в её мыслях была. Она вспомнила, какой он был пьяный и, практически, ничего не соображал, и теоретически, он мог встать раненько, не разбудив, Леночки, и пойти куда угодно, и вернуться, и лечь опять рядом с ней. Но, вспомнив, какой Эдик человек, его честность была превыше любых соображений, и как сильно он любил свою мать, она отбросила все сомнения. 

Леночка действовала как запрограммированный автомат, взяла такси и отвезла все свои вещи в камеру хранения на вокзале. Водитель такси, человек лет тридцати, увидав точёную фигурку, стройные ножки и красивую мордашку Леночки, в надежде на возможный бонус со стороны Леночки, помог ей перенести вещи в камеру хранения. И его лицо выразило крайнюю степень разочарования, когда Леночка протянула ему за помощь пять гривен. Он уже собрался сделать ей другое предложение но, увидав взгляд Леночки, взял деньги и ушёл. Дальше, Леночка, на том же вокзале, сняла у очень доброй на вид бабушки комнату в её квартире. Бабушка, представившаяся Маргаритой Филипповной, выглядела очень хорошо, несмотря на то, что ей было за семьдесят. Она 

показала Леночке квартиру, в которой она проживала одна. Квартира была двухкомнатная, с маленькой кухонькой и совмещённым с ванной туалетом. Комната, которую сняла Леночка, имела отдельный вход из маленького коридорчика. То есть Леночка могла приходить к себе и уходить, не беспокоя хозяйку. Квартира хозяйки находилась недалеко от вокзала, поэтому Леночка, рассчитавшись с хозяйкой за месяц вперёд, пошла на вокзал и забрала, только, свои вещи и постельное бельё из камеры хранения. Вещи Эдика остались в камере хранения. Она не хотела их оставлять, просто, её физических сил не хватало, чтобы перетащить всё. Затем она поехала в прокуратуру и пробилась на приём к следователю, который сказал ей, где содержится Эдик и когда его можно посещать. Леночка всё записала и собралась попрощаться со следователем, но он опять начал её расспрашивать. Леночка ему ответила, что к своим прежним показаниям, ей добавить нечего. Она уверена, что Эдик спал с ней и не покидал её всё время. 

Следователь, с постным лицом, выслушал Леночку и разрешил ей уйти. Иван Иванович был не доволен. Дело, казавшееся таким простым и ясным, уже таким не казалось, когда он ознакомился со всеми материалами дела. И он ещё раз просмотрел и  

подверг самому жёсткому анализу каждый документ. 

Вот свидетельское показание домработницы Князевых в котором она показала, что услышав звуки похожие на выстрелы, подошла к окну и увидала сына Изольды Семёновны, который вышел из магазина Князевой в десять часов пятнадцать минут с черной сумкой. Она описала его одежду и обувь, и они нашли в квартире, где проживал Эдуард эту одежду и обувь, но на ней не было ни следов крови, ни следов пороха. А согласно заключению эксперта, в Князеву стреляли, почти, в упор и на одежде убийцы должны были остаться следы крови потерпевшей и следы пороха. Ни того, ни другого на Одежде Эдуарда не нашли.  

Далее свидетельское показание мужа потерпевшей, в котором он показал, что Эдуард вечером, накануне убийства, приходил к матери и требовал большую сумму денег, которые ему срочно понадобились. Его мать отказалась дать ему деньги, и сыночек устроил скандал, в ответ мать выгнала его. Он ушёл, хлопнув дверью. Этот факт подтверждал мотив убийства. Но почему преступник, после убийства женщины, забрал вместе с деньгами из кассы ещё и золотые изделия, обыкновенную продукцию ювелирных заводов, которые все вместе не покрывали и половины той суммы, которую требовал у матери Эдуард. Почему Эдуард не взял раритетную вещь, стоимость которой в пять раз, перекрывала требуемую Эдуардом сумму, и как свидетельствует муж потерпевшей, 

Эдуард знал стоимость этой вещи. Это была ещё одна нестыковка, которая беспокоила следователя. 

Следующие три документа, это свидетельские показания молодой парочки и человека, который фотографировал свою жену как раз в тот момент, когда убийца вышел из магазина. На фото, как фон был магазин, из дверей которого выходил Эдуард с чёрной сумкой в руках. Поскольку до магазина от точки, с которой производилась съёмка, было метров тридцать пять, черты лица Эдуарда на фото чётко не просматривались, но силуэт, рост, цвет волос, причёска и одежда, – всё совпадало с Эдуардом и его одеждой. На этом фото, стоял отпечаток с датой и временем производства съёмки этого кадра. То есть десять часов пятнадцать минут. Молодая парочка, когда им предъявили для опознания пять фото, среди которых было фото Эдуарда, в один голос выбрали фотографию Эдуарда и показали, что это он выходил из дверей ювелирного магазина в десять часов пятнадцать минут. 

Но самая главная нестыковка, которая расстраивала Ивана Ивановича, – это было то, что у Эдуарда не нашли ни чёрной сумки, ни похищенных денег с золотыми изделиями, ни пистолета «Макарова» из которого, согласно заключению экспертизы, было произведено пять выстрелов. Зачем нужно было пять выстрелов, тоже, была загадка, ведь эксперты утверждали, что потерпевшая умерла после первого же выстрела. 

Иван Иванович Логов, следователь прокуратуры, человек порядочный, не позволявший себе подлости к подследственным в угоду начальству, ещё раз, тяжело вздохнул и, закрыв папку с документами дела, спрятал её в сейф. 

Он, конечно, надеялся, ещё, на один допрос Эдуарда, думая, что ночь, проведённая в КПЗ на нарах заставит его задуматься и он расскажет куда спрятал деньги, ценности и оружие. Хотя, анализируя поведение Эдуарда, его реакцию на сообщение о смерти матери, Иван Иванович уже не имел той уверенности в виновности Эдуарда, какая была у него до первого допроса Эдуарда. И вот, раздираемый противоречиями, Иван Иванович отправился домой, потому, что время было около восьми часов вечера и его жена, опять, запустит свою лесопилку. Жена Ивана Ивановича была не хуже и не лучше всех жён. Она, как и все другие жёны хотела, чтобы её муж больше времени проводил с ней, но это, никогда, не получается ни в одной семье, поэтому она и пилила, беззлобно, своего благоверного в надежде, что он исправиться. Иван Иванович, более чем за двадцать лет совместной жизни, привык к этому жужжанию своей жены и воспринимал его как фон. Он, даже, научился, впопад, отвечать на какие-то выпады жены в его сторону, одновременно, обдумывая, какие-то, нестыковки из расследуемых им дел. Вот и сейчас, из его головы не уходили нестыковки в деле Князева Эдуарда. Он, под мерное жужжание своей супруги, составлял план завтрашнего допроса Эдуарда, мысленно прогоняя в голове их диалог в котором он состыкует все нестыковки, либо….. Иван Иванович не допускал, даже, в мыслях второго варианта, так сильны были улики и свидетельские показания против Эдуарда. И тут Иван Иванович вспомнил, что сегодня суббота, следовательно, допрос он проведёт не завтра, а послезавтра, это ему очень подходило. 

В понедельник на допрос к следователю Эдуарда привели к десяти часам утра. 

Эдуард сел на стул и хотел подвинуться ближе к столу, но не смог, стул был привинчен к полу. Выглядел Эдуард как воробей после драки, весь взъерошенный, одежда помята, но взгляд был спокойный. Иван Иванович понял, что ни он один готовился к допросу и для проверки спросил у Эдуарда: «Ну что Эдуард Сергеевич, будем говорить?» И тут же получил ответ, который выбрал Эдуард для себя в качестве тактики защиты: «Говорить мне вам нечего. Я не убивал свою мать, я скорблю о ней». 

– Ну, хорошо, я вам буду предъявлять документы, вы будете ознакамливаться с ними, а в конце нашего разговора, основываясь на предъявленных документах и показаниях свидетелей, вы мне сами скажите кто убийца. Вы согласны?- миролюбиво предложил следователь. 

-А откуда я знаю, что вы мне будете показывать подлинные документы, а не какую-нибудь липу? – ершисто спросил Эдик. 

– Вы сами это увидите, – так же миролюбиво ответил следователь, – и добавил, протянув Эдику первый документ, – Это свидетельские показания вашей домработницы, 

а это показания вашего отчима, – протянул Эдуарду второй документ. А вот эти два документа это свидетельские показания молодой парочки, которая сидела на скамеечке в скверике напротив магазина вашей мамы. Они вдвоём видели, как вы вышли из магазина с чёрной сумкой в руках. Кстати, куда вы спрятали сумку? 

– Никакой сумки у меня нет, и не было, и утром в субботу меня в магазине не было, 

я спал у себя дома рядом со своей невестой, – резко ответил Эдуард. 

– Предположим, вы правы, – спокойно реагировал следователь, – тогда, как понимать вот этот протокол опознания вас свидетелями, видевшими вас выходящим из магазина в субботу в десять часов пятнадцать минут. 

-Они перепутали, – не так уверенно, как раньше отвечал Эдик. 

– Предположим, что они перепутали, втроём. У вас Эдуард, как у плохого солдата, который считает, что вся рота идёт не в ногу, только, он один в ногу. Ну, мало ли чего не бывает. Может и перепутали. Тогда, скажите мне, кто изображён на этой фотографии? – Следователь протянул Эдуарду большую фотографию, на которой все было закрыто бумагой за исключением человека. 

– Это я на этой фотографии, – мельком взглянув на фото, ответил Эдуард. 

– Вы уверены? Посмотрите внимательнее, – попросил следователь. 

– А что на неё смотреть, это действительно я, что, по-вашему, себя узнать не могу? – уверенно ответил Эдуард. 

– Ну что же если вы так уверены, тогда посмотрите на это фото полностью, – и Иван Иванович снял бумагу, закрывающую всё поле фотографии кроме фигуры человека. 

Эдуард взглянул и обалдел, на фото был он, выходящий из дверей маминого магазина с чёрной сумкой в руках. Но больше всего потрясло Эдика то, что на фото была дата и время. Электроника фотоаппарата проштамповала на кадре число, месяц, год и время съёмки этого кадра.  

Иван Иванович внимательно наблюдая за лицом Эдуарда, увидал, что он побелел, глаза его закатились и он потерял сознание. Срочно вызванный медицинский работник, привёл Эдуарда в чувство с помощью нашатырного спирта. 

Следователь молчал, прошло минут пять, Эдуард потряс головой и прошептал: «Неужели я был пьян до такой степени, что ничего не помню?» 

– Тогда давайте, вместе, с вами постараемся вспомнить, как вы это сделали, – вкрадчиво сказал следователь и продолжил, – и куда вы спрятали сумку с деньгами и ценностями и пистолет. 

– Пистолет!!! – вскричал Эдик, – так вот чем её убили! 

– А вы, вроде, и не знали, – с сарказмом заметил следователь. 

Эдуард поднял голову и чётко сказал: «Я не убивал свою мать, поэтому я не знаю, чем её убили. Это всё, все ваши документы, – бред, больше я вам ничего не скажу». 

– Хорошо, посидите ещё, подумайте, – спокойно ответил следователь и вызвал конвой. 

Когда Эдика увели, Иван Иванович крепко задумался. Казалось, что Эдуард сломался и начнет давать правдивые показания, но ничего этого не произошло. Да, он закончил ВГИК, но нужно быть, просто, гениальным актёром, чтобы так сыграть изумление, когда он узнал, чем убита его мать. Может, он был и классный кинорежиссёр, но на гениального актёра он явно не тянул. И все нестыковки в деле Эдуарда, так и остались нестыковками. И поэтому, Иван Иванович не мог передать дело Князева в суд, 

так как в суд он передавал дела, когда был уверен, что расследовал их полностью. У него ещё было время на расследование и он решил потянуть с передачей дела, ещё раз проверить все документы, ещё раз поговорить с каждым свидетелем, и, в конце концов, убедить себя самого в том, что всё правильно и преступник будет наказан справедливо. 

Cледующая неделя прошла в тщательной и скрупулёзной проверке всех улик и свидетельских показаний. Следователь поговорил с каждым, проверил каждую букву свидетельских показаний, пересмотрел все акты экспертиз, и после всей этой работы оказался там же, откуда начинал. Тогда, Иван Иванович решил, ещё раз поговорить с подследственным. Когда в комнату для допросов ввели Эдуарда, следователь поразился перемене произошедшей с ним. Лицо его было спокойно, как у человека, который принял какое-то судьбоносное решение, и всё, что творится вокруг него, воспринимает как неизбежную суету. Поздоровавшись со следователем, Эдуард сел на стул и прямо посмотрел в глаза Ивана Ивановича. В глазах Эдуарда не было страха, сомнений или загнанности, которая бывает у преступников, припёртых к стенке неопровержимыми уликами. Иван Иванович молчал и пауза, которую он, специально, взял, затягивалась. И, хотя, следователь был согласен со знаменитой актрисой, которая в пьесе «Театр» сказала: «Взял паузу, держи», он первый нарушил молчание: «Срок следствия истекает. Я обязан передать дело в суд. Все улики и свидетельские показания, собранные во время следствия, неопровержимо указывают на вас, как на человека совершившего это страшное преступление. Мне всё равно, что вы думаете обо мне, но мне не всё равно, что я думаю о себе. А у меня нет уверенности, что это вы совершили преступление, хотя вот это (он поднял пухлую папку с делом Эдуарда) подтверждает каждым документом, что вы убили свою мать, – следователь опять замолчал, собираясь с мыслями а потом добавил, – помогите мне, вспомните всё в ваших отношениях с матерью, поройтесь в своей памяти, может быть есть какие то ощущения, даже самые невероятные. 

Быть может вы что-то чувствовали, видели? 

Эдуард, минуту подумал и сказал: «Где-то неделю назад, у меня появилось ощущение, будто, кто-то, за мной пристально наблюдает, но мне не удалось выяснить, кто это был. Приблизительно, в это же время, проходя мимо кафе, которое недалеко от дома матери, я увидал, что на меня через витрину смотрит мой двойник,- человек, как две капли воды на меня похожий. Я кинулся внутрь кафе, но там никого не было, а когда я вышел из кафе и снова посмотрел через витрину внутрь кафе, то увидал, что это моё отражение на чистом стекле витрины. И ещё один случай. После того, как мама отказала мне дать деньги, в расстроенных чувствах, я зашёл в Ирландский паб и там здорово выпил виски. Сидя за стойкой, отключился. Когда немного пришел в себя, рядом со мной сидел мой двойник и что-то мне говорил, но что, я не могу вспомнить, как не стараюсь. Я опять отключился. А когда очнулся, спросил у бармена, куда делся этот, что сидел со мной рядом. Бармен ответил, что никого со мной рядом не было. Ну, я и подумал что это пьяные галлюцинации. 

Иван Иванович, хоть, и всё тщательно записал, но сидевшая в нём ментовская привычка считать подследственного глупее следователя, в этот раз сработала на отлично и он подумал: «Да-а-а, хоть ты и режиссёр, но такая стратегия защиты годиться только для кино. Дал ты маху, Князев. Совсем меня за дурачка считаешь». Но вслух, он поблагодарил Эдуарда и пообещал поработать над этой информацией. Он, действительно, поработал, но не так, как умел. Предварительно, настроив себя на то, что двойник, – это режиссёрская уловка Эдуарда, он выполнил все проверки формально. Он, тщательно, расспросил мужа Изольды Семёновны, который рассказал, что когда он женился на Изольде, Эдуарду был год, других детей у Изольды не было. Во время родов Эдуарда произошло какое-то нарушение, после которого у Изольды не могло быть детей. Иван Иванович не поленился и ознакомился с медицинской картой Изольды Семёновны и, сделал выписку для суда из этого документа. Потратив на проверку этой версии оставшиеся дни, он не нашел ничего, что бы противоречило его первоначальному выводу, и скрипя сердцем и уговаривая себя, что не всегда нужно следовать за интуицией, он оформил дело и передал его в суд. Когда он передал дело и доложил своему шефу об этом, тот с удивлением спросил: «Иван Иванович, я уж начал думать, а не заболел ли ты? Такое простое и ясное дело, а ты с ним возился таки долго. Что были в деле, какие – то закавыки? 

– Нет, никаких закавык не было, документы изобличают сына Князевой на сто процентов, но есть несколько нестыковок, которые не дают уверенности, что всё правильно.  

Не бывает дел в которых нет никаких огрехов, – напыщенно произнёс шеф. 

А хотелось, чтобы были. – ответил Иван Иванович и, откланявшись, пошёл в свой кабинет. Суд должен был состояться через неделю. 

