|
|
На рубеже веков, меняя слог,
История диктует эпиграммы.
Сарказм велик, безжалостен, жесток.
И режут смысл частушечные гаммы.
Всё высмеять, толпою в постмодерн.
Амбре для чувств – фекалии искусства.
Но где-то там уже сбирает терн
Тот новый бог, что улыбнётся грустно.
Смотря на наши бренные дела,
Подправит мягко, не меняя сути,
Окажется, что сажа та бела.
А постмодерн? Он только лужа ртути.
" – Горе – это процесс"
из фильма "analize that"
…стихи пишутся или записываются?..
стада пасутся или запасаются?..
от стыда как спасаются?..
что-то пишут?..
или несут?
чепуху?..
или гордо поднятую голову?..
если всё-таки будет суд
он поделит имущество поровну?
имущество всегда делится пополам,
а вот состояние – более причудливым образом.
для вычислений
некоторые даже пользуются компасом,
имея, на всякий случай,
в кармане секстант…
вы сказали «секс», ma tante?..
но ведь он-то и был
причиной сегодняшнего процесса…
судебного?..
или превращения вполне заурядного интереса
в заинтересованность, влюблённость,
а там и в любовь-страсть…
какое всё это имеет отношение
к заслуженной старости?..
или к маразму,
в который все мы собираемся впасть…
что нам тогда останется?..
смертью храбрых,
но чокнутых пасть?..
или всё же стада изобильные смирно пасти,
запасая провизию на зиму,
чтобы жизни спасти
от напасти
себя потерявшего разума,
от которого только и ждать,
что стихов неразборчивых записи…
…при посредстве азота и времени закиси
они могут историей стать.
Происходит то, что не ждали сами.
Эта тварь упирается в дно рогами
И везде выключает свет.
И обратной дороги нет – и что же:
Как тебя звали? Андрей? Серёжа?
Но обратной дороги нет.
Надевая мысленный полушубок,
Ты идешь во тьму, и уже – без шуток
Обреченность лицо сожмёт.
Позвони, быть может, тебя услышат.
Но во что звонить? И шаги всё тише.
Ты растаял, упал и вот –
Всё не так уж плохо на самом деле,
Безголосые птицы опять взлетели.
И повсюду лежащий свет.
Подойди к нему, зачерпни в ладони:
Это отчий дом, это мир твой – вспомни.
(И обратной дороги нет.)
Пыль на лампе,
пыль на стуле,
паутины
на углах –
вдруг прозрел я,
словно пуля
просвистела
впопыхах.
В чём же дело,
в чём загадка?
Чтобы ясно
стало вам:
мне сосед
принёс тетрадку,
в ней слова:
«шерше ля фам».
Вспоминается
автобус
полуполный.
В нём стоишь
ты,
твой незнакомый образ,
и тебя
не разглядишь.
По пути!
Я слов не знаю,
но слетает
ересь с губ.
Я свиданье
назначаю,
и должно быть,
вид мой глуп.
Послезавтра,
в восемь тридцать
возле дома
тридцать пять
что-то будет,
совершится,
если встретимся
опять.
То, что будет –
это тайна
и приятней
тайны нет,
ведь тетрадку
не случайно
мне принёс
вчера сосед.
В Новый год я буду смелым,
Сам к Алёнке поспешу,
И девчонку-королеву
Я на танец приглашу.
Только как её узнать-то?
Все в костюмах, маскарад –
Маски, шляпы, перья, платья…
Балу я уже не рад.
Вот и музыка, и танцы,
Только я совсем раскис.
Всем стараюсь улыбаться,
Тянет в круг меня Маркиз.
Я пытался увернуться,
Мне сейчас не до него,
Но Маркиз вдруг улыбнулся
Так знакомо и тепло.
У него усы и шляпа,
Добрых глаз голубизна…
Ах, какой же я растяпа,
Что Алёнку не узнал!
Моя нерождённая мать,
Как сложно сейчас умирать.
