Помню как сейчас, я пришел со школы и сижу в родительской комнате, в мягком кресле. Солнечный свет с улицы окрашен шторами в древесно-красный, он лежит двумя квадратами на полу. У меня болит горло. Я сглатываю, пытаясь прислушаться к ощущениям. Как будто маленький комочек, отдающий легкой пульсацией, я чувствую его под самой кожей. Я веду пальцами от шеи к правому уху, я ищу, где он прячется. Я останавливаю пальцы за самым ухом, под мочкой. Слегка нажимаю. Как бы изнутри глаза, за полем зрения, появляется желтое пятнышко. Я нажимаю сильнее. Пятнышко меняет форму, вытягивается. Теперь я могу управлять его движением. Я пытаюсь вывести его в поле видимого, на фон шкафа, стола. У меня какое-то предчувствие, я окутан будто бы мерцающим туманом. Все становится оранжевым, глаза сами закрываются. Ощущение, словно меня приподнимает и опускает, плавно, словно я несусь по мягким волнам. Голова слегка кружится.  

Запах комнаты меняется. Теперь он менее домашний, я чувствую слабый запах краски и чего-то еще. Я с усилием открываю глаза и теряюсь: на месте шкафа я вижу ряд школьных парт, на стене висит доска, подо мной жесткий стульчик. Я в своем классе. Он пуст. 

Когда, гуляя, я рассказал свою историю папе, он быстро и серьезно взглянул на меня и несколько секунд шел молча. Затем остановился. 

- Ты мне не веришь? 

- Верю. 

Меня обескуражило, как просто и отчетливо он произнес это слово. 

Потом он добавил: 

- Знаешь, это бывает. Это пропадает с возрастом, но… лучше с этим не играть. Ты это делал один раз?  

- Один. Я… 

- Ты не заметил потом ничего необычного? 

- Нет, ничего… Я вышел из школы, пошел домой… 

- А дома? – папа смотрел на меня, как будто ждал какого-то важного ответа. 

Тогда мы долго гуляли. Папа рассказал мне, что это странное свойство человеческого организма, неизвестно, изучается оно или нет, но прочесть о нем нигде нельзя. Оно пропадет годам к двенадцати, да и вообще мало кто в себе его обнаруживает. О нем вообще принято не говорить. Мало кто его использует многократно, это связано то ли с чувством страха, то ли стыда, но самое главное не это. После каждого такого путешествия в жизни человека что-то меняется, пропадает, происходит какой-то неуловимый сдвиг, и каждая такая перемена страшна. «Да, у меня было такое. И у дедушки…»Зачастую это касается не напрямую себя, а окружающего мира, людей, предметов… «Постарайся, – сказал папа – постарайся не менять ничего. Ты и сам поймешь». Мы шли по дорожке. Под ногами шуршали листья. 

Я, кажется, понял. Последующие два дня я отгонял странное воспоминание и пристально всматривался, старался выявить, что же изменилось. На второй день в аквариуме на письменном столе я недосчитался двух вуалехвостов, выпрыгнуть рыбки из него не могли, кошка никогда к нему интереса не проявляла. Я спросил у бабушки, на что она даже оскорбилась: «Зажарила я, что ли, твоих рыб?!» Папе я ничего говорить не стал. 

Выпал первый снег. Я заматывался толстым шарфом, который мне связала бабушка и пробовал на прочность лед на пруду. Лед предательски потрескивал. Этой зимой я был влюблен. Ее звали Аня. Она жила в четырехэтажном домике, говорят, эти дома строили пленные немцы или финны. Я старался гулять рядом с ее домом, а когда она выходила с подружкой-соседкой, то проходил мимо них, делая вид, что иду в магазин. Она училась классом старше. 

В столовой я старался сесть поближе к ее столику и даже стыдился своих друзей, когда кто-то из них начинал сильно орать или метал пюре с помощью ложки. В такие моменты Аня смотрела в нашу сторону, а я смущенно улыбался с видом: «Ну, что я могу поделать…» 

Утром, чистя зубы перед зеркалом, я замечтался. Ночью мне, наконец, приснилась Аня, мы гуляли с ней и охотились на каких-то птиц. Анин образ не шел у меня из головы, и вдруг меня что-то словно подхлестнуло. Я сосредоточился, закрыл глаза и нащупал пальцем точку за ухом. Снова, вспыхивая и пригасая, появилось желтое пятнышко, я поймал его, медленно стал подталкивать… И все повторилось. Я с закрытыми глазами стоял на холодном полу и вдыхал запах чужого дома. Был слышен шум воды. Я мгновенно очнулся и увидел, что стою в чужом коридоре с веселенькими обоями, прямо у двери в ванную, в которой кто-то умывается. Обмирая, с колотящимся сердцем, я приоткрыл на сантиметр дверь, увидел ночнушку со слониками, струящиеся светлые волосы, голую ножку… – и пустился наутек. Все было, как во сне. Как я незамеченный пробрался к двери, как выскочил на улицу, как бежал босиком по снегу, как меня окликала какая-то тетка… Бабушка открыла дверь и чуть не упала в обморок. «За почтой…спускался…», – задыхаясь, хрипло сказал я. 

На следующий день я испугался по-настоящему. Наша кошка, Даша, стала странно ходить. Она прихрамывала, причем, не на одну, а сразу на две лапы. Я даже не видел никогда, чтобы так странно кто-то хромал Она делала все свои будничные дела, но как будто не понимая, что с ней произошло. «Дашенька, Дашенька», – я гладил ее со всей нежностью, на которую был способен, а в груди моей, высоко, под самой шеей, оживало страшное предчувствие. Папа только качал головой. Я не мог смотреть ему в глаза. Ходили к ветеринару, он прописал какую-то мазь, но толком ничего и не сказал. Шли недели. Мы как-то попривыкли, но случайные родительские знакомые, изредка заглядывающие к нам домой, говорили: «какая странная у вас кошка».  

- Еще бы. Это же собака – шутил папа.  

Мне становилось не по себе. 

Мне стукнуло двенадцать. О тех случаях я не вспоминал. Папа уехал в экспедицию на север, Аня перевелась в другую школу. В день моего рожденья папа позвонил: 

- Привет, старик – сказал он. – Ты как? 

- На все сто – отвечал я. 

- Ты не обижаешься? Пытался раньше закончить, но не смог. Ну, с меня подарок. Шкура медведя. 

- Настоящая? 

- Еще бы. Ты же лучшее, что у меня есть. 

В трубке потрескивало. Казалось, папа хочет еще спросить о чем-то, но не решается. 

- Я помню – сказал я – Не переживай. 

Той ночью я долго не мог уснуть, я лежал и смотрел, как от фар проезжающих машин оживают тени на потолке. Они растягивались и будто пытались сорваться с места, а потом вновь сжимались, присмирев. С каждым разом паузы становились все дольше и дольше…  

Утром затрезвонил телефон. Я спросонок слышал, как бурчит в трубку бабушка, как ее голос замедляется… Вот она охнула, закашлялась – холодея, я спрыгиваю с кровати, открываю дверь… «Жив?.. Операция?... Критическое..., – бабушка необычным глухим голосом повторяла слова, облокачиваясь о стену, – Когда, днем?..» Бабушка заметила меня, свободной рукой прижала к себе, часто-часто гладя меня по голове. 

Вертолет, на котором папа работал, упал. При взлете, с небольшой высоты. Операция через несколько часов. Бабушка перестала меня замечать. Я стоял на коленях у комода и рассматривал папины вещи: компас с хромированным ободом, бинокль в потертом пупырчатом футляре: «Дорогому Олегу Николаевичу…», кусок оленьего рога с круглыми разводами на срезе… Я взял компас и ушел в свою комнату. Закрыл глаза. Изо всех сил представил папу, его рыжую щетину, запах табака, представил, как он улыбается… «Последний раз, последний раз… Только бы…», – твердил я, пробираясь по волнам. 

В нос ударил медицинский запах. Тоненько дребезжала лампа дневного освещения. Я стоял рядом с кроватью. Из коридора доносился шум.  

- Папа… – лицо человека, лежащего на кровати, было перебинтовано. В бинте было вырезано окошко для глаз и носа. Папа открыл глаза. Я дотронулся до его носа, я дотронулся до его руки с буроватыми ссадинами. – Я последний раз… 

«Откуда посетитель?» – двери в коридор распахнулись, женщина в халате настойчиво взяла меня за руку, вокруг засуетились врачи. Я шел, ведомый женщиной, и коридор с его больными, каталками, медсестрами и звенящими лампами несся мне навстречу. 

Была ранняя весна. Сквозь чисто вымытые окна поезда било солнце. Я щурил левый глаз, и солнечный свет перекатывался по глазному яблоку. Впереди еще были сутки пути. В купе вошла проводница и поставила на столик два чая. Дольки лимона светились в янтарной жидкости, чуть покачиваясь в такт поезду. Папа резал колбасу. Его лицо заметно похудело, и из-под бинта смешно торчали жесткие волосы. У виска, наискосок, шел небольшой шрам. Он протянул мне бутерброд, и в его глазах загорелись огоньки. 

- Ну что, старик, поживем? 

- Поживем – отозвался я. 

Я осторожно погладил его по руке. В ответ он ухватил меня за мизинец.  

За окном проносились тощие, еще без листьев, деревья. Иногда они росли так часто, что сливались в одну сероватую блестящую полосу. Иногда реже, и тогда взгляд, словно вспышки, выхватывал: болотце...домик…одинокую корову… И с каждой такой вспышкой что-то возвращалось ко мне, все ближе и ближе, взамен уходящего детства. 

Как-то в детстве я написал стихотворение. Это было одно из первых моих стихотворений, и в нем дети из льда строили небоскребы (живые дети, небоскребы – из льда). 

Как сейчас помню папу, который, теряя терпение, все чаще и чаще выстукивал вилкой по столу и говорил: «Иглу. Иглу – из льда. Из льда – иглу». 

Я настаивал на своем. Я смеялся. Папа – почти что плакал. 

В спорах с папой я вообще часто выходил победителем.  

Помню, когда мы в детском кафе «Три поросенка» выбирали маму, ему приглянулась какая-то высокая брюнетка. Я же находил, что по всем параметрам мамой достойна быть другая, пухленькая блондинка с ямочками. Тогда мы с ним сцепились не на шутку. Папа ушел весь в мыле, но с маминым телефоном на салфетке. Надо ли говорить, чей это был телефон и чья вообще это заслуга: любоваться ямочками, когда мама смеется. 

Стоп, кажется, меня занесло. Я не мог выбирать свою маму, это понятно и младенцу. Хотя, странно, такое живое воспоминание. 

Так вот, о стихотворении. Небоскребы все-таки были. Их было два, и их построили братья Сомовы, они учились на класс старше меня. Ума не приложу, откуда они взяли ледяные кирпичи такой идеальной формы (имей я такие кирпичи, у меня получилось бы не хуже). Но, так или иначе, вся слава досталась им. Небоскребы были высотой по два метра, они сверкали прямо посредине школьного двора, и наш завхоз, хмурый дед с ветеранской закалкой впервые в моей жизни выразился о чем-то с одобрением: «Вот это другое дело!» И даже крепко пожал каждому из Сомовых руку. 

Итак, я подхожу к самому главному. Стихотворение, помните, все начиналось со стихотворения. Но в том-то и дело, что с него начинался не только мой рассказ! Стихотворение про небоскребы я написал ЗА НЕДЕЛЮ до триумфа Сомовых! Понятно, что им я его не читал, и слышать о нем никто не мог. Что же получается? Надеюсь, это мне объяснять вам не нужно. Именно тогда я задумался о тревожащей и необыкновенной, недвусмысленной и непредсказуемой силе слова. 

Обращаясь к возможным скептикам, я мог бы упомянуть, так сказать, сыграть открытыми картами, что мой папа общался с папой Сомовых, они иногда встречались и играли в домино, но в том-то и дело, уважаемые скептики, что папа Сомовых тогда уже полгода как ушел в другую семью! 