Леночка всю эту неделю моталась как белка в колесе. Она ездила на свидания к Эдуарду, собирала ему передачи, стараясь положить в них самое вкусненькое. Доктор Шариш, когда узнал о положении Эдика и Леночки, предложил им свою помощь. У него был знакомый, – хороший адвокат и доктор уговорил его заняться защитой Эдуарда. Адвокат, ознакомившись с делом Эдуарда, сказал, что на оправдательный приговор надеяться нечего. Единственное за что он постарается побороться, – переквалифицировать статью, которую инкриминировали Эдику в другую, с меньшим сроком лишения свободы. Леночка от этих переживаний, и беготни осунулась и похудела, но, приходя к Эдику на свидания, всегда, улыбалась, стараясь, поддерживать в Эдуарде бодрость. Даже, если его засудят, она будет его ждать. Маргарита Филипповна, хозяйка квартиры, которую снимала Леночка, прониклась к этой красивой и такой несчастной девушке искренним сочувствием, и пользовалась любой возможностью, чтобы покормить Леночку, а если та, категорически, отказывалась, то, хоть, напоить её горячим чаем. 

И вот наступил этот день, которого так боялась Леночка и, которого так ждал Эдуард. Почему боялась Леночка, понятно. А Эдуарду надоела неопределённость, он был готов ко всему. Самое главное для себя он решил, и это главное умещалось в его программные фразы: «Я не убивал свою мать, моя совесть чиста. Если меня признает суд виновным, это будет судебная ошибка». 

Его привезли в суд и посадили на скамью подсудимых. Дело было резонансное. Изольду Семёновну многие знали в городе, и её смерть от руки собственного сына была вопиющим случаем. Поэтому, зал был полон. Эдуард обвёл глазами это скопление людей и нигде не увидел сочувственного взгляда, только Леночка, сидевшая в первом ряду, с любовью, смотрела на него и старалась сквозь слёзы улыбнуться. Секретарь суда попросила встать, суд идет. Судья объявил судебное заседание открытым и предоставил слово прокурору. Прокурор зачитал обвинительное заключение, и потребовал для Эдуарда лишения свободы пожизненно с содержанием в месте заключения со строгим режимом. 

Судья спросил, понимает ли Эдуард в чём его обвиняют .Когда Эдуард ответил что понимает, судья спросил признаёт ли Эдуард себя виновным. Эдуард ответил, что виновным себя не признает, он не совершал тех деяний, которые ему инкриминирует прокурор. Тогда судья объявил о начале судебного следствия и удалил свидетелей, вызванных прокурором для дачи свидетельских показаний в суде, предупредив их, чтобы они не вели никаких разговоров связанных с делом в комнате ожидания до их вызова в суд. Затем, предоставил слово прокурору. Прокурор в своей речи рассказал суду, когда и что сделал Эдуард в день убийства своей матери, подтверждая каждое своё слово актами Экспертиз, протоколами опознаний, дактилоскопическими картами с отпечатками пальцев Эдуарда, и показаниями трёх свидетелей, которые в зале суда опознали Эдуарда и подтвердили свои показания, которые дали на досудебном следствии. Затем, прокурор предъявил суду фотографию Эдуарда, выходящего из магазина матери спустя две минуты после совершения убийства. Подозреваемый предъявил во время досудебного следствия алиби, – продолжал прокурор, – что он во время убийства спал рядом со своей невестой в снимаемой им квартире на улице Гаванной. Но, это алиби не выдерживает никакой критики, так как его невеста проснулась сама, согласно её показаниям, без нескольких минут одиннадцать. Преступление было совершено в десять тринадцать и преступнику, вполне, хватило времени, чтобы вернуться и лечь рядом с невестой, делая вид, что он никуда не выходил. У меня всё, Ваша честь. 

Далее судья предоставил слово адвокату. 

В своей речи адвокат обратил внимание суда, что ни во время досудебного следствия, ни после того сторона обвинения не нашла ни денег с ценностями, которые, якобы, похитил Эдуард после убийства матери, не найден, так же, пистолет из которого было совершено убийство. Эти недоработки следствия вызывают определённые сомнения в виновности моего подзащитного. А закон трактует любое сомнение в пользу обвиняемого. Далее адвокат обратил внимание суда на то сто его подзащитный дважды видел человека похожего на него, но следствие не сделало соответствующих выводов и не проработало эту версию. На что прокурор предъявил протокол допроса мужа потерпевшей и выписку из медицинской карты, которая доказывала невозможность потерпевшей родить ещё одного ребёнка, тем самым, дезавуировав последнюю претензию к прокурору. Когда прения сторон были окончены, все свидетели выслушаны, и все документы судом изучены, судья предоставил последнее слово подсудимому, в котором Эдуард, опять, повторил, что не убивал свою мать, а любит её и скорбит по ней, раздался какой то шум у входных дверей в зал судебного заседания. 

Дверь распахнулась и, прорвавшись мимо двух милиционеров, в зал вошла женщина, которая закричала судье: «Подождите, Ваша честь, я мать этого юноши и хочу дать показания». Уже собравшийся выйти в совещательную комнату для вынесения приговора, судья сел и жестом показал милиционерам, чтобы они впустили эту женщину. 

У Эдуарда от удивления отвисла челюсть, он смотрел на женщину, которая назвала себя его матерью. Эту женщину он никогда в жизни не видел и чувствовал, что сходит с ума. Казалось, что так же чувствовали себя все участники сегодняшнего процесса. Только судья, видевший ситуации и похуже, сохранил хладнокровие. Он подозвал к себе секретаря суда и что-то ей сказал Она подвела женщину к трибуне, с которой свидетели дают показания, взяла у неё её паспорт, дала ей расписаться об ответственности за дачу, заведомо, ложных показаний и все это передала судье. После этого судья предоставил этой женщине слово. Она посмотрела на Эдика сидевшего, на скамье подсудимых в металлической клетке и слёзы потекли по её лицу. Успокоившись, она сказала: « Я Сомова Ирина Петровна, мне сорок лет, работаю уборщицей в сети продовольственных магазинов, проживаю в Одессе на улице Преображенской. Когда, мне было семнадцать лет, я работала в военном санатории в городе Саки. Там я встретила человека, полюбила его. Он лечился в этом санатории. Узнав, что я забеременела, он исчез, а я, после визита к врачу, который мне сказал, что у меня будут два мальчика близнеца, так расстроилась, что выйдя из женской консультации села на скамеечку у поликлиники и заплакала. Сидевшая, рядом, на той же скамеечке женщина, тоже, была расстроена и вытирала слёзы платочком. Ей врачи сказали, что после аборта, который она сделала, у неё, никогда не будет детей. И вот, мы вдвоём сидели и плакали, она потому, что у неё не будет детей, я потому, что у меня, их будет двое и я, просто, не смогу их прокормить и поставить на ноги одна. Тут у Изольды Семёновны Князевой мелькнула мысль, после того, как нарыдавшись, мы разговорились. Она мне предложила забрать у меня одного мальчика, а мне, взамен, дать деньги, которых мне хватит на лет десять, чтобы прокормиться с одним мальчиком, иметь возможность его обуть и одеть. Это был выход для меня из создавшейся ситуации, и я согласилась. У Изольды Семёновны была подруга, акушер в родильном доме. Когда мне пришло время рожать, мы вдвоём легли в родильный дом. Чтобы ни у кого не возникало никаких вопросов, Изольда засунула себе подушку в платье. Я родила близнецов, а зарегистрировали одного как моего сына, а второго как сына Изольды Семёновны. Через неделю мы выписались, Изольда дала мне десять тысяч долларов и мы расстались. Шло время, я испытывала ужасные моральные муки. Мне казалось, что Бог, никогда, меня не простит, ведь я продала своего мальчика, лишила его материнской ласки и материнской любви. Я не могла думать ни о чём, только о моём обиженном мальчике, меня абсолютно перестал интересовать тот, что остался рядом со мной. Я думала, только, об Эдике. Я, случайно, узнала, как его назвала Изольда. В конце концов, я решила встретиться с Изольдой и, забрать своего сына, но она, видимо, почувствовав это моё намерение, куда-то уехала. Я её долго разыскивала и, только в прошлом году мне удалось узнать, что она переехала в Одессу, открыла здесь Ювелирный магазин. Я бросила всё в Саках и вместе с Геннадием, так зовут моего второго сына, переехала в Одессу. Как я была счастлива, зная, что рано или поздно я увижу своего любимого Эдика. Меня никто не интересовал кроме Эдика, Гена делал много попыток сблизиться со мной, но я его отвергала, всем своим видом показывая ему, что он мне не нужен, что мне плевать на него. Гена очень страдал, но я ничего не могла с собой поделать. Гена замкнулся в себе, стал раздражительным и злым. Если раньше он готов был сделать что угодно, только бы я на него обратила внимание, то в последнее время он перестал со мной общаться. Недели полторы назад, случайно, он нашёл мой дневник, из которого узнал об Изольде, Эдике и нашей сделке с Изольдой. Вчера, ко мне пришла его девушка, и рассказала, что он собирается убить какую-то стерву, которая лишила его брата и матери. Я, сегодня утром, побежала, чтобы предупредить Изольду, предварительно зашла на квартиру к сыну и когда увидала его в такой же одежде как у Эдика и с такой же причёской, я всё поняла и, развернувшись, побежала к Изольде». Геннадий меня остановил и сказал: «Не спеши мама, этой стервы, уже, нет, а твоего любимчика, сегодня, отправят за решётку пожизненно, – и засмеялся так, что у меня кровь застыла в жилах. 

Это я во всём виновата – сказала она обречённо и замолчала. В зале суда стояла мёртвая тишина. 

Судья поднял голову и попросил сообщить, где находится её сын Геннадий. Он у себя дома, – ответила она и тихим голосом назвала адрес. Затем судья объявил перерыв в судебном заседании на два дня в связи с, вновь, открывшимися обстоятельствами дела, и обязал прокурора обеспечить доставку в суд Сомова Геннадия Ивановича в качестве свидетеля. 

Следующее судебное заседание, после выполнения всех процессуальных формальностей, началось с речи прокурора. Прокурор в своей речи доложил суду, что по адресу указанному Сомовой Ириной Петровной, действительно проживал Сомов Геннадий Иванович, близнец подсудимого. К сожалению, доставить в суд Сомова Геннадия Ивановича не представляется возможным, так как во время ареста он принял быстродействующий яд. В квартире, где проживал Геннадий Сомов, было найдено оружие, из которого была застрелена Князева Изольда Семёновна, черная сумка тождественная сумке на фотографии выходящего из магазина убийцы, одежда идентичная одежде Эдуарда Князева с пятнами крови и следами сгоревшего пороха. Так же были найдены и изъяты украденные из магазина деньги и ценности. Всё это полностью изобличает Сомова Геннадия Ивановича в совершении убийства Князевой Изольды Семёновны с целью грабежа. В связи с этими, вновь открывшимися, обстоятельствами прокурор отказывается от обвинения Князева Эдуарда Сергеевича в убийстве собственной матери. 

В тот момент, когда судья, зачитывал приговор, в котором была фраза, – Князева Эдуарда Сергеевича оправдать в связи с отсутствием состава преступления и освободить из-под стражи прямо в зале суда, всё существо Эдуарда пронзило чувство огромного облегчения и великой скорби. Только теперь, он отчётливо понял, свидетелем какой трагедии, в судьбах близких ему людей он стал. Он понял, что ему многое придётся переосмыслить в своей жизни и когда ему на шею бросилась Леночка, он ощутил, что кошмар, в котором он находился последнее время, позади. А впереди у него целая жизнь с её взлётами и падениями, с её радостями и печалями. 

Конец.  

Владислав Пасечник. 

Сказка о свет-красе девице Ольге, злом витязе Лютоборе, и Подземном Царе. 

Было это во времена, когда на Руси творилась волшба, дымили поганые капища, а в лесах обитали кудесники. 

Ехал по черниговской земле витязь. К князю черниговскому в услужение подался – удали да силушке своей исход дать. 

Звали его Добролюб, веры он был по рождению поганой, и прежде чем перед князем челом бить, хотел веру приять византийскую, православную, да жениться на дочери крещенного черниговского купца – свет-красе девице Ольге.  

Вот едет он по лесам дремучим и дрягвам непролазным, едет силушкой похваляючись, без креста, сильный, как Северный ветер, удалой богатырь. Вот видит – стоит у дороги старый старик, косматый-волосатый глаза в землю смотрят.  

- Поклонись – говорит он витязю – поклонись богу этой земли. Поклонись Поземному Царю!  

И увидал витязь капище бога подземельного – кумир из черного дуба, а лицо у него железное, зубастое. 

- Не поклонюсь, ни тебе не идолу твоему проклятому! – сказал витязь, гневно. 

- Да на тебе ж креста нет! – вещал старик – а всяк некрещеный перед мои богом челом бить должен! 

Не на шутку разозлился богатырь, меч из ножен вынул, и разрубил идолище, а как разрубил, наружу кровь красная хлынула. А у старика горлом смола черная пошла. Закричал он, прыгнул через пень, и волком серым обернулся. 

- Ну подожди, молодец! Доберусь я до тебя! – сказал, и исчез среди деревьев. 

Посмеялся над ним молодец, и поехал своей дорогою. Шел холмами, пить захотел, и тут же появился перед ним ключ с водицей студеной. Наклонился было молодец воды испить, а над правым ухом у него, словно гром прогремел: 

- Не пей! Се тебе искушение бесовское! 

Не стал пить молодец, пошел дальше. Шел полем, захотел есть, стал от голода колоски срывать, жевать. Вот видит – чудо, среди поля стол стоит стол дубовый, а на нем каравай, да крынка молока. 

- Что за чудо такое – удивился витязь Добролюб. 

Спешился хотел было сесть, да над правым ухом, снова словно гром прогремел: 

- Не ешь! Се тебе искушение бесовское! 

Не стал есть витязь хлеба, положил только на язык три колоска. 

Вот едет дальше. Видит – впереди березонька ветви курчавые раскинула, тень в листве шелестит сладко, томно. 

Спешился витязь, коня стреножил, улегся в тень. Над правым ухом снова глас громовой раздается: 

- Не спи! Се тебе искушение бесовское! 

Человек веры христианской знал бы, что за глас его предупреждает – послушавшись дважды послушался бы его, и в третий раз. Но Добролюб веры был поганой, и про глас ничего не знал: дважды послушался, а на третий не стал. 

- Отстань, притомил – сказал он ворочаясь на правый бок, чтобы голос земля приглушила – из-за тебя я весь день не ел и не пил ничего, усох совсем. Дай хоть посплю малость… 

И задремал тут же. 

А из-за березоньки вышел кудесник. Кудесник тот был не простой смертный, а сам Подземный Царь. Увидел спящего, и обрадовался: коня увел, из груди сердце вынул, и самое имя у богатыря скрал, и стер из памяти. Взамен привел к березе коня медного, в грудь богатырю вложил сердце железное, а имя дал поганое, недоброе – Лютобор. 

Проснувшись, забыл богатырь и Ольгу свет-красу, и женитьбу и крещение, и про служение князю, – всякая память из него изошла, и желание. Поклонился он богу с железным лицом, чьи идолы прежде истреблял, собрал с лесов и степей разных недобрых людей, и загудела Земля Черниговская от его лихого разбоя. 

А свет-краса девица Ольга, ничего про то не знала ждала жениха, да тихонько слезы проливала у себя в светлице. 

Про то, что объявился возле Чернигова разбойник слышала, и страшилась его. 

Случилось бывать в тех краях святому страннику. Попросился он на постой в купеческий дом. 

Купец странника принял с большим почетом, усадил за стол, да стал слушать его речи. Рассказывал странник о землях, что за морями и пустынями о чудесах, и разных диковинах. Рассказывал и о дурном – о жестокости неправедных правителей, и разном злодействе которым полнится мир. 

- Но пуще нехристей заморских, говорил он – разбойник Лютобор, что в ваших землях разгулялся. Лицо и сердце у него железные, конь медный – из ноздрей искры сыплются. Он обозы грабит, деревни жжет, людей крещенных смерти лютой предает. И нет на него управы. 

- Уж мы про то знаем – сетует купец – тут ты нам ничего нового не сказал. 

- Верно ты говоришь, купче – молвил странник – нечего мне тут вам рассказать. Я другое расскажу – про то что только мне, Божьему человеку ведомо. Про витязя некрещеного, веры поганой, чью душу лиходей-ведьмак погубил… 

Побледнела Ольга, услышав эти слова, сердце у нее вздрогнуло. 

- Не послушался он гласа благого, соблазнился мороком бесовским, и теперь и имя потерял, и сердце свое и коня. А говорят, ехал в ваш город креститься, свататься, да князю верную службу служить… 

- Это мой суженый! – закричала Ольга 

- Как же звали твоего любезного? – спросил странник.  

