|
|
Gumergik –
На поэтический конкурс журнала «Арифис» «Улыбка Джоконды»
Алексей Кебадзе, «Пьеро»
В руке дрожит гусиное перо… А может быть, античное стило… Так впечатленье ярко от «Пьеро», оно меня от яви отвлекло.
Я вижу в полусумраке веков отчаянье бродячего актера – в толпе зевак, усталых стариков, рабочих, проституток, сутенеров…
И я средь них тот слушал монолог об участи любви неразделенной: слезливый стиль и романтичный слог – так представлялся в старину влюбленный.
Пьеро читал свой страстный мадригал, но публика внимала равнодушно, один смеялся, а другой икал, и было, в самом деле, малость скучно.
Тут вышел новый клоун с носом алым и бил нещадно жалкого Пьеро, а публика глумливо гоготала… И падало из рук моих перо.
Сверкали сны в бесплотном теле,
Горячий воздух говорил.
Он говорил, как в том апреле
Нас поднимали из могил,
К любимым снова возвращали,
К надёжной службе и друзьям,
И все посмертные печали
Научно удаляли нам.
Нам уделяли хлеб и воду,
И уваженье и любовь,
Однако, не прошло и года,
У нас опять свернулась кровь.
Мы уходили понемногу,
И в прессе шум не поднялся.
Сказали разве: "Слава Богу,
Эксперимент не удался".
Принарядили, проводили
И распылили в пустоте,
Чтоб те, которые в могиле,
Могли сказать: «они – не те».
А мы – летели как летели.
И знали, что наступит час,
Когда без слов, на самом деле
Из пустоты поднимут нас.
Скажу – не поверят. Зачем
Мне это рассказывать всем?
Как что-то горело, цвело
И жизнь изменить мне могло.
Какая-то тонкая нить,
Прикосновенье одно.
Какая-то горе-тоска,
Какие-то хлеб и вино...
Нет смысла о том говорить.
А я, я по-прежнему жив.
И ты рядом со мной.
Октябрьский дождь некрасив.
Пора возвращаться домой.
Чтоб лист золотой летел,
Прячешь ты слёзы свои,
Чтоб ангел пел в высоте
Об осени и любви.
Gumergik –
На поэтический конкурс журнала «Арифис» «Улыбка Джоконды»
NinaArt «Из окна»
Мне NinaArt понравилась картина,
я этот город видел «из окна».
В ее мазках, похожих на лепнину –
размытость сна…
Все бросить: дом, семью, страну покинуть,
куда глаза... уехать «за бугор»
в ночной Париж. И там войти в картину,
тихонько наблюдая из-за штор
за улицей, движеньем силуэтов
под бременем заботы и мечты,
слоняться средь прохожих и поэтов
и старомодно покупать цветы.
Мне NinaArt понравилась картина,
жил тайный город-призрак в синих снах.
Я узнавал и, взглядом вновь окинув,
стихи писах…
Ты разрешила – напиши…
Я написал, а ты не пишешь,
какие-то сомненья ищешь
в живом мерцании души.
Ты попросила – напиши.
Я написал, и в чём же дело?
Или душа, измучив тело,
себе сказала – не дыши?!
Ты так сказала – напиши.
Я написал, и вот расплата –
душа изъята и распята,
и сломаны карандаши.
Ты согласилась – напиши.
Ты снизошла до этой воли,
оставив мне ответной боли,
превысившей объем души.
Ты улыбнулась – напиши.
Ты обожгла меня надеждой,
как раньше, чистой и безгрешной.
Ты ей остаться разреши!
Ты возмутилась – напиши!
Глаза сужая от волненья,
красива до ошеломленья.
О, ты волненье не туши!
Ты отмахнулась, – напиши.
Ты так сказала, и забыла,
и ночь нахлынула, завыла
и разорвала ткань души!
Ты уступила – напиши!
Я написал, а ты забыла.
Как сердце досками забила,
к себе дорогу сокрушив.
Ты подразнила – напиши.
Я написал. Да что тут делать?
Не голым же от боли бегать,
когда бы бегал, дни прошли.
Живи, родная, не тужи.
Что изменилось? Ничего же…
Но никогда, – ты слышишь, больше
не говори мне – напиши!..
Друг Василий, что же ты,
Друг Василий, как же ты,
Ты зачем в бутылку ставишь
Эти странные цветы?
Вечером светло, как днём,
Бедный сад в окне твоём,
Рядом с белыми цветами
Что-то кислое мы пьём.
Что-то кислое мы пьём,
Что-то пьяное поём.