Да, и мне глубоко наплевать, мои уважаемые скептики, что моя мама (да, та самая, с ямочками) работала с мамой Сомовых в одном почтовом отделении, и пусть даже они каждый день пили вместе чай – извините, в такие совпадения я не верю! 

С тех пор я пишу все больше и больше, стараясь затрагивать различные аспекты культурной и общественной жизни. Также читаю много газет. Если интересует, могу показать любопытную тетрадочку, в ней собраны вырезки новостей, которые я предвосхитил в стихах. Папа считает, что я свихнулся. Мама улыбается. 

Да бабник, я бабник, 

говорит он и серьезно смотрит на тебя, оценивая твое отношение. И кто сказал, что этот мужчина циничен и не пропускает ни одной особы женского пола, чтобы не сделать на нее стойку? Взгляд его умудрен и насмешлив. Ладно, пусть думает, что соглашаюсь с ним. Чем бы дитя не тешилось.  

Конечно, бабник, да не только бабник, а мечта всех женщин, да разве можно устоять перед таким красавцем.  

Вот и попался, дорогой, теперь посмотрим, как дальше будешь выкручиваться. Делаем финт на 180 градусов. 

Расскажи о себе, 

говорит женщина, втайне надеясь, что разговор не затянется. Что можно сказать при первой встрече, думает она. Сейчас послушаю и разбежимся. 

Мужчина резко становится серьезным и подыгрывает. 

Учеба, армия, работа...да слушает ли она? 

Она все слышит. Прикрыла глаза, утопая в звуках бархатного баритона, и не понять, о чем думает сейчас. Этот голос, да я бы все отдала только за голос, пошла бы куда угодно, только позови.  

И где же ты был раньше? 

Открыла глаза, взгляд его серьезен, а ты, говорит он, 

как ты жила до меня? 

да знаешь ли ты, что я полгода ищу тебя после случайной встречи. Да ты и не знаешь об этой встрече. Совершенно случайно зашел на обед в другую столовую, ты выходила из дверей и обожгла меня взглядом. Знаешь ли ты, сколько раз я специально ходил туда снова и снова в надежде еще раз встретить тебя, хотя это так далеко от нашего цеха. Интересно, о чем ты думаешь сейчас? 

Знаешь, говорит она, я думаю, как странно мы с тобой встретились. Столько мужчин искали встречи со мной, а никакого отклика в моем сердце не было. Значит, это был не ты. Но у нас такая огромная разница в возрасте. И ты женат. 

Я поклялась, что ни одного мужчину не впущу больше в свою жизнь, ни на кого не посмотрю. А услышала твой голос по телефону и с первого звука поняла, что не могу без тебя, хочу видеть с первого слова... 

Какое счастье, что я тебя нашел. Искал везде, и никому нельзя было сказать, кого я ищу. Интересно, ты всегда так смотришь, ты же спалить можешь на ходу. Я не знаю, что тебе сказать, чтоб ты не отвернулась от меня, не ушла. 

Да, это был не я, милая. 

Какая ж я дура, что сразу не встретилась с тобой, но пойми, мне надо было привыкнуть к мысли о тебе, да что это я, разве это главное. Почему я ждала полгода? Вот он рядом, и нет преград, и не знаю, что ему сказать, чтобы не ушел, не ушел, не ушел… 

Хочешь чаю, я хорошо завариваю. 

Дружеский чай, дружеский треп… Да очнись ты, наконец, посмотри мне в глаза, подойди ко мне поближе... 

Почему он молчит, и такой странный взгляд, заговори со мной, хочу утонуть, утонуть в твоем голосе... 

Скажи, чем ты занимаешься в свободное время? 

О чем я? Вот оно, время – остановилось, а я о чем??? Какое счастье сидеть рядом с ним, быть так близко, и времени нет, и возраста нет, какой возраст, это мой мужчина, что ему сказать, чтобы не молчал, не ушел. Я уже не умею говорить нежные слова, я зачерствела, поймет ли он. Да, надо распрощаться, пока я не погибла. 

Как тебе чай с травкой? 

О чем она? Вот оно – время долгожданной встречи, а она о чем??? Пойми же ты меня, я пьянею рядом с тобой, что же сказать, чтобы не испугать тебя, чтобы не потерять тебя, милая, любимая… 

Вкусный, с какой травой завариваешь? 

Разделенные столом, сидели они, допив чай. 

Встали. 

ОН УХОДИТ! Не уходи! 

ОНА ПРОЩАЕТСЯ! Остановись! 

Милый, я так долго тебя ждала. 

Любимая, вот он – Я! 

Он подходит ближе и нежно,и крепко обнимает её. 

Под знаком Водолея 

Ну и что, что под знаком Водолея? Да ничего. Тринадцатого февраля я родилась. Вот это я скажу вам отметина – тринадцатое число. Все неизменно меня жалели, когда узнавали про дату рождения. Кем я могла вырасти после этого? Правильно – отрицателем всяческих суеверий и тайных знаний. Водолеи по гороскопу – общительные, душа коллектива, а я кто? Серенькая, тихая, заумная. Не сходится. Сочинения писала длинные, вероятно, туда все общение уходило. Дальше читаю гороскоп: «В Водолее проявляется стихия Воздуха. Главные планетарные управители – планеты Уран и Сатурн. У Водолеев наблюдаются способности к проникновению в тайны психики, вплоть до вспышек откровения, которые доходят до пророчества. К ним часто в головы приходят оригинальные идеи, мысли, информация. Они принимают информацию из будущего, и порой очень трудно в ней разобраться».  

И хорошо, что не разбиралась. Если судьбе не мешать, то она сама сбудется. Как в кино со счастливым финалом.  

Сцена первая  

Место действия – общежитие института.  

К подруге приехала мама и гадает всей комнате на картах.  

Карты летают у неё в руках, девчонки с замиранием сердца следят.  

Король пик, король крести, бубновый туз, любовь. Счастье, бубновый туз. Откуда я знаю эти слова? В доме карты не водились, впервые вижу сейчас. Очень хочется, чтобы мне погадали, но стесняюсь попросить и боюсь. В отличие от дурачащихся девчонок печенкой чувствую, что Наташкина мама говорит правду, я даже начинаю понимать, как она объясняет расклад карт.  

Без карточного предсказания осталась я одна. Наташка просит мать мне погадать, мать отказывается, лишь один раз взглянув на меня. Девочки из комнаты дружно её уговаривают, им любопытно, что же мне выпадет, я самая тихая и незаметная в комнате, не встречалась еще ни с одним парнем.  

-Отстань, – говорит мать Наташе.  

-Вот уеду, ей карты оставлю, гадать будет вам. Ну ладно скажу, хоть и не хочется. Звезда у нее сильная и беспокойная, все куда-то вести будет, судьба уже начертана. Будет у нее муж баскетболист, красивый блондин, замуж после института выйдет. Девчонки обижены. Замухрышке – баскетболист и удачное замужество?  

Но самое главное услышали: после отъезда Наташиной мамы толпами ходят ко мне, а я гадаю всем, хотя карты никогда до этого в руках не держала. И почему-то гадания сходятся, вплоть до имен кавалеров и оценок на экзаменах.  

Сцена вторая  

Место действия – город Ташкент  

Первый год работы. Про гадание и баскетболиста давно уже забыла: студенческие глупости, второй курс. У меня новые знакомые, интересная работа, всепоглощающее увлечение – альпинизм.  

Вижу сон. Странный-престранный. Из тех, что называются настоящими, вещими. Не знаю, что такое вещие сны, но вот этот – именно такой, уверена на сто процентов.  

Будто стою на автобусной остановке, чтобы ехать в горы, и чувствую спиной пристальный взгляд. Оборачиваюсь, и взгляд мой выхватывает из толпы очень высокого молодого парня. Замечаю, что он симпатичный блондин и отворачиваюсь. Надо сказать, что я безумно влюбчива, но только в определенный тип парней – в брюнетов, среднего роста и с черными глазами. А этот какой-то белесый, да еще невозможно худой и высокий. Но взгляд его сверлит мою спину так, что она почти плавится, словно на пляже под знойным солнцем. Cнова поворачиваюсь. Блондин невозмутимо смотрит на меня и ждет реакции. Я реагирую. Фыркаю и отворачиваюсь. Ну не нравятся мне блондины, не нравятся.  

От ощущения ожога спины свирепею окончательно. Нельзя же так пялиться! Хочу повернуться и гневно отчитать наглеца, но в моих ушах звучит мягкий баритон:  

- Ну что же ты? Ты такая же, как и я. Не отворачивайся.  

Подруги, выслушав мой сон, удивляются. Сонников тогда в продаже не было (а жаль!), поэтому интерпретации были самые неожиданные – от скорого замужества до сильного переутомления.  

Это были те времена, когда ни одно общественно-полезное дело на предприятиях не обходилось без молодых специалистов. Настало время готовить пионерский лагерь завода к приему детей, и, конечно, с помощью молодых инженеров и технологов. Майская повинность встречалась молодежью с радостью: лагерь был в живописной горной местности, и заводчане с удовольствием ездили на подготовительные работы. После душных городских улиц отдых среди горных хребтов, хоть и с малярными кистями, казался блаженством.  

Начальник нашего отдела громко объявил, что красить лагерь пусть никто не просится, потому что вот ЭТА АЛЬПИНИСТКА! (суровый взгляд в мою сторону) достала его своими частыми тренировками в горах. Отсюда вывод – красить лагерь поедет только она, и никто другой. И пусть только заикнется после такого райского отдыха об отгулах.  

-Хватит тебе недели для тренировок? – грозным голосом.  

-Хватит!- и я быстро исчезаю из поля зрения начальника, пока он не передумал.  

Сцена третья  

Место действия-ущелье Акташ, предгорья Памиро-Алая.  

Действие первое.  

В лагерь «Акташ» приехала одна, на общий сбор не успела. Лагерь сразу же понравился. Он находился в узком зеленом ущелье, засаженном орешинами и алычой. По ущелью текла маленькая горная речка с прозрачной водой. И прямо над речкой на сваях стояли спальные корпуса для детей. По дороге в лагерь мне встретился эффектный молодой человек восточной внешности. Брюнет, среднего роста – почти идеал! Он забрал мою сумку, проводил до корпусов и сказал, что по собственной инициативе встречает опоздавших. С ходу задушевно признался, что его поразила моя скромная внешность, что я – девушка его мечты, и пригласил меня на вечерние танцы. Но я отказалась сразу, имея печальный опыт хождения на танцы с красивыми подругами и друзьями – я больше подпирала стенку, чем танцевала.  

Действие второе.  

Возле жилых корпусов меня встретил мастер. Сказав, что до обеда еще далеко и нечего прохлаждаться, он выдал ведро с голубой краской, длинную кисть. Мне доверили покраску водопроводных труб, проложенных над речкой на опорах. Красить их можно было только снизу, лежа на земле и вытянув руку с кистью.  

Около труб на карачках уже ползал молодой парень в заляпанной краской робе. Обрадовавшись моему приходу, он сразу стал с умным видом объяснять, как надо работать. Теперь я покорно распласталась под трубами, чтобы проверить его теорию практикой. Неожиданный наставник стоял рядом, вещая о разных способах покраски. Тут же между делом признался мне в любви и пригласил на вечерние танцы. Второе пылкое признание в любви за какие-то полчаса! Меня это очень удивило, и я выползла из -под трубы, чтобы узнать, за что мне выпала такая честь.  

Оказывается, парню понравилось мое трудолюбие. Конечно, поползай-ка под трубой! Любую уродину полюбишь, кто вместо тебя это сделает. Я молча продолжила работу и не слушала дальше, о чем он говорил. К тому же, это был блондин. От приглашения на танцы я снова отказалась.  