- Не помню – смутилась девица – имя из ума выветрилось… 

Сказала – и зарыдала, и не было ей с той поры, никакого покоя, и никакой радости. 

Видит купец – чахнет день ото дня. На жемчуга и злато не смотрит, все о пропавшем молодце рыдает. Отцу с матерью ни слова не говорит, только нянечке своей доброй на ухо шепчет: «Убегу… как есть убегу…». 

Нянечки эти слова рассказали старому купцу. Испугался отец, затревожился – велел светлицу на все замки и засовы запереть, и двух холопов поставил под окном – ловить Ольгу, ежели та захочет сквозь окно утечь. 

Сидит Ольга у окна, плачет, судьбу свою проклинает. Тут не веточку рядом присела птица певчая – соловей. Взмолилась ему Ольга: 

- Ах соловушка, серебряное горлышко, спой под моим окном, стражу усыпи, меня ослобони… 

Слетел соловушка вниз к холопам, спел песню дивную, томную, заснули стражники крепче крепкого. 

Вот выбежала из-под стены мышка-норушка, села, и смотрит на заплаканную девицу. 

- Ох ты мышка-подружка, серое ушко, собери сестренок своих, да дочек, разгрызите засовы дубовые, за замки железные, чтобы улететь могла я свободно, вольной горлицей… 

Мыши собрались, разгрызли засовы и замки, и вышла девица из светлицы. 

А старый купец на ложе своем заворочался – неспокойно ему спалось. Посадила тогда Ольга ему в головах соловья, чтобы пением своим навевал он отцу добрые сны. 

А сама платья дорогие сбросила, жемчуга сорвала, рогожей прикрылась, сажей лицо вымазала, и до рассвета за Черниговские ворота подалась. 

Через посад идет – за ней ребятня босая бежит, на все голоса дразнит: 

- Замарашка! Головешка!  

А взрослые смотрят и посмеиваются: 

- Откуда в нашем конце, в нашей окраине такая побирушка? И не поймешь – молода она или стара, хороша, или крива, одно слово – пугало… 

Бежит Ольга, не оглядывается, полем бежит, лесом бежит – уже и ноженьки босые спотыкаются. Бежит, приговаривает: 

- Не знать мне сна, не видать отдыху, покуда не сыщу, не исцелю любимого… 

Глаза закроет – и видит суженного, – лежит он на камнях без сердца и дыхания, – вздыхает не зная, что дыхание у суженного теперь что звериный рык.  

Между тем мимо проезжал сам черный витязь Лютобор – на коне медном, со своей разбойною свитою. Ехал в броне, на лице рожа железная, жуткая, сам как медведь косматый, облику поганого. 

Увидал Лютобор замарашку, засмеялся: 

- Глядите ратоборцы, какую нам град Чернигов красавицу жалует! Богатый откуп. 

Загоготали лиходеи-разбойники, вздумали было замарашку плетьми стегать, да Лютобор не позволил: 

- Негоже нам от таких подарков отказываться, други. Отвезем эту головешку в мою твердыню. Будет она углища в моем очаге ворочать – кости мои железные греть. А Черниговских девиц мы еще добудем. 

Привязал Лютобор Ольгу к своему седлу, гикнул в сторону Чернигова, и помчалась ватага разбойная, словно бесов стая, сквозь чащи непроходимые, и дрягвы жадные, в холодную пустошь, к каменной твердыне. А той твердыне столько лет, что и не сосчитать – во всех щелях и развалинах гнездится бесовское войско – Подземного царя верные слуги.  

Зажила Ольга в той твердыне – уж страху натерпелась! Раз в месяц возвращались с набега разбойнички, пировали разгульно, пели песни браные, да промеж собой драки затевали. Приходил Лютобор, от крови руки умывал, опускался на свой черный престол, да ножищи вытягивал: 

- Головешка! Сапоги сыми! 

Олюшка сапоги снимает, сама на руки Лютоборовы косится – а они сами собой снова кровью покрываются! Видно столько зла творил этими руками Лютобор, что вовек их не отмыть. 

А сам сидит, смотрит на разбойные гуляния, и тешился – сердце у него было железное, и другой радости он не знал. 

Ольга с другими служанками разносила еду, и раздувала в очагах огонь, чтобы разбойничкам было веселей пировать. На девицу разбойники не засматривались, потому как под грязью вся красота ее выцвела и потускнела. 

Месяц живет Ольга у Лютобора, два живет – стала подмечать странное. Была в твердыне дверь, за которую не пускали никаких слуг. Только Лютобор бывал за ней в полуночный час. 

В одну ночь привело девичье любопытство Ольгу к той двери. Заглянула она в щелку и обомлела – сидит Лютобор на черном престоле, а перед ним большой очаг, и в очаге змей черные шевелится, шипит:  

- Где мой лихой витязь, с сердцем железным, с именем лютым, на коне медном? 

- Здесь я, государь мой, Подземельный царь! – отвечал Лютобор, отнимая от лица железную рожу-личину. 

Крик забился у Олюшки в груди! Узнала она лицо суженного своего утраченного. 

Змей заполз витязю на плечо, и стал устами своими погаными ему на ухо нашептывать черные свои поручения.  

- Так вот что с судьбой-молодцем моим сталось! – прошептала девица – у Подземного Царя он на посылках! 

В другую ночь, вперед Лютобора пробралась она за запретную дверь, растопила очаг и стала ждать. Вскоре в очаге зашевелился черный змей. 

- Где мой лихой витязь, с сердцем железным, с именем лютым, на коне медном? 

Ничего не ответила Олюшка, схватила раскаленную кочергу, прижала Змея к полу, и стала крестным знаменем осенять. Уж бился Подземный Царь словами ядовитыми исходил, однако же ослобониться не мог. 

Смотрит девица – а под кочергой не змей уж извивается, а старый старик стонет и плачет: 

- Отпусти меня девица, жемчугом-златом тебя осыплю. 

Но Ольга и не думала старику волю давать. Еще трижды перекрестила и спросила так: 

- Не пущу, покуда не скажешь где спрятал имя суженного моего! 

- Скажу, но вовек тебе его не достать: имя богатырское в царстве моем, на дне огненного моря! Отпусти теперь! 

- Не пущу, покуда не скажешь где спрятал сердце суженного моего! 

- Скажу, но вовек тебе его не достать: сердце богатырское в царстве моем, на вершине самой высокой сосны, в берестяном ларце… Отпусти меня теперь… 

Ольга вновь осенила старика крестным знаменем и молвила так: 

- Не пущу, покуда не скажешь, где спрятал коня суженного моего! 

Отвечал ей подземный царь: 

- Скажу, но вовек тебе его не достать: конь богатырский на моих конюшнях, и уж до них тебе за всю жизнь не добраться… 

Сказав так, сделался он змеем, вывернулся из кочерги, и зарылся в угли. Ворошила Ольга те угли, ворошила – Подземного царя и след простыл. 

В тот же час бежала девица из разбойничьей твердыни. Стала искать по земле путь-дорогу в подземной царство.  

Месяц ищет, другой. Вот и год подходит, как она из дому отцовского сбежала. Повстречался ей как-то на дороге путник святой, который прежде в дом купеческий постучался. 

К старости он подслеповат стал, потому спросил Ольгу: 

- Ты кто? Девица, аль парень? Замарашка в рогоже, с босыми пятками! 

- Здравствуй, странный человек. Я – Олюшка, Черниговского купца дочь. 

- Олюшка? Что же ты так далеко от отцовского дома делаешь? 

- Спасти хочу судьбинушку свою, молодца суженного. Ищу дорогу в Подземное царство. 

- Про суженного твоего все знаю, помню. Да только поворачивай, девица, назад, ищи себе другого молодца. Не спасешь ты никого, сама в Подземном царстве сгинешь… 

- Спасибо тебе за заботу, да только нет мне пути назад. Научи меня, как Царство подземное найти. 

Задумался странник, долго думал, потом так сказал: 

- Далеко на севере есть заповедная гора из черного камня. В той горе есть пещера глубокая – там и путь в подземное царство. В царстве том все диковинно, небо черно, как смола, а вместо цветов там камни-самоцветы. С тропы не сворачивай – враз погибнешь, назад не оглядывайся. А как дойдешь до чертогов Подземного Царя, тут я тебе и помогу… 

Сказав это, святожитель двинул своей дорогой, а девица пошла на север – искать заповедную гору. 

Вот пришла к горе из черного камня,и сыскала в ней пещеру непроглядную. Идет девица по той пещере, спотыкается, а потолки низкие, в плечах ее сгибают. Вот видит Олюшка – впереди выход, а за ним царство невиданное. Небо над ним как смола черно, а вместо цветом – камни самоцветы. Пошла девица по дороге, не сворачивая, назад не оглядываясь.  

Долго ли идет, коротко ли, а пришла Олюшка на берег огненного моря. Мимо речка бежит, среди камней бьется, не журчание, не плеск от нее доносится, а причитание и плач. А вода в той речке не простая – соленая.  

Как подошла девица к той речке, молвила: 

- Откуда ты здесь реченька, откуда ты здесь соленая? 

А речка ей отвечала: 

- Я речка слез человеческих. В мире наземном мой исток. Все горести, и плачи людские – мои ручейки. Я прежде море огненное гасила, жар глубинный унимала, а теперь завалил меня камнями Подземный царь, волюшки-выхода мне нет. 

Стала Олюшка камни тяжелые ворочать да разбрасывать, зашла в воду – стала вода сперва по щиколотку ей, подом до пояса достала, а потом и с головой скрыла. Вод последний камень расшевелила, и хлынула речка в огненное море, погасила, уняла глубинный огонь, имя со дна поднялось, будто озерная лилия – прямо в руки красна девицы. 

Смотрит Ольга на свое отражение в воде, – не налюбуется. Слезы смысли с нее и усталость и невзгоды, и стала она краше прежнего. Попрощалась девица с речкой, пошла дальше. 

Долго ли идет, коротко ли, видит: впереди сосна растет, да такая высокая, что верхушкой в смоляное небо упирается. На той макушке висит берестяной ларец. «Вот где оно – богатырское сердце» – подумала Олюшка. 

А на самой нижней ветке – беличье гнездо висит, из иголок и прутиков свито, а вкруг него бельчата молодые прыгают, тревожатся. Увидали Олюшку, взмолились: 

- Девица, девица, наша младшенькая белочка-сестрица из гнезда выпала, на земле трепыхается. А ворон в нее ее уже приметил! Обереги, верни ее к нам, сама она к нам не поднимется! 

Олюшка подняла с земле белочку еще слабенькую, подняла, вложила в гнездо. Обрадовались бельчата. 

- Чем тебе, – говорят – красна девица, услужить? 

- На самом верху висит ларец, принесите мне его. 

Первый бельчонок вверх побежал, но и трети сосны не осилил – вернулся запыхавшийся. Второй побежал – на середине ствола силы его оставили, и он назад ни с чем воротился. Вот третий бельчонок наверх полез. Смотрит на него Олюшка и думает «Куда ему? Где двое не смогли, и третий не справится. Хоть бы живым вернулся». 

Час ждут бельчонка, два ждут – не видать его. Села Олюшка на землю и заплакала. Тут слышит, кто – то по носу ее щекочет. Глаза отрывает – третий бельчонок у нее на плече резвится. А на земле ларец берестяной лежит, а в нем сердце живое, молодецкое бьется. 

Бельчонок погладил хвостиком Олюшины волосы, и засияли косы девичьи, словно солнышко. 

Обрадовалась Олюшка, поблагодарила добрых белок, и пошла дальше. 

Долго идет девица, а дорога все страшней, все запутаннее. Впереди терем железный, а вокруг забор из человеческих костей. Возле ворот странник святой уже ее дожидается: 

- Это терем Подземного Царя. Здесь, в конюшнях царских томится конь твоего молодца. Как войдешь во двор, подземный царь тебе трех коней выведет. Вот тебе мешочек, развернешь его перед лошадьми. Смотри внимательное – те кони, что подойдут к тебе, на самом деле бесы. Стеги их плетью. А тот, что смирно стоять будет – тот любимого твоего товарищ боевой. 

Поклонилась девица страннику, постучалась в ворота, а ворота и распахнулись сами собой. Ей навстречу Подземный Царь трех коней вывел – один краше другого. Всяк ржет, копытом бьет. 

- Ну – молвил Подземный Царь – где конь жениха твоего? 

Девица не растерялась – развязала мешочек6 

- Позволь, я коням твоим овса сперва дам. 

А в мешочке не овес лежал, а мясо сырое. Два коня тут же вперед подались, губами зашлепали, смотрит девица и дрожит – а у коней-то зубы острые как у волков! 

Схватила она плеть, стала бить их по спинам, и била, покуда они прочь не убежали. 

А третий конь, как стоял смирно, так и не шелохнулся. 

Разозлился Подземный царь, затопал ногами, так, что земля закачалась: 

- Разгадала ты мою хитрость, проклятая девка! Забирай коня, да только не сможешь ты молодца спасти, все равно его погублю! 

Вскочила Олюшка на коня и помчалась прочь.  

Только подъезжает к выходу – а он что норка мышина, не то что на коне, ползком не выбраться. Да тут ей на помощь снова странник пришел. Сотворил он молитву, и рухнули своды подземелья. Вышла Ольга под светлое небо, а странник ей и говорит: 

- Прежде чем ехать к суженному твоему, нужно прежнее, поганое имя в православное обратить. Тогда не будет у Подземного Царя над ним никакой власти. 

По дороге в Чернигов заночевали они монастыре, игумен имя поганое в православное претворил, и наутро Олюшка поехала дальше. 

Быстро воротилась она к Чернигову – смотрит а посад весь сожжен, под стенами побоище великое, и лежит на земле злой богатырь Лютобор с грудью разрубленной, а над ним конь медный мечется, рану зубами терзает, копытами в грудь бьет, – смерть торопит. 

Налетел на него живой конь, стал копытами бить, давить, пока вовсе в землю втоптал. 

Опустилась Олюшка перед витязем на колени, рожу бесовскую с него сняла, вынула из раны сердце железное, и вложила вместо него сердце живое, человеческое, срезала косу свою золотую, и ею рану перевязала. Вмиг кровь унялась, и задышал молодец.  

Вложила Ольга в уста свои имя новое, православное, наклонилась к самому уху суженного, и прошептала: 

- Проснись, Николай, раб Божий…  

Вспрянул молодец, глаза открыл. 

- Долго же я спал, Олюшка – сказал он, потягиваясь – что за чудо – ты здесь Олюшка! Пойдем, что ли к батюшке твоему, свататься? 

Сели они на коня, въехали в Чернигов-град. А там праздник великий – избавление от страшной напасти, от Лютобора-богатыря, всадника с лицом железным. Говорили, что князь Черниговский сам зарубил лихого разбойника. Лютоборова ватага по лесам разбежалась, да там и сгинула. 

А у купеческого дома горе – год прошел, как у купца пропала любимая дочка. Сидит купец на крыльце, седой совсем, соловья пение слушает, слезы льет. Вот видит – едет ему навстречу добрый молодец на коне, а с ним Олюшка, дочь его любимая. 

Шуму было! Когда расцеловались и поплакали, стали свадебку затевать. 

Не успели люди княжью победу отпраздновать, как тут новая радость – Николай-молодец, дружинник молодой, на купеческой дочке женится!  

А уж свадьба была на весь Чернигов-град! Стол на пиру был горой, вино рекой. Я на том пиру был, мед-пиво пил, по усам текло, да в рот не попало!  

Звучала музыка. Исходила она от большого белого рояля, за которым сидел молодой человек. Он закрыл крышку, собрал свои инструменты в небольшую сумку. Одет он был скромно, но опрятно, в сером джемпере поверх черной рубашки из мокрого шелка. Лицо его было красиво. Он обратился к женщине в белом брючном костюме, сидевшей на стуле. Она облокачивалась о белый стол и была погружена в глубокие раздумья. 

- Рояль настроен. Теперь играть на нем будет для Вас истиным удовольствием.  

Женщина вышла из оцепенения и подняла на него влажные глаза. 

- Почему Вы не станете музыкантом? 

- Музыканты играют чужую музыку. Хоть и играют виртуозно. 

- Так это была Ваша музыка? Тогда почему Вы не станете композитором? Вы так молоды... 

- Вас удивляет, почему я настройщик музыкальных инструментов? – молодой человек широко улыбнулся. – Каждый человек хорошо делает только то, к чему у него призвание. 

- Так у Вас призвание быть настройщиком? 

- Вот Вы кем работаете? 

- Журналист, пишу статьи, – теперь уже улыбнулась она. 