Как сложно одеться и выйти
На улицы сонной столицы.
Отец мой, пропащий, пропавший,
Когда-то внезапно уставший,
Носил ты меня на руках,
А руки текли в облаках.
И жизнь как будто вчера
Движенье свое начала.
Сажусь я в пустой вагон –
Уже переполнен он.
И в каждом движеньи лица
Я вижу и мать и отца,
Я вижу всё то, что ещё
На руки мои не сошло.
Моя нерождённая дочь,
Ты можешь, ты можешь помочь
Себя пересилить – и выйти
На улицы сонной столицы…
* * *
…над застынувшим лесом проплыла звезда ослепительной яркости…
мы смотрели на лес, на звезду: не ломил от нее жар – костей…
не ловил я звезду в потаённые сети из снов и словесности…
древесина основ задымилась, но ветер небесный стих…
но стихов не писал я сжимая озябшими пальцами стилусы…
я стоял и смотрел на звезду, что сияла с неистовой силою,
освещая и лес, и меня, и народ мой слепой и доверчивый
он поверил и в лес, и в звезду, и в судьбу свою…
…и теперь чего?..
………………
У меня лежат ботинки в царстве золотом,
А рубашка – к небу рукавами.
Я не знаю, где я был и буду я потом.
Знаете ль вы сами?
Вот погонишься за бабочкой и плачешь на бегу,
Что-то страшное в глазах мелькает.
Вот когда-то стану стареньким и рассказать смогу...
Лето умирает.
А сегодня прыг да прыг, да ручкой: чик-чирик.
Ангела я видел за сараем.
Ваш билет, – сказал и улыбнулся проводник.
Где билет? Не знаю.
Положи под язык таблетку – ну что, горчит?
Это всё твоё детство, твой норов, твой скверный нрав.
А ведь помнишь беседку, соседа, что жить учил,
Он пропал в том году, ты знаешь, он был неправ.
Наливал он стакан самогона и пил на вдох.
И с напёрсток тебе оставлял: смотри, сынок:
Ты бы знал эту жизнь, ах, если бы я не сдох,
Я б тебя научил, я б таким поделиться мог.
Во дворе собака скулит, надвигается дождь.
Телевизор показывает всякую дребедень.
Спит в лесу сосед, прорастает цветами ложь.
Там где ноги – ручей, головы вместо – свежий пень.
Эта злая тоска и неверие в хэппи энд.
Недопитый стакан (ты всегда его оставлял).
Пляшет мёртвый сосед. Занимается новый день.
Ты кладешь под язык таблетку. Виски болят.
Скрип полозьев режет стужу,
ночь январская снаружи,
жар струится от камина,
бьют часы тревожно, длинно.
Шепот зеркало туманит,
острый край ладони ранит.
"Вышел немец из тумана,
вынул ножик из кармана..." –
детский смех плеснул и замер.
Страшно. Ночь прижалась к раме.
Отсвет в зеркале багровый.
Блюдце. Свечи. Все готово.
«Ты взяла кольцо у мамы?» –
слышен шепот. Свет упрямый
пробивается под дверью.
Но и он погас. Поверив
в тайну старого гаданья,
замирают в ожиданьи
перед зеркалом девчонки.
«Видишь?» -" Нет, а ты?.." Из тонкой
глубины зеркальной, – легче
самых легких снов, – на свечи
словно глянул кто-то быстро.
«Ой, ты видишь?!...» – Яркой искрой –
промелькнуло, пламя тронув,
раздробив огня корону,
и кольцо в безумном вальсе
заметалось на фаянсе.
В зазеркалье полутемном
тяжело плеснули волны;
шевельнулась занавеска,
маятник качнулся веско,
словно знак подав кому-то;
звякнув, выпала минута,
связь Времен переиначив;
все отчетливей, все ярче
проступает через тени
Иномирье, Иноземье...
«Страшно?» – «Не-а...» И в мгновенье,
подхватив свечу в паденьи, –
прочь из комнаты гадальной
от Мороки зазеркальной, –
засверкали только пятки!...