После обеда мастер отправил меня одну на дальний участок. В обед успела помыть голову и накрутить волосы на бигуди, чтобы волосы не закрывали глаза и не мешали работать. Никого не было рядом, и я радовалась этому, стесняясь бигудей; хоть и под платком, но проступают.  

Определенно, в воздухе этого лагеря витали сгущенные амурные пары. Весна, май! Иначе как объяснить, что мои скороспелые утренние кавалеры подходили ко мне еще не по разу. Приглашения на танцы были все настойчивее, разговоры все жарче, а помочь покрасить никто и не пытался. Оба стояли рядом и пели мне дифирамбы, но в петушиных попытках переговорить друг друга не заметили ни бигудей, ни того, что обращались они преимущественно к моей спине и более нижним частям тела. Только обещанием прийти на танцы я избавилась от назойливых ухажеров. Танцы будут вечером, обещание можно и забыть: все знают, что память девичья очень короткая. 

Действие третье  

Немногие верят, но я люблю красить. Конечно, это не сравнить с экстазом вдохновенного художника, но малярить мне всегда нравилось.  

Мурлыча что-то себе под нос, я блаженствовала в одиночестве, раскрашивая водопроводную трубу в цвет весеннего неба. Полное счастье, и хорошо, что никто не пристает с танцами.  

-На танцы собралась?  

Сглазила! Третий кавалер за день. Ну, я ему покажу!  

Выражая свое полное безразличие каменной спиной, я процедила:  

-С чего ты взял?  

-А бигуди?  

-Не твое дело!!  

-Нет мое. Значит так! Сегодня вечером я жду тебя на танцплощадке, и ты придешь обязательно.  

-Ну и хам же этот третий! Первые два не приказывали так. Что за напасть на меня сегодня свалилась,- подумала я обреченно, не поворачиваясь.  

-Ладно, не хочешь приходить, сам зайду за тобой. Ты с Нинкой поселилась?  

Резко вскочив, взглянула в лицо назойливого кавалера. Лицо, это мягко сказано. Я уткнулась ему куда-то в подмышки. А, чтобы рассмотреть его зеленые смеющиеся глаза, мне пришлось запрокинуть голову. Так. Блондин и нагловат. И...мгновенное узнавание. Это Он. Из сна! Это мой муж. Карты не врали, сон сбылся.  

Отвернулась от неожиданности и услышала знакомые слова из давнего сна:  

-Ну что же ты? Ты такая же, как и я. Не отворачивайся.  

-Откуда ты такой взялся длинный?  

- С баскетбола, откуда еще, мы тут на сборах, – засмеялся он и ушел.  

Пошла ли я на танцы? Девчонки из комнаты давно ушли, а я все лежала на койке с книжкой в руках, впервые в жизни не зная, что делать.  

Я пришла к последнему танцу.  

Высокий блондин танцевал со стройной девушкой подстать ему. Голова её лежала у него на плече, а он что-то нашептывал ей.  

-Вот и хорошо, уйду, пока не заметил, нечего было приходить, – и я развернулась, недовольная собой, но его рука уже лежала на моем плече, приглашая на танец. Партнерша осталась одна посреди площадки, а мы никогда не расставались с этого момента.  

Говорят, совершенный мир – это тот, где четыре стихии, Огонь, Вода, Воздух и Земля, сосуществуют вместе и дополняют друг друга. Муж мой – Овен, стихия Огня. Пламенная стихия Огня и вольный Воздух, нужный для его горения – вот что составило основу семьи, созданной по знакам судьбы.  

А три сына гармонично дополнили нашу пару: старший родился под знаком Тельца, стихия Земли, средний – под знаком Скорпиона, стихия Воды, а младший – тринадцатого февраля. Ну, кто теперь скажет, что тринадцатое число несчастливое?  

Алекс ходил между прилавками супермаркета с маленькой пустой корзинкой. Собственно, он зашел, чтобы купить бутылочку пива, но огромный выбор его не устроил. Не было именно того, которое он предпочитал, а довольствоваться другим не привык. Алекс уже распланировал зайти в еще один небольшой магазинчик, где он обычно и покупал всегда, а сегодня его какой-то черт дернул зайти сюда. Раз уж он тут, то наверное стоит купить что-нибудь. Он проходил по хозяйственным рядам, протянул руку и взял рулон туалетной бумаги. Алекс был так расстроен, что не заметил девушку, осторожно следующую за ним с ликероводочных рядов, иногда она выглядывала, притаившись за прилавками, чтобы не потерять его из вида. У кассы она догнала его и осторожно похлопала по плечу сзади. Алекс обернулся. Симпатичное улыбчивое лицо, пухлые губки, большие карие глаза... 

- Вы меня не узнаете? – спросила она. 

Голос действительно показался ему знакомым, но лицо он не узнавал. 

- Помните, я села к Вам в машину на прошлой неделе? У Вас BMW серебристого цвета. 

- Вы были в маске, так что нет ничего удивительного, что я Вас не узнал.  

Он расплатился и пошел. Сработала сигнализация. Он удивленно оглянулся на кассиршу, рядом уже нарисовались двое амбалов с грозной надписью «охрана». 

- Не могли бы вы выложить то, что у вас в карманах, – любезно обратились к нему.  

Алекс пожал плечами, прошел обратно сквозь пиликающую рамку и стал выкладывать. Девушка стояла и смотрела на это, почему она не уходит? Купила бы, что ей надо и топала бы по своим делам! Выложив все содержимое карманов, Алекс снова попытался пройти. Сигнализация не умолкала. Странно. 

- Снимите, пожалуйста куртку. 

- У вас тут неполадки, а вы хотите, чтобы я здесь начал раздеваться? 

- Мы можем пройти в служебное помещение. 

- Никуда я с вами не пойду. На каком основании? Вы где-нибудь видите у меня ваши товары в карманах? 

- Мы должны вас проверить. Это наша работа. Пройдемте. 

Алекс представил, что его станут тут раздевать при ней... Ладно, черт с ними, приятного мало. Пока он решал, охранник вежливо подытожил: 

- Это не займет много времени. 

- Ладно, идем. 

Алекс проследовал за охранником. Комнатка была небольшая, подсобка, тут были стулья, коробки, чья-то одежда. Позади послышался девичий возглас: 

- Я с ним! 

- Подождите его снаружи. 

- Да пропустите же! Вдруг вы там его бить будете! 

- Никто не будет его бить, успокойтесь... 

- Тогда пропустите немедленно! Я его адвокат! Не имеете право нарушать права моего подзащитного! Вы по закону не смеете его задерживать! Его вина не доказана. 

- Ну что вы, он добровольно пошел... 

- Ваш обыск противозаконен! Пропустите меня! 

Охранник отошел, девушка вошла. Алекс уже снял куртку. Второй охранник в это время аккуратно прощупал рубашку на Алексе. 

- Что вы делаете? Кто ж так обыскивает? – ее голос звенел в их ушах, Алекс отметил про себя, что она утомляет его гораздо больше, чем эти парни. Она расстегнула свой плащ, кинув на стул и оставшись в легкой белой кофточке. – Тогда и меня тоже обыскивайте! 

- Вас мы не приглашали. 

- У него под рубашкой что-то! Вон там, пузырится! – ее лицо было по-настоящему озабочено. Алекс про себя отметил чрезмерную ее серьезность. Неужели она так прикалывается? Он начал расстегивать рубашку, глядя на нее. А все же в ее глазах он уловил тот самый огонек. 

- Свою рубашку снимать будете? – полюбопытствовал Алекс, удерживая ее взгляд. 

- А надо? – ее глаза уже смеялись дьявольскими искрами. 

- Ну я бы не возражал. 

- Если штаны снимете... 

- Ну раз вы так этого жаждете, – Алекс расстегнул ремень и брюки, начиная их стягивать. Охранники нервно переглядывались. Алекс остался в трусах и носках, положив брюки на стул. 

- Я могу быть свободен теперь? – поинтересовался он у охраны. 

- Да, конечно, – закивали те. 

Он начал одеваться. Девушка чуть зарделась, уже не в силах сдерживать улыбку. Алекс вышел на улицу и оглянулся. Она шла за ним, остановилась. 

- И что значит весь этот цирк? – осведомился он. 

- Вы свои покупки забыли, – Руслана протянула ему пакет. – У вас хорошая фигура. Спортом занимаетесь? 

- От вас одни неприятности, – он взял пакет и пошел. Разнервничавшись, он даже не сразу понял, что сумка тяжеловата. Спустя минут 10, прокрутив произошедшее в голове несколько раз, Алекс вдруг почувствовал движение в руке. Он приподнял пакет. Там что-то шевелилось. В открывшемся пакете он увидел сидящего щенка в коробке из-под обуви. Откуда он взялся? Это что-то невероятное! Алекс оглянулся. Ну конечно, ее и след простыл. Вот ведь фокусница! Он поймал себя на мысли, что не удивится, если этот спектакль с сигналкой она устроила... Дома за отворотом кармана куртки Алекс нашел металлическую метку на липучке. Усмехнувшись, он положил находку на стол и, подхватив из коробки маленького ушастого спаниеля, бухнулся спиной на диван. 

- Как же тебя назвать? 

Спустя неделю в почтовом ящике он обнаружил странные бумаги. Это были копии иска, в котором он обнаружил бред следующего содержания: ответчик является бизнесменом, получает огромные гонорары, при этом присвоил незаконно себе чужую собаку и желает заработать денег за спаривание породистых животных, ему не принадлежащих, и стать олигархом. Ответчик является обеспеченным человеком, пользуясь своей полной безнаказанностью, лишает других людей возможности общения с добрым животным, забрал себе пса и пользуется им единолично, никого не ставя в известность. Ответчик воспользовался общим незнанием закона и ущемляет права простых граждан, являющихся истинными владельцами собаки, не выплачивает никаких материальных компенсаций, не заключал даже договор о купле-продаже, бессовестно пользуется собакой без разрешения, не возмещая убытков и морального вреда настоящим владельцам.  

Смотрит в глаза пса и говорит ему, что его хозяева от него отреклись, нет у него совести перед Богом, настраивает пса против нас, чтобы он давал показания в его пользу, и признал нас плохими хозяевами на суде. Ответчик до этого события был не однократно замечен шатающимся по городу с целью нахождения породистого животного и завладения оным. Наш пес очень породист, мы можем это засвидетельствовать, у нас есть его экскременты, можем предоставить их в суд.  

Просим суд, взыскать с ответчика в счет возмещения стоимости собаки 500 тыс. рублей морального вреда и 100 тыс. долларов. 

На бланке была приписка от руки: Прошу явиться Ответчика в прокуратуру для дачи показаний по адресу… 

Он приехал по указанному адресу. Дом за номером 8 больше походил на жилой, чем на административное здание. Нигде не было никаких вывесок, табличек, даже дверей. Алекс нырнул в арку, отодвинув скрипучую витиеватую решетку. За поворотом открылся небольшой дворик, в котором росли мелкие кустики на клумбах вокруг металлической скамеечки, за ней-то и был вход. Алекс вошел внутрь. Лестница уходила вверх, не было квартир, не было офисов, просто стены, выкрашенные темно-зеленой краской. На верхнем этаже – Алекс посчитал, что это был пятый – одну дверь он все же обнаружил. За ней открылся полутемный коридор, в конце которого светилось окно. Там же виднелась и дверь. Странное здание. Было очень тихо, только шаги эхом отдавались по коридору. Опять же никаких опознавателей, номеров или табличек. Это вполне мог оказаться жилой дом с одной единственной квартирой. За дверью он снова увидел длинный коридор. Похоже, архитектор был шутник. Еще через 3 двери Алекса посетило смутное ощущение, что он попал в лабиринт. Из окна он видел внутренний дворик, по прежнему находился на 5 этаже. Коридоры тянулись, теперь даже стали появляться по 2-3 двери на коридор, за которыми снова коридоры, уходящие в бесконечность. Попытка вернуться успехом не увенчалась. Он заблудился. Алекс посмотрел на часы. Стрелки остановились на времени 17.45. Аномалия. Он вытащил сотовый, электронное время продолжало идти, показывая 18.15. Но антенна была перечеркнута. Надо побыстрее выбираться из этого места. За следующей дверью Алекс с благодарностью небесам обнаружил лестницу. Она спиралью уходила вниз. Спустившись не известно на сколько этажей, Алекс задумался. Может зря он сюда пошел? Стены стали похожими на каменные уступы, слабым освещением здесь служили мелкие светильники, больше смахивающие на тюремные. Он остановился. Прислушался. Тишина. Алекс пошел на верх. Обратно вышел в коридор. Лучше он поищет другой путь. Он открыл окно и выглянул – наверняка где-то есть пожарная лестница. Справа через 3 окна он действительно ее увидел, но внутри в ту сторону прохода не было. Алекс стал теперь открывать каждое окно, на которое натыкался. Ориентация в пространстве стала теряться. Вроде он шел в одном направлении, а оказывался в другом. Лестница ближе так и не стала. Все окна смотрели во внутренний дворик. Выглянув безрезультатно в очередной раз, Алекс сел на подоконник, облокотившись о стену, и закрыл глаза. Неужели ему придется тут заночевать? Время на сотовом уже показывало 20.20. 