- Если Вы хорошо пишете, то почему бы не стать драматургом?  

Женщина немного помедлила, ее глаза сделали несколько рассеянных движений пока снова не нашли его. 

- Наверное, потому что я не умею писать драмы. 

- Но Вы умеете писать. 

Она уже открыла рот, чтобы возразить, но он не дал ей сказать. 

- То, что я играл – это музыка Вашего рояля, не моя. Я лишь нажимал на те клавиши, на которые он сам хотел, чтобы я нажал.  

Немного насладившись ее замешательством, молодой человек кивнул головой на прощание и вышел. 

Зазвонил телефон. Он отложил в сторону нож, которым только что резал овощи в тарелку, и полез в карман. 

- Да. 

- Добрый день, Вадим. Помните, Вы настраивали неделю назад белый рояль? 

- Конечно, помню. Что-то случилось? 

- Нет, с роялем все в порядке. Я бы хотела взять у вас интервью. 

- У настройщика роялей? 

- Именно у Вас. 

- Хорошо, где и когда... 

Встретились они в летнем кафе, расположенном в парковой зоне. Был будний день, поэтому людей вокруг было не много. Вадим с любопытством разглядывал ребятишек, весело верещащих и катающихся по траве в обнимку с собакой. 

- Дети прекрасны, – прервал он паузу, – Их Души открыты. Когда человек вырастает, он закрывается от мира. Музыка Души начинает искажаться под действием недружелюбного мира, и в какой-то момент он осознает, что ему не нравится то, как он звучит. И тогда он спрашивает себя: «А зачем я живу?». Начинаются метания и искания себя. Многие так и не звучат больше никогда по-настоящему. 

- Как Вы поняли свое призвание? 

- Я не помню этого. Вряд ли это был какой-то момент внезапного открытия. Я всегда осознавал себя Настройщиком Души. 

- Значит, у музыкального инструмента есть Душа? 

- Недавно в витрине магазина я увидел скрипку. И мои руки сами потянулись к ней, это Зов и он сильнее всего на свете. Я вошел, снял ее с полки, и она затрепетала в моих ладонях. 

- А как на это среагировал продавец? 

- Он мой лучший друг. Я часто захожу к нему в его магазин музыкальных инструментов. 

- А как трепещет вещь? 

- Как женщина, если положить ей руку на талию... провести по бедру... горячими губами не дотрагиваясь до ее шеи выдохнуть, тогда это даже можно увидеть – волну, побежавшую по коже, подымающую мелкий пушок ее бархата. В кончиках пальцев появляется вибрация, она растекается по всему телу. Ты наполняешься волшебным чувством единения... Сначала я долго трогал скрипку, подушечками пальцев прощупывал каждую точку поверхности. Потом стал поглаживать ладонями. Друг рассказывал, что я всегда что-то говорю в такие моменты, что-то безумно ласковое, но сам я не помню, не слышу себя. Я слушаю только ее. Струны надо затрагивать очень аккуратно, пока ищешь ее истинное звучание. Я настроил ее, взял смычок и начал играть. Она захватила все мое существо, как будто я окунулся в Океан Чувств. Сначала это были лиричные всплески, как круги на воде, томные намеки, выворачивающие наизнанку вибрации. Потом подул ветер, вода потемнела и заколыхалась тысячами падающих капель, наступило затишье... недолгое, томительное ожидание с несколькими кричащими нотами, похожими на непонятно откуда взявшиеся кучевые белые облачка посреди черной бездны Неба. Ураган разметал их, раскидал, расплескал... Когда я закончил играть, то увидел, что в самом магазине и на улице стояли люди. Они начали аплодировать. Я положил скрипку на прежнее место и сам начал аплодировать той, что открыла мне свою Красоту. 

- Если у инструмента есть... хм... Душа, возможно и характер тоже есть? А были ли такие, кто сопротивлялся или... спорил? – ей показалось, что она сама ослышалась – какую ерунду сейчас сказанула.  

Вадим все время разглядывал окружающий мир, его глаза блуждали с официантки на вершины деревьев в багровых лучах утреннего солнца, потом взгляд устремлялся на прохожих, переходил к стаканчику кофе на столе, чуть задержался на полупрозрачной белой рубашке Марины, пробежал по ее фигуре и снова углубился в пространство вокруг. У него были большие серые глаза, утонченные черты лица, какие бывают у людей чувствительных и талантливых. Когда он смотрел прямо в глаза, то создавалось жуткое ощущение, что он видит насквозь все мысли, все знает... Как будто тебе заглядывает в Душу сама Вселенная. По видимому, Вадим привык к смущению тех, на кого он обращает взор, поэтому старался не вглядываться и быстро уводил глаза в сторону. 

- Однажды я попытался настроить гитару своего знакомого – казалось бы обычный инструмент, шесть струн. Что может быть проще? Я взял ее в руки и услышал ответное негодование. Звук исходил дребезжащий, нервный, истеричный. Я сумел выровнять тональность, уменьшил расстояние от грифа до струны для уменьшения нагрузки на пальцы, даже поменял струны. Но звук все равно не выходил. Вернее он был... негармоничен. Было сопротивление. Я отложил гитару и не стал настраивать. Всегда сложно работать с тем, кто не идет на ответный диалог. 

- А можно предположить...эммм..что руки-крюки? 

- Человеку свойственно винить всех вокруг, в особенности Создателя – за что такие страдания, почему мир несовершенен? Я же смотрю на Небо, Звезды, подставляю лицо теплому Солнцу, беру зеленый листик, растирая в ладошке, и вдыхаю его наисвежайший аромат и понимаю, что Творец совершенен, как и подобия Его, выкрикивающие проклятья. А я не Всевышний, я всего лишь настройщик.  

Вадим снова заглянул ей в глаза, на этот раз смотрел долго, не отводя. Марина смутилась, кончики ушей зарделись, она сделала вид, что поправляет застежку на босоножке. Когда она снова подняла на него глаза, Вадим смотрел уже на официантку, широко улыбаясь. Та, видимо решив, что будут делать заказ, стала подходить. Поравнявшись с их столиком, она спросила: 

- Что-нибудь закажете? 

- Мне у Вас очень понравилось, я обязательно буду приходить к Вам, – сказал Вадим, – у Вас такие очаровательные ямочки на щечках, когда Вы улыбаетесь. Официантка немного растерялась, заулыбалась, появились жеманные движения. 

- Конечно приходите. 

Вадим поднялся, взял ее руку и поцеловал. Девушка растерянно хлопала глазами то на Вадима, то на Марину. 

- А у Вас мороженое здесь подают? 

- Конечно! Вам с чем? 

- А какие есть? 

- С шоколадом, с фруктовым сиропом, с мармеладом... 

- Я доверяю Вашему выбору. Что принесете, то и буду есть, – очаровательно улыбнулся он окончательно растаявшей девушке. Вадим вернулся на свое место. Теперь Марина попыталась заглянуть в его глаза. Что это было сейчас? Он флиртовал с официанткой??! 

- Вы негодуете? – он был невозмутим. 

- С чего бы мне негодовать? 

- Потому что я говорю комплименты не Вам, а другой женщине. 

- Да говорите, кому хотите! 

- Хорошо, – его взгляд снова ушел бродить. 

Марину одолела досада. Какая-то странная ситуация получается, вроде это она у него должна брать интервью, задавать вопросы, вести разговор... Он странным образом перехватил инициативу, при чем возразить под его взглядом не то чтобы и нечего было, но даже не хотелось. Почему же ее так трогает все, что он говорит? Так, стоп! Это она его пригласила. И что же она видит? Он описывает какие-то мистические переживания, при этом откровенно флиртует с официанткой и с ней самой?! Эта мысль вместо ожидаемого гнева вызвала лишь приступ необъяснимого смеха. Девушка-официантка принесла ему мороженое и одарила его лучезарной улыбкой. 

- Осторожно дотронуться до Души человека, увидеть сияние глаз и услышать звонкий смех – что может быть прекраснее этого? – он опять смотрел на Марину. – Вот Вы уже смеетесь. 

- Как мороженое? – попыталась как-то отвлечь его от себя Марина. Он кивнул, по его мимике можно было судить, что вкусно. 

- А Вы пробовали записывать музыку, которую играете в те моменты? 

- Эти моменты спонтанны. Их нельзя подготовить заранее. 

- Ну почему же. Вот Вы пришли ко мне настраивать рояль. Я бы могла подготовить все... если бы знала. 

- Эту музыку непременно назовут моей. А это не так. 

- Извините, но эта музыка и так Ваша. Сложно, знаете ли, поверить, что Вы разговариваете с ... Марина не успела договорить, потому что Вадим резко встал. Теперь в его лице не было прежнего очарования. Скорее была спокойная и холодная невозмутимость. 

- Вы ничего не поняли. Как я могу Вашу улыбку, песнь Вашей Души назвать своей? Я дотронулся до Ваших струн, увидел Ваше смущение, такое милое и обаятельное, насладился Вашими изящными жестами: то, как вы поправляете волосы, опуская глаза, слабое подрагивание ресниц, легкий румянец гуляет от кончиков ушей, разливаясь по шее и ниже... ваше божественное тело под этой блузкой – все это достойно кисти величайших художников! Разве может быть все это МОИМ?  

Он хотел что-то еще сказать, но потом запнулся от внезапно осенившей его мысли. Пауза длилась несколько секунд. Но это было равносильно целой Вечности! Вадим положил купюры на стол, развернулся и пошел прочь.  

Лишь сумасшедшее биение сердца отдавало болью в сознании Марины. Она поняла, что такое ЛЮБОВЬ. 

В кафе «Билингва» со мной приключилась странная история. 

По вечерам это заведение превращалось в литературный салон, здесь читали писатели и поэты. Завсегдатаи и проходимцы были со странностями. Однажды ко мне привязался один такой субъект. Он норовил сесть за мой столик и рассказать свою историю. Пришлось его выслушать. 

– Проездом по средней полосе России – литературно начал он, – я оказался в небольшом обособленном городке Ц. 

Он ничем не отличался от остальных поселков городского типа, если бы не одна особенность. Там не было часов и детей. Центральная площадь, вокзал, забегаловки – стянуты тишиной и безвременьем. Я списал это на нищету муниципальной власти и вырождение.  

Мне пора было двигаться дальше и, остановив редкого прохожего, старика с палкой, я спросил который час. 

– Тридцать пять тысяч четыреста сороковой – вздохнул он. 

Такой странный ответ можно было списать на алкоголизм. Я перешел дорогу. Навстречу шел молодой и резвый человек, невысокого роста, вполне нормальный на вид. 

Услышав мой вопрос, он ответил: 

– Три тысячи восемьдесят четвертый. 

– Молодой человек, не дурачьте меня! 

Он остановился и зло посмотрел на меня. 

– Я не молодой человек.  

А ведь ему было не больше двадцати. Я вспылил – он отмахнулся и пошел дальше. Но потом остановился, и, прищурясь, спросил: 

– А ваше? 

– Я не понимаю... 

– Какое ваше время? 

– Мое? – я выглядел глупо 

– Ну, сколько вам осталось? 

– Кто же это знает, кроме господа Бога. 

Он поглядел с усмешкой, потом указал рукой на далекий шпиль. 

– Председатель ратуши знает. Сходите к нему. 

Тем же вечером я уехал из города. Прошло десять лет, вы первый, кому я рассказываю об этой истории… – он посмотрел на меня. 

Я слушал чудака, не веря ни единому слову.  

– Чем же я заслужил подобную честь? 

– Ничем. Дело в том – продолжал он, глядя прямо в глаза, – что вы спросили меня, который час.  

Это правда. Я, действительно, спросил у него время, – с этого и завязалась беседа, – но так не услышал ответа. 

– Так вот, я вам отвечу, – он склонился над столом и прошептал – Пятнадцатый. 

С минуту мы смотрели друг на друга. 

– Видите бармена – быстро заговорил он, вцепившись в руку – видите или нет? 

– Вижу. 

– Подойдите к нему и скажите, что интересуетесь часами. Назовите любую марку, не важно какую... А теперь мне пора – он хлопнул по столу и ушел не расплатившись. Все это было настолько театрально, что даже не рассмешило. Сумма была небольшая. Но не хотелось платить за рассказ неопытного литератора, видимо, промышлявшего таким странным образом. 

В коридоре у выхода меня схватили за рукав. 

– Вас часы интересуют? – бармен смотрел на меня и оглядывался. 

– А какие? 

Он вытащил золотой кулон, видимо, краденный. На крышке была царапина. 

– Нет, спасибо. 

– Запомни свое число. Пятнадцать тысяч сто двадцать три. 

Людочка 

Отдел главного конструктора вытянулся по всему третьему этажу длинного серого здания. Двенадцать бригад разного профиля работали в комнатах, выходящих в узкие коридоры. Коридоров было два, и оба начинались в центре обширного холла. Здесь стоял титан, здесь находилась курилка, здесь мужчины обсуждали все новости, начиная от спорта до женщин, проще говоря, сплетничали культурно и с достоинством, маскируясь под заядлых курильщиков. 

Ни один новый человек не проходил мимо их пристального внимания. Технологи и мастера из цехов, командированные из других городов, вновь поступившие на работу молодые специалисты и специалисточки в особенности – всех встречал мужской входной контроль. 

Шесть пролетов крутой лестницы пройдены, выход на третий этаж, и оказываешься под оценивающими взглядами минимум двадцати мужчин, если попадешь в перерыв. Только закалка чисто мужского института помогла мне в первый раз не упасть с ног при первом выходе в холл. Двадцать пар мужских глаз заинтересованно рассматривали меня сверху донизу, ни слова не было сказано, только оценивающие взгляды. Надо сказать, что справилась я с этим успешно, умудрилась даже не споткнуться, а пройти внешне спокойно и надменно, как донесла потом женская разведка. Спокойствие моё объяснялась сильной близорукостью – кого там разглядишь в табачном дыму при своем ШБ. А надменность была умело замаскированной застенчивостью, от которой каменеет спина и не гнется поясница. Но разговор не обо мне. Как говорится, это была присказка, сказка будет впереди. 

Итак, мы остановились на холле. В описываемое время предприятия работали ударно, и любители покурить собирались большой толпой только в разрешенный перерыв. С некоторых пор в нашей бригаде не стал курить разве что самый ленивый. Неожиданно резко возросло число мужчин, желающих принести кипяток для чая. Сначала старшая женская половина (дамы за 30 и выше) только радовалась такому мелкому производственному рыцарству – пустячок, а приятно получить чашку чая прямо к столу. Те, кому моложе 30, радовались, что можно не бегать несколько раз за кипятком по просьбе старших, а поиграть в крестики-нолики, почитать новую фантастику, выданную без права выноса с территории, или просто подремать, пристроившись на краешке кульмана.  

А при чем тут холл? Да с некоторого времени ВСЕ мужчины бригады в перерыв исчезали в холле, и это сильно волновало женщин, остающихся в одиночестве. Перед кем им блистать умом и нарядами? После бурных женских дебатов о причине такого загадочного явления меня, как самую молодую, командировали комнатным женсоветом за кипятком и заодно для прояснения обстановки. Дословно разведзадание выглядело так: 

- Посмотри, каким таким медом намазали курилку, что все туда прут? 

«Меда» в курилке не было, но курящих и бурно обсуждающих что–то мужчин хватало. Дорогу к титану пришлось прокладывать локтями, до него я так и не добралась, мужчины сами выдали мне чайник с кипятком и поинтересовались, почему это женщины так быстро выпили предыдущие три. Оставив вопрос без ответа, я «надменно» удалилась. Разведдонесение было кратким. Ничего не понятно, курят даже астматики, все мужские головы повернуты к лестнице. 

Кипяток срочно разлили по всем чашкам, даже наша узбечка Джамиля согласилась выпить Nю по счету пиалу чая (с утра она всегда пила вне графика много и безостановочно), хотя уже мучалась от избытка выпитого. Следующий чайник принесла Лариса. Срочно и внеурочно полили все цветы. Лишний кипяток разливали по банкам для цветов. Хорошо, цветов и банок было много. Но секрет повальной мужской любви к курению так и не прояснился. Перерыв закончился, возбужденные и оживленные конструктора мужского пола встали за свои кульманы, женщины так и мучались от неведения, и вряд ли ясная конструкторская мысль в этот день пришла кому-нибудь в голову. 

На следующее утро всех удивила Катерина, ведущий конструктор. Вместо того, чтобы послать с документами на подпись и согласование молодняк, как она говорила, исключительно для их пользы, она сама собралась идти подписывать чертежи и документы. 