Рождество. Крещенье. Святки.
До какой-то там до поры
Опустели свадебные дворы.
Отвернулась бабка на лавке:
Будто бы ищет булавку.
Даже собака большая, лохматая
Делает как-то презрительно лапою.
Что не так?
Это просто пустяк.
Мне ли расстраиваться из-за собак?
А настанет, настала пора:
Я ушел из родного двора.
Я иду, оставляя следы,
Мимо радости, мимо беды.
А на лавке старуха плачет:
Не нашла, что искала, значит.
Я не я.
И жизнь не моя.
Опустели чужие края.
Я – наркоман тебя,
я – алкоголик страсти,
я говорю дыханью рая – Здрасьте!
В холмах любви плутал бы до утра,
да ты волнуешься – Пора...
Ко мне, да от меня
твой путь один и тот же...
Уходишь, я тобой любуюсь лёжа,-
Была б всегда,
но слово вора,
что фарт появится нескоро.
Я – наркоман тоски.
Я — алкоголик боли.
Я соусом беды
в тарелке счастья полит.
Сбежал я резво б с этого стола,
но бдит Христос,
когда уснёт Аллах.
Я – на игле любви
поддет, введён и выжат,
я две цитаты из любовных книжек:
«Она была...», – вот первая, за ней
спешит вторая –
«Минуло шесть дней».
Я бывшее твоё
из будущего, – где же?
Прости, но я всегда
там,
под твоей одеждой,
от сердца в волоске
вибрирую в тоске.
Я – наркоман судьбы,
в которой
мы бы – вместе,
Я – алкоголик слов,
синонимов к невесте.
Но дальше только ветер в интересе...
Твоих – Пока!
съезжаются врачи
лечить меня,
лечить,
лечить,
лечить...
Леденеют пальцы. Холод страшно-лютый.
Разве кто заметит – бодро тает снег?..
В бездну обещаний брошены минуты –
В нереально обреченном сне.
Опустивши взгляд, не ждать прямых вопросов:
Некому задать, их некому решить,
Как согреть в ладошке игл блестящих россыпь,
Льду доверить искренность души...
26.12.2006
Напиши мне что-нибудь простое,
Что-нибудь беспечно-голубое:
Голубые птицы на закате,
Голубое ситцевое платье,
Голубое море, словно скатерть,
Голубой качающийся катер,
Голубую лунную дорогу,
Чтоб идти по ней хотелось долго,
Хоть всю жизнь, без горя и без скуки,
Лишь бы не разъединялись руки.
Напиши мне что-нибудь простое
Звёздными аккордами покоя.
Чтоб струились волны светотени
Голубыми гроздьями сирени.
И, часами глядя на картину,
Будто сном забудусь и застыну.
. . . . . . . . . . . .
Но звучит назойливо сквозь стену
Музыка мятежного Шопена.
В застывших каплях ,
схваченных морозом,
играет солнца тающего свет,
и листья на корню увядшей розы
усыпал иней... Огненный букет
багровых ягод сберегла рябина,
последний жёлтый лист дрожит, как флаг.
Над озером тумана пелерина
наметила воздушный саркофаг...
Травы поникли пряди, цвета хаки,
но всё-таки она ещё живёт,
и птичий полонез в осеннем парке
звучит, перебирая чётки нот...
Ветрами лес до косточек обглодан,
по небу бродит стадо зябких туч –
но холодам противится природа
и жадно ловит каждый тёплый луч...
Расцвела над лесом
полная луна,
поднятая бесом,
как бокал вина.
Вновь хандра и скука
в сердце залетят.
Умер день без звука,
выпив звездный яд.
Лягут черным крепом
тени на погост.
Выползет из склепа,
встанет в полный рост
граф Никита Страхов,
вспомнивший о том,
что повенчан с плахой
ржавым топором.
Эх, тоска без края –
темная вода.