- Алекс! – голос Русланы прозвучал как из глубины веков, вырывая его сознание из дремы. Он открыл глаза и выглянул. Девушка стояла посерединке двора и смотрела на него снизу вверх. – Вам нельзя там оставаться! 

- Если бы я знал, как отсюда выйти! 

- Я сейчас! 

- Стойте! Вы заблудитесь! 

Но Руслана уже нырнула внутрь. Что за беспокойная девчонка! И почему он совсем не удивлен, что она тут? Где-то вдалеке послышались глухие хлопки дверей. Минут через 10 в коридоре показалась она. Алекс слез с подоконника. Руслана взяла его за руку и быстро повела, практически бегом. Как она ориентировалась тут, для него осталось полной загадкой. Но вскоре они выскочили на лестницу и спустились во дворик. На улице уже начинало темнеть. Они вышли из арки, сели к нему в машину. 

- Куда Вас отвезти? – спросил Алекс. 

- Мне все равно. 

- Кажется, мне надо выпить чего покрепче... 

- За рулем? 

- Я еду в «Папу», Вы со мной? 

- Едем. 

Спустя полчаса они сидели за столиком, Алекс глушил водку и угрюмо молчал. Руслана заказала себе сок. 

- Много не пейте, похмелье будет тяжелое. 

- Пофиг, – Алекс стал разглядывать девушку. Ну вот что она к нему привязалась? Если досконально разобраться, то все неприятности начались после ее появления. И вроде красивая. И жених есть, если не врет. Что с ним произошло в загадочном доме, он никак не мог осознать. При воспоминании об этом «приключении» ему хотелось залить все горячительным напитком и забыться. Если бы не она, то кто знает, выбрался бы он от туда или нет... Да что за мысли такие! Конечно выбрался бы! И к черту эту щемящую тоску! Все сомнения прочь! 

- Официант! Еще водки! 

Руслана молча наблюдала за тем, как он методично напивается. Возможно, ей стало его жалко. 

- Вы ни в чем не виноваты. 

- Правда?! – градус уже дал в голову, язык начал заплетаться. 

- Это он вас туда заманил. 

- Ах да! Ваш жених! Кто он там? Коперфильд? – Алекс заглотил еще рюмку. – А сквозь стены он проходить умеет? Я вот не умею. 

- Вы просто увидели. Вы не такой, как другие. 

- А были другие? А я помню, Вы обещали свою кофточку снять… 

Руслана поплыла перед глазами вместе с мерцающими огоньками, официантами, столами... Мимо вроде пробежала уборщица в зелененьком халате с огромной шваброй! Опять этот зеленый! Последним воспоминанием была его спутница за рулем, свободной рукой утирающая ему лицо влажной салфеткой. 

Ля минор, перебор струн, поворот головы, мимолетный взгляд, прикосновение, поворот, тепло тела... Чарующий танец румянца, чуть дрожащие тени от полуприкрытых ресниц, тонкая линия бровной дуги в строгом изгибе, приподнятые уголки губ, рассыпавшиеся по плечам волосы, изящная талия, нежный вздох, чуть прохладная белая кожа, выпуклое бедро, стон... Игривое слово, выхватывающее внимание на себя, зажигающее душу и тело негаснущим огнем, пухлые губы, влажный язык, обволакивающая улыбка, оскал хищницы, горячее дыхание, уходящее волной вниз...  

Открыв глаза, Алекс увидел холодный белый потолок своей квартиры. Опять этот сон, это наваждение. Слишком часто ему это снится. Одиночество ничуть не смущало его. Он ослабил хватку ладони, судорожно сжимающей одеяло. В конце концов, все идет как и раньше, спокойно и без особых сюрпризов. Алекс терпеть не мог сюрпризы. Быть может, он хотел хотя бы предполагать возможные варианты событий, но полную непредсказуемость он воспринимал с трудом. Конечно же в этом мире может быть все что угодно, но это «угодно» вполне понятно, продумано, проклассифицировано и предсказуемо. И этот сон он уже воспринимал как некую закономерность своего сознания.  

Алекс никак не мог охватить весь образ девушки целиком, и это его смущало. Как будто что-то ускользало от его понимания. Хуже всего, когда происходящее не возможно обосновать и логично увязать. В жизни всегда есть место неожиданностям, но потеря контроля над ситуацией ведет к хаосу. Спать уже все равно не получится, он поднялся и пошел умываться.  

Струя кипятка пенным водоворотом размешала кофе, наполнив кухню знакомым ароматом. Немного молока смягчило терпкость, как прикосновение холодной женской ладошки ко лбу в жаркий полдень. У нее очень тонкие руки, очень изящные. Длинные пальцы, ровные продолговатые ноготки правильной формы. Такие пальчики бы взяли ложечку аккуратно, размешивая сахар, вытянув еще больше и без того узкую ладонь. Алекс размешал сахар.  

Впереди рабочий день. А вечером его будет ждать Оля. Вечер распланирован, будет секс, потом разговор – она опять попытается намекнуть, что хотелось бы более серьезных и надежных отношений. С Ольгой просто, ей достаточно будет сказать, что не время, а вот с Татьяной часто приходится сводить разговор на ругань. Иногда ему казалось, что она даже вампирит, уж очень нравится ей истериковать. Пока она контролируема, встречаться с ней можно, Таня чувствует свою меру... у нее полноватые руки с пухлыми пальцами, на которых налепленные длинные ногти смотрятся как когти-сабли морской свинки, считающей себя пантерой. И эти ее леопардовые наряды – это вообще нечто! Но Алекс уже давно перестал ее критиковать, Таню не исправить ни психологам, ни даже пластическим хирургам – снаряд в голову врос надежно и пустил там свои ветвистые корни, ошметки от которых модными патлами свисали с ее головы. У нее было одно преимущество – Таня не курила и не пила спиртных напитков, ее вполне можно было воспринимать не очень длительное время даже со всей ее безвкусной мишурой.  

Алину он уже давно не видел. С ней как-то все закончилось без объяснений, тихо и незаметно. Просто он перестал ей звонить, а она и не напомнила о себе ни разу. Возможно, у нее кто-то есть еще. Хотя у такой серой мышки вряд ли кто-то может быть. Алекс стал с ней встречаться только из любопытства, его заинтересовало ее мнение, которое она высказывала по любому случаю. Слишком холодна, не слишком умна и совсем не красива. К тому же запирается в себе при любой попытке проявить к ней нежность. Пытался ее как-то растормошить, но был окачен с ног до головы холодной волной презрительного игнора. 

Захлопнув дверь, Алекс сбежал по лестнице, вышел во двор. Влажный воздух мокрой земли ворвался в легкие свежим потоком воспоминаний школьного детства. Разгребая желтые листья ногами, он вспомнил, как закопал дневник с плохими оценками на газоне, опасаясь строгого отца. Долго потом врал, что потерял, что не помнит, где дневник, и вообще учительница забыла ему его отдать. А заложил его сосед по подъезду, после чего он испытал на себе все прелести родительского и директорского гнева. Соседу тому он потом конечно же поставил фингал, не смотря на то, что пацан был выше его и объемнее в плечах. Той же осенью он умудрился продать соседский самокат во дворе парню из другой школы за бумажную деньгу, которую тот вырезал из газеты. Вспоминая это, Алекс в который раз фыркнул от осознания собственной глупости в том возрасте.  

Машина на стоянке подмигнула ему фарами, разблокировав замки. Глянув на свое перешагивающее отражение в зеркальной луже, он увидел серое небо, затянутое облаками. Перевел взгляд на деревья и еле видимый обод солнца. За рулем Алекс почувствовал себя собранным и готовым к новой рабочей неделе. 

Когда все сгорает от искры во взгляде, 

Когда полыхаешь ты страстью объятый, 

Ты чувства свои можешь скрыть от толпы. 

Прими эту маску, теперь это Ты... 

На дорогу прямо под колеса выбежала девушка в странном наряде. Красная длинная юбка, пышная, шитая золотом, красные колготки, странная остроносая обувь с бубенцами и не менее странный шутовской колпак, который был скорее похож на трехлистную корону Венецианского шута. На лице золотая маска, из-под которой светилась улыбка в 32 зуба и сверкающие весельем глаза. Как она умудряется себя спокойно ощущать в таком нелепом одеянии? Как будто так и надо. Золотые кружева на руках и на воротнике добавляли нелепости всей ее фигуре. Алекс успел затормозить, чертыхнувшись по привычке. А она вдруг подскочила к машине, открыла дверь, плюхнулась на переднее сиденье рядом с ним и звонко подытожила: 

- Едем! 

- Позвольте поинтересоваться, а куда? – деловито и вежливо спросил Алекс. Каких только чудиков не встретишь. Ее колпак уперся в потолок автомобиля, загнувшись назад. Из всего этого наряда глаз резанула обычная дамская сумочка в руках девушки, черная, без особых изысков. 

- Ну, едем же! Быстрее! – воскликнула она. 

Алекс поехал. Если ей не так уж и важно, куда ехать, то он поедет туда, куда он и ехал до встречи с ней. Возможно, она от кого-то убегала, если так неожиданно умудрилась выскочить на дорогу. Тогда он высадит ее где-нибудь в центре города.  

- Как мне вас называть? Может Коломбина? – усмехнулся Алекс. 

- Да хоть папой Римским, только давайте быстрее что ли, – она вроде бы нервничала, хотя по ее внешней благодушности этого видно не было.  

- Вы только что сбежали со съемок фильма «Секс в большом городе?» 

- Разве моя сумочка подходит к этим сапогам? – она приподняла свою сумку и отставила кокетливо ногу. 

- Ладно, неудачная шутка, – улыбнулся Алекс, – просто меня смутили ваши объемные кружева. 

* * * 

Когда лектор упал вниз, Руслана выскочила из аудитории и побежала к выходу, не видя перед собой ничего. Ее душило непонятное смешаное чувство, названия которому не было. На улице обдало теплым весенним ароматом только что распустившейся зелени. Она спустилась по ступенькам. Невдалеке стоял Он, словно черная тень. Ждал ее. Она подошла. 

- Прогуляемся по парку? – обратился он к ней. 

- Это ты его так? – она смотрела в его темные бездонные глаза. – За что? Что он тебе сделал? Он хороший человек... 

- Этот хороший человек на прошлой неделе предлагал тебе решить проблемы с экзаменом через его постель.  

Руслана растерялась... От него ничего не скроешь. 

- Теперь он не станет тебя доставать, пользуясь служебным положением. 

- Но... он... 

- Всего лишь получил легкое сотрясение, у него даже переломов нет. Поверь мне.  