Ты окно свое открой,
Чтобы в комнате сырой
Рядом с этими цветами
Было место нам с тобой,
Чтобы с пьяными глазами,
C трезвой головой.
****
Я медленно уйду по солнечной галерее наверх
под тонкой тенью цветущего винограда,
сквозь угасающий мягкий блеск
уже перевернутого
ада.
Я забуду ощущения прежней жизни –
взамен
на почти обезболенные чувства,
и я оставлю сладкий плен
болезненного безрассудства.
Я перестану
слышать
плоский гул
толпы запутаного перекрестка
под напряженный
скрежет
сжатых
скул
стыдом измученногo подростка.
Распадётся крепкая цепь причин
у горы, парящей
над опрокинутым
небосводом,
невидимый мир смиренно молчит
в ожидании –
у открытого
входа.
2008
Я родился в осеннюю ночь листопада,
Под тяжелой звездой с покрасневшим лицом –
Не разлили вина, не свершили обряда,
Чтоб горячая кровь не застыла свинцом.
Золотые лучи раскаленной планеты
Замерзали в прожилках невинной руки,
Оседали на сердце больные приметы,
На лице – ожидание ранней тоски.
Каждый вздох обжигал непрерывным потоком
Странных звуков и слов из чужого угла.
Тяжесть медленной боли, укрытой пороком,
Разрывала младенческий крик догола.
Почерневшая музыка внешнего мира
Проникала под кожу неслышной иглой.
В тесноте и чаду коммунальной квартиры
Покрывалось дыханье прозрачной золой.
В застекленной веранде холодного дома
Провисали изгибы закрытой судьбы,
Ощущение страсти еще незнакомой
И тупое томление вечной борьбы.
2005
Усталые руки деревьев вздымаются к небу,
подобно разрушенным трубам заброшенных фабрик.
Усталые особи требуют зрелищ и хлеба,
и в лунном сияньи над городом шумным на швабре,
хмельная от злого восторга, летит Маргарита.
Дешевую швабру с привычным клеймом "Made in China"
служанка Наташа купила в «Товарах для быта»,
за чем-то туда заскочив совершенно случайно.
Тарифы полетов обычны. Внизу по-пластунски
виляют машины и скопище шляпок и кепок…
И в Доме Драмлита, поужинав, критик Латунский,
храпит безмятежно. И сон его сладок и крепок.
В Москве все стабильно и тихо по-прежнему. Кротко
возносятся к небу, безмолвны, – слова не созрели-
усталые руки деревьев. Нагая красотка
летает на швабре для жаждущих хлеба и зрелищ.
***
По папирусу ползает вирус
И мечтает: "Попасть бы на клирос"
-Я бы пел от души
Как шумят камыши.
Я на буквах рифмованных вырос.
***
У бактерии как-то спросили
- Где вы шляпку такую купили?
- Я ходила в Пассаж
И купила трельяж,
А к трельяжам там шляпки дарили.
***
Говорила бульдогу амёба
- Я люблю Вас, поверьте, до гроба!
Через месяц потом
Изменила с котом.
- Ах, бульдог был такой узколобый...
***
Инфузорию взяли с поличным,
Дело было весьма необычным.
Осудили потом
За разврат с сапогом.
Очень ей не везло в жизни личной.
***
Разделилась амёба на клетки,
Получились прелестные детки.
Ну, а мамочки нет,
Не найти даже след.
Да, сироты сегодня нередки.
***
Как-то группа бактериофагов
Шла в разведку по склону оврага
Повстречался им хорь,
Был он принят за хворь.
И забила беднягу ватага.
***
Приходила инфекция к Лёне,
Лёня жил в удалённом районе.
И лечился он так:
Самогон и коньяк.
Утонула болезнь в самогоне.
***
Патогенный грибок гениталий
Поселился на юге Италии
И теперь мафиози
Почившие в бозе
Спят спокойно, но без гениталий.
***
Раз холерным мужьям-вибрионам
Изменили холерные жёны.
И, оставшись одни,
Всё ругались они
- Шоб холера им в спину в наклоне!
***
В жизни Helicobacter pylori
Не хватало к обеду калорий.
Поселились в желудке
У пьяницы-утки,
Там вина было целое море.
***
Жили-были однажды микробы,
Вызывали они не хворобу,
Будоражили кровь
И кипела любовь.
Ты ещё не болел? Так попробуй!
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...310... ...320... ...330... ...340... ...350... 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 ...370... ...380... ...390... ...400... ...450... ...500... ...550... ...600... ...650... ...700... ...750... ...800... ...850...
|