|
|
Под условья задачи
Подгоняя случайный итог,
Повяжу тебе, значит,
Оренбургский пуховый платок…
Не вокзал, не больница,
Не казённые сны и вокзал,
Чтобы мать, а не птица,
Чтобы обнял и тихо сказал:
За коня и полцарства -
Не представить, и сказка не в том,
Чтобы хроники Марса
Оживали в пространстве густом,
И летел истребитель,
Истребляя красиво вокруг,
Чтобы сцена и зритель
В замирании плещущих рук.
Всё прошло – незадача.
А задача была – не была,
Чтоб спасти тебя, значит,
Как сама ты спастись не смогла,
Чтобы Зыкина пела,
Будто воду последнюю пьёт.
В том-то, вроде, и дело:
Так никто никогда не споёт.
Я на своей машине поеду
В даль, в ночь и в грозу.
Жизнь истрачу. Только победу
Хоть на себе привезу.
Есть ли в том смысл. Победу. Что же
Я, что же тебе принёс?
Это на счастье моё не похоже,
По дороге во сне Христос.
Всё же ждала. И – здравствуй, милая.
Всё глаза мне во сне твои.
Как целовала ты, говорила
О весне любви.
О весне, о, малость моя, об осени,
Всё моё ты, выше меня и здесь.
Белый свет в бесконечно глубоком озере
И вовеки и присно весь.
Я – тварь творящая... Сотворена Творцом под занавес… Удачен ли прыжок… концы конечностей, в конце – лицо, наверно в нервах духом плоть прижёг. Ира Арт – “Я – тварь” * * * Ты – тварь дрожащая, иль всё-таки праваИмеешь быть? – Вопрос стоит столбом,Сползает крыша, пухнет голова,В конце концов, конечно, в стенку лбом.Шесть пик заказ. А это Сталинград.Играй с листа, крутись-вертись ужом.Вистующий пять взяток взял подряд,Гора растёт, долг красен платежом.Мизер, десятерик – цена одна,Расклада наперёд не угадать,За прикуп подковёрная война,А шулеры кудесникам подстать.Колдуют, ворожат творцы колод,Семь пядей пусть во лбу, но будешь бит.Подменой перекроет кислородУлыбчивый, приветливый бандит.Ходы исповедимы только им,А ты хоть расшибись – конец один,На пьедестале места нет двоим,И клином вышибает время клинВ твоей груди кувалдой наугад.Надежда греет утлым камельком.И спросится Петром у вечных врат:Ты тварь дрожащая, иль есть сомненья в том?
Мне нравится осень за онемелость,
за верность немодной холодной морали.
Озябшими фибрами праздную зрелость
позерства души, ухарства без правил.
И с тем как безумный отчаянный камень
стою на отшибе и впредь коченею,
с опаской борюсь за надменное с нами –
взрываюсь губами, душой пламенею.
Накинув тихонько на плечи сонливость,
подставлю себя под голодные листья.
Не веря и веря в наследную милость
бессрочно отозванных тайной неистовой.
Мне нравится осень за обольщение
замершими лужами хрустящею радостью.
И эти повторы сродни самомнению
художника блудного, любовника страстного.
И пусть впереди морозы, не лето.
Один на отшибе как узнанный пленник
я в осени томной, затасканной где-то,
вскрываю пробелы, аборигенюсь.
Поиграем хрустальным сердцем:
подтолкнуть-подхватить, смеясь.
А упустим – не разлететься,
не разбиться ему о грязь.
Настоящая откровенность,
совершенное естество.
Невлюбившаяся неверность
для Нетой и для Нетого.
Тюнингованная природа
плюс девайсы из шоп-интим.
Этим камешком с огорода
всё разрушим и победим.
Велика история мира!
Вспоминает теперь она
гибель Рима, победу Пирра
и в пороках отсутствие дна.
Разливает туман
молоко по безмолвному саду,
скрыв надолго дома…
И... не спится, тихонько пройдусь...
Низко тучи плывут,
спелым яблоком пахнет прохлада…
И вербены роняют в траву
сладко-пряную грусть...
Мы вдвоем с тишиной
побредём в колыхании млечном
по тропинкам знакомым,
деревьям читая стихи...
...Сердцем вижу окно:
в ночь распахнуто... в муке извечной
там рождаются строки –
изысканны, свЕжи, легки...
К исходу сентября,
такое дело, –
прививку от себя
тебе я сделал.
Потемнев лицом,
листвой опала,
змейкою, кольцом
и как попало…
Венами ветвей
берез набрякла,
сдавшись без затей,
пошла обратно
в зиму, и сама,
как сон, как морок,
как сама зима
в мороз под сорок…
Где-то в октябре,
окстясь, очнулся,
выдохнул амбре,
сказал – шучу я…
…била по щекам
и целовала,
утащил к чертям
до сеновала.
Осень ли, зима…
Какое дело,
если ты цвела,
текла и млела!
Сладкая беда
неверным женам -
на душе всегда
весна прощенным…
На чистый лист,
легли – такие строчки,
которым нет ни меры, ни цены:
"Я, мама, жив, служу в учебной точке.
Здесь, мама, мировые – мировые пацаны".
Читала, мама.
И беззвучно плакала,
не веря в милосердие войны.
Лист тяжелел – на буквы слёзы капали.
А в Грозном шапки – шапки сняли пацаны.
1998 г.
В окаянстве своём замирая у края любви
не решаемся нет никогда на любовь и цветенье
умираем от лёгких ожогов и жизни волненье
принимаем за ложь у иконы тихонько живи
завтра доброе добрая добрый придёт и спасёт
и расскажет что надо-то было при жизни немного:
бесприютную душу теплом незаметно потрогать
птица вольная в клетке отмается как отцветёт…
Разве рябина утешит утишит поймёт
алым зальётся осыплется буро-зелёным
частная боль незамеченной в землю сойдёт
что ты поплачь станет легче наверное кто нам
выпишет нужных микстур и продлит синеву
золото зелень и память на вечность умножит
разве рябина роняя кровинки в траву
снова поможет…
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...310... ...320... ...330... ...340... 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 ...360... ...370... ...380... ...390... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|