Он взял ее руку, положил себе под локоть и повел девушку в благоухающую солнечную аллею. Со стороны они выглядели как влюбленная прогуливающаяся парочка: мужчина в классическом черном и девушка-студентка в джинсах и легком белом плаще. Руслана молчала, пытаясь осознать, что же все-таки произошло. Преподаватель обратился к ней с очередным язвительным замечанием о нерадивых студенточках, она пристально смотрела на него со свойственным ей волевым упрямством, он же развернулся, запнулся и покатился вниз по ступенькам. Ей не было его жалко, но сам факт расправы... А присутствие Эвана она ощутила всем своим нутром. Он здесь! 

- Тебе не стоит волноваться о нем, – его голос был спокоен как всегда, уверен и малоэмоционален. Хотелось бы заразиться его спокойствием, но внутри что-то необузданно бунтовало, что-то не устраивало, казалось не правильным. 

- Ты так легко готов распоряжаться чужими жизнями? 

- Мне нет дела до чужих жизней. Я беспокоюсь о твоей. 

Неужели он и правда надеется, что она станет его женой? С одной стороны ей было сложно противопоставить что-либо его уверенности, но она имеет право самой сделать выбор.  

Появился он в ее жизни совсем неожиданно. И виной всему опять ее извечное любопытство. Она сама подошла к нему и обратила его внимание на себя в картинной галерее две недели назад... Чем же он ее привлек? Загадочный мужчина в черном, широкие плечи, Вселенское одиночество в глазах, мистическое притяжение... Ее как будто изнутри что-то подтолкнуло к нему, она встала рядом, устремив взгляд на огромное полотно картины. Сюрреализм. Мрачноват. Много кубически-квадратного. И вообще картина вполне под стать этому незнакомцу. На раме была пометка: «Продается». 

- Не покупайте, – она продолжала разглядывать картину, обращаясь к незнакомцу. 

- Почему? – у него был низкий приятный голос. 

- Она для Вас не слишком мрачная. Черного маловато. 

- А Вы бы что посоветовали? 

- Куда вешать будете? Спальня, рабочий кабинет, комната пыток? 

- В подарок девушке. 

- Если бы я была вашей девушкой, то выбирать посоветовала бы в другом зале. 

- Руслана! – окликнул ее Артем. – Не теряйся, мы будем там. 

Она кивнула ему, достав сотовый и жестом показывая – звони, если что. Ее друзья пошли в другой зал. 

- Редкое у Вас имя, – заметил незнакомец. На его лице появился намек на улыбку...  

Она показала понравившуюся ей картину после чего спешно распрощавшись побежала догонять друзей. В этот же вечер та самая картина была доставлена ей домой. Увидев упакованную картину в руках курьера, Руслана поняла, что там будет. И это мистическое чувство на грани интуитивного знания теперь преследовало ее повсюду. Он знал, где она живет, он знал о ней все, он бесцеремонно вошел в ее мир, не говоря особо ничего, не навязывая, это как будто витало в воздухе невысказанным фактом – теперь он часть ее жизни. 

Алекс сидел за столиком, слушая свою попутчицу. Она потягивала коктейль через трубочку, активно жестикулируя свободной рукой. 

- Можно я перебью? – любезно начал Алекс. – Я не совсем уловил, а какая связь между падением лектора и вашим женихом? 

- Как? Вы не поняли? – она удивленно на него посмотрела. – Он Маг. 

- Что значит Маг? 

- Волшебник. 

Похоже ее коктейль слишком быстро на нее подействовал, девушкам вообще надо осторожнее мешать водку с посторонними напитками. Алекс решил сделать последнюю попытку разумного диалога: 

- А почему Вы мне об этом обо всем рассказываете? 

- Мне понравилось, как Вы на меня смотрите. 

- А как я на Вас смотрю? 

Руслана пожала плечами: 

- Не знаю… как-то не так, как все. 

- Ничего удивительного. Вы себя в зеркале видели? 

- А что со мной не так? 

Алекс сомневался, стоит ли расстраивать девушку критикой ее внешнего вида.  

- Ваша одежда… не стандартная. 

- А как я одета? Опишите! 

- Зачем? 

- Я хочу знать, как Вы меня видите. Какая одежда на мне? 

- Ну… Красное платье, – начал Алекс, – или это юбка, расшитая золотыми рюшечками, такая пышная… Колготки под цвет платья. Шляпа… Скорее шутовской колпак.  

- Вы меня так видите? – ее взгляд был неподдельно изумленным. 

- Да. 

- Официант! – Руслана активно зажестикулировала.  

Подошел молодой человек и любезно осведомился: 

- Да. 

- Моя просьба покажется вам странной. Я вас очень прошу, опишите мою одежду, как вы ее видите! Пожалуйста! 

Парень, наверняка привыкший ничему не удивляться, любезно начал: 

- Черный пиджак, черные брюки, белая блузка под пиджаком. Что еще? Сапожки красные. Сумочка черная. Все. 

Алекс усмехнулся. Быть не может! Руслана подскочила к проходящей мимо девушке-официантке и заговорила: 

- Вас Анной зовут? Анна, пожалуйста, скажите вот ему – она указала на Алекса – во что я одета. Опишите. Он не верит. 

- Черный костюм деловой леди. Что-нибудь еще? 

- Спасибо. 

Девушка ушла, парень-официант тоже. Алексу стало казаться, что вокруг происходит какой-то фарс. Может розыгрыш? Скрытая камера снимает его идиотскую физиономию, чтобы потом угорало полстраны, взирая на эту бутафорию. Чертовски не смешно!  

- Я пожалуй пойду, – он встал, – я и так на работу из-за Вас не пошел. 

- Постойте! – Руслана смотрела на него, подозрительно сверкая глазами. – А на что это похоже? 

- Что? 

- Все… 

- На Венецианский карнавал. Я еще забыл упомянуть вашу золотую маску. 

- Боже! Вы это видите!!! 

- Вижу что? 

- Меня настоящую! Вы увидели… – счастливая улыбка блуждала на ее лице. 

- Счастливо оставаться, – Алекс развернулся и пошел на выход. 

Б. Сподынюк. 

Прогулка в катакомбы. 

Рассказ. 

Сашка позвонил рано утром, когда Борис только сел завтракать. Трубку сняла мама Бориса и чтобы не отрывать его от завтрака, поднесла телефон к обеденному столу. 

По моему, это твой Рыжий, – протягивая Борису трубку сказала она, – чего это ему неймётся так рано, суббота сегодня. У вас что, сегодня, занятий в техникуме нет? 

Нет только первой пары, – с набитым ртом пробубнил Борис и, сделав гигантский глоток от которого любой нормальный человек подавился бы, а Борис только поморщился, взял трубку: «Да, слушаю». 

Привет Боб, ты не забыл, что мы с тобой обещали этим девицам из МОЛМИ? (Московский, ордена Ленина медицинский институт) – загундосил в трубку Рыжий. 

А что мы им наобещали? – спросил Борис, абсолютно, не помнящий вчерашний трёп с двумя девицами в баре «Красный», куда они с Рыжим затащили их попить кофе, закадрив девиц около Оперного, где они глазели на театр, открыв рты. 

Первым пошёл показывать высший пилотаж кадрёжа Борис и после двух, трех фраз приправленных типичным Одесским юмором, симпатичные, длинноногие и стройные девицы начали с удовольствием хихикать, и смешно краснеть в некоторых откровенных местах рассказываемых Борисом анекдотов. Тут же подключился Рыжий с предложением съездить на Пересыпь и посмотреть на место, где лопнул меридиан, и только благодаря героическим усилиям Одесских пожарников его удалось заклепать огромными медными заклёпками, чем, собственно они и спасли мир. Затем Борис вызвал дружный хохот о пьяненьком докторе медицины, который стоя у афиши Оперного театра и перерыв в своих мозгах все познания в латыни, никак не мог найти в них определения, что же такое «Пер Гюнт». Вот так с шутками и прибаутками они затащили девиц в бар, взяв им и себе кофе с коньяком, а себе ещё и чистого коньяка, они познакомились с ними. Высокая, стройная девица с ногами от коренных зубов, в босоножках на шпильке и с рыжей шевелюрой, на которую положил глаз Борис, назвалась Ингой, вторая, не менее длинноногая брюнетка с высокой и довольно объёмной грудью и округлой задницей, под которую Рыжий, со всех сил, бил клинья, звалась Катей. Обе они оказались студентками третьего курса Московского медицинского института, в Одессе впервые, прибыли в студенческий лагерь «Альбатрос» расположенный в Каролино-Бугазе. Узнав всё это, вдохновлённые коньяком и блестевшими удовольствием глазами девиц, прикинув свои перспективы в сексуальном плане, глазами сняв с девиц их одежду, парни показывали высший пилотаж трёпа. Анекдот следовал за анекдотом, каждая следующая шутка была лучше предыдущей. Девицы смеялись не переставая, затем, попросив ребят сделать маленький перерыв, Инга сказала, что никогда в жизни не видала более весёлых парней. Она сказала, что когда ей рассказывали про Одесситов, она думала, что это сказки, а теперь, убедилась, что те рассказы только бледная тень действительности. Затем, они потащили девиц на пляж Ланжерон, где, так же, шутили не переставая. После очередного окунания в море пригласили их в ресторан « Грот» где угостили девчонок шашлыками с красным, как бычья кровь, таировским «Каберне» И когда вечером они провожали их на вокзал чтобы посадить на электричку идущую, на Каролино-Бугаз, они видели, что девчонки млеют от восторга и сексуальные перспективы парней не лишены оснований. И тут Борис вспомнил, что Рыжий пригласил девиц в Одесские катакомбы. Они должны войти в катакомбы в воскресение, переночевать там, проведя приятно время на местах партизанских стоянок в зале Молодожёнов, и к обеду в понедельник выйти из катакомб. 

Тем самым Рыжий преследовал две стратегические, далеко идущие цели.  

Первое, – провести пикник под землёй, оригинально, романтично и не стандартно. 

Второе, – удовлетворить сексуальные перспективы там же в катакомбах. Опять таки романтично и оригинально, запомнится на всю жизнь, плюс познавательно. Другого шанса уложить девчат в койки у них не было, в Совковые времена моральный облик советского человека блюли в гостиницах, пансионатах, санаториях и других местах очень строго, а снять квартиру в Одессе летом задача не выполнимая, поэтому вариант с катакомбами показался наиболее удачным. 

Всё вышеизложенное пронеслось в голове Бориса мгновенно и, вспомнив, что в воскресение они должны с Рыжим вести девчонок в катакомбы, он пробурчал в трубку Рыжему что всё вспомнил и что Сашка хочет в этой связи.  

Понимаешь, Бобчик, – начал Сашка, – мы с тобой ходили в катакомбы месяца два назад, мало ли, что могло произойти за эти два месяца. Может быть, где-то штрек завалило, может быть, кто-то переставил наши туры. ( Тур – жаргонное обозначение пирамидки из камней которой закрывали вход в штрек не ведущий к намеченной цели, что-то вроде автомобильного знака «Кирпич», т.е въезд, а в нашем случае вход запрещён) Я предлагаю сегодня, чтобы не облажаться перед девицами, сбегать в катакомбы и проверить дорогу, затурить ненужные штреки. Давай в два встретимся и рванём. 

У меня третья пара заканчивается в два сорок, – ответил Борис, – подгребай к этому времени к колледжу, возьми свечи спички и фонарь для меня. 

Договорились, жди, – коротко ответил Рыжий и отключился. Борис посмотрел на часы и увидал, что ему пора в техникум, взял спортивную сумку с двумя лямками как в рюкзаке, кинул туда спортивный костюм, кеды и тёплые носки, вскинул сумку на плечи и побежал на занятия. 

Пока Борис сидит на занятиях в техникуме, я вам расскажу, что из себя представляют Одесские катакомбы, откуда они взялись и что в них происходит сейчас. 