В одном только документе надо было согласовать до десяти подписей, а, если документов много, то приходилось топать по коридорам службы через вышеупомянутый холл из конца в конец по нескольку раз. Каждый следующий поход затевался Катериной только для одной подписи. К вечеру, изрядно вымотанная, но довольная и одухотворенная, Катерина пригласила всех в клуб, попросту говоря, в женский туалет, огромный, просторный и недоступный для мужчин. 

- Значит, так! Говорят, к нам взяли какую-то очень, очень известную по городу…  

- девочки не слушать, 

( это в сторону молодых), а потом шепотом на ухо женщинам постарше….  

- Как это, на режимное предприятие, да надо в профком, нам не нужны такие…. 

- Говорят, начальник пожалел, молоденькая совсем, без родителей, он хочет к нам на перевоспитание… 

Старшие женщины зашептались еще оживленнее, и, в конце концов, громко было сказано: 

-Вот мужчины наши и выглядывают ее! 

Утром следующего дня мы обнаружили в комнате тихую, по виду маленькую девочку. Кожа ее казалась прозрачной то ли от худобы, то ли от неушедшей детскости. Волосы черным шелковым полотном спускались на плечи, обрамляя лицо, на котором выделялись крупные черные глаза с испуганным выражением. 

Они сидела на месте копировщицы, на вопросы отвечала, еле подняв голову, тихим полушепотом.  

-Почему так рано пришла? Перепутала время начала работы и вместо девяти утра пришла к восьми, не успела позавтракать, теперь умираю от голода. 

Её быстренько напоили чаем, успели как раз до прихода начальника группы, который, оглядев всех, веско заявил, что, наконец, у нас в бригаде три копировщицы и, чтобы он больше не видел перепачканные тушью самодельные кальки чертежей. 

Вчерашние нешуточные страсти как-то сами собой растворились в несмолкаемой череде звонков от технологов и мастеров, требующих уточнения по технологическим и производственным вопросам. Как обычно, на заключительном этапе сдачи изделия появились срочные изменения, и вся бригада погрузилась в работу, каждый на своем участке. 

О новенькой копировщице вспомнили в обед. Оказалось, что она совсем без денег, поэтому бригадой быстренько скинулись ей на недельные обеды, а профорг пообещал похлопотать о внеочередном авансе. Людочка, так звали девочку, выглядела стеснительной, с трудом взяла деньги, пообещала отдать с аванса и как-то сразу прилепилась к старшей копировщице Лиде. Они очень эффектно смотрелись вместе – миниатюрная брюнеточка с наивным детским лицом, лет пятнадцати на вид, и дородная, крупная тридцатилетняя блондинка с гордой поступью. Людочкино общежитие находилось в том же районе, что и Лидин дом, и они ушли с работы вместе. 

Мужской ажиотаж с появлением новой сотрудницы заглох на корню, новая копировщица никак не тянула на роль роковой женщины, сводящей сума. 

Она вовремя приходила на работу, старательно училась пользоваться рейсфедером и тушью, постоянно уточняла, как надо копировать ту или иную деталь, и стала сущим спасением для тех, кто привык чертить небрежно и наскоро. Скоро её стол был завален работой выше головы, а, так как копировщицам платили сдельно, то Людочка получала хорошую по тем временам зарплату. 

В бригаде полюбили её за безотказность, непосредственную доверчивость и дружелюбное внимание. Она пыталась всем угодить, с мягкой улыбкой слушала ворчливые нотации пенсионерки, сидевшей в углу, бегала с чайником к титану, и, что всем нравилось, внесла своим присутствием в будни бригады общую цель – помочь Людочке приспособиться к жизни. По ее словам, выросла она в маленькой украинской деревне, хотела поступить в институт, но не прошла по конкурсу и решила поработать на предприятии, приглядеть для себя будущую профессию. Дома остались братик и мама с отчимом. Вот из-за приставаний отчима пришлось покинуть дом, да и мать была не против, чтобы дочь уехала от греха подальше. Эту историю она по секрету рассказала Лиде, а Лида, чуть не обливаясь слезами, поведала всем женщинам в их неизменном клубе – женском туалете. 

-Представляете, – говорила Лида, 

-Я даже боялась что-то еще расспрашивать, у Людочки слезы катились из глаз, когда она рассказывала про свою жизнь. 

Поахав над трудной судьбой бедной девочки, женщины решили помочь ей одеждой, обувью, деньгами, кто сколько может. Сказано, сделано. Все через ту же Лиду выяснили, о чем мечтает ее подопечная, и всем миром собрали деньги на недосягаемую по деньгам копировщицы мечту – сабо на высокой платформе. В бригаде работал предцехкома, и женщинам не стоило труда уговорить его вручить Людочке собранные деньги под видом помощи от профсоюза. День, когда молодая девушка пришла на работу в сабо, стал счастливым днем для всех. Счастливая Людочка всем показывала свою новую обувь и радостно хвасталась желанной покупкой. 

Желанной и очень своевременной: как раз наступили летние дни с давящей и изматывающей жарой. В бетонном здании без кондиционеров уличный зной оседал на кульманах каплями пота с лица, мокрыми рубашками прилипал к мужским спинам, вынуждал женщин носить платья с огромными вырезами без оглядки на частые мимолетные взгляды мужчин в область декольте.  

В гардеробе молоденькой копировщицы появился облегающий скромненький ситцевый сарафанчик бордового цвета, который сразу же стал напрягать всех мужчин своими лямками. Лямочки были как лямочки, в меру широкие, но уж очень низко начинались, почти в области пупка, так что хрупкие, остренькие девичьи грудки каждый раз выпрыгивали из-под выреза, когда Людочка с усердием наклонялась над калькой. Первым не выдержал Илья. Его кульман находился напротив Людочкиного стола, и каждый раз, поднимая натруженный взгляд от очередного чертежа, он натыкался взглядом на изумительное невинное зрелище: Людочка, чуть высунув язычок, сосредоточенно корпела над калькой, не замечая, что ее грудки, игнорируя вырез сарафана, живут отдельной жизнью – мягко и ненавязчиво повторяют любое движение хозяйки над столом, наслаждаясь обретенной свободой. 

Илья поплыл в неге и истоме. Он уже не мог связно отвечать на вопросы по телефону, он не ходил обедать, он откладывал встречи с технологами на объекте, он только делал вид, что занят срочной работой, а сам стал похож на детскую игрушку, Ваньку – Встаньку. Правда, было существенное отличие от Ваньки – Встаньки, тот падал и вставал целиком, а у Ильи таким Макаром дергалась только голова – опускалась над столом и через миг поднималась. 

Первой странное поведение Ильи обнаружила Елизавета Петровна, преклонных лет женщина: её стол находился в углу комнаты за пышно цветущим розовым кустом и позволял наблюдать за всеми, практически не привлекая внимания. У нее как-то неожиданно возникли вопросы рабочего характера к Илье, что ввергло его в неописуемый шок. 

-Елизавета Петровна! Это не мой отсек! Я не могу дать Вам ответы на Ваши вопросы, идите к начальнику, – нервно отбрыкивался он при каждом ее подходе. 

Но Елизавета Петровна не зря проработала столько лет в оборонке, не такие крепости брала. И Илья, сломленный ее настойчивостью, наконец, с вздохом сорвался и побежал в соседнем бюро искать ответы на ее вопросы, высосанные из пальца. Она незамедлительно села на его место и стала зорко оглядывать комнату. И, конечно же, увидела Людочкино усердие. Эх, видел бы Илья, как застыла Елизавета Петровна! Соляной столп, не иначе! Недолго она просидела в немом оцепенении, вскоре прибежал запыхавшийся и взмокший от усердия Илья и кинул ей на стол кипу документов. Елизавет Петровна же деревянной походкой ушла за свой стол и оставшийся день провела в состоянии, близком к ступору: отвечала невпопад, надолго задумывалась, несколько раз порывалась встать и вновь неподвижно застывала на стуле. 

Ближе к концу работу наша блюстительница нравов тихо подошла к Людочке и неслышно для окружающих поговорила с ней. Результат разговора оказался неожиданным. Людочка встала с места, подошла к Илье и, застенчиво краснея, спросила, нет ли у него работы для нее, и что она рада была бы для такого умного и красивого мужчины начертить хоть одну кальку, даже срочную. После чего вернулась на место и развернула кульман под другим углом, оказавшись в поле зрения Ильи совсем другой частью тела, не менее соблазнительной, но не такой завлекающей.  

Илья незамедлительно приступил к разбору бумаг, заваливших его стол, и выдал к вечеру свои срочные чертежи. Так, с легкой руки и своевременного вмешательства мудрой женщины была восстановлена производственная дисциплина. С этого момента проявилось ещё одно редкое качество Людочки: мало того, что она была скромна и незаменима, она была вдвойне незаменима при выполнении срочной работы. 

И одновременно с этим она потеряла свою вторую подругу после Лиды, молоденькую замужнюю копировщицу, узбечку Азизу.  

Азизочке, смуглой волоокой красавице, исполнилось девятнадцать лет, она была замужем почти год, замуж ее выдали по узбекским канонам. Технолог из соседнего цеха увидел ее в коридорах конструкторского отдела и заслал сватов. Он только что пришел на работу после окончания института, она недавно окончила школу, по узбекским традициям подходящее сочетание возрастов для супружеской пары. До самой свадьбы Азиза не видела будущего мужа и под большим секретом поделилась своими страхами с Джамилей, узбечкой постарше. Та по-женски сочувственно прониклась неуверенностью и любопытством будущей невесты, по родственным каналам вызнала, кто будет мужем Азизы, и тайно показала ей жениха. Азиза сразу и бесповоротно влюбилась в нареченного красавца и умницу и спокойно, без особых волнений перенесла приготовления к свадьбе и саму свадьбу. Детей у неё после года семейной жизни еще не было, и вся мужняя родня терроризировала невестку подозрениями в бесплодности, угрожая развести с мужем, если дети в течение следующего года не появятся. Азиза до безумия любила своего образованного, симпатичного мужа и постоянно ходила заплаканная, боясь грядущего неминуемого развода. С приходом Людочки она ожила, часто шепталась с ней в уголочке за своим кульманом. И перспектива развода теперь уже не пугала Азизу, Людочка подкинула ей спасительную мысль, что можно поступить в институт, и тогда рождение детей отложится по уважительным причинам, а за это время и лечение от бесплодия найдется. Все это она слышала не раз и от других женщин, но слова ровесницы легче дошли до её ума. И Азиза старалась работать как можно лучше, усвоить науку черчения, собираясь осенью поступить в машиностроительный техникум. Пока Людочка работала наравне с ней, Азиза очень доброжелательно относилась к ней, но когда все поголовно стали обходить ее с заказами, она снова впала в глубокую депрессию. То и дело наша милая узбечка подходила к Людочке и о чем-то бурно с ней шепталась, затем убегала в туалет и долго там плакала, запершись в кабинке. 

Разве могли всевидящие сердобольные женщины пропустить такое неправильное развитие событий? Они принялись срочно мирить молоденьких и глупеньких, по их опытному мнению, девочек. После очередного плача Азизы в сантехническом уединении, Лида и Катерина подступили к столу Людочки и попросили, нет, потребовали срочно извиниться перед подружкой, перестать портить настроение друг другу и нервировать окружающих. Под женским конвоем её доставили в туалет, там вытащили плачущую Азизу из кабинки и прилюдно примирили девочек ради всеобщего спокойствия. 

В комнате снова воцарилась рабочая атмосфера: мужчины работали быстро и споро, сражаясь за очередь на срочное копирование документов, Азиза перестала плакать и получала новую работу через Лиду, и Лида ее не обижала. Людочка каждый вечер сопровождалась той же самой сердобольной Лидой до самого общежития, безропотно выслушивая воспитательные речи. Елизавета Дмитриевна молча дремала за розой, успевая в перерывах между бдением и дремотой выпускать срочные извещения. Казалось, наступила производственная идиллия, и никто не смог бы ее нарушить. 

Из очередного отпуска вернулся начальник отдела, тот самый, что пожалел Людочку и взял ее на работу. В первый же рабочий день он подошел к ней, интересовался ее успехами в работе, самочувствием, подробно расспрашивал об условиях жизни, хватает ли зарплаты. Людочка после разговора с начальником просто расцвела и стала открыто боготворить его. Все решили, что нескрываемым обожанием начальника она ищет себе замену несуществующему отцу. Но с каждым днем ее обожание становилось все навязчивее, она всех и вся пытала, собирая биографические сведения о начальнике, и женщины снова встрепенулись, углядев в этом нездоровый скрытый интерес. Решено было в ближайший обед объяснить восторженной девочке, что излишняя пытливость восемнадцатилетней к интимным подробностям жизни мужчины под шестьдесят лет аморальна. Но не успели. 

Начальник сам вызвал к себе для разговора Лидию и Елизавету Петровну. Полдня до назначенного часа они тряслись в ожидании неизвестного разговора: давно было замечено, что начальник вызывает к себе в кабинет только для того, чтобы поругать. Похвала обычно раздавалась прилюдно при полном собрании работников отдела. 

Женщины вернулись нескоро, на их лицах блуждали загадочно–таинственные улыбки, и на все вопросы они отвечали коротко и емко: 

-Завтра все узнаете. 

Завтра наступило. Лида с утра долго секретничала с Елизаветой Петровной, после чего пожилая женщина прошлась в другой конец комнаты до Катерины, постояла около нее, сказала что-то быстро и снова спряталась за розой до самого обеда. Все усиленно делали вид, что заняты работой, но по-разному: мужчины кучковались для обсуждения производственных вопросов, но обсуждали их очень тихо, не как обычно во всю глотку на грани мата. Женщины пытались помочь друг другу поскоблить кальки, написать технические требования в чертежах, совместно чинили карандаши, точили рейсфедеры. 

Женсовет собрался в обед на своем излюбленном месте – подоконниках женского туалета. 

- Лида, не томи, рассказывай, – нарушила молчаливое ожидание Катерина. 

- Ой, даже не знаю, как начать… 

- Начни, не тяни. 

- На Людочку жалоба из общежития пришла…. 

- Как??? – дружно выдохнули собравшиеся хором, 

– Она же сущий ангел! 

- Вот и мы так сказали Семену Марковичу. Он просил проверить, поэтому мы молчали вчера. 

- На что жалуются? 

- Да вроде бы целую неделю мучает соседок, грубит, огрызается, раздражает сильно… 

-Людочка? Огрызается…, – снова дружное недоумение. 

-Да, представьте, как жара началась, вторую неделю голышом по общежитию ходит. 

Наступила молчаливая сцена, достойная «Ревизора». Первой очнулась Катерина: 

-Как, по всей общаге? 

-Да нет, только в комнате. 

Зашевелились и остальные участницы женсовета, но, опережая их вопросы, Лидия продолжила свой рассказ: 

- А девочек это раздражает, просят хотя бы трусики одеть, а Людочка огрызается, говорит, что ей жарко. Вот я и пришла в общежитие без предупреждения, чтобы самой убедиться, поговорить с девочками из комнаты. 

-И что? 

- 0й…Пришла, комната открыта, девочки в комнате сказали, что она на кухне и слезно просили усовестить. Прихожу в кухню, с желанием прочесть нотацию, Люда стоит спиной ко мне, что–то жарит на плите… 

-Голая? 

-Голая… Я кашлянула, Людочка оборачивается, с визгом бросается мне на шею, кричит, как она рада. И что мне оставалось делать? Сказала, что зашла по пути, фрукты принесла ей из сада. Мы с ней чай попили, и я ушла. 

Вопросы посыпались градом. Женщины, перебивая друг друга, заговорили так, будто целую неделю сидели в одиночных камерах: 

-Так голышом и пили? 

- Что ты чувствовала, когда ее обнимала? 

-Это же противно, за столом так сидеть… 

-Ничего не сказала? 

-Нет! Не смогла я, понимаете, она такая красивая, такая непорочная показалась, язык не повернулся сказать, что эту красоту надо прятать. Я, хоть и женщина, залюбовалась ее телом, как художник. Девочки просто завидуют ей, были б так красивы, не было бы жалобы. 

После этой информации каждая женщина исподтишка пыталась подглядеть за Людочкой. И их глазам открылась гордая походка девочки, абсолютно прямая спинка, танцующие бедра. Всякий раз, когда она шла, она несла свое тело, как драгоценный хрустальный сосуд, и каждый проходящий мимо мог любоваться этим. Только Елизавета Петровна недовольно ворчала вдогонку: 

-Не кончится это добром, не кончится, смотрите, она даже белье под платьем не носит, нельзя в таком возрасте так соблазнять, да и место неподходящее 

Наша неизменно добрая Лида пыталась защищать свою воспитанницу, но пожилая женщина все равно ворчала и ворчала. 