На ветру растают
кости без следа…
Мачо полуночный,
похотлив и груб,
на девицу вскочит
старенький инкуб.
И прильнет, бродяга,
к девственной груди…
Пусть поспит, бедняга,
Ш-ш-ш… не разбуди…
В полночь соберутся
ведьмы на шабаш.
Выпьют, подерутся…
вроде бы кураж…
Но вино не смоет
древнюю вину,
И к утру завоют
ведьмы на Луну.
Ночь – первооснова
бреда и стиха.
Засияет слово
в пламени греха.
И в своей каморке,
среди звезд и лет,
бредит о девчонке
пожилой поэт…
Я хочу умереть, улететь в облака,
И парить в небесах, как пушинка, легка...
Я хочу, чтобы Бог дал мне силы уйти,
Чтоб никто не держал, не стоял на пути.
Я хочу потерять свою душу в огне,
Чтоб не вспомнил никто никогда обо мне,
Я хочу разорваться и больше не ждать
Никаких новых слов и попыток солгать.
Я теряюсь во тьме перепутанных снов.
Если выбрать любимую ты не готов,
Отпусти на тот свет, где я буду своя,
Захлестнула бессильная злость за края.
Но к тебе не питаю я ревности злой,
Если счастье своё ты находишь с другой,
Я тебе не судья, а кто ты мне – решай,
Но не лги мне и в ревности не обвиняй.
Я, поверь, только счастья хочу для тебя,
Я, годами на сердце удары копя,
Никому не отдам тайной мягкости тьмы,
Всю любовь отдавая надежде взаймы.
Не вернёшь мои чувства обратно сполна,
Так зачем я вообще тебе в жизни нужна?
Я хочу умереть, безошибочный шаг...
Ты уже понимаешь, что что-то не так...
Я хочу всё вернуть и судьбу изменить,
Разве можно полжизни мгновенно забыть?
Но ты сможешь меня с моей болью стереть,
Ну а я... захочу одного – умереть!
* * *
Вот и всё, и пора собираться
И, ломая убогий уют,
Выпить горечь последних минут
И тревожной дороге отдаться,
За усталым оставив плечом
Чёрный юмор осанистых хватов,
Лучше пить, чем искать виноватых,
Лучше петь, чем креститься бичом.
На безрыбье и рак судаком,
И петух соловьём на бесптичье,
Но, меняя, как тряпки, обличья,
Остаётся дурак дураком.
Вот по склону фигурка ползёт
К перевалу, всё выше и выше,
С каждым шагом всё тише и тише...
И гадать лишь: дойдёт – не дойдёт?
Полумкрак.
На окнах стылых
Свет продрогших фонарей
Сквозь порошу.
Очень мило:
В зиму – осень на дворе.
Где позёмка полоскала –
Лужи, купинки травы...
Ветра ледяное жало...
Нерастерзанная высь
Из нависших туч плакучих.
Вечер дождь дробил асфальт.
Котикам прогретым скучно:
Обманулись – на фальстарт...
Снежный сон закончен рано.
Одеялу скоро пасть...
В полумкраке образ рваный
Тайную имеет власть...
04.01.2007
В мерцающей рубахе
Спустилась с неба ночь
И робко, будто в страхе,
От нас бежала прочь.
Батистовые складки
Оставшейся тиши
Легли в простом порядке,
Неслышно для души.
В свой ореол блестящий
Оделся лунный лик,
И лучик серебрящий
В окно моё проник...
Укрылась медным звоном
Заманчивая тьма,
Прохлада выше тоном
Разлилась у окна.
И сладким сном укрыты
Дворы больших столиц,
Амброзией облиты
Черты их пыльных лиц.
В такую ночь не спится,
Чего ещё желать?!
Спи, гордая столица,
Моя вторая мать!
Страницы: 1... ...50... ...100... ...150... ...200... ...250... ...300... ...340... ...350... ...360... ...370... ...380... 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 ...400... ...410... ...420... ...430...
|