Как только войска А.В. Суворова взяли штурмом крепость Хаджибей, на месте которой был построен город Одесса, Императрица Екатерина вторая издала указ о строительстве порта и города Одессы. Первые сваи причалов Одесского порта были забиты лично А.В. Суворовым. Но вокруг строящегося города была бескрайняя чумацкая степь, где еле видимой ниточкой вился чумацкий шлях, по которому на волах ездили на берег солёного Сухого лимана чумаки за солью. Ни одного каменного карьера в радиусе трехсот километров от строящегося города не было, поэтому первый губернатор Одессы 

Граф Де Рибас (в его честь названа улица Дерибасовская) повелел на кордонах запускать в Одессу только того, кто привез и оставил на кордоне несколько камней. Затем, неизвестно кто ( история умалчивает об этом человеке) обнаружил, что Одесса стоит на массиве ракушечника, осадочной породы бывшей когда-то дном моря и состоящей из слоя ракушек морских моллюсков спрессованных давлением воды и сцементированных морскими солями и другими осадочными породами. Толщина этого массива в некоторых местах доходила до двухсот метров ниже уровня моря, а где-то и более того. И Одесситы начали резать в этом массиве строительный камень. Он был очень хорош, легко резался, имел небольшой удельный вес, обладал низкой теплопроводностью из-за своей пористости, и оштукатуренный мог выстоять столетия. Как водилась в то время, каждый резал себе камень, где он хотел и как он хотел, в итоге, Одесса сейчас стоит на массиве похожем на Голландский сыр, весь изрезанный штреками, проходами, штольнями. Все эти хода расположены бессистемно, карты катакомб никогда не существовало, а после того как катакомбы во времена Порто-франко контрабандисты начали использовать как тайные склады контрабанды, они были запутаны так, что никто в них разобраться не мог. Перед самой войной была сделана попытка составить карту катакомб, этим занимался НКВД и, вроде бы, удалось сделать такую карту, но она имела самый общий вид и не всегда отвечала истинному положению вещей. В общем виде катакомбы состояли из трёх уровней штреков, которые соединялись между собой штреком называемым Большим кольцом. Большое кольцо напоминало цифру восемь лежащую в плоскостях всех трёх уровней. Причём, если штреки верхнего уровня были на глубине трех,четырёх метров от поверхности, то штреки нижнего уровня опускались в некоторых местах ниже уровня моря. Если заблудившийся человек в катакомбах попадал в Большое кольцо, выбраться из катакомб у него не было шансов. И неподготовленный человек погибал от истощения. 

В катакомбах температура воздуха постоянна, и зимой и летом около двенадцати градусов по Цельсию. Воздух сухой и неподвижный, т.е. если вы выкурили ароматную сигарету в каком-нибудь штреке, то через неделю вы ощутите её запах в этом же месте. То же самое касается и любых других запахов. Со временем, всё-таки, происходит проникновение влаги и штреки обваливаются, закрывая проходы. Во время Отечественной войны, отряд партизан скрывался в катакомбах и через секретные выходы делал дерзкие вылазки против фашистов. Сейчас, места партизанских стоянок превратили в музей и водят в катакомбы туристов, показывая им, как жили под землёй партизаны. Но это очень маленькая часть окультуренных катакомб, мы же лазили туда, куда редко проникали люди, мы знали, где находиться подземное озеро пресной воды, мы могли залезть в катакомбы в Усатово и вылезти на Большом Фонтане. Раньше каждый подвал дома в Одессе имел вход в катакомбы, сейчас власти все закрыли и замуровали. Естественно, есть люди, которые знают тайные входы в катакомбы и потихоньку изучают их, находя всё новые и новые штреки и направления. В начале семидесятых, Одесский клуб туристов активно изучал Одесские катакомбы и наши парни, собравшиеся вести девиц из Москвы на пикник в катакомбы, были людьми, хорошо, знающими катакомбы и имеющими навыки хождения по ним. А в катакомбах, даже, ходить нужно по-особому. В основном, высота штрека была не более полутора метра, идти в нем человеку нормального роста в полуприсядку невозможно, ноги устают через двадцать минут, в таких штреках люди, обычно, бегут, согнувшись, освещая себе путь фонарем и выравниваясь в местах, где высота штрека доходит до двух метров. После нескольких случаев, когда в катакомбах терялись дети и находили их с помощью военных еле живыми, городские власти замуровали все известные входы в катакомбы как в Усатово так и в Нерубайском. Это две деревни под Одессой, где начинаются катакомбы и тянутся под городом до самого морского побережья. Катакомбы, так же, стали основной причиной отказа в строительстве в Одессе метрополитена. Из-за катакомб Одесса чуть не потеряла свой, лучший в мире Оперный театр. Когда, спустя пару десятков лет после его возведении, здание дало большую осадку, срочно провели геологические изыскания и обнаружили, что под театром находятся два огромных подземных зала использовавшихся Одесскими биндюжниками как конюшни и склады для фургонов. Пришлось, срочно, заливать эти пустоты жидким стеклом, тем самым, остановить осадку знаменитого театра. 

Борис вышел из техникума не в два сорок, как обещал Рыжему, а на десять минут позже. Его задержал начальник автомобильного отделения, который ему начал втирать что-то о курсовом вечере. Борис пообещал ему обдумать этот вопрос и быстро усклизнул от него. Когда он подбежал к Сашке, тот уже заводился побурчать на Бориса, но от Бориса поступило предложение, – заглохнуть, с которым Рыжий согласился. Они на ходу вскочили в трамвай, который довёз их до Пересыпьского моста. Там, они пересели на другой, на котором доехали на окраину села Усатово, где располагался детский противотуберкулёзный санаторий. В парке санатория находился замаскированный вход в катакомбы. Об этом входе знал, очень, ограниченный контингент людей. Они вошли в лаз, переоделись и, отодвинув плоский камень, спустились в штрек. Последним спускался Рыжий, пока Борис светил ему он задвинул камнем входной лаз. Дальше согнувшись и освещая себе дорогу, побежали по штреку. Они решили проверить дорогу к залу Молодожёнов, где собирались устроить пикник. Затем просмотреть дорогу к подземному озеру, всё-таки экзотика, показать его девицам. Борис посчитал, что этого достаточно, но Рыжий ещё хотел показать водопад с источником и арсенал, куда туристы складывали все ржавое оружие, которое они находили в катакомбах. Причем дорогу к источнику Борис не знал, а Рыжий пользовался рассказами бывавших там и описаниями туров. Через час с небольшим они дошли до зала Молодожёнов, за два прошедших месяца, со дня их последнего посещения, здесь, ничего не изменилось, выставленные ими в прошлый раз туры находились на местах. Они вошли в зал, который был высотой метров пять, в ширину метров восемь и в длину метров тридцать. Ракушечный потолок зала был покрыт специальным составом, чтобы не осыпался и имел тёмно-коричневый цвет. Посреди зала стоял вырезанный из ракушника во всю его длину стол, на котором аккуратной горкой стояли неиспользованные консервы, бутылки с минеральной водичкой, оставленные предыдущей группой туристов, ночевавших здесь. На столе стоял примус, две пачки сухого спирта и маленькая канистра с керосином. Раньше керосин приносили в бутылках, но после одного случая, когда один их товарищ перепутал бутылки и вместо воды сделал пару глотков керосина, а потом ныл всё время, что ему плохо, чем испортил настроение всем остальным, для керосина выделили маленькую канистру. 

Парни взяли по бутылке минералки и присели отдохнуть. Борис посмотрел на часы, было пять часов дня. 

Ну что Сань, – предложил Борис, – рванём на подземное озеро, проверим дорогу и вернёмся, не заходя сюда, на выход. 

А сколько времени? – поинтересовался Сашка. 

Только пять часов, – ещё раз посмотрев на часы ответил Борис. 

Тогда давай прямо с озера рванём на источник и арсенал, а уже оттуда на выход. Ведь у нас ещё навалом времени, – сделал контр предложение Рыжий. 

Знаешь Сань, – с сомнением протянул Борис, – не люблю я эти экспромпты, нас двое, подстраховать нас некому, что-то меня ломает. 

Та не боись Бобчик, – бодренько возразил Сашка, – мне Игорь Солнышко рассказал кроки и приметные туры, не заблудимся. 

Ну, если только Игорь Солнышко. Уговорил, побежали! 

Игорь Солнышко был непререкаемым авторитетом по катакомбам. Он изучал их более десятка лет и являлся экспертом по ним. Его неоднократно привлекали для организации поисков потерявшихся в катакомбах людей, и благодаря его знаниям находили их в кратчайшее время. 

Минут сорок они потратили на дорогу к озеру, два тура преграждавшие боковые ответвления были разрушены, один переставлен. Они всё установили по своим местам и присели перекурить у озера.  

Значит так, – начал припоминать дорогу к источнику Рыжий, – от озера в обратном направлении к залу Молодожёнов на третьем туре налево, высокая штольня переходящая в полутораметровый штрек, по нему двадцать минут до завала, после завала тридцать минут малый штрек и выходим к источнику. То есть кругом, бегом за два часа управимся и к десяти вечера будем дома. 

Не загадывай, – автоматически заметил Борис. Как показал последующие события, оказался прав. Они добежали до третьего тура от озера, выставили тур к углу прихода, повернули налево и попали в высокую штольню, которая метров через двести перешла в полутораметровый штрек, пробежав по которому двадцать минут они упёрлись в завал. Рухнувшая кровля штрека оставила два лаза, под левой стенкой штрека и под правой. Лаз под левой стенкой штрека был больше по диаметру и к нему был легче подъём по завалу. Рыжий, шедший первым, полез в этот лаз. Сделал он это, чисто, инстинктивно, так как его телосложение было крупнее, чем у Бориса, или если сказать проще, он был толще. Борис хоть и был тоньше и стройнее, также не воспользовался правым лазом, а полез за Сашкой.  

Спустившись с завала на другой его стороне, они побежали по штреку дальше, сомнения у Бориса пропали, так как вся дорога до завала соответствовала Сашкиному рассказу. Пробежав минуты три, Борис попросил Саньку остановиться, ему в правый кед попал камушек, когда он пролазил через завал. Они остановились, Санька присел на корточки, а Борис, посветив фонарём, увидал сзади под левой стенкой штрека вырезанный из ракушника куб, с гранью, примерно, в пол метра. Он вернулся, сел на этот куб и, подсвечивая себе фонарём, снял кед, вытряхнул из него камешек и увидал, что носок так же сбился в комок. Борис снял носок и, встряхнув его, натянул на ногу. 

Ну и вонючий у тебя носочек, Бобчик, аж, до меня аромат дошёл, – комментировал  

действия Бориса Рыжий. 

Носок то на ноге, а ты же знаешь, откуда ноги растут, – отшучивался Борис, шнуруя свой кед, – ты когда-нибудь был в раздевалке у футболистов, когда они снимают свои бутсы. Представляешь, два десятка мужиков после двух часов бега сняли бутсы. Амбре 

такое, что без противогаза больше минуты не выдержишь. Глаза выедает. Ну всё, я готов, погнали! 

И они в том же порядке побежали дальше, Рыжий впереди за ним Борис. Через минут сорок, когда уже оба дышали, как маленькие паровозы, сделали привал. Отдышавшись, Борис осветил фонарём штрек. Свет фонаря уже ослабел, почти три часа беспрерывной работы истощили батарейки, то же было и у фонаря Рыжего. Бориса что-то насторожило, он сперва не понял что это, но сейчас до него дошло, что штрек какой-то не такой. Обычно на стенках штреков множество разных надписей, каких то значков, стрелок, инициалов, а этот штрек в котором они отдыхали, поражал своими нетронутыми стенами. Борис встал и прошёлся метров сто назад, освещая стены штрека и нигде не нашёл ни одного значка. Эта странность насторожила его, но не настолько, чтобы бить тревогу, Рыжий спокойно покуривал сигаретку, и в кромешной темноте хорошо было видно его конопатую, и обаятельную рожицу, когда он затягивался.  