И наворчала. Наступили жаркие дни сдачи объекта. Семен Маркович зачастил к конструкторам с контрольными проверками, поскольку от результатов работы бригады зависел срок сдачи изделия. В этой авральной кутерьме никто не заметил странного поведения Людочки. При виде начальника она прекращала свою работу и неотрывно следила за ним немигающим туманным взглядом. Так продолжалось дня три. В очередной приход начальника Людочка снова молча отслеживал его перемещения по комнате. Когда увидела, что он вышел в коридор, спешно выскочила из-за кульмана, пытаясь догнать. 

- Людочка, ты куда?- это неусыпная Елизавета Петровна выскочила из своего угла. 

- Не мешайте, мне Семену Марковичу надо кое-что сказать, – раздраженно отмахнулась девушка 

- Людочка, это крупный начальник, тебе не стоит его отвлекать. 

- Не лезьте в мою жизнь, откуда вы знаете, что мне стоит, а что не стоит делать! И так еле терпела ваши уси – пуси, плевать я на вас хотела, – резко и неожиданно для всех закричала копировщица. 

Дружное«Ах!»пронеслось по комнате, все рванулись защищать Елизавету Петровну от взбесившегося ангелочка. А Люда разъяренной фурией рвалась из комнаты, отталкивая стоящую в дверях женщину. 

-Пустите меня! Я хочу его! Это мой мужчина, вы не знаете, вам ли понять, что такое мужчина… 

Сообразительная Катерина подбежала к другой двери, крикнув мужчинам, застывшим в нерешительности: 

-Подержите ее минут пять, я начальника уведу, потом отпускайте. 

Людочка продолжала в остервенении биться в руках женщин, мужчины так и стояли поодаль, не вмешиваясь. Через пять минут зашла Катерина. 

-Да иди, кто тебя держит, может, и вправду он тебе нужен. Но, если выгонит, уходи сразу, не позорься. 

Людочка ушла через два дня. Эти два дня Семен Маркович не появлялся на работе. Не потому, что знал о ее выходке, а потому что был на сдаче объекта в сборочном цехе, куда копировщицам не было доступа. К увольнению Людочки он не имел никакого отношения. Все думали, что это дело рук Елизаветы Петровны, но как доказать, не докажешь. 

Подробности мы узнали после ее увольнения. Никогда она не сбегала из дома, а была выгнана с треском собственным отцом, когда дочь в четырнадцать лет совратила пожилого соседа, женатого мужчину. Азиза плакала не потому, что не поделила с ней работу, а потому, что Людочка предлагала ей уединиться в туалете и наглядно показать, как надо соблазнять мужчин, что для целомудренной, хоть и замужней женщины, было непристойно. А мужчины стояли нерешительно потому, что Людочка поочередно изредка одаривала их своей благосклонностью, втайне хихикая над глупыми курицами, как она звала добрых женщин. Первым список покорённых мужчин открывал Илья. 

Вот и вся история. 

Нет, не совсем вся. Лет через десять я встретила ее в центре города. Она была весела и добра, как обычно, спешила, как она сказала, на свидание, похвасталась, что теперь у нее есть квартира. Перед прощанием я задала мучавший нас долгие годы вопрос: 

-А ты вправду влюбилась тогда в начальника? 

-Конечно, нет, я хотела позлить глупых куриц, а то, что уйду, я уже знала. У меня тогда парень был, а его не пускали в общежитие. 

- У него живешь? 

- Что ты, не будь глупой курицей. У другого. Но честно скажу, нравился мне Семен Маркович, очень нравился. Да, кстати, глупым курицам привет мой, особенно Елизавете Петровне, ох и хитрая она. 

Елизавета Петровну от ее привета скрючило, она пыталась что-то вымолвить, но махнула рукой и сказала очень странные слова, 

- Эх, дурочка, разве так надо было себя вести, ведь говорила ей … не торопись. 

За окном раздавался шум людских голосов. Хор протестующих яростно критиковал действия безмозглых и бессердечных, по их разумению, политиков. «Нет войне! Нет войне!» – эхом разносилось по улицам города. Они изрядно опустели, так как весь народ стянулся на главную площадь, где проходил митинг.  

Энди сидел в своем офисе и, так как это была суббота – выходной день, читал книгу. Иногда он позволял себе это удовольствие. Особенно когда рядом не было начальства. Да и работы в выходные практически не было. А в последние дни так вообще наступило затишье. Буквально пару дней назад в новостях на всю страну прозвучало известие о начале войны. Войны с ближайшими соседями. Люди ходили в молчании… И это молчание тягостно витало в воздухе, перемешиваясь с болью и беспокойством. По улицам бродили толпы активистов. То и дело, в разных концах города вспыхивали митинги, пока проходящие достаточно мирно. Все предвидели, сколько крови еще прольется. Лишние жертвы были ни к чему. В то же время все отчетливо понимали, что эта война – всего лишь уловка, всего лишь разогрев перед тем, что еще предстояло пережить. Мировые гиганты все продумали. Им всем это на руку. Они уничтожают нас изнутри. Подбираются к нам как шакалы, как подлые твари, – исподтишка. Они давно начали нас атаковать. Давно велась скрытая война, теперь местами она вырывалась на поверхность и показывала зубы. Они действуют по всем фронтам – агитация, реклама, фильмы, жизненные ценности, фальсификация данных по всем областям… расширенная компания. Сколько бы не твердила история, что нас победить невозможно, но сейчас в это верится с трудом, глядя на происходящее. Но мы же патриоты и наш патриотизм невозможно с чем либо сравнить. Поэтому мы вновь одержим победу. И пусть наши заокеанские «партнеры» задохнутся от злости и отравятся своим же ядом. Мы будем стоять до победного. 

Энди вслушивался в грохот толпы. Черные строки букв перед глазами больше не вызывали у него интереса. С волнением он смотрел в окно, а потом снова переводил глаза на раскрытую книгу, стараясь опять увлечься чтением. Но у него не получалось. Мысли никак не покидали его голову. «Что я тут, в конце концов, сижу?!» – возмущенно сказал про себя парень. Он хотел было встать со стула, но что-то остановило его. Нерешительность. Он поколебался секунду-другую и вновь опустил глаза в книгу. «Нет, я должен туда пойти!»- Энди рывком встал со стула, закрыл книгу, бросив ее на стол, натянул пиджак и выскочил во двор.  

- Ты к посольству? – спросил охранник проходившего мимо него Энди. 

- Именно, как ты догадался?  

- Все туда идут. За поворотом направо. 

- Спасибо – Энди слегка улыбнулся, смутившись. «Как он понял, что я не имею понятия где оно находится?» – парень немного удивился ходу своих мыслей. Он был слишком рассеян, чтобы думать логически. Энди поднял ворот пиджака и завернул за угол дома.  

Как только парень вышел из арки своего офиса, он заметил толпу молодежи в разноцветных футболках. «Видимо из какой-то партии. Наверное тоже идут на митинг» – подумал он. Несколько девушек обратили на него внимание, но вскоре отвернулись и пошли следом за остальными.  

Энди невольно смутился, осознав тот факт, что идет один. Это по какой-то причине задело его. Он робко завернул за угол дома и оказался на оцепленной полицией улице. Толпа молодежи, которую он увидел ранее, шла впереди него и вскоре остановилась. Он остановился неподалеку от них. У него было желание к ним присоединиться, но почему-то его проклятая робость не дала этого сделать. Он отошел в сторонку. Оглянувшись, Энди заметил операторов с камерами, автобусы с эмблемами различных политических партий, журналистов… У него сжалось сердце. Он прекрасно представлял то, что вполне мог находиться сейчас среди них как коллега или даже начальник, если бы в свое время не испугался того неведомого для него и пугающего мира вспышек, слухов, политики, грязи и «свежести», интриг и разоблачений. И поэтому сейчас он был лишь сторонним наблюдателем.  

Энди обошел ограждение и окинул взглядом собравшихся. Потом развернулся и пошел прочь, борясь с щемящим ощущением беспомощности. Он хотел быть полезным, хотел помогать, хотя бы тем, чем мог, но он был слишком слабым. Прежде чем смотреть в глаза войне, которая приобрела реальные черты, он должен был выиграть сражение в самом себе, и его главным врагом был собственный страх. Энди завернул за угол дома и пошел прямо, не разбирая дороги. «Нужно пойти взять поесть и вернуться в офис» – эта мысль скользнула машинально, и он направился в магазин. Выйдя из него, он, наконец, очнулся и посмотрел, что же взял себе сегодня в качестве обеда. Заглянув в сумку, Энди с радостью понял, что вполне продержится еще несколько часов и не умрет с голоду. Но он настолько был поглощен своими мыслями, что даже не сообразил, чтобы ему хотелось съесть за сегодняшним обедом, и взял первое, что попалось под руку. 

Зайдя в свой офис, Энди погрузился в тяжелые размышления. Сумка с продуктами так и осталась стоять не разобранной. Он сел на стул, взял в руки книгу и прикинул, сколько еще страниц осталось прочитать до конца. Машинально убрав закладку, он принялся с упоением читать, пытаясь избавиться от грустных мыслей: 

«Всю ночь он рыл песок в указанном месте, но ничего не нашел. С вершин пирамид безмолвно смотрели на него тысячелетия. Однако он не сдавался – копал и копал, борясь с ветром, который то и дело снова заносил песком яму. Сантьяго выбился из сил, изранил руки, но продолжал верить своему сердцу, которое велело искать там, куда упадут его слезы. 

И вдруг в ту минуту, когда он вытаскивал из ямы камни, послышались шаги. Сантьяго обернулся и увидел людей – их было несколько, и они стояли спиной к свету, так что он не мог различить их лиц. 

- Что ты здесь делаешь? – спросил один. 

Юноша ничего не ответил. Страх охватил его, ибо теперь ему было что терять. 

- Мы сбежали с войны, – сказал другой. – Нам нужны деньги. Что ты спрятал здесь? 

- Ничего я не спрятал, – отвечал Сантьяго. 

Но один из дезертиров вытащил его из ямы, второй обшарил его карманы и нашел слиток золота. 

- Золото! – вскричал он. 

Теперь луна осветила его лицо, и в глазах грабителя Сантьяго увидел свою смерть. 

- Там должно быть еще! – сказал второй. 

Они заставили Сантьяго копать, и ему пришлось подчиниться. Но сокровищ не было, и тогда грабители принялись бить его. И били до тех пор, пока на небе не появился первый свет зари. Одежда его превратилась в лохмотья, и он почувствовал, что смерть уже близка. 

*** 

- Я ищу сокровища! – крикнул Сантьяго. 

С трудом шевеля разбитыми и окровавленными губами, он рассказал грабителям, что во сне дважды видел сокровища, спрятанные у подножья египетских пирамид. 

Тот, кто казался главарем, долго молчал, а потом обратился к одному из подручных: 

- Отпусти его. Ничего у него больше нет, а этот слиток он где-нибудь украл. 

Сантьяго упал. Главарь хотел заглянуть ему в глаза, но взгляд юноши был устремлен на пирамиды. 

- Пойдемте отсюда, – сказал главарь остальным, а потом обернулся к Сантьяго: – Я оставлю тебя жить, чтобы ты понял, что нельзя быть таким глупцом. На том самом месте, где ты сейчас стоишь, я сам два года назад несколько раз видел один и тот же сон. И снилось мне, будто я должен отправиться в Испанию, отыскать там разрушенную церковь, где останавливаются на ночлег пастухи со своими овцами и где на месте ризницы вырос сикомор. Под корнями его спрятаны сокровища. Я, однако, не такой дурак, чтобы из-за того лишь, что мне приснился сон, идти через пустыню. 

С этими словами разбойники ушли. 

Сантьяго с трудом поднялся, в последний раз взглянул на пирамиды. Они улыбнулись ему, и он улыбнулся в ответ, чувствуя, что сердце его полно счастьем. 

Он обрел свои сокровища. 

Юношу звали Сантьяго. Было уже почти совсем темно, когда он добрался до полуразвалившейся церкви. В ризнице по-прежнему рос сикомор, а через дырявый купол, как и раньше, видны были звезды. Он принялся копать. 

Через полчаса лопата наткнулась на что-то твердое, а еще час спустя перед Сантьяго стоял ларец, полный старинных золотых монет. Там же лежали драгоценные камни, золотые маски, украшенные белыми и красными перьями, каменные идолы, инкрустированные бриллиантами, – трофеи завоеваний, о которых давным-давно забыла страна, добыча, о которой ее владелец не стал рассказывать своим детям. 

"Жизнь и в самом деле щедра к тем, кто следует Своему Пути...» 

Энди удивленно поднял глаза и рассеяно уставился в окно. Рука скользнула, нащупав трубку телефонного аппарата.  

- «Эир Лайнс», слушаем. 

- Ближайший рейс до Мойста. Свободные места есть? 

- Мойст находится на границе с Саренией, в связи с начавшейся войной пассажирские рейсы идут из города, за исключением гуманитарных правительственных самолетов. Остались последние два рейса в Мойс. Далее сообщение с этим городом будет приостановлено до конца урегулирования обстановки. 

- Отлично, значит, я успел – Энди облегченно вздохнул. 

С высоты в несколько десятков километров открывался потрясающий вид! Энди зачарованно смотрел в иллюминатор. Погода стояла превосходная! Парень закрыл глаза и погрузился в свои мысли: «На что же я пошел? Это же буквально смертный приговор самому себе!» Энди глянул в иллюминатор, чтобы последний раз окинуть взором родную землю – он не знал, что ждет его впереди; земля была окрашена ярко-красным светом заходящего солнца. Кровавое поле… Он знал, что будет нелегко… 

Самолет пошел на снижение. Через несколько минут он уже был на земле. Спускаясь вниз по трапу, парень невольно стал оглядываться по сторонам. Была глубокая ночь. Фонари взлетно-посадочной полосы светились во мраке, который проникал буквально в каждый миллиметр пространства. Еще издалека Энди увидел толпу людей, стоявшую возле автобуса на приаэродромной дороге. У всех в руках были небольшие сумки, почти все были мужчинами. Энди подошел к полицейскому, который находился у трапа самолета и наблюдал за порядком спуска.  

- Извините, не могли бы вы мне помочь? 

Полицейский нахмурил брови. 

- Я прибыл добровольцем… – Энди не успел закончить, его перебил полицейский: 

- Видите толпу сзади вас у автобуса? Подойдите к вожатому. Это тот стройный мужчина в белой футболке с флажком, его зовут Лори.  

- Спасибо! 

Энди быстрым шагом пошел в сторону автобуса. Посадка уже началась. 

- Лори! – окликнул его Энди. Мужчина заметил его и жестом приказал поторапливаться. 

- Я доброволец, мне сказали… Энди вновь не удалось договорить. 

- Раз доброволец, то залезай и поскорее! Вскоре ты поймешь, что каждая секунда дорога. 

Энди хотел было сказать, но капитан уже исчез из его поля зрения. 

Автобус ехал по пустынной улице, в салоне шумели голоса людей. Энди откинулся в кресле и решил подремать. Его разбудил незнакомый голос: «Ты не числишься ни в одной группе добровольцев!» Энди поднялся: «Я… я…» – он промямлил и сразу же почувствовал себя паршиво. Словно плаксивая девчонка он испугался грозного голоса капитана.  

На остановке возле приемного пункта, Энди вывели из автобуса и направили к сержанту. Тот быстро навел о нем справки и дал добро на продолжение дороги. Оставшуюся часть ночи, парень провел не сомкнув глаз. 

Под утро голоса в салоне окончательно смолкли. Это порадовало Энди. Он не любил шума. Также он не любил, когда на него обращают внимание. 

- Я Горин. Серж Горин – мужчина на соседнем сидении протягивал ему руку.  

- Энди. Энди Стикс – парень неохотно улыбнулся.  

- Какими судьбами здесь? Тоже решил проверить себя на прочность? – уголки губ мужчины играли в улыбке. 

- Можно сказать и так… – ответил Энди, чуть смутившись неожиданным знакомством. 

- Я прошел войну в Тарсии, когда был еще совсем молодым, как ты – он подмигнул парню – а когда вернулся, создал семью, у меня даже сын родился – с гордостью проговорил Горин, но потом его глаза потемнели – сына убили недавно, да и жена умерла… и вот я здесь, уже не молодой, но, думаю, еще могу сослужить службу – Серж широко улыбнулся. А ты почему оказался тут? 

- Оу, ну по сравнению с вашим рассказом… 

- Давай на «ты»? Не хочу чувствовать себя стариком – Горин рассмеялся. 

- Хорошо – Энди слегка улыбнулся – я неудавшийся журналист. А здесь потому, что думаю, пришло время менять себя самого и свою жизнь. Горин засмеялся. 