Докурив, они поднялись и побежали дальше, постепенно высота штрека увеличилась, и они смогли перейти на спокойный шаг. Воздух в штреке был сухой, дышалось легко, ощущение времени пропало, и они начали расхваливать достоинства девиц, ради обладания которыми они и залезли под землю. За этим приятным и возбуждающим разговором они прошли более двух, а может быть и трёх километров. Высота штрека была комфортной, и он тянулся без пересечений с другими, но по мере продвижения по нему дальше ощущалось повышение влажности в воздухе и появилось ощущение, что они идут вниз. Борис остановился и посветив на часы увидал что часовая стрелка неумолимо переползла цифру восемь. Говоря иными словами, был уже девятый час. Вот тут Борис обеспокоился уже серьёзно. 

Знаешь Рыжий, – сказал он, задумчиво, освещая слабым светом фонаря стенки штрека, – сдаётся мне, что мы блуданули. Только, я не понял, где это произошло. Дорога, полностью, совпадала с кроками о которых тебе рассказал Игорь, после завала нам нужно было пройти максимум сорок минут, то есть до источника мы должны были дойти за час с небольшим. Мы в пути от озера уже более трёх часов и ничего похожего на источник не наблюдаем. Мало того, что мы постоянно углубляемся, что практически нет пересекающих этот штрек ходов, так ещё на стенах нет ни одной отметки, надписи, слова из трёх букв, в конце концов, которое дети пишут на заборах. За всё время пути тебе встретился хоть один тур? Как хочешь, но, по моему мнению дальше идти смысла нет. 

Хорошо. Дальше не идём. Какие есть предложения? – задиристо заговорил Рыжий. 

А ты не кипятись, – спокойно предложил Борис, – давай присядем и порассуждаем. Спешить нам уже некуда. Я готов выслушать твои предложения. 

Ну, во-первых, – начал Рыжий, – нужно отметить место, где мы сейчас находимся, затем, отдохнув продолжать движение и придерживаться правила правой стороны, не может быть чтобы нигде этот штрек не пересёкся с другим. Мы с тобой уже четыре года лазим в катакомбы, я думаю, разберёмся. 

А если мы, каким то образом, попали в Большое кольцо, – парировал Борис, – ты же знаешь, что в него с каждого уровня есть только один вход, причём такой вход, что напоминает сопряжение двух дуг, когда малая дуга вливается в большую. Если левый уклон у большей дуги, то левая стена влившегося штрека продолжается как левая стенка Большого кольца. Заметить это очень трудно, тем более что батарейки фонарей сели почти полностью, их хватит, максимум, на два часа. 

Возможно, что ты прав, – резюмировал Рыжий, – но у меня есть три свечи. Мы сможем идти в высоком штреке при свечах, а фонари включать, только, когда нужно будет бежать. Давай пройдем все же ещё вперёд с часик, если не наткнемся на боковой штрек, вернёмся назад. 

Согласен, – ответил Борис, – я засекаю время. Сейчас без десяти минут девять. Делай отметку на левой стене, зажги свечу и пошли. 

Идти со свечой было не удобно, пламя свечи при движении колебалось, освещала она дорогу, максимум, на два метра вперед стремясь потухнуть от встречного потока воздуха. Через каждые сто шагов Рыжий копотью выводил круг с точкой посредине на потолке. Так они прошли ещё час не обнаружив ни одного ответвления. Решили присесть и перекурить. У Бориса сигареты давно кончились и они по очереди смолили последнюю Сашкину сигарету. Рыжий задул свечу, и кромешная темнота мягко легла им на плечи. Они физически ощущали её. Вдруг Рыжий локтём толкнул Бориса в бок и повернул его голову вправо. Там в глубине штрека светились две пары глаз. Сашка нащупал рукой кусочек ракушника и метнул его в ту сторону, глаза исчезли.  

Две лисы, их тут много живёт, – пробурчал ни к кому не обращаясь Сашка и, вдруг, вскрикнул, – Борь, ты обратил внимание как быстро исчезли глаза, возможно там боковой проход, куда он одновременно прыгнули когда я бросил камень. 

Очень даже может быть, – лениво ответил Борис, – сходи, проверь, если что найдёшь, крикнешь. Я подойду. 

Рыжий зажег свечу и направился в сторону, где были две лисы, минут пятнадцать он всё там исследовал, прошёлся дальше метров на двести и вернулся, ничего не обнаружив. Сел рядом с Борисом и спросил:  

«Ну что будем делать дальше, времени уже, очень, много, что ты предлагаешь?» 

Сейчас отдохнем, – начал излагать свою позицию Борис, – и по этому клятому штреку назад. Два часа идем спокойно, через два часа обе стены штрека начинаем щупать, буквально любую трещинку, выступ, впадину на стене. Все, что может быть входом в ответвление, из которого мы и вляпались в Большое кольцо. Я сейчас в этом даже и не сомневаюсь. Плохо то, что мы с тобой забыли элементарные правила безопасности, никому не сообщили, куда нас несёт, стали слишком самоуверенны. На самом деле мы плохо знаем катакомбы. С ними играть нельзя. 

Да, ты прав, – задумчиво ответил Рыжий, – но не всё ещё так плохо. Я уверен, что мы выкрутимся. 

Надеюсь, хоть и не особенно в этом уверен, – с сомнением сказал Борис, – ладно, вставай и пошли. 

Он зажег фонарь и посмотрел на часы, было десять минут одиннадцатого. Я иду первый, ты за мной. Свой фонарь не зажигай, у тебя батарейки вроде посвежее, – резко сказал Борис и двинулся в обратный путь. Шли молча, сосредоточенно, пытаясь узнать дорогу, по которой недавно прошли. Это было удивительно, но Борис не узнавал дороги, штрека и стен, настолько всё было однообразно. Ровно через два часа, то есть в десять минут первого, они присели на десять минут перевели дух и пошли дальше. Борис шёл держа ладонь на левой стене штрека, Сашка елозил ладонью правую стенку штрека. Высота штрека плавно уменьшалась и после очередного удара головой об потолок, Борис понял, что со свечой больше не походишь, надо включать фонарь и бежать. Но тогда на бегу возможность проскочить ответвление многократно возрастёт. И он решил, всё же, идти со свечой столько, сколько это будет возможно. Вот так, сперва, наклонив голову налево, затем в полуприсядку они прошли ещё около часа и когда ноги, уже, отказывали держать тело, они рухнули на пол и с наслаждением вытянули свои ноги. Борис посмотрел на часы. Они показывали ровно половину третьего. Он оперся спиной и головой о стенку штрека и закрыл глаза. Мало того, что они были усталые до предела, у них не было сигарет, батарейки в фонариках практически не давали света, свечей осталось одна целая и два огарка. Ситуация, просто, пиковая. Борис тяжело вздохнул и поймал себя на мысли о том, что у него, действительно, сильно воняют ноги. И тут его словно молния пронзила, ведь он не снимал кеды, а ощущал запах как тогда, когда переодевал носок. Следовательно, в неподвижном воздухе запах сохранился в том месте, где он переодевал носок и вытряхивал камушек из обуви. Значит, где-то тут должен быть и тот куб из ракушника на котором он сидел когда вышел из прохода после завала.  

Рыжий, ну-ка дай мне твой фонарь, – потребовал Борис. Он вскочил и пошел вперед, внимательно, осматривая пол и стены, буквально через десять метров он увидал куб и ощутил, что тут запах носочка был более концентрированный. Но Борис уже знал, что делать и где проход. Он подозвал Рыжего, и они пошли назад за куб, ощупывая правую стену штрека. Через пять минут они обнаружили проход, из которого они вышли. Всё оказалось так, как и предполагал Борис, левая стенка прохода просто перешла в левую стену Большого кольца, а правая стенка была так заострена, что на фоне стены практически не была видна. Они дошли до завала и преодалев его, спустя минут сорок , отодвинув камень закрывающий вход в катакомбы, лежали в парке детского санатория и сквозь кроны деревьев любовались на звёзды, которые подмигивали им с высокого, черного, южного неба. 

А скажи мне Бобчик, – вдруг заинтересовался Рыжий, – как это получилось, что ты сидел как тряпка и, вдруг, вскочил и нашёл проход. По каким признакам ты его, так лихо, определил? 

Саньчик, – утомленно и с ленцой отвечал Борис, – а можно это останется моей маленькой тайной. Ведь главное это результат. А результат у нас с тобой потрясающий. 

Редко кому удавалось выбраться самим из Большого кольца, а мы сделали это. Надо будет всё же поговорить с Игорем Солнышком, спросить его, где же мы, всё-таки, блуданули. И потом, спустя время, когда в клубе они рассказывали об этом случае оказалось, что блуданули они тогда, когда перелазили через завал. Они лезли через лаз под левой стенкой а нужно было лезть в лаз под правой стенкой. От завала отходила два прохода, левый выходил в Большое кольцо, правый вел к источнику и арсеналу. 

Единственное, что их расстроило так это то, что им так и не удалось сводить этих красивых девчонок в катакомбы со всеми вытекающими из этого последствиями. В воскресение они оба были никакие и не пришли к девочкам на свидание, потом поехали в их лагерь на Каролино-Бугаз но девиц, уже, в лагере не было, они уехали в Москву.  

До сих пор, а прошло уже много лет, они вспоминают этих девочек при любой их встрече. Ни Рыжий ни Борис не встречали таких красивых девчат с тех пор. А недавно Борис посмотрел новый фильм Тодоровского «Стиляги». Выйдя из кинотеатра, он позвонил Рыжему и попросил его срочно приехать, и пока ждал его купил билеты на этот же фильм. Он ничего не сказал Сашке, но когда после просмотра посмотрел на него, увидал слезы у него на глазах. И когда они зашли в бар и им налили на два пальца каждому виски, они выпили и, только, тогда Рыжий сказал Борису: «Спасибо Бобчик, спустя пятьдесят лет мы их увидели.» Борис обнял Сашку и люди стоящие в этом баре с удивлением наблюдали как два старых, седых мужика со счастливыми лицами обнимали друг друга а из глаз их текли слёзы. 

Конец. 

От автора: Конечно, это были не те девчата, возможно те, в кино, были очень на них похожи, но вся атмосфера фильма, одежда этих девочек их поведение пробудили в старых друзьях светлые воспоминания о том времени когда они были молодыми, и о тех красавицах ради которых они могли не только под землю залезть. 

Ах, Женщина Востока!  

Миндалевидные глаза твои непонятным блеском завораживают. Что они сулят, когда цепким взглядом оценят мужчину, и тут же скромно потупят очи до земли, прикрыв их длинными ресницами. 

Сколько раз на дню ты накладывала на пушистые лучи ресниц твоих сурьму и сидела неподвижно, боясь расплескать капли черной жидкости. Красота требует жертв. Да, если бы мужчинам не нравились длинные черные ресницы, стала бы ты их так сурьмить? 

О, легконогие газели! Неслышной поступью проплываете вы мимо, чаруя и увлекая. Гранат ваших уст сулит жаркие поцелуи, звон монист ваших навевает сказки древнего Востока. О, дивноокие Пери, все ваши ухищрения лишь для одного – поймать в объятья стройного, словно кипарис, луноликого красавца, плод ваших ночных мечтаний.  

Нежный цвет персика – румянец щек твоих, мягкость хлопка – ладони твои, трели соловья – речи твои. Голос твой – пение райских птиц, звук, вылетевший из алых уст твоих, сводит с ума… 

С обожанием смотришь ты на мечту сердца своего, мягко касаясь божественных стоп его, ласкаешь, перебирая от пальчика к пальчику, омываешь водой из лепестков роз, опахалом шелковых одежд своих тяжкие думы развеешь.  

И наступает ночь Шехерезады, где ты и Богиня, и рабыня, и повелительница, и укрощенная. Прячет лик свой далекая Луна, боясь заглянуть в твою опочивальню, да и не нужна она тебе, ведь блеск шелковых кос твоих озаряет темноту настолько, что сердцем видишь ты. 

Утром встаешь ты, молчаливая и покорная к плите, и жаришь котлеты и варишь супы, и подаешь тарлеки по взмаху бровей, и нисколько это тебя не утомляет, ведь любишь ты.  

И пройдет день, и снова наступит ночь Шехерезады… 

Фата моргана. 

Борис Сподынюк. 

Героический рассказ.  

Ему оставался последний рывок. Она стояла перед ним, сверкая лежащим на ней снегом. Эта была она, та гора, о которой говорилось в древней легенде, и на вершине её, сквозь редкие разрывы, в сплошном ковре из облаков, можно было рассмотреть этот величественный храм, оставленный древними цивилизациями. Он выглядел как человек, сидящий в позе Будды и читающий книгу. 

В этом храме, как гласила легенда, в нефритовой шкатулке храниться название порта, в котором сбудется хрустальная мечта всех его товарищей по цеху. 

Из этой мечты и родилась легенда, в которой говорилось, что только в этом порту, который предвидели древние, возможен расцвет талантов его товарищей, только, в нём торжествует справедливость, только, там возможна взаимовыручка и непредвзятое судейство, невзирая на чины и звания и количество лавровых венков, побывавших у тебя на голове. И каждый его товарищ засверкает как звезда, какой-то своей, присущей только ему гранью. 

Он прошёл горы и пустыни, пересёк моря и океану, замерзал в снегах и преодолевал ледяные торосы, собирая везде отрывочные сведения, что и привели его к подножью этой горы. Одежда его за время странствий превратилась в рубище, обуви давно не было, он был измождён до крайней степени, ноги его были разбиты и кровоточили, руки ослабели, глаза слезились. Он был настолько истощён, что практически мог пройти всего несколько шагов. У него не было воды, в своей холщовой сумке он смог найти, только, чёрствую корку хлеба, которую он начал сосать и жевать кровоточащими от цинги зубами. 

Он понимал, что ему нужно набраться сил и сконцентрировать их на этот последний рывок, собрать свою волю в кулак и решиться на него. Лохмотья, которые были на нём, не согревали его и та, минимальная энергия, которую он получал, грызя чёрствую корку хлеба, улетучивалась сквозь дыры в его лохмотьях. 

Нужно встать и идти, он стиснул кровоточащие зубы и собрав всю свою волю, 

встал и двинулся вверх. Он преодолевал скалу за скалой, срывался, не имея сил удержать себя руками, и катился вниз, получая новые раны и ушибы. 

В какой то момент, у него наступила полная апатия, он, как бы, со стороны посмотрел на себя и осознал, что он не дойдёт до храма, что этот Сизифов труд, который он сейчас делает, так и останется Сизифовым. 

Лёжа под очередной скалой, куда он скатился, он, вдруг, вспомнил о Данко, о герое, которого описал его товарищ по цеху, ещё, в прошлом веке. Данко вырвал своё сердце из груди и зажёг его, чтобы осветить своим товарищам дорогу вперёд.  

Он, всё это, увидал перед глазами так чётко, как будто это он вырвал своё сердце, и понял, что название порта для его товарищей по цеху, – это сердце Данко, 

освещающее им путь вперёд. 

Он встал и пошёл, и внутри него появился какой-то мощный источник силы, благодаря которому он преодолевал высокие скалы, глубокие провалы и трещины, скользкий ледник и сыпучие навалы, каменные мурены и оползни. 

Шатаясь от невыносимой усталости, он подошёл к храму, его вход был закрыт огромным круглым камнем, отодвинуть который он и мечтать не мог. Неужели годы страданий и лишений, перенесённая боль, отказ от всего, чем счастлив человек, разобьётся об этот бездушный камень, загораживающий вход в храм.  

Он почувствовал, как отчаяние схватило его своей холодной рукой за горло, и от этого он закричал и навалился всем телом на камень. Вдруг, он почувствовал, что камень поддался, совсем чуть-чуть, но поддался, и внизу образовалась маленькая щель, которой хватало, только, чтобы просунуть внутрь руку. Он лег и просунул руку внутрь и нащупал что-то квадратное и маленькое. Он взял этот квадратный предмет и вынул его. Это была нефритовая шкатулка. Как только он вынул руку, камень, обратно, стал на место, и сколько он не пытался, опять, его сдвинуть , эти попытки напоминали усилия мухи, пытавшейся сдвинуть паровоз. Вконец обессилев, он сел на землю и упершись спиной в каменную плиту храма, открыл шкатулку. Внутри находился маленький свиток папируса, на котором было начертано: 

«Литература» 

Конец. 

Как я пела в школьном хоре  

В третьем классе я страстно хотела научиться музыке. В тот год мы переехали в другой город, и я попала в класс, где несколько детей занимались в музыкальной школе. Они учились играть на пианино, на скрипке, таскали с собой нотные тетради в папочках со шнурками и разговаривали между собой на непонятном языке, недоступном простым смертным. Сольфеджио, гаммы, сонатина, адажио могу, аллегро не получается, педаль не работает – эти слова казались недоступными простым смертным. А как хотела хоть глазком увидеть пианино! У двоих учеников из нашего класса дома было пианино, и мне не верилось, что можно жить рядом с таким инструментом, не то, что играть на нем. 

Я прожужжала все уши родителям о музыкальной школе, и мама обещала узнать, как можно туда поступить, но посоветовала сначала расспросить в классе у тех, кто там уже учится. Надо сказать, что в то время я была очень стеснительной и первая ни с кем не заговаривала, в разговорах только отвечала на вопросы. Но, пересилив себя, подошла к девочке, звали ее Галя Кузнецова, и спросила, как поступают в музыкальную школу. Она сразу огорошила вопросом, есть ли у нас пианино, что без пианино делать нечего в музыкальной школе. В нашей семье, где мама экономила на каждом куске хлеба, а отец брался за любую работу вне своей основной, чтобы вылезти из ссуды, взятой на постройку дома, вопрос о пианино был бы не понят. И я похоронила свою мечту.  

Но однажды мой сосед по парте Гена Рашкован пришел в школу с каким-то футляром и все время таскал его собой, а когда садился, ставил рядом с партой. Оказалось, это скрипка. Мечта моя поступить в музыкальную школу вспыхнула заново. Я видела сны со скрипкой, я слышала дивные мелодии во сне, я сочиняла музыку во сне и не хотела просыпаться. 

Проснувшись, понимала, что это несбыточные сны; пока мои родители выплачивают ссуду, не стоит и мечтать о музыке. 

Фортуна повернулась ко мне лицом сама. В школе ввели обязательное хоровое пение. Каждую перемену нас выстраивали в коридоре у стены, и мы учились петь песни под баян дяди Саши. Дядя Саша жил один, ходил по городу со своим баяном и играл везде, где его просили. Какой – то очень умный человек сообразил пригласить его на работу в школу. Здание школы было из старых построек – огромный коридор-рекреация и классы, выходящие дверями в периметр коридора. Каждую большую перемену нас собирали по классам, выстраивали на скамеечках в конце коридора. Мы долго распевались, потом пели хором разные песни. Первой разучили народную песню – «Во поле береза стояла». Пели мы ее речитативом, вступая последовательно. Получалось очень красиво. Вторая песня пелась на два голоса: 

То березка, то рябина, куст ракиты над рекой  

Край родной, навек любимый, где найдешь еще такой…  

Выводили мы на два голоса, стараясь из всех сил. Не знаю, как другие, а я с нетерпением ждала большой перемены и с воодушевлением пела вместе со всеми. Я так старалась, что обратила своим старанием на себя внимание дяди Саши. Он несколько раз просил меня петь тише, потом поставил в задний ряд на последнюю скамеечку. 

Есть у меня такая черта характера – полностью влезать в любимое занятие. Надо ли говорить, что дома я только и говорила о хоре, пела гаммы на все лады, а, пропалывая грядки в огороде, громко распевала «То березу, то рябину», и «Во поле береза стояла». Папа мой не выдержал, достал откуда-то с полатей гармонь. И я с удивлением узнала, что он был когда-то первым парнем на деревне – гармонистом. Он нам рассказывал, как боролся и побеждал на сабантуях, но про гармонь ни слова. К великому огорчению его и моему тоже гармонь совсем рассохлась, и извлечь из неё какие-то мало – мальские музыкальные звуки было невозможно. Видя, как расстроился отец, я пообещала купить ему гармонь. Я и купила ему ее с первой зарплаты, через четырнадцать лет, но он тогда был уже полупарализован, и только гладил гармонь и растягивал ее здоровой рукой. 

Это было лирическое отступление в будущее. 

Но гармонь не фурычила сейчас и здесь! Я готова была заплакать, тогда мама пообещала выкроить деньги на музыкальную школу, но в будущем году. А пока я продолжала ходить на хоровые занятия и удивлялась своим одноклассникам, под любым поводом сбегающих с этих занятий. Песен мы стали петь больше, пели в основном известные песни, которые часто звучали по радио. Особенно мне нравилась песня про Орленка. Я так и представляла гордую, птицу, раненную пулей, и слезы наворачивались у меня на глазах: 

« Орленок, орленок, взлети выше солнца 

И степи с высот огляди 

Навеки умолкли веселые хлопцы 

В живых я остался один…»  

А еще мы пели раздольную песню про Щорса:  

«Шел отряд по берегу, шел издалека 

Шел под красным знаменем командир полка 

Эххх, командир полка».  

Дядя Саша становился все строже и строже, разделил нас по голосам. Сначала, как обладательницу звонкого и громкого голоса он поставил меня в первые голоса, потом переставил во вторые. Когда я стала громко перевирать всю вторую партию и сбивать вторые голоса, он переставил меня обратно и попросил петь тише. Все эти перестановки нисколько не обижали, я так и продолжала одной из первых в переменку занимать свое место на скамеечке в заднем ряду. Думаю, дядя Саша с удовольствием исключил бы меня из состава хора, но что он мог поделать, наталкиваясь на горящие от восторга глаза маленькой девочки. 

Репертуар хора значительно расширился, и однажды наш руководитель объявил, что хор будет выступать на городском смотре художественной самодеятельности. И предупредил, что для чистоты исполнения он прослушает всех поодиночке и точно распределит по голосам, даже поставит оценки за пение. На прослушивание весь коридор заполнили старшеклассники, и нам впервые пришлось петь перед зрителями. Дядя Саша (как только у него терпения хватило!) вызывал всех по очереди, заставлял пропеть под баян или без сопровождения по куплету из любой хоровой песни и всем ставил оценки. Сказано было, что дети, получившие тройку, будут освобождены от хора. Ну, конечно вы догадываетесь, как пытались спеть мальчики, которых порядком утомляло неподвижное стояние. Но дядя Саша строго и справедливо сортировал всех по музыкальному слуху. Троечников было немного, около десяти на два класса. Дошла очередь и до меня. Я смело и независимо пропела один куплет из одной песни, потом из другой. Я пропела ему все песни. Руководитель долго – долго думал, смотрел на меня, потом выдавил, 

-Не могу ничего поделать, но поставлю тройку с двумя минусами. 

-А в хор ходить можно? 

Дружный смех счастливых троечников прервался звонком на урок. 

Жили мы на окраине, отделенной от города большим полем. Все новости разносились там со скоростью света. Пока я дошла до дома, на улице уже знали, что круглая отличница получила тройку с двумя минусами и даже петь не умеет. Помню, что задело это только моего отца, мама внешне осталась равнодушной. Я перенесла это хладнокровно и отстраненно, знала, что буду ходить в хор в любом случае.  

Дядя Саша был сильно удивлен моим появлением на своем певческом месте, махнул рукой и ничего не сказал. Он поставил рядом со мной нашу лучшую певунью из первого ряда и строго-настрого наказал мне не петь громче моей соседки. 

Вот и все.Конец первой серии.