«Не слишком уж много он смеется?» – Энди рассердило поведение его нового знакомого. 

- Знаю я вас, журналистов! – Серж вновь одарил Энди своей лучезарной улыбкой – для того, чтобы начать двигаться, вам нужен хорооооошенький пинок! 

- Похоже на то! – в первый раз Энди искренне улыбнулся Горину.  

- А теперь серьезно, мальчик – лицо Сержа стало непроницаемо холодным – ты понимаешь, под чем ты подписался? 

- Вполне. 

- Так знай, чтобы не случалось в твоей жизни, все происходит не просто так. То, что кажется тебе совпадением, вовсе таковым не является. Все, даже самые незначительные детали, все они звенья цепочки, которую ты собираешь, а потом в итоге повесишь на свою шею. И, после того как ты закончишь ее плести… Кстати, ты христианин? – неожиданно спросил Горин. 

- Я атеист. 

- Оооо, мой мальчик… – Горин рассмеялся – тебе еще многое предстоит познать! Ну так вот, после того, как ты закончишь ее плести, ты должен будешь повесить на нее крестик. Запомни это. – Серж отвернулся со странной полуулыбкой и закрыл глаза. Энди продолжал сидеть, глядя в его сторону непонимающим взглядом. Но Серж, по-видимому, больше не желал ни о чем говорить. В конце концов, Энди пришел к выводу, что старик сумасшедший… помешанный на традициях, как это свойственно всем старикам, и видящий в простых предрассудках истину в первой инстанции.  

Выходя из автобуса, Энди поежился. На улице было прохладно и дул промозглый ветер, не смотря на то, что ночью была такая жара, что хотелось вылезти из собственной кожи. Добровольцев высадили в заброшенной деревне. Повсюду находились вооруженные люди в военной форме. Группу вновь прибывших распределили в трех ветхих домах. Ближе к обеду всех собрали, раздали оружие, дали рекомендации. Две военные машины с добровольцами двинулись в сторону гор.  

На Энди был потертый костюм маскировочной расцветки. В руках он сжимал автомат и то и дело проверял наличие ножей в карманах штанов. Он оглядел людей, сидевших рядом с ним. Их лица были полны энтузиазма и какой-то еле заметной отчужденности… Теперь Энди понимал, как выглядят люди, идущие на смерть. Интересно, у него самого такое же выражение лица?.. 

На протяжении дороги люди о чем-то переговаривались друг с другом. Вновь поднимающийся шум начал раздражать Энди. До того сидевший спиной ко всем, он повернулся и услышал резкий свист. Мужчина, который находился с ним рядом тихо вскрикнул… По его лбу текла густая бардовая кровь. Энди нагнулся. Прозвучало еще несколько выстрелов. Началась ответная пальба. Но все без толку. Машина прибавила скорость и мчалась по горной дороге. Через некоторое время стрельба прекратилась. Машины въезжали в город. Едкий дым разъедал глаза. Энди смотрел на развалины некогда прекрасного города. Вон там, помнил он, было здание университета, куда он ездил в студенческие годы на конференции, а там, откуда сейчас валил дым, – правительственное здание… Парень был ошеломлен. Он вздрогнул, когда кто-то толкнул его. От сильной тряски окровавленный труп мужчины, подстреленного в горах, швыряло из стороны в сторону. Вся куртка Энди мигом оказалась в крови. Он отодвинул от себя убитого и трясущимися руками взялся за стенку кузова. Закрыв глаза, парень шептал: «Господи! Господи!…» 

Машины преодолели большую часть пути. Впереди уже виднелись посты, занятые силами миротворцев. Машины остановились. Потихоньку стали вытаскивать раненых и убитых. Таковых было немного, к счастью. Жаль, что они вообще были! Энди переносил раненых солдат в медпункт. Вдалеке слышались выстрелы, пулеметные очереди, взрывы… Энди поначалу немного вздрагивал, но позже привык.  

- Не могли бы вы мне помочь? – раздался голос за спиной Энди. Он обернулся. Девушка в старом синем свитере и белых медицинских перчатках стояла, согнув руки – они были в крови – У него сильное кровотечение, я не успеваю справляться, ему необходимы частые перевязки, вы умеете их делать? 

Энди подошел к ней поближе. 

- Покажите как, я сделаю. 

Девушка достала новую упаковку бинта. Смотрите… Она ловко управилась с рукой раненого. 

- Справитесь? – улыбнувшись, спросила она. 

- Справлюсь! – кивнул в ответ Энди. 

Она вышла за дверь. Помещение наполнилось тишиной, лишь звуки выстрелов на улице иногда прерывали ее. 

К ночи стрельба практически прекратилась. Наступило какое-то гнетущее затишье. Всех солдат подняли на ноги.  

- Мы продвигаемся вглубь города, там еще остались жители. Им необходимо гуманитарная помощь. Они прячутся в подвалах. У них практически закончилась вода и питание. Шанс укрепиться в городе у нас велик, поэтому я думаю, нужно использовать его при первой возможности. Сейчас на подкрепление нам идут танки. Мы должны эвакуировать оставшихся жителей. Вполне вероятно, что вскоре в этом городе камня на камне не останется – командир Рейган закончил свою речь. 

На утро Энди и еще сотня солдат уже были на подходе к центру города, блокируемого ранее силами противника. Он был наполовину разрушен, не так сильно как его окраины. Все дело в том, что Уанхилц находился в котловине. Вражеское командование, прекрасно об этом зная, в первую очередь отдало распоряжение захватить высокогорные районы, из которых можно было прямой наводкой расстреливать базы «сепаратистов». Город был как на ладони… Чем ближе подходили солдаты, отстаивающие независимость своей непризнанной страны, тем яростнее были обстрелы противника. Но уничтожить его было целью жизни тех, кто приехал сюда. Добровольно приехал. Но было ли это целью Энди? Он преследовал свои цели на этой войне…  

Наступил день. Не было слышно ни единого выстрела.  

- Слышали, президент Сарагосты объявил, будто бы прекращает какие бы то ни было боевые действия и дает нам возможность самим выбрать свою судьбу! – солдат рассмеялся, но было в его смехе что-то угрожающее – как он, этот олух, не поймет, что мы не откажемся от своей свободы?! 

Слова солдата слышали многие. Вскоре вышел и командир, доложив официальное заявление. Но оно лишь еще больше разожгло в груди солдат пламя ненависти к своему врагу. Тем временем, люди стали покидать свои убежища и готовиться к эвакуации. Дети, женщины, старики собирались на улице, их размещали в автобусах и обеспечивали всем необходимым. К вечеру первые автобусы отправились в путь. Сообщили, что танки уже на подходе и готовы обеспечить более-менее безопасный коридор для вывоза беженцев и раненых солдат. Тем временем безнадежно темнело. Последние автобусы заполнялись людьми, но не всех успели эвакуировать.  

Послышалось гудение. В воздух взмыли самолеты. Прозвучали выстрелы. Люди в панике кинулись в убежища.  

- Командованию сообщили, что сбит самолет – разведчик! – голос слышался где-то вдалеке. Энди помогал людям укрыться. Тут градом посыпались бомбы, оставляя большие воронки. Камни разлетались и падали с высоты, поражая тех, кто не успел уйти от обстрела. Обвалившаяся стена здания закрыла вход в убежище. Люди были замурованы. Десятки человек вмиг были погребены под грудой камней и земли. Энди объяла паника. Он попытался найти укрытие, но перед его глазами развернулась ужасная картина, парализовавшая все его движения: снаряд взорвался в нескольких метрах от пожилой женщины и девушки, бегущих вдоль разрушенной стены дома. Старушка упала на землю, пораженная осколком в голову. Девушка вскрикнула и упала рядом с ней, ее тот час накрыл кусок каменной плиты. Энди подбежал и ухватил плиту, пытаясь сдвинуть. Откуда-то в нем появилась сила, о которой он даже не подозревал. Девушка была без сознания. Ее нога кровоточила. Синий свитер! Это медсестра, он узнал ее. Энди схватил девушку на руки и, пригнувшись, побежал в сторону укрытия…  

Перед глазами девушки все плыло. Было невообразимо душно, душно до тошноты! Но она стерпела. Наклонившись, над ней сидел молодой человек, она окликнула его. Он поднял на нее свои усталые глаза и заметно оживился. 

- Вы в порядке? 

- Почти. Нога болит – она поморщилась – что вы делаете?! 

- Перевязку, как вы мне показывали – он широко улыбнулся. 

- Да, знания не бывают лишними, особенно на войне – она закрыла глаза. 

На войне. На войне… Энди только теперь начал осознавать, что значит это слово. 

В маленьком помещении ютились люди. В основном все они были ранены. Энди и Юргис, так звали девушку, всем оказывали помощь по силам. Медикаментов не хватало, так же как и воды и питания. Вместе с ними в убежище оказались репортеры. Журналистка была в порядке, а вот оператор ранен. Осколочное ранение. Но он двигался, хоть и с трудом, но не показывал этого.  

Яркий свет осветил тоннель.  

Я веду репортаж из убежища, где сейчас находятся несколько десятков человек. Обстановка… 

Энди услышал только начало репортажа, остальные слова он пропустил мимо ушей. Какое ему дело, как эту историю переделают и покажут по телевидению, когда он сам, сам являлся частью этой истории. Настоящей истории, которую не знает никто, кроме тех, кто сейчас находится рядом с ним.  

Юргис спала на сложенных стопкой куртках. Энди сидел, погрузившись в раздумья… И чего он, собственно сидит?! Он должен сражаться! Страха его практически не осталось. Теперь он начал осознавать, что может изменить чью-то жизнь… Вот сейчас он спас эту девушку. Не будь его здесь, быть может, она бы умерла под той плитой… Он потихоньку встал. Юргис проснулась 

- Куда ты? 

- На базу, мне тут не место, я нужен там. 

Прежде чем она успела возразить, он уже затерялся в толпе… 

Выбраться наружу из душного помещения оказалось не так то просто. Оказавшись на поверхности, Энди совершенно не узнавал город… Сейчас это была груда камней. Просто груда камней. Солдаты собирали трупы. Энди добрался до штаба и доложил о том, что знает: сколько человек в убежище, сколько раненых и мертвых… Парень увидел насколько постарел их командир. Щеки впали, под глазами были синие круги, движения стали медленнее и давались с трудом.  

- Мы почти разбиты… Боюсь, эту ночь не переживем… – Рейган стоял, оперевшись о стол, лицо его выражало боль и безысходность. 

- Мы будем стоять до последнего! До последней капли крови! – слова сорвались с губ парня. Он сам не верил тому, что говорил. Рейган поднял на него прищуренные глаза и тяжко вздохнул – Недолго нам стоять осталось… 

Эти слова обожгли Энди. Он вовсе не собирался умирать. Он приехал сюда не за этим! И даже не за славой. «А зачем я вообще сюда приехал?» – спросил себя наконец Энди. И не нашел ответа. «Неужели все это просто от того, что меня заела скука? Неужели я приехал сюда ПРОСТО ТАК, за впечатлениями?! ...» Он развернулся и хотел было выйти, как в дверях столкнулся с Гориным.  

- Опачки! – Серж открыл рот от изумления и тут же вытянул его в улыбке – малыш Энди! Как продвигается работа над собой? Много впечатлений получил? – сказал он с ухмылкой.  

Тот одарил его недружелюбным взглядом.  

- Да как вы можете! Тут люди умирают – почти шепотом отозвался парень. 

- Мы же договорились, что будем общаться на «ты»! – недоуменно воскликнул Горин. Глаза Энди вспыхнули. Он оттолкнул мужчину, преграждавшему ему путь. Тот не сдвинулся с места. 

- Ну не кипятись ты! На вот, лучше возьми – Горин протянул ему крестик с изображением Девы Марии посередине. 

- Вы же знаете, я не верю во всю эту ерунду! – горячо выпалил Энди. 

- На, сынок, возьми – лицо старика сделалось по-отечески теплым – возьми. Я с ним войну прошел, он меня оберегал. Пусть тебя теперь оберегает – с этими словами Горин положил крестик в нагрудный карман Энди и обнял его. 

Парень вышел совершенно расстроенным и выбитым из колеи. Вся его прежняя жизнь казалась ему чем-то далеким и нереальным. 

Ночь спустилась на город, от которого остались развалины. Целью было – держать оборону. Скоро будет подкрепление. Главное продержаться эту ночь. Людей осталось немного, но они будут биться до последнего. Вновь послышались выстрелы – в город начала продвигаться вражеская пехота и танки. Энди и другие солдаты собрали все оружие, какое осталось, и пошли сражаться. Точнее сказать, пошли на навстречу смерти. Последним воспоминанием Энди были стройные колонны техники, движущиеся на город, сотни солдат и отчаянные крики тех немногочисленных воинов, сдерживающих наступление. Враг шел по трупам к своей цели. 

Энди пришел в себя и сразу почувствовал дикий холод. Его начала бить крупная дрожь. Вокруг бегали врачи. Ледяные пальцы коснулись его кожи, укол и… он вновь провалился в сон. 

- Юргис?! – изумленно воскликнул Энди, очнувшись после сна.  

- Анжела.  

- Извините, я перепутал. Просто сейчас… вы мне дико напомнили… Юргис. Мою знакомую.  

Медсестра улыбнулась и продолжила обрабатывать рану. 

- Где я? Что случилось? Кто еще выжил? Что с городом? – вопросы слетали с его губ с бешеной скоростью. 

- Для тяжелораненого вы слишком активны. Быть может, вы симулируете? – медсестра сказал это с легкой улыбкой – вы в моистской больнице, вы попали под обстрел, мы вас по кускам собирали! Вы везунчик! – она вновь улыбнулась. Энди остался хмурым. 

- Кто еще выжил? 

- Из тех, кто сражался с вами? 

- Да. 

- Никто. 

- Как?... 

- Это война, мой дорогой, война… 

Медсестра закончила обработку и на секунду призадумалась, теребя в руках серебряный крестик, висевший на ее груди на простой тонкой веревке. 

- Войнааа… – пробормотала она и вышла.  

Энди уставился в потолок. Где-то недалеко шумел телевизор. 

Войска Сарении и ее союзников проводят боевую операцию по оттеснению войск Сарагосты на их территорию. Уже сейчас Уанхилц и большинство территорий Сарении находятся под контролем местных властей и сил союзников. Можно сказать, что это завершающий этап войны между непризнанной республикой Саренией и Сарагостой. 

«О Боже! Неужели! Мы добились этого! – на лице Энди сияла улыбка – Но сколькими жертвами…» Он вспомнил Рейгана и его усталый взгляд, Пола и Тори, Джэя и Уилли – он помнил их всех по именам, наконец Горин… Этот странный мужик, который относился к нему как к сыну. «Ну почему, почему я выжил, а они нет?! Почему на моем месте сейчас ни кто-то из них?! У некоторых была семья, родные и близкие, кто-то просто был ДОСТОЕН жизни… Почему я? У меня никого нет, к тому же, я неудачник и мне, в общем-то, всегда было плевать на свою жизнь…» Крест. Тот, что дал мне Горин. Он был в грудном кармане. Энди потянулся за курткой и его пронзила острая боль. Превознемогая ее, он взял куртку, открыл карман. Дева Мария. Она смотрела на него тепло и нежно. По щекам Энди потекли слезы. «Это не справедливо! Это не справедливо!» Он швырнул куртку на пол и потерял сознание. 

Через месяц Энди вполне мог ходить без посторонней помощи. Он подумывал вернуться домой и написать книгу о том, что пережил. Но все его планы сломали осложнения. И вновь долгие месяцы на больничной койке. Но он не терял времени. Теперь он никогда не будет терять ни секунды. Слишком они дороги в этой жизни. Он принялся писать. Вскоре возле его постели лежали горы исписанной бумаги. К окончанию лечения он справился со своей книгой, и рукопись была закончена. Энди ликующе оглядел кипу листов, сшитых по краю, отложил ее в сторону и решил немного прогуляться по парку, который располагался на территории больницы. Прихрамывая, он спустился с лестницы и вышел на улицу. Вдыхая сладкий весенний воздух, он стоял на крыльце и мечтал, как вернется домой, как теперь изменится его жизнь. Энди больше не журналист-неудачник, он теперь человек, прошедший войну, писатель [его книга неизменно произведет фурор], теперь он сложившаяся личность. Но все равно какая-то пустота внутри не покидала его. Он не мог понять, в чем дело. Наверное, это вина за то, что он, Энди, жив, а его друзья теперь на том свете. Как ни уговаривал он себя, так и не смог смириться и эта мысль мучила его. В конце аллеи Энди заметил темную большую фигуру, которая медленно, но уверенно приближалась к главному входу в больницу. Это был батюшка. На его груди в лучах солнца блестел большой золотой крест. Батюшка увидел Энди и пристально посмотрел на него, потом тепло улыбнулся и перекрестил его, сделав несколько движений поднятой в воздух рукой. После чего он отвернулся и вошел в здание. Сердце Энди трепетало. Почему-то этот батюшка в своей нелепой одежде и с этим здоровенным крестом принес ему умиротворение. Душа Энди стремилась к покою и обретению света, но он не понимал этого и сопротивлялся. Вернувшись в свою палату, Энди достал крестик Горина из кармана и положил на тумбочку рядом с кроватью. Сегодня его выписывают. Парень собрал свои вещи, последний раз оглядел комнату, взглянул на сверкающий крест на тумбочке и вышел… 

Рейс Мойст – Колете задерживается. 

Энди сидел в зале ожидания и нервно постукивал ногой. Рядом с ним, шумно опустившись на кресло, расположилась молодая девушка с множеством сумок. Она явно скучала.  

Юргис Редхок, пройдите в 7й терминал 

Девушка встала. 

- Юргис?! – крикнул, волнуясь, Энди. Девушка обернулась. 

- Боже, Энди! – она влетела в его объятия – вот уж не думала, что встречу тебя здесь! Я была в больнице, но ты уже уехал, когда я зашла. Я приходила к тебе, когда ты был без сознания… 

Энди был безумно рад ее видеть и даже не подозревал о том, что она приходила к нему в больницу. Да что там говорить, он практически ее забыл… 

- Я принесла вот это. Ты забыл – Юргис протянула ему крестик. Энди недовольно поморщился.  

- Не верю я во все это! Оставь его себе. Мне его отдал Горин, чтоб тот охранял меня – Энди засмеялся – теперь мне нечего опасаться. Для меня он сослужил службу, пусть остается у тебя. Юргис подумала минуту и положила крестик в карман Энди. 

- Пожалуйста, я прошу – с мольбой в глазах сказала она. Энди непонимающе уставился на нее. 

- Ну хорошо… раз ты так хочешь… 

- О, я совсем забыла! Мне же нужно в 7й терминал. Энди, оставь мне свой адрес, я была бы не прочь увидеться с тобой по возвращении обратно. 

- Конечно! – радостно отозвался Энди. 

- Тогда жди здесь, я быстро! – Юргис мгновенно испарилась и вскоре вновь появилась, вся сияющая. – Похоже, мы летим одним рейсом – она подмигнула. 

- О, ну это отлично! – улыбнулся ей в ответ Энди – на, держи! – он протянул ей свернутый листок с его адресом, Юргис поблагодарила и убрала листок в сумку. 

- Похоже, нам пора! – весело сказал Энди, посмотрев на Юргис. Она улыбалась. «Ослепительная улыбка» – подумал Энди. «Эта девушка заслуживает счастья. Истинного счастья. Она вся такая светлая, словно ангел…» – он поймал себя на таких мыслях и порадовался им.  

Они прошли для регистрации.  

Эндиан Стикс? Эконом класс. Место 4.5 

Энди подмигнул Юргис. 

Идет посадка на борт, пожалуйста, пройдите к самолету. 

Полицейские провожали пассажиров до выхода на взлетную полосу, чтобы те не толпились. Юргис стояла долго, похоже, возникли какие-то проблемы при регистрации, такое бывает.  

Юргис Редхок, сожалеем, но вам придется лететь следующим рейсом. Мест нет. 

- Ну как же, как же?! – Юргис махала руками вне себя от недовольства. 

Место, указанное в вашем билете, уже занято. 

- Кем, черт возьми?! 

Эндианом Стиксом, эконом-класс, место 4.5 

Энди побледнел: «Как такое может быть?» 

- Как так, как так?!  

Простите. Произошла ошибка. Вам оформили уже ранее проданный билет. Пройдите для перерегистрации или возврата денег. 

Кровь стучала в висках Энди, Юргис была бледна, словно призрак. Она подошла к стеклу, которое разделяло ее и Энди, что-то прошептала и коснулась его губами. Энди не мог лететь.  

Эндиан Стикс, пройдите на борт. 

Энди пытался уговорить полицейских, что произошла ошибка, чтоб его выпустили. Но они отказались этого делать. Его вели ко взлетной полосе. 

На прощание Юргис отправила ему воздушный поцелуй и знаками показала, что заедет, как только будет на месте. Он кивнул, сказав, улыбнувшись: «Я буду с нетерпением ждать… дорогая…» – но она этого уже не слышала.  

Поднимаясь по трапу самолета Энди думал, что наконец таки нашел свою любовь. Вот так, нежданно-негаданно в нем вспыхнули самые яркие чувства, которые он когда-либо испытывал. «Моя поездка не была случайной, ведь теперь я обрел счастье и самого себя». 

Самолет поднимался в воздух. Земля постепенно сливалась в радужные переплетения цветов… Энди достал свою рукопись из чемодана-сейфа, вырвал последнюю страницу и переписал концовку своей книги. 

Юргис прилетела днем позже. Ее встречали родственники. Все весело сели за стол, отмечая приезд дочери. Она рассказывала о том, что с ней случилась, о войне, о долгих голодных ночах, о раненых, о страхе смерти и радости победы, о Энди и о его книге, которая, по ее словам, непременно должна быть скоро напечатана.  

- Ой, а сколько сейчас времени? – торопливо спросила Юргис бабулю, которая сидела рядом с ней – я хотела заехать к Энди.  

- Не знаю, детка, сейчас включу телевизор, посмотрим! – бабушка щелкнула кнопкой пульта. 

Вчера в окрестностях Колете, не долетев до аэродрома несколько сотен метров, самолет, следующий рейсом из Мойста, разбился. Выжили двое. Их имена уточняются. По всем вопросам о погибших звонить на номер «горячей линии»… 

- Баб, где ручка?! – в ужасе кричала Юргис. 

- Держи, держи! 

Девушка быстро нацарапала номер «горячей линии» на клочке бумаги и помчалась к телефону. 

«Боже! Боже! Мы ведь должны были лететь вместе!» – пульсировало в голове Юргис. 

- Алло, «горячая линия», слушаем. 

- Я – Юргис Редхок, мой друг Эндиан Стикс летел этим рейсом, скажите, что с ним? 

На том конце провода повисло молчание. 

- Мисс Редхок, Эндиан Стикс числится в списках погибших. 

Внезапно Юргис почувствовала волну беспомощности и боли, захлестнувшую ее… 

- Это не может быть ошибкой? 

- Нет. Выжили только два члена экипажа. Мне очень жаль. 

Внутри Юргис что-то оборвалось. Она положила трубку и осталась стоять на месте, как вкопанная. Слезы ручейками текли по ее щекам. 

Обеспокоенная бабушка подбежала к внучке. 

- Что случилось деточка? 

В ответ девушка лишь пожала плечами – Его больше нет.  

На следующий день она пришла на опознание.  

- Это нашли при нем, я думаю, единственное, что мы сейчас можем сделать для вас – это передать вам этот чемодан. Мы так понимаем, вы его родственница. 

- Да. Да… задумчиво ответила Юргис. 

Ключа от чемодана-сейфа она не нашла. «Быть может, у него дома есть копия?»- подумав, она развернула листок с его адресом. Что-то выпало и укатилось под педаль. Она остановила машину. Открыв дверцу, чтоб в кабину проникало больше света, она принялась искать. Но долгого времени это не заняло. Крестик Энди лежал на коврике под педалью и поблескивал на солнце. На глаза Юргис навернулись слезы.  

«Он защитил Энди во время войны, а теперь меня от авиакатастрофы. Энди спас меня дважды....» Девушка набрала код. Чемодан открылся. В нем лежали сшитые листы. Все, кроме последней. На ней была небольшая запись, завершающая книгу Энди Стикса: 

Знай, чтобы не случалось в твоей жизни, все происходит не просто так. То, что кажется тебе совпадением, вовсе таковым не является. Все, даже самые незначительные детали, все они звенья цепочки, которую ты собираешь, а потом в итоге повесишь на свою шею. И, после того как ты закончишь ее плести, ты должен будешь повесить на нее крестик. Запомни это. 

P. S.: цепочка моей жизни закончена, сегодня она замкнулась. Осталось лишь повесить крестик… Все, что я пережил, сложилось в единую картину. Моя жизнь была нужна для того, чтобы дать старт другим людям, чьи цепочки еще далеки до завершения. Я вешаю крестик… Окончанием моего пути становится любовь – начало жизни. Я вешаю крестик… засыпая с Вашими именами на губах. 

Его Величество Случай снова показал мне язык. Это ужасно! Как мне теперь с этим жить? А ведь я уже думал, что вряд ли случится что-нибудь, что окончательно сведет меня с ума и практически заставит верить чуть ли не в существование помидоров с другой планеты. А виной всему... ну, конечно же, женщина. Мало того, что она совершенно не обращала на меня никогда своего восхитительно неземного внимания, от одной мысли о котором по телу пробегала крупная дрожь, так еще и умудрялась провоцировать. Ну, вот скажите мне, вот Вы бы случайным образом увидев номер телефона вашей возлюбленной, неужели бы не воспользовались случаем и не записали в своей записной книжке? А я распечатал на принтере в красивом обрамлении цветных ромашек и повесил на стену, мысленно переживая те прекрасные моменты, когда, наконец, смогу воспользоваться данным мне Удачей моментом. Однажды я даже переписывался с ней, совсем не долго, да и переписка была сухо-деловая. Ах, как романтично смотрелись ее данные в подписи: «С уважением, Марина». По тональности ее писем я угадывал ее волнение, ах, это чудное «Вы бредите?»! Да-да! А еще она всегда слушала, о чем я разговариваю с другими сотрудниками. По ее нахмуренному личику я всегда безошибочно определял, в какую тему следует увести нить разговора, какие истории нужно рассказать, чтоб ее лобик расправился, а глаза улыбчиво отвернулись к окну... И все-таки тревога мне подсказывала, что все слишком хорошо. 

Все говорили, что она недоступна. Она идеал, мечта, фантазия! Иногда мне казалось, что это не человек, но Ангел, спустившийся к нам, грешным, чтобы напоминать о Вечном и Неземном. Так и не дождавшись ее внимания, я был переведен в другой отдел. И о чудо! Она пришла ко мне в гости! Повод был умопомрачительно гениален – она принесла мне цветок в горшке, мило улыбнулась и попросила присмотреть за ним. Я уже боготворил это тщедушное зеленое создание, которому повезло в жизни больше, чем мне – он был ее собственностью какое-то время. А я нашел в его лице благодарного слушателя. Всю нерастраченность чувств выливал я ему по вечерам, воспевая его неземную хозяйку...  

А через два дня я узнал, что она уволилась и исчезла навсегда из моей вдруг обессмыслившейся жизни. Я сидел дома и пил водку. В полнейшем одиночестве. Уже три дня. Зеленый друг откинул корни на первой же рюмке. Из пьяного тумана ослепительной вспышкой молнии прогремл звонок в дверь. Эта дурацкая майка зацепилась за дверную ручку, я упал на спину и в голове загудело от удара о дверь. Ну, вот кому и что понадобилось от такого жалкого неудачника как я? Встав на четвереньки, я все же дополз до двери и открыл ее. Перед моим лицом вырисовывались изящные женские ножки в беленьких босоножках. Медленно подымая глаза вверх в попытке охватить весь образ, я сел. Передо мной стояла Она! Она пришла за своим цветком, а я как последняя свинья валяюсь на полу, дебильно открыв рот от изумления... И частичкой где-то застрявшего одной ногой в говне разума вспоминаю о зеленой сухой пакости, что произрастала теперь на месте ее цветка. О, прекрасная Немезида, застрели меня своей маленькой царственной ручкой, как пса подзаборного, выверни меня наизнанку и вытряхни в лужу ссаки мои грязные потроха и мое разбитое сердце, не достойное того, чтобы ты наступила в него острой шпилькой... Она присела рядом, заглянула смеющимися глазами в душу и сказала: 

- Ах ты, холостяцкая морда! 

А потом подхватила меня под руку, отвела в ванную, сняла с меня все шмотья и окунула в теплую пенную воду... 

Эпиграф. 

Это правда. Но у Вас всегда есть право не верить. Именно им Вы и воспользуетесь. 

- Как ты могла?! 

- Я люблю тебя... 

- Ты любишь Его, а не меня!!! 

- Но ведь это был ты... 

- Но ты ТОГДА этого не знала! И не могла знать. 

- Сердце не знает, оно чувствует... 

- Это мог быть кто угодно, не я, и ты бы отдалась ему! 

- Невозможно, ведь я ТЕБЯ люблю. 

Его ревность боролась с разумом. В конце концов, он хотел проверить верность жены, а что получил? Абсолютно непонятную ситуацию. Да, она ответила на его ухаживания, он смог поцелуем возбудить ее – ах, эти чувственные губки всегда набухали и чуть подрагивали от желания, дыхание учащалось, и этот румянец на щечках выдавал ее страсть. Но он никогда не видел, чтобы она так реагировала на кого-то другого. Если она права, и только он способен пробудить ее, то все вполне обосновано. А значит, он недоверчивый кретин должен сейчас же упасть ей в ноги и облобызать их... Но она была с другим! Вернее с ним – другим! Он пнул стул, тот отлетел к столу, ножка одна чуть покосилась. Живучая мебель... Он подошел, взялся за спинку и со всего размаха размазал его об пол, щепки с треском разлетелись в разные стороны. Она вздрогнула. Хорошо, он не учел такую возможность. Она действительно могла узнать его по запаху, по характеру прикосновений, да он сам бы ее узнал с завязанными глазами. Почему она не дала ему понять, что узнала? Может, ее узнавание было неосознанным? И у него опять нет никаких гарантий, что она не «узнает» его в ком-то там еще! Его жена красивая женщина, на нее всегда обращают внимание другие мужчины, любой из них может оказаться лучше его. И в тот момент вряд ли она думала о нем. Скорее всего она просто не могла противостоять его ласкам. Руки его непроизвольно потянулись к ее шее. Вот так положить их ладонями на ее нежную пульсирующую кожу и сдавить... Кулаком выбил штукатурку из стены. На свежеободранных костяшках стали набухать частички крови, гипнотически наливаясь до округлых крупных густых капель. Он никогда не сделает ей больно, никогда! Лучше разбить в мясо эти руки. Стремительно вышел в подъезд, хлопнув дверью, сбежал по лестнице вниз и, глубоко вдохнув в себя холодную вечернюю свежесть, пошел быстрым шагом вперед. 

Оставшаяся одна женщина медленно поднялась со стула, теплый шерстяной платок соскользнул с колен и упал на пол. Перешагнув, она направилась к огромному зеркалу в коридоре. Рукой провела по шее, изящными тонкими пальцами подцепила платье и скинула с плеча. На спине в районе лопатки пульсирующе проявился розовый бугристый шрам. Крылья она потеряла, когда влюбилась в человека... Длинные ресницы дрогнули, по щеке прочертилась прозрачная дорожка и оборвалась, разбрызгав капли на свежем рубце у основания ладони. Влажные серые глаза чуть удивленно осматривали отражение. В тот раз он приревновал ее к своему другу. Другой рукой она убрала платье со второго плеча, мягкий шелк стек к ее ногам. В районе сердца просматривалась небольшая треугольная рана. Этот удар он ей нанес, сказав «Ты сама виновата, что он к тебе прицепился». В чем ее вина? В том, что она красивая женщина?.. Она встала в вполоборота к зеркалу, и подняла руку. Эти удары плетью по ребрам она получила от него за то, что не ответила на телефонный звонок. Ей так захотелось зайти в церковь, а он начал настойчиво звонить, она выключила телефон всего на пять минут и перезвонила ему уже на улице. Каждое слово его кромсало Душу, раздирало плоть, забирало жизнь. Утирая окровавленные губы, добежала она тогда до лавочки и упала в изнеможении, выбросив телефон в кусты. Почему Любовь для нее – это боль? Адская боль! Что она здесь делает? Она – Прекраснейшее Небесное Создание! Наисвежайшие лиловые круги вокруг шеи опутывали ее словно змея, стягивая и удушая... 

Спустя час он вернулся, тихо открыл дверь, разделся и прошел на цыпочках в спальню. Жена спала сном ангела, уткнувшись в подушку, чуть покрасневшие глаза говорили о выплаканности горя. Он наклонился и нежно поцеловал в белую шею, провел рукой по ее стану. Она чуть всхлипнула, так и не просыпаясь. Он лег рядом, обняв ее и крепко прижав к себе. Самое большое и невероятное Чудо его жизни – это встреча с ней. Огромной и жгучей завистью завидовал он себе, вдыхая аромат ее